ПОСЛѢ ПРОПОВѢДИ.
Менѣе чѣмъ черезъ часъ, послѣ того, какъ кончилась проповѣдь, Сетъ Бидъ шелъ рядомъ съ Диной вдоль изгороди, по тропинкѣ, огибавшей луга и зеленыя нивы, тянувшіяся между деревней и Большой Фермой. Чтобы свободнѣе наслаждаться прохладой лѣтняго вечера, Дина сняла свой маленькій квакерскій чепчикъ и несла его въ рукахъ, такъ-что Сетъ могъ ясно видѣть выраженіе ея лица, пока онъ шелъ подлѣ нея, перебирая въ умѣ то, что онъ хотѣлъ ей сказать. Это было выраженіе безсознательнаго, серьезнаго спокойствія, выраженіе человѣка, углубленнаго въ думы, не имѣющія никакой связи ни съ настоящей минутой, ни съ собственной личностью,-- выраженіе, самое обезкураживающее для влюбленнаго. Даже походка ея отнимала надежду: въ ней была какая-то спокойная упругость, которая не нуждается въ поддержкѣ. Сетъ смутно это чувствовалъ. Онъ говорилъ себѣ: "Она слишкомъ хороша и чиста для всякаго, не только для меня", и слова, которыя онъ приготовилъ, не сходили у него съ языка. Но другая, новая мысль придавала ему храбрости: "Никто не можетъ любить ее крѣпче меня, и ни съ кѣмъ она не будетъ такъ свободна отдаться дѣлу Божію". Они молчали уже довольно давно, съ тѣхъ поръ, какъ кончили говорить о Бесси Крэнеджъ. Дина какъ будто позабыла объ его присутствіи и замѣтно ускорила шагъ. До воротъ Большой Фермы оставалось какихъ-нибудь нѣсколько минутъ ходьбы; это сознаніе придало, наконецъ, мужества Сету, и онъ заговорилъ:
-- Вы окончательно рѣшили, Дина, возвратиться въ субботу въ Сноуфильдъ?
-- Да, отвѣчала Дина спокойно.-- Меня туда зовутъ. Въ воскресенье ночью мнѣ было видѣніе: я сидѣла, углубившись въ свои мысли, и тутъ-то Господь мнѣ открылъ, что сестра Алленъ нуждается во мнѣ (она вѣдь умираетъ). Я видѣла ее такъ-же ясно, какъ мы видимъ теперь вонъ тотъ прозрачный клочекъ бѣлаго облачка; она подняла свою бѣдную исхудалую руку и поманила меня. А нынче утромъ, когда я открыла Библію, ища указанія, первыя слова, которыя я прочла, были: "Послѣ сего видѣнія, тотчасъ мы положили отправиться въ Македонію". Еслибъ не это ясное указаніе воли Божіей, я уѣзжала-бы неохотно, потому-что меня тянетъ къ тетѣ и ея малюткамъ, и сердце болитъ но этой бѣдной заблудшей овечкѣ Гетти Соррель, Послѣднее время я много молилась о ней, и на свое видѣніе смотрю, какъ на благопріятное для нея знаменіе: должно быть, Господь сжалился надъ нею и спасетъ ея душу.
-- Дай Богъ, сказалъ Сетъ и прибавилъ: -- Адамъ, сдается мнѣ, такъ крѣпко къ ней привязанъ, что никогда но полюбитъ другую, а между тѣмъ мнѣ будетъ очень больно, если онъ на ней женится: не думаю, чтобъ она сдѣлала его счастливымъ.... Глубокая это тайна -- любовь! Какъ это такъ выходитъ, что сердце мужчины прилѣпляется къ одной женщинѣ изъ всѣхъ, какихъ онъ видѣлъ въ жизни, и отчего онъ скорѣе готовъ проработать семь лѣтъ за нее, какъ Іаковъ за Рахиль, чѣмъ взять другую женщину, хотя-бы ему стоило лишь слово сказать, чтобъ обладать ею? Я часто думаю объ этихъ словахъ: "И служилъ Іаковъ за Рахиль семь лѣтъ; и они показались ему за нѣсколько дней, потому-что онъ любилъ ее". Эти слова сбылись бы и надо мной. Дина,-- я знаю,-- если бъ вы дали мнѣ надежду, что черезъ семь лѣтъ я заслужу вашу любовь. Я знаю, вы боитесь, что мужъ слишкомъ наполнитъ собой ваши мысли, ибо апостолъ Павелъ говоритъ: "Замужняя женщина заботится о мірскомъ, какъ угодить мужу", и, можетъ быть, вы считаете меня черезчуръ смѣлымъ, что я рѣшился опять заговорить съ вами объ этомъ, несмотря на то, что вы сказали мнѣ свое рѣшеніе въ прошлую субботу. Но я думалъ и передумывалъ о немъ дни и ночи; я молился, чтобы Господь не далъ моимъ личнымъ желаніямъ ослѣпить мой разумъ, чтобъ Онъ не допустилъ меня до мысли, что что хорошо для меня, должно быть хорошо и для васъ. И мнѣ кажется, въ Священномъ Писаніи вы найдете больше текстовъ въ пользу брака, чѣмъ противъ него. Въ другомъ мѣстѣ апостолъ Павелъ говоритъ такъ ясно, какъ только можетъ быть: "я желаю, чтобы молодыя вдовы* вступали въ бракъ, рождали дѣтей, управляли домомъ, и не подавали противнику никакого повода къ злорѣчію", и дальше: "двое лучше одного"; а это можно примѣнить и къ браку такъ же точно, какъ ко всему другому. И мы съ вами, Дина, были бы одно сердце и одна душа. Мы служимъ одному Господину, трудимся ради одной и той же награды, и я, какъ мужъ, никогда не стану требовать отъ васъ того, что могло бы оторвать васъ отъ дѣла, на которое призвалъ васъ Господь. Я всѣми силами постараюсь давать вамъ какъ можно больше свободы и въ домѣ, и.внѣ дома;тогда вы будете даже свободнѣе, чѣмъ теперь, потому-что теперь вамъ приходите Работать, чтобы жить, а я достаточно силенъ, чтобъ заработать на двоихъ.
Разъ Сетъ рѣшился заговорить, онъ говорилъ съ жаромъ, почти стремительно, боясь, чтобы Дина не сказала свое послѣднее слово, прежде, чѣмъ выслушаетъ всѣ доводы, которые онъ приготовилъ. Щеки его пылали, глаза наполнились слезами, и голосъ дрогнулъ на послѣднихъ словахъ. Они дошли до одного изъ тѣхъ узенькихъ проходовъ между двухъ высокихъ камней, что исполняютъ въ Ломширѣ роль заставъ. Дина остановилась и, повернувшись къ Сету, проговорила своимъ нѣжнымъ вибрирующимъ голосомъ, ласково, но спокойно:
-- Сетъ Бидъ, спасибо вамъ за чашу любовь. Еслибъ я могла полюбить мужчину не только какъ брата во Христѣ, но иною любовью, я думаю, что полюбила-бы васъ. Но сердце мое не свободно для брака. Все это хорошо для другихъ женщинъ. Быть женою и матерью -- великая вещь, но "каждый поступай такъ, какъ Богъ ему опредѣлилъ, и каждый, какъ Господь призвалъ". Господь призвалъ меня служить другимъ; я не должна имѣть личныхъ радостей и печалей, а должна радоваться съ тѣми, кто радуется, и плакать съ тѣми, кто плачетъ. Онъ призвалъ меня проповѣдывать Его слово и постоянно поддерживалъ меня въ моемъ трудѣ. Ужъ если я могла покинуть моихъ братьевъ и сестеръ, которые такъ мало пользуются благами земными, которые живутъ въ Сноуфильдѣ, гдѣ деревьевъ такъ мало, что ребенокъ можетъ ихъ сосчитать, и гдѣ но зимамъ бѣдняку живется такъ трудно,-- ужъ одно это доказываетъ, что мнѣ было ясное указаніе свыше. Мое дѣло гамъ было -- помогать, утѣшать, ободрять мою маленькую паству, возвращать заблудшихъ на путь истины, и съ той минуты, какъ я встану поутру, пока не засну, душа моя полна этой мыслью. Моя жизнь слишкомъ коротка, и Божье дѣло -- слишкомъ велико для моихъ силъ, чтобъ я могла еще мечтать имѣть свою семью въ этомъ мірѣ. Къ вашимъ рѣчамъ, Сетъ, я не осталась глуха. Когда я увидѣла, что ваше сердце отдано мнѣ, я подумала, что, можетъ быть, это промыселъ Божій,-- что, можетъ быть, самъ Богъ повелѣваетъ мнѣ измѣнить мою жизнь и сдѣлаться вашей женой и товарищемъ, и я предоставила Ему рѣшить этотъ вопросъ за меня. Но всякій разъ, какъ я пыталась сосредоточить свои мысли на бракѣ, думать о нашей жизни вдвоемъ, другія мысли заслоняли ихъ; мнѣ приходило на память то время, когда я молилась у постели умирающихъ, и тѣ счастливые часы, когда я проповѣдывала, и сердце мое наполнялось любовью, и слова лились у меня сами собой. И когда я раскрывала Библію, въ надеждѣ найти указаніе, мнѣ всегда попадались слова, ясно говорившія, въ чемъ мое дѣло. Я вѣрю вамъ, Сетъ; вѣрю, что вы приложите всѣ старанія, чтобы не быть мнѣ помѣхой въ моемъ трудѣ, но я чувствую, что Богъ не хочетъ нашего брака. Онъ указываетъ мнѣ иной путь. Мое завѣтное желаніе -- жить и умереть безъ мужа и дѣтей. Мнѣ..кажется, въ моей душѣ нѣтъ мѣста для личныхъ нуждъ и заботъ,-- такъ полно мое сердце, по благости Божіей, страданіями и нуждами бѣдныхъ людей. Сетъ былъ не въ силахъ отвѣчать, и нѣсколько минутъ они шли молча. Наконецъ, когда они уже подходили къ воротамъ, онъ сказалъ:
-- Ну, что-же, Дина, я постараюся собраться съ силами и перенести это испытаніе такъ, какъ будто я вижу Того, Кто невидимъ. Но я чувствую теперь, какъ слаба моя вѣра. У меня такое чувство, что, когда вы уѣдете, для меня навсегда умретъ всякая радость. Мнѣ кажется -- то, что я испытываю къ намъ, выше обыкновенной любви мужчины къ женщинѣ. Я, напримѣръ, помирился-бы съ тѣмъ, что вы не будете моей женой, если бы могъ переѣхать въ Сноуфильдъ и быть всегда подлѣ васъ. Я вѣрилъ, что моя горячая любовь къ вамъ ниспослана мнѣ Богомъ, какъ знаменіе для обоихъ насъ, но, очевидно, она должна послужить мнѣ испытаніемъ. Быть можетъ, я люблю васъ больше, чѣмъ дозволено человѣку любить какое-бы то ни было живое существо, кромѣ Бога, ибо очень часто я невольно думаю о васъ словами гимна:
"Стоитъ лишь ей появиться во мракѣ --
И для меня займется заря.
Она души моей яркая звѣздочка,
Она-же и солнце мое".
Быть можетъ, это дурно съ моей стороны, и Господь хочетъ исправить меня... Но скажите, Дина, вы на меня не разсердитесь, если мои обстоятельства сложатся такъ, что я буду имѣть возможность уѣхать отсюда и поселиться въ Сноуфильдѣ?
-- Нѣтъ. Сетъ, но я совѣтую вамъ быть терпѣливымъ: не годится легкомысленно покидать свою родину и близкихъ людей. Не предпринимайте ничего, пока Господь не выразитъ вамъ своей воли. Сноуфильдъ -- пустынное, унылое мѣсто, ни капли не похожее на эту благодатную землю, къ которой вы привыкли. Никогда не слѣдуетъ спѣшить въ выборѣ своей судьбы: надо ждать указанія свыше.
-- А вы разрѣшите мнѣ, Дина, написать вамъ, еслибы случилось что-нибудь такое, чѣмъ бы мнѣ захотѣлось съ вами подѣлиться?
-- Конечно. Пишите, если у васъ будетъ горе. Я всегда буду молиться о васъ.
Теперь они дошли до воротъ, и Сетъ сказалъ:
-- Я не войду, Дина; прощайте.
Она подала ему руку. Онъ помолчалъ и послѣ минутнаго колебанія прибавилъ:
-- Какъ знать? Быть можетъ, со временемъ вы посмотрите на это дѣло иначе. Вы можете получить новое указаніе.
-- Оставимъ это, Сетъ. Слѣдуетъ переживать только одинъ мигъ заразъ, какъ я читала въ одной изъ книжекъ мистера Узсли. Не намъ съ вами загадывать впередъ; наше дѣло -- повиноваться и вѣрить. Прощайте.
Она пожала ему руку съ печальнымъ выраженіемъ въ своихъ любящихъ глазахъ и прошла въ калитку, а онъ повернулся и медленно побрелъ домой. Но вмѣсто того, чтобы взять напрямикъ, онъ повернулъ назадъ и пошелъ по полямъ, тою-же дорогой, которою они шли вмѣстѣ съ Диной, и я подозрѣваю, что его синій полотнянный платокъ насквозь вымокъ отъ слезъ задолго до того, какъ онъ сказалъ себѣ, наконецъ, что пора ему повернуть къ дому. Ему было всего двадцать три года, и онъ теперь только понялъ, что значитъ любить,-- любить съ тѣмъ обожаніемъ, какимъ окружаетъ юноша женщину,-- которую онъ считаетъ выше и лучше себя. Такого рода любовь граничитъ съ религіознымъ чувствомъ. Да и о какой глубокой и чистой любви нельзя сказать того-же, будь это любовь къ женщинѣ или ребенку, къ живописи или музыкѣ? Наши ласки, наши нѣжныя слова, нашъ нѣмой восторгъ передъ осеннимъ закатомъ, передъ изящной колоннадой, величественной статуей или симфоніей Бетховена, всѣ эти выраженія сильнаго чувства приносятъ съ собой сознаніе, что они -- не болѣе, какъ волны, мелкая рябь на бездонномъ океанѣ любви и красоты. Наше чувство въ сильнѣйшіе свои моменты можетъ выражаться только молчаніемъ; наша любовь, въ своемъ высшемъ приливѣ, выходитъ за предѣлы личнаго ощущенія и теряется въ сознаніи Божественной тайны. И съ тѣхъ поръ, какъ стоитъ міръ, этотъ благословенный даръ обоготворяющей любви доставался въ удѣлъ слишкомъ многимъ изъ числа смиренныхъ его тружениковъ, чтобы мы могли удивляться, что такая любовь жила въ сердцѣ плотника -- методиста полстолѣтія тому назадъ, въ эпоху, на которой лежалъ еще прощальный отблескъ тѣхъ временъ, когда Уэсли и его сотрудникъ, простой пахарь, питались ягодами шиповника и боярышника съ Корнваллійскихъ изгородей и не щадили ни ногъ своихъ, ни легкихъ, разнося слово Божіе между тамошними бѣдняками.
Отблескъ той эпохи давно погасъ, и картина методизма, которую мы можемъ нарисовать въ своемъ воображеніи, уже не будетъ картиной амфитеатра зеленыхъ холмовъ, гдѣ, въ густой тѣни широколиственныхъ сикоморъ, толпа простодушныхъ людей, истомившихся сердцемъ женщинъ и мужчинъ, пьетъ изъ источника вѣры,-- вѣры грубой, первобытной, обращающей мысли къ далекому прошлому, возвышающей фантазію надъ пошлой обстановкой узкаго, сѣренькаго существованія, и наполняющей душу сознаніемъ безконечнаго, любящаго, всепрощающаго присутствія Божества, сладкаго для бездомнаго горемыки, какъ дыханіе лѣта. Весьма возможно, что въ умѣ нѣкоторыхъ изъ моихъ читателей слово "методизмъ" не вызываетъ ничего, кромѣ представленія о сборищахъ всякого сброда въ грязныхъ переулкахъ, о пройдохахъ-краснобаяхъ, о проповѣдникахъ-паразитахъ и ихъ лицемѣрномъ жаргонѣ -- элементы, исчерпывающіе все содержаніе методизма, но мнѣнію очень многихъ людей высшаго круга.
Если такъ,-- я очень объ этомъ жалѣю, ибо я не могу не повторить, что Сетъ и Дина были методисты, и притомъ самой чистой воды,-- хотя, правда, не того современнаго типа, который читаетъ еженедѣльныя обозрѣнія и собирается въ часовняхъ съ колоннадами, а самаго старо дальняго, отставшаго отъ моды. Они вѣрили въ чудеса,-- въ то, что они совершаются и въ наше время, вѣрили въ мгновенныя обращенія, въ откровенія черезъ посредство сновъ и видѣній; они гадали, раскрывая Библію наугадъ и ища въ ней божественныхъ указаній. Святое Писаніе они понимали буквально, что совершенно не одобряется признанными авторитетами въ этой области, и при всемъ моемъ желаніи я не могу сказать, чтобъ они изъяснялись правильнымъ языкомъ или получили-бы либеральное воспитаніе. Но суть не въ этомъ. Если я хорошо поняла исторію церкви, то вѣра, надежда и милосердіе не всегда оказываются въ прямомъ отношеніи къ умѣнью обращаться съ грамматикой, и самыя ошибочныя теоріи могутъ -- благодареніе Богу -- уживаться съ самыми высокими чувствами. Кусокъ сырого сала, который неуклюжая Молли урѣзываетъ отъ своего скуднаго запаса, чтобы снести сосѣдскому сынишкѣ "отъ родимчика",-- быть можетъ и недѣйствительное, и весьма жалкое средство; но великодушное движеніе сердца, побудившее ее на этотъ поступокъ, сіяетъ благотворнымъ свѣтомъ, который никогда не умретъ.
Принимая во вниманіе вышесказанное, мы едвали сможемъ придти къ заключенію, что Дина и Сетъ не заслуживаютъ нашего сочувствія, какъ-бы мы ни привыкли проливать слезы надъ возвышенными горестями героинь въ атласныхъ сапожкахъ и кринолинахъ, и героевъ, скачущихъ во весь опоръ на бѣшеныхъ коняхъ и раздираемыхъ еще болѣе бѣшеными страстями.
Бѣдняга Сетъ!-- онъ ѣздилъ верхомъ только разъ въ жизни, маленькимъ мальчикомъ, когда мистеръ Джонатанъ Бурджъ посадилъ его на лошадь у себя за спиной, приказавъ ему "держаться покрѣпче". И теперь, вмѣсто того, чтобы разразиться неизвѣстными обличеніями по адресу Бога и рока, онъ тихонько плетется домой и, при торжественномъ сіяніи звѣздъ, даетъ себѣ слово побороть свое горе, поменьше поддаваться присущей человѣку наклонности творить свою волю и побольше жить для другихъ, какъ дѣлаетъ Дина.