Г. ПРОСТАКОВЪ и Г. ЛЬСТЕЦОВЪ.
(Они входятъ на Театръ съ разныхъ сторон ѣ; первый въ черномъ платьи, а второй въ желтомъ и довольно ужег поношеномъ. )
Г. Льстецовъ.
А, здравстуйте, милостивый Государь.
Г. Простаковъ.
Здравстуйте, сударь, здравствуйте.
Г. Льстецовъ.
Я васъ никогда не видывалъ столь прелестнымъ, столь прекраснымъ и столь привлекательнымъ, какъ въ этомъ черномъ платьѣ.
Г. Простаковъ.
Я очень этому вѣрю, Государь мой. Я цѣлое утро провелъ въ своихъ уборахъ: цѣлая толпа людей все свое знаніе истощили, чтобъ убрать меня во вкусѣ.
Г. Льстецовъ.
Признаться, милостивый Государь, что у васъ прекрасной видѣ; да выжь придаете къ оному еще и Королевскую осанку.
Г. Простаковъ.
Не уже ли вы это находите, Государь мой, находите?
Г. Льстецовъ.
Съ нѣкотораго времени вашъ привлекательный видѣ еще болѣе увеличивается.
Г. Простаковъ.
Послѣ смерти дяди моего, признаться, мнѣ ужь обѣ этомъ не одинъ разъ говорили.
Г. Льстецов.
Я очень этому вѣрю, милостивый Государь. Смерть дядюшки вашего даетъ вамъ видъ... видъ... видъ совершенно отмѣнный... видъ лестный.... и -- богатаго наслѣдника... О! этотъ-то видъ только и можно назвать важнымъ: онъ на всѣхъ дѣлаетъ почтительное впечатленіе.
Г. Простаков ѣ.
О! я съ вами въ этомъ согласенъ.
Г. Льстецовъ.
Такого человѣка, какъ вы" совершенно не льзя обмануть.
Г. Простаков ѣ.
Да я могу сказать, что надобно быть чрезвычайно тонкому плуту, чтобъ обмануть меня.
Г. Льстецовъ.
Всѣ знаютъ, милостивый Государь, что лестію въ домъ вашъ нельзя взойтить. Вы чрезвычайно любезны. Надобно быть глупцу, чтобы любить Льстецовъ, и слушать ихъ низкія похвалы.
Г. Простаковъ.
Хе! хе! хе! Мнѣ ужь давно твердили, что я пріятенъ. Но, по совѣсти, какъ я вамъ кажусь?
Г. Льстецовъ.
Мнѣ, милостивый Государь бы мнѣ кажетесь... естьли позволите сказать правду -- вы мнѣ кажетесь, во всѣхъ отношеніяхъ... какъ Фениксъ между птицами.
Г. Простаковъ.
Но.... но ... О, естьли бы могло это быть! Но посмотримъ!... да чемъ же?
Г. Льстецовъ.
Чемъ же?.. Прекрасными и любезными качествами, какія вы имѣете.
Г. Простяковъ.
Качествами!... О, такъ я ихъ имѣю!... На примѣрѣ я здоровъ.
Г. Льстецовъ.
Вы считаете ваше здоровье между вашими качествами... По справедливости можно сказать, что это совершенно не общее съ людьми.
Г. Простяковъ.
Я ѣмъ всегда съ великимъ аппетитомъ.
Г. Льстецамъ.
Вы также свой и аппетитъ поставляете съ качествами?-- только остерегайтесь, чтобы онъ не былъ растроенъ невареніемъ желудка.
Г. Простяковъ.
Я удивительно сплю.
Г. Льстецовъ.
Вотъ уже и три; по это конечно происходитъ отъ вашаго добраго расположенія.
Г. Простаков ѣ.
Отъ моего расположенія! о нѣтъ, нѣтъ -- въ этомъ никогда не уличатъ меня. Сказать правду, я не слишкомъ привязанъ къ этому расположенію; да и въ другихъ оно мнѣ не нравится.
Г. Льстецовъ.
А! я понимаю теперь, что это такое ~ этотъ важной и великой умъ не любитъ увеселяться пустяками.
Г. Простаковъ.
Совсѣмъ нѣтъ, совсѣмъ нѣтъ: это не то -- я люблю повеселиться какъ и другой... Другой уже день, въ обыкновенный часъ, я играю при одномъ ручейкѣ... прекрасныя рондо. Между нами то будь сказано, безъ всякаго честохвальства, мои рондо были до безконечности совершеннѣе, нежели у другихъ.
Г. Льстецовъ.
Вотъ что совершенно-то; это можетъ быть наилучшимъ изъ твореній самыхъ искреннѣйшихъ людей. Вы ко всему способны, за что бы вы не взялись. Я въ этомъ совершенно увѣренъ.
Г. Простаковъ.
Способенъ! такъ я это знаю; и даже очень способенъ... Не примѣтно ли этого даже изъ моего виду?
Г. Льстецовъ.
Такъ, милостивый Государь, я признаюсь въ этомъ: ваша походка, вашъ станъ, вашъ взглядъ, ваши тѣлодвиженія, ваша рѣчь, однимъ словомъ все, каждому даетъ чувствовать, что вы очень хотите быть такимъ.
Г. Простаковъ.
Скажите, что я есмь таковъ. На примѣрѣ, когда я кличу моего слугу, я говорю: Жанотъ! поди сюда. Ну! какъ ты думаете объ этомъ? это Жанотъ и поди сюда, я произношу совершеннѣйшимъ тономъ, нежели самый богатый господинъ говоритъ своему слугѣ; я присоединяю къ этому важную и повелительную мину. Онъ, дрожа отъ этого моего тона и взора, отвѣчаетъ мнѣ послѣ въ свою очередь, голосомъ изъявляющимъ большую покорность, нежели слуга какъ отвѣчаетъ своему господину. Вотъ ужь и два совершенства въ одномъ тѣлодвиженіи: совершенной тонъ господина, и тонъ слуги. Но знаете ли вы, для чего это, Господинѣ Льстецовъ?
Г. Льстецовъ.
Нѣтъ, поистиннѣ, милостивый Государь, нѣтъ.
Г. Простаковъ.
Не угодно ли знать?
Г. Льстецовъ.
Вы меня обяжете, естьли только увѣдомите.
Г. Простаковъ.
Вотъ -что, Господинъ Льстецовъ, какъ я родился съ тономъ господина и какъ Жанотъ....
Г. Льстецовъ.
Съ тономъ слуги.
Г. Простаковъ.
Точно, сударь: вы отгадали.
Г. Льстецовъ.
Обращаясь съ такими искуссными людьми, какъ вы, можно всегда научиться.
Г. Простаковъ.
Да, это очень можетъ быть.
Г. Льстецовъ.
Могу ли имѣть удовольствіе видѣть нынѣ супругу вашу?
Г. Простаковъ.
Не знаю, можно ли ее видѣть, я ее оставилъ еще въ постелѣ,
Г. Льстецовъ.
По этому вы очень рано встали?
Г. Простаковъ.
Около полудни.
Г. Льстецовъ.
Не больна ли она?
Г. Простаковъ.
О! ни мало, она очень здорова; но чтобъ быть еще здоровѣе -- она обыкновенно принимаетъ лѣкарства...
Г. Льстецовъ.
Это вѣроятно отъ предосторожности принимаетъ она ихъ!
Г. Простаковъ.
Такъ, такъ; ей часто пускаютъ кровь, чтобъ урѣдить ее; очищаютъ желудокъ, чтобъ предускорить несваренія; даютъ лѣкарства, чтобъ укрѣпить ее: она пьетъ декоктъ, чтобъ прогнать желчь...
Г. Льстецовъ.
Послѣднее-то лѣкарство, мнѣ кажется, не слишкомъ полезно. Почтенная Госпожа Простакова не можетъ быть подвержена болѣзнямъ, причиняемымъ жолчью. Я думаю, что она имѣетъ ее не болѣе голубинаго яйца.
Г. Простаковъ.
Еще менѣе, Государь мой, еще менѣе. Но моя жена -- есть, жена моя; а какъ она есть жена моя, то изо всего этого слѣдуетъ, что жена моя есть знатная женщина. Естьлибъ она и имѣла возможныя недостатки, это бы меня не трогало; и я всегда скажу, что жена моя имѣетъ тысячу, десять тысячъ добродѣтелей.
Г. Льстецовъ.
Вы по справедливости заслуживаете титло неоцѣненнаго супруга. Но какая самая прекрасная изъ добродѣтелей супруги вашей?
Г. Простаковъ.
Правду сказать, я ни мало не забочусь раздѣлять добродѣтели жены, а скажу вообще: для меня нѣтъ ничего скучнѣе, какъ изчисленіе добродѣтелей другаго. Истинная политика требуетъ, говорить только людямъ обѣ нихъ самихъ, о ихъ свойствахъ и ихъ совершенствахъ. На примѣръ, я признаюсь вамъ, Государь мой, что вы такой человѣкъ, которой умѣетъ жить.... и которымъ я очень доволенъ.
Г. Льстецовъ.
Я чрезвычайно счастливъ что вы обо мнѣ такъ думаете.