Большая Ферма.

Ясно, что эти ворота никогда не отворяются: они кругомъ, по обѣ стороны, заросли высокой травой и, кромѣ того, такъ заржавѣли, что еслибы намъ вздумалось ихъ отворить, то для того, чтобы заставить ихъ повернуться на петляхъ, пришлось бы употребить такое усиліе, отъ котораго, чего добраго, разсыпались-бы четырехугольные каменные столбы по бокамъ, къ немалому ущербу для двухъ каменныхъ львицъ, скалящихъ зубы съ сомнительно плотоядной любезностью надъ щитами съ гербомъ, увѣнчивающими оба столба. При помощи уступовъ и выбоинъ намъ было-бы нетрудно вскарабкаться но этимъ столбамъ на гладкую каменную настилку кирпичной стѣны; но въ этомъ нѣтъ никакой надобности: стоитъ намъ приложиться глазомъ къ ржавой рѣшеткѣ воротъ, и мы увидимъ и домъ, и почти весь дворъ, заросшій травой, кромѣ развѣ самыхъ дальнихъ его уголковъ.

Это чудесный старый домъ -- старинной постройки изъ кирпича, рѣзкій цвѣтъ котораго смягчается облѣпившими его блѣдными, пушистыми лишаями, разросшимися съ замѣчательно счастливымъ отсутствіемъ симметріи, что приводитъ красный кирпичъ въ самое дружелюбное сочетаніе съ гипсовыми орнаментами, увѣнчивающими края крыши, окна и наружную дверь. Но окна пестрѣютъ деревянными заплатами, а дверь, кажется, не лучше воротъ: она тоже никогда не отворяется, Охъ, какъ-бы застонала и заскрипѣла она по каменному полу, еслибъ мы вздумали ее отворить! Это вѣдь тяжелая, солидная, красивая дверь. Когда-нибудь навѣрно было время, что она со звономъ захлопывалась за ливрейнымъ лакеемъ послѣ того, какъ онъ выходилъ провожать парную карету, которая увезла со двора его господъ.

Но теперь, по виду дома, мы могли бы подумать, что изъ за него идетъ тяжба въ канцлерскомъ судѣ, и что орѣхи съ тѣхъ высокихъ орѣшинъ, что идутъ двумя длинными рядами вдоль правой стѣны двора, падаютъ и сгниваютъ въ травѣ,-- могли-бы подумать, еслибъ не слышали внушительнаго басистаго лая собакъ, доносящагося изъ высокаго строенія за домомъ. А вонъ и телята выходятъ изъ подъ крытаго дрокомъ навѣса, что тянется по лѣвую сторону двора, и глупо мычатъ въ отвѣтъ на этотъ ужасающій лай, вѣроятно, въ томъ предположеніи, что онъ имѣетъ какое-нибудь отношеніе къ шапкамъ съ молокомъ.

Да, очевидно, домъ обитаемъ, и мы сейчасъ увидимъ -- кѣмъ, ибо воображеніе не признаетъ преградъ: оно не боится собакъ и можетъ безнаказанно перелѣзать черезъ стѣны и заглядывать въ окна. Приложитесь лицомъ къ одному изъ стеколъ въ правомъ окнѣ,-- что вы видите?-- Большой открытый очагъ съ стоящими на немъ ржавыми таганами, и голый досчатый полъ; въ дальнемъ углу нѣсколько дюжинъ сваленныхъ въ кучу охапокъ нечесаной шерсти; посрединѣ пустые мѣшки изъ подъ зерна. Вотъ вамъ убранство столовой. Ну, а въ лѣвое окно, что вамъ видно?-- Нѣсколько принадлежностей упряжи, дамское сѣдло, самопрялка и старый сундукъ съ откинутой крышкой, биткомъ набитый какими-то пестрыми лоскутьями. Поверхъ этихъ лоскутьевъ, поближе къ краю, лежитъ большая деревянная кукла. Кукла имѣетъ большое сходство съ лучшими образцами греческой скульптуры въ смыслѣ полученныхъ ею увѣчій и въ особенности, благодаря полнѣйшему отсутствію носа. Тутъ-же стоитъ дѣтскій стулъ и валяется рукоятка отъ дѣтскаго кнутика.

Теперь исторія дома намъ совершенно ясна. Когда-то онъ былъ резиденціей деревенскаго сквайра; съ теченіемъ времени помѣщичья семья захудала, можетъ быть, вымерла и, въ лицѣ послѣдней своей представительницы, благородной дѣвицы, слилась съ болѣе породистой семьей Донниторновъ, принявъ ея имя. Во времена оны это былъ большой помѣщичій домъ; теперь онъ стала Большой Фермой. Все равно, какъ въ какомъ-нибудь приморскомъ городкѣ, который былъ прежде моднымъ курортомъ, а потомъ превратился въ большую торговую гавань, аристократическія улицы затихаютъ и заростаютъ травой, а въ докахъ и складахъ кипитъ неугомонная жизнь,-- въ Большой фермѣ жизнь измѣнила свой фокусъ и льетъ свои живые лучи уже не изъ гостиной, а изъ кухни и изъ хлѣбнаго двора.

Да, здѣсь довольно жизни, хотя теперь самая сонливая пора года -- передъ началомъ сѣнокоса, и самое сонливое время дня -- почти три часа по солнцу и половина четвертаго по часамъ мистрисъ Пойзеръ, чудеснымъ часамъ съ недѣльнымъ заводомъ. Но когда послѣ дождя проглянетъ солнышко, жизнь всегда чувствуется какъ-то сильнѣй, а въ эту минуту солнце льетъ свои лучи цѣлымъ потокомъ, зажигаетъ искорки на мокрой соломѣ, затопляетъ свѣтомъ каждую кучку зеленаго моха на красныхъ черепицахъ скотнаго двора, и даже мутную воду, быстро сбѣгающую по желобу въ дренажную канаву, превращаетъ въ зеркало для желтоносыхъ утятъ, которые спѣшатъ воспользоваться случаемъ лишній разъ напиться, стараясь при этомъ окунуться какъ можно поглубже. Тутъ цѣлый концертъ звуковъ. Огромный бульдогъ, сидящій на цѣпи противъ хлѣва, пришелъ въ неистовство изъ за того, что пѣтухъ какъ-то нечаянно слишкомъ близко подошелъ къ его конурѣ, и оглашаетъ воздухъ громоноснымъ лаемъ, на который изъ противуположнаго хлѣва отвѣчаютъ тонкими голосами двѣ гончія. Старыя хохлатыя куры со своими цыплятами роются въ соломѣ и поднимаютъ сочувственное кудахтанье, когда къ нимъ возвращается обращенный въ бѣгство пѣтухъ. Свинья и ея потомство -- всѣ въ грязи по самое брюхо -- испускаютъ глубокія ноты stoccato... Наши пріятели телята мычатъ подъ своимъ навѣсомъ; и среди всего этого гама чуткое ухо различаетъ непрерывный гулъ человѣческихъ голосовъ.

Широкія ворота гумна стоятъ настежь: тамъ нѣсколько человѣкъ дѣятельно занимаются починкой упряжи подъ верховнымъ надзоромъ мистера Гоби, шорника, развлекающаго свою публику самыми свѣжими Треддльстонскими новостями. Пастухъ Аликъ безспорно выбралъ неудачный день, чтобы звать шорниковъ: очень неудобно имѣть въ домѣ лишній народъ въ такое дождливое утро, и мистрисъ Пойзеръ уже успѣла высказать въ довольно сильныхъ выраженіяхъ свое мнѣніе относительно грязи, которую всѣ эти люди нанесли въ домъ на сапогахъ во время обѣда. Сказать по правдѣ, ей и до сихъ поръ еще не удалось возстановить свое душевное равновѣсіе, хотя съ обѣда прошло почти три часа и полъ на на кухнѣ опять блистаетъ безукоризненной чистотой, какъ и все остальное въ этой изумительной кухнѣ. Единственная возможность найти здѣсь пылинку, это -- взобраться на сундукъ и провести пальцемъ по верхней полкѣ, гдѣ наслаждаются своимъ лѣтнимъ отдыхомъ блестящіе мѣдные подсвѣчники, ибо лѣтомъ -- кто-жъ этого не знаетъ?-- всѣ ложатся спать еще засвѣтло, по крайней мѣрѣ, настолько засвѣтло, что, ушибившись о какой-нибудь предметъ, вы начинаете различать его очертанія. Ужъ, конечно, нигдѣ въ другомъ домѣ ни дубовые футляры для стѣнныхъ часовъ, ни дубовые столы не доводились до такого блеска при помощи одной только пыльной тряпки и рукъ,-- чистѣйшаго, безъ примѣси, "ручного лака", какъ выражалась мистрисъ Пойзеръ, благодарившая своего Создателя за то, что въ ея домѣ никогда и въ заводѣ не было никакой "этой вашей дряни" для полировки вещей. Гетти Соррель, за спиной у тетки, частенько пользовалась случаемъ полюбоваться своимъ пріятнымъ отраженіемъ въ блестящей поверхности дубоваго стола, потому что обыкновенно онъ стоялъ на боку, въ видѣ экрана, и служилъ больше для украшенія, чѣмъ для полезныхъ цѣлей. Нерѣдко видѣла себя Гетти и въ большихъ круглыхъ оловянныхъ блюдахъ, разставленныхъ по полкамъ надъ длиннымъ обѣденнымъ сосновымъ столомъ и сверкавшихъ всегда, какъ стекло.

Впрочемъ, въ эту минуту все здѣсь сверкало, какъ стекло: солнце било прямо въ оловянныя блюда и, отражаясь отъ ихъ блестящей поверхности, разсыпалось цѣлыми снопами свѣта по ярко сверкающей мѣди посуды и мягко лоснящемуся дубу стола. Оно освѣщало и еще одинъ, несравненно болѣе привлекательный, предметъ: нѣсколько лучей его падало на нѣжную щечку Дины и зажигало золотомъ свѣтло-рыжіе волосы на ея изящной головкѣ, низко склонившейся надъ какою-то громоздкой вещью изъ столоваго бѣлья, которое она чинила для тетки. Трудно было-бы и представить себѣ болѣе мирную сцену, еслибы мистрисъ Пойзеръ, доглаживавшая кое-какія мелочи изъ бѣлья, залежавшіяся съ послѣдней стирки, не звякала каждыя пять минутъ своимъ утюгомъ и не махала имъ по воздуху, когда нужно было его остудить, не забывая въ то-же время поглядывать своими зоркими голубовато-сѣрыми глазами то въ открытую дверь молочной, гдѣ Гетти била масло, то въ черную кухню, гдѣ Нанси вынимала изъ печки пироги. Вы не воображайте, однако, что мистрисъ Пойзеръ была старуха съ кислымъ, сварливымъ лицомъ.-- Вовсе нѣтъ. Это была довольно красивая женщина лѣтъ тридцати восьми, не больше,-- со свѣжимъ цвѣтомъ лица, рыжеватыми волосами, хорошо сложенная, съ легкой походкой. Самой выдающейся чертой ея наряда былъ широчайшій клѣтчатый холщевый передникъ, почти закрывавшій всю юбку, и ничего не могло быть проще ея чепца и платья, ибо ни къ одной человѣческой слабости мистрисъ Пойзеръ не была такъ строга, какъ къ женскому тщеславію и пристрастію къ красотѣ предпочтительно передъ пользой. Семейное сходство между нею и ея племянницей Диной Моррисъ и контрастъ ея остраго взгляда съ ангельской кротостью выраженія у Дины моглибы послужить живописцу превосходной натурой для Марфы и Маріи. Цвѣтъ глазъ у нихъ былъ совсѣмъ одинаковый, но еслибы вы захотѣли видѣть поразительное доказательство того, до какой степени различно было дѣйствіе взгляда этихъ двухъ паръ глазъ, вамъ стоило-бы только прослѣдить за поведеніемъ Трипа -- черной съ подпалинами таксы, когда этому злосчастному, вѣчно подозрѣваемому псу случалось по неосторожности подвернуться подъ замораживающіе лучи хозяйскаго взора. Языкъ у мистрисъ Пойзеръ былъ, пожалуй, еще острѣй ея взгляда, и какъ только она была увѣрена, что которая-нибудь изъ дѣвицъ, ея подданныхъ, можетъ ее слышать, этотъ языкъ принимался за свою прерванную, никогда не кончавшуюся работу чтенія нотацій, какъ шарманка, заводящая свою музыку съ той ноты, на которой ее остановили.

Сегодняшній день былъ однимъ изъ тѣхъ дней недѣли, когда полагалось бить масло, и этотъ фактъ оказывался только лишней причиной, по которой было неудобно звать шорниковъ и, слѣдовательно, лишнимъ основаніемъ для мистрисъ Пойзеръ распушить работницу Молли съ особенной строгостью. Казалось бы, Молли самымъ примѣрнымъ образомъ выполнила свою послѣобѣденную работу: она "убралась" замѣчательно проворно и теперь пришла, чтобы спросить смиреннѣйшимъ тономъ, можно-ли ей "попрясть" до подоя. Но, по соображеніямъ мистрисъ Пойзеръ, такое безукоризненное поведеніе только прикрывало собою тайную склонность къ удовлетворенію недостойныхъ желаній, что она и не замедлила поставить Молли на видъ съ уничтожающимъ краснорѣчіемъ.

-- "Попрясть"? Ну да, слыхали мы это. Не пряжа у тебя на умѣ, хоть сейчасъ побожиться! Знаю я, чего тебѣ хочется. Въ жизнь свою не встрѣчала такой вѣтрогонки. Слыханое-ли дѣло?-- такая молодая дѣвчонка, и только и мечтаетъ, какъ бы ей улизнуть и поболтать съ мужчинами! Вѣдь ихъ тамъ шесть человѣкъ. "Попрясть"! Да на твоемъ мѣстѣ у меня не повернулся бы языкъ это выговорить. Вспомни: вѣдь ты живешь у меня съ самаго Михайлова дня, и, когда я нанимала тебя въ Треддльстонѣ, въ конторѣ, я даже аттестата не потребовала. Взяла тебя безъ аттестата, попала ты въ приличный домъ.-- кажется, можно бы быть благодарной. И что ты умѣла, когда поступила ко мнѣ?-- работала не лучше вороньяго пугала въ огородѣ. Ты сама знаешь, какая ты была безрукая. Кто научилъ тебя полы мыть, позволь тебя спросить? Вспомни, какъ ты оставляла по угламъ кучи сору,-- никто бы не сказалъ тогда, что ты выросла въ христіанской странѣ. А какъ ты пряла? Да ты одной шерсти извела больше, чѣмъ на все твое заработанное жалованье, пока научилась. Лучше-бы ты объ этомъ подумала, чѣмъ разѣвать ротъ да пялить глаза на рабочихъ. На гумно захотѣлось? Чесать шерсть для шорниковъ?-- знаю, знаю! Всѣ вы, дѣвчонки, на одинъ покрой: васъ такъ и тянетъ на этотъ путь, головой впередъ, прямо въ омутъ. Вамъ вѣдь не терпится, пока вы не подцѣпите сердечнаго дружка, такого же дурака, какъ вы сами. Вы воображаете, что нѣтъ на свѣтѣ ничего лучше, какъ выскочить замужъ, зажить своимъ домомъ. Хорошъ домъ! Хорошо счастье! Трехногая табуретка за все про все вмѣсто мебели, на улицу выйти -- нечѣмъ плечи прикрыть, и весь обѣдъ -- кусокъ овсянаго пирога, изъ за котораго дерутся трое ребятъ.

-- Я и не думала проситься къ шорникамъ, ей Богу! захныкала Молли, совершенно сраженная этою дантовской картиной ея будущности.-- Только правда, у мистера Оттли мы всегда чесали для шорниковъ шерсть,-- вотъ я и пришла васъ спросить. На что мнѣ шорники! Я на нихъ и смотрѣть-то больше не стану,-- съ мѣста не сойти, коли лгу.

-- У мистера Оттли, скажите пожалуйста! Что ты мнѣ толкуешь про твоего мистера Оттли! Почемъ я знаю?-- можетъ быть, жена его, а твоя госпожа любила, чтобы шорники пачкали ей полы. Мало-ли, что кому нравится, и какіе у кого бываютъ порядки. Изъ всѣхъ работницъ, какія поступали въ мой домъ, я не запомню ни одной, которая понимала бы что значитъ чистота; должно быть, люди на свѣтѣ живутъ, какъ свиньи. Взять хоть Бетти,-- ту, что служила молочницей у Трентовъ, прежде чѣмъ поступила ко мнѣ. Что она дѣлала съ сыромъ? По недѣлима, не поворачивала. А крынки? Помню, когда я сошла внизъ послѣ моей болѣзни (докторъ сказалъ тогда, что у меня воспаленіе; счастье еще, что я осталась жива).... когда я сошла внизъ послѣ болѣзни, я могла написать свое имя на всѣхъ крышкахъ -- столько на нихъ было пыли. Такъ вотъ и ты, Молли: ты ничѣмъ не лучше Бетти, а вѣдь уже девятый мѣсяцъ идетъ, что ты живешь у меня и, кажется, не можешь пожаловаться, чтобъ тебя мало учили.... Ну, чего ты здѣсь торчишь, какъ турокъ на часахъ? Отчего не берешься за прялку? Видно хочешь сѣсть за работу за пять минутъ до того, какъ будетъ пора ее бросать?-- Я знаю, на это ты мастерица.

-- Мама, мой утюзокъ плостылъ, соглѣй его позалуйста.

Тоненькій, щебечущій голосокъ, выговорившій эту просьбу, принадлежала, маленькой золотокудрой дѣвочкѣ лѣтъ трехъ, четырехъ. Сидя на высокомъ стулѣ въ концѣ стола, на которомъ мать ея гладила, и изо всѣхъ силъ сжимая ручку миніатюрнаго утюжка своимъ пухленькимъ кулачкомъ, она разглаживала лоскутки съ такимъ усердіемъ, что даже высунула свой маленькій красный язычекъ такъ далеко, какъ только позволяла анатомія.

-- Утюжокъ простылъ, моя кошечка? Экое несчастье!-- отозвалась мистрисъ Пойзеръ, отличавшаяся удивительной легкостью переходовъ отъ офиціальнаго обличительнаго Т-ша, какимъ она обращалась къ прислугѣ, къ тону материнской нѣжности или дружеской бесѣды.-- Ну, ничего. Мама уже кончила гладить. Теперь мы будемъ убирать утюги.

-- Мама, я хоцу къ Томми, на гумно,-- на сорниковъ посмотлѣть.

-- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ. Тотти промочитъ ножки,-- сказала мистрисъ Пойзеръ, унося свой утюгъ.-- Сбѣгай лучше въ молочную, посмотри, кузина Гетти бьетъ масло.

-- Мама, дай мнѣ сладкаго пилога,-- продлжала Тотти, у которой былъ, повидимому, неизсякаемый запасъ требованіи, и, пользуясь своимъ кратковременнымъ досугомъ, она въ тотъ же мигъ запустила пальцы въ чашку съ разведеннымъ крахмаломъ и опрокинула ее, такъ-что большая часть содержимаго вылилась на гладильную доску.

-- Ну, видѣлъ-ли кто-нибудь такую дѣвчонку!-- взвизгнула мистрисъ Пойзеръ, бросаясь къ столу, какъ только взглядъ ея упалъ на синюю струйку, бѣжавшую съ доски.-- Стоитъ на минутку отвернуться, чтобъ она ужъ набѣдокурила что-нибудь. Ну, что тебѣ за это сдѣлать, скверная, скверная дѣвчонка!

Тѣмъ временемъ Тотти съ поразительной быстротой спустилась со своего стула и уже успѣла показать тылъ, обратившись въ бѣгство по направленію къ молочной и переваливаясь на бѣгу, какъ уточка. Впрочемъ, комочекъ жира на шейкѣ подъ затылкомъ дѣлалъ ее еще болѣе похожей на бѣленькаго молочнаго поросенка.

При помощи Молли крахмалъ былъ вытертъ, утюги убраны, и мистрисъ Пойзеръ взялась за свое вязанье, которое всегда лежало у нея подъ рукой и было любимой ея работой, потому-что она могла исполнять ее механически, на ходу, между дѣломъ. Но теперь она подошла къ Динѣ, сѣла противъ нея и. не отрываясь отъ чулка изъ сѣрой шерсти, который она вязала, нѣсколько времени задумчиво смотрѣла на нее.

-- Знаешь, Дина, когда ты вотъ такъ сидишь и шьешь, ты вылитый портретъ твоей тетки Юдифи. Глядя на тебя, я почти воображаю, что я опять маленькая дѣвочка, какъ тридцать лѣтъ назадъ, когда я жила у отца. Помню, какъ бывало Юдифь, управившись по хозяйству, сядетъ за свое шитье, а я гляжу на нее... Только тогда мы жили въ маленькомъ домикѣ: у отца былъ простой деревенскій коттеджъ,-- не то, что эта огромная развалина, гдѣ не успѣешь вычистить въ одномъ углу, какъ уже въ другомъ набирается грязь.... Да, удивительно, до чего ты похожа на твою тетку Юдифь. Васъ почти можно смѣшать, только у той волосы были потемнѣе, да и собой она была полнѣй и шире въ плечахъ. Мы съ Юдифью всегда жили дружно, хоть она была большая чудачка; зато съ матерью твоей онѣ плохо ладили. Да-а, могла-ли думать твоя мать, что дочь ея будетъ портретомъ Юдифи, и та ее выроститъ и воспитаетъ, когда сама она будетъ лежать на Отонитонскомъ кладбищѣ. Я всегда говорила про Юдифь, что она съ радостью будетъ таскать изо дня въ день по пуду на собственныхъ плечахъ, лишь бы облегчить другого на золотникъ. И сколько я ее помню, она всегда была такая; на мой взглядъ она, даже сдѣлавшись методисткой, ни въ чемъ не измѣнилась,-- только говорить стала какъ будто по иному, да чепчики носитъ другого фасона; но и до того, и потомъ во всю свою жизнь она гроша не истратила на свои удовольствія и удобства.

-- Она была святая женщина, сказала Дина.-- Господь далъ ей любящую, самоотверженную душу. И она тоже очень любила васъ, тетя Рахиль. Я часто слышала, какъ она говорила о васъ съ такою-же нѣжностью, какъ и вы о ней. Во время своей послѣдней болѣзни (мнѣ было тогда одиннадцать лѣтъ -- вы знаете) она постоянно мнѣ говорила. "Если Господь возьметъ меня у тебя, ты найдешь на землѣ друга въ твоей теткѣ Рахили: у нея доброе сердце", и теперь я знаю, что это правда.

Мнѣ кажется, дитя, каждый былъ-бы радъ сдѣлать что-нибудь для тебя. Ты какъ птица небесная. Богъ тебя знаетъ, какъ ты живешь! Я рада бы душой позаботиться о тебѣ -- вѣдь я родная сестра твоей матери,-- согласись ты только переѣхать въ наши края. Здѣсь и человѣку, и скотинѣ легче найти кровъ и пищу,-- не то, что на вашихъ голыхъ холмахъ, гдѣ людямъ, какъ курамъ, приходится копаться въ пескѣ изъ за каждаго зернышка хлѣба. А потомъ ты могла-бы выйти замужъ за хорошаго человѣка. Разстанься ты со своимъ проповѣдничествомъ,-- а это вѣдь въ десять разъ хуже всего того, что продѣлывала твоя тетка Юдифь,-- и охотниковъ довольно найдется, повѣрь. И вздумай ты даже выйти за Сета Бида -- хоть онъ и методистъ, и бездомный бѣднякъ, который никогда не скопитъ про черный день,-- я знаю, твой дядя поможетъ вамъ на первыхъ порахъ: свинью дастъ на хозяйство, а, можетъ быть, и корову, потому-что онъ всегда былъ добръ къ моей роднѣ, и домъ его всегда открытъ для нихъ -- даромъ, что всѣ они бѣдные люди. Я совершенно увѣрена, что онъ сдѣлаетъ для тебя не меньше, чѣмъ сдѣлалъ-бы для Гетти, хоть она ему и родная племянница. А я бы бѣлья тебѣ удѣлила: въ домѣ, слава Богу, довольно холста; у меня его цѣлыя груды лежатъ для простынь и скатертей, и для полотенецъ. Я хоть сейчасъ могу отдать тебѣ цѣлую штуку,-- ту, что мнѣ выпряла еще косоглазая Китти (она была рѣдкая пряха, даромъ что косила на одинъ глазъ и что дѣти терпѣть ея не могли): ты вѣдь знаешь, пряжа у насъ никогда не кончается; старое бѣлье не успѣетъ сноситься, какъ новаго уже наготовлено вдвое больше. Но что толку съ тобой говорить! Развѣ тебя убѣдишь? Развѣ ты поступишь такъ, какъ поступила-бы на твоемъ мѣстѣ всякая другая женщина въ здравомъ умѣ?... А какъ-бы хорошо!-- вышла-бы замужъ, жила-бы своимъ домомъ, чѣмъ мучить себя этими проповѣдями, отбивать ноги, бродя изъ деревни въ деревню, и раздавать послѣдніе гроши. Ну, еще пока здорова -- туда и сюда, а какъ придетъ болѣзнь,-- тогда что? Вѣдь все твое имущество, я думаю, умѣстится въ одномъ узелкѣ не больше двухъ круговъ сыру. А все оттого, что у тебя преувеличенныя понятія о вѣрѣ; въ головѣ у тебя бродятъ такія мысли, какихъ нѣтъ ни въ катехизисѣ, ни въ молитвенникѣ.

-- За то есть въ Библіи, тетя, сказала Дина.

-- Нѣтъ, и въ Библіи нѣтъ, коли на то пошло, подхватила мистрисъ Пойзеръ съ нѣкоторымъ азартомъ,-- иначе отчего-бы людямъ, которые знаютъ Библію, какъ свои пять пальцевъ,-- отчего-бы священникамъ и всѣмъ, кому только и дѣла, что изучать Святое Писаніе, не жить такъ, какъ живешь ты? Но суть-то въ томъ, что еслибы каждый дѣлалъ, какъ ты, міру пришелъ-бы конецъ, потому что, если-бы никому не нужно было ни дома, ни крова, еслибы всѣ ѣли и пили только, чтобы не умереть съ голоду, и только-бы и дѣлали, что говорили о презрѣніи къ благамъ земнымъ, какъ ты это называешь,-- хотѣла-бы я знать, для чего-же тогда землѣ родить хлѣбъ, и куда-бы дѣвался этотъ хлѣбъ и лучшіе свѣжіе сыры?. Всѣ питались-бы хлѣбомъ изъ осѣвковъ и бѣгали-бы другъ за другомъ съ проповѣдями, и никто не ростилъ бы семьи и не откладывалъ-бы въ копилку на случай неурожая. Простой здравый смыслъ говоритъ, что такая вѣра не можетъ быть истинной вѣрой.

-- Но, тетя, милая, я никогда не говорила, что всѣ люди должны бросить свои мірскія дѣла и семью. Разумѣется, надо, чтобы пахали землю и сѣяли, и собирали хлѣбъ, и пеклись о мірскомъ, и хорошо, чтобы люди заботились о семьяхъ своихъ и находили въ этомъ счастье и радость, лишь-бы они дѣлали это въ страхѣ Божіемъ и, радѣя о плоти, не забывали о душѣ. Каждый можетъ служить Богу, и на всякомъ поприщѣ, но Господь предназначаетъ каждому особое дѣло, смотря по способностямъ, которыя Онъ ему далъ, и по призванію. Мое призваніе -- помогать моимъ ближнимъ. Я стараюсь дѣлать для нихъ, что могу, стараюсь спасти заблудшія души и кладу на это всю свою жизнь. Я не могу не дѣлать этого, какъ не можете вы удержаться, чтобы не броситься бѣжать, когда вы слышите крикъ вашей маленькой Тотти въ другомъ концѣ дома. Ея голосъ проникаетъ вамъ въ сердце, вамъ представляется, что дѣвочку обидѣли, что ей грозитъ опасность, и вы бѣжите, чтобы помочь ей и утѣшить ее.

-- Ну да, я знаю, сказала мистрисъ Пойзеръ, вставая и подходя къ двери,-- что бы я тебѣ ни говорила, это ни къ чему не поведетъ: ты все будешь твердить одно и то-же. Я могла-бы съ такимъ-же успѣхомъ обращаться къ ручью и пытаться убѣдить его, чтобъ онъ пересталъ течь.

Усыпанная пескомъ площадка передъ кухонной дверью теперь уже достаточно высохла, такъ-что мистрисъ Пойзеръ могла выйти безъ всякаго для себя неудобства и заглянуть, что дѣлается на дворѣ, при чемъ сѣрый чулокъ продолжалъ быстро подвигаться къ концу въ ея проворныхъ рукахъ. Но не простояла она за дверью и пяти минутъ, какъ прибѣжала назадъ и сказала Динѣ взволнованнымъ, испуганнымъ голосомъ.

-- Представь, капитанъ Донниторнъ и мистеръ Ирвайнъ въѣзжаю вотъ дворъ. Даю голову на отрѣзъ, что они пріѣхали объясняться по поводу твоей вчерашней проповѣди. Ну, ужъ, какъ хочешь, отвѣчай имъ сама; я молчу,-- я уже довольно сказала. Ты и сама должна понимать, какимъ непріятностямъ ты подвергаешь семью твоего дяди. Будь ты племянница мистера Пойзера, я бы слова не сказала: со своей родней люди должны сами улаживаться, какъ знаютъ. Мой кровный -- все равно, что мои носъ,-- одна плоть и кровь. Но если изъ за моей племянницы моего мужа прогонятъ съ земли.... Я просто не могу объ этомъ равнодушно подумать! Вѣдь я ничего не принесла ему въ приданое, кромѣ кое-какихъ крохъ моихъ сбереженій....

-- Но, тетя Рахиль, дорогая моя, нѣтъ ни малѣйшей причины для такихъ опасеніи, сказала Дина мягко.-- Я не сдѣлала ничего такого, что могло-бы повредить вамъ, дядѣ и вашимъ дѣтямъ,-- я твердо въ этомъ увѣрена. Если я сказала проповѣдь, то я имѣла на то указаніе.

-- Указаніе! Я отлично знаю, что значитъ на твоемъ языкѣ "указаніе", возразила мистрисъ Пойзеръ, въ своемъ волненіи принимаясь вязать съ удвоенной быстротой.-- Когда въ головѣ у тебя забродитъ сильнѣй обыкновеннаго, ты говоришь, что получила указаніе, и тутъ ужъ ничѣмъ тебя не сдвинешь, какъ статую на площади передъ Треддльстонской церковью, которой все равно, солнце-ли на дворѣ, дождь или снѣгъ,-- она все будетъ смотрѣть и улыбаться. Съ тобой нѣтъ никакого человѣческаго терпѣнія!

Тѣмъ временемъ два джентльмена подъѣхали къ дому и сошли съ лошадей; было очевидно, что они намѣрены войти. Мистрисъ Пойзеръ вышла ихъ встрѣтить и сдѣлала глубокій реверансъ не безъ внутренней дрожи -- отчасти отъ досады на Дину, отчасти отъ безпокойства за свои манеры, потому-что ей не хотѣлось уронить себя въ глазахъ джентельменовъ. Въ тѣ времена даже самые развитые изъ крестьянъ испытывали такой-же благоговѣйный страхъ при видѣ дворянина, какой испытывали люди въ мифологическую эпоху, когда передъ ними проходили боги въ человѣческомъ образѣ.

-- Здравствуйте, мистрисъ Пойзеръ; какъ вы себя чувствуете послѣ дождя? сказалъ мистеръ Ирвайнъ съ отличавшей его величественной любезностью.-- Вы не бойтесь: у насъ ноги сухія, мы не запачкаемъ вашихъ блестящихъ половъ.

-- Ахъ, сэръ, стоитъ-ли объ этомъ говорить! отозвалась мистрисъ Пойзеръ.-- Угодно вамъ пожаловать въ гостиную?

-- Нѣтъ, мистрисъ Пойзеръ, благодарю васъ, отвѣчалъ капитанъ, озираясь по кухнѣ съ такимъ видомъ, какъ будто отыскивалъ чего-то, чего тамъ не было.-- Я такъ люблю вашу кухню! Право я, кажется, нигдѣ не встрѣчалъ другой такой пріятной комнатки. Слѣдовало-бы женамъ всѣхъ фермеровъ видѣть ее, чтобы взять себѣ за образецъ.

-- Вы слишкомъ добры, сэръ, что такъ говорите. Садитесь пожалуйста, сказала мистрисъ Пойзеръ, немного успокоенная этимъ комплиментомъ и хорошимъ расположеніемъ духа капитана, но все еще съ тревогой поглядывая на мистера Ирвайна, который, какъ она замѣтила, не сводилъ глазъ съ Дины и теперь направился къ ней.

-- А Пойзера нѣтъ дома? спросилъ капитанъ Донниторнъ, усаживаясь такимъ образомъ, чтобъ ему была видна открытая дверь въ молочную и коротенькій корридоръ, соединявшій ее съ кухней.

-- Нѣтъ дома, сэръ: онъ уѣхалъ въ Россетеръ повидаться съ мистеромъ Узстомъ, коммиссіонеромъ, насчетъ шерсти. Но если вамъ нужно, сэръ, я могу позвать отца; онъ на гумнѣ.

-- Нѣтъ, не надо, благодарю васъ. Я только посмотрю щенковъ, напишу Пойзеру, какъ я ихъ нашелъ, а записку оставлю вашему пастуху. Я заѣду какъ-нибудь въ другой разъ повидать вашего мужа; мнѣ нужно посовѣтоваться съ нимъ насчетъ лошадей. Не можете-ли мнѣ сказать, когда я вѣрнѣе застану его?

-- Да вы всегда его застанете, сэръ, кромѣ тѣхъ дней, когда онъ ѣздитъ въ Треддльстонъ на рынокъ, т. е. кромѣ пятницы, потому-что если онъ гдѣ-нибудь въ полѣ, за нимъ всегда можно послать. Кабы намъ освободиться отъ Зеленой пустоши, у насъ бы не было дальнихъ полей, и я была-бы очень этому рада, потому-что какъ только случится въ домѣ что-нибудь особенное, всегда оказывается, что мужъ ушелъ на пустошь, и часто изъ за этого выходятъ непріятности. Очень неудобно, сэръ, когда одинъ клочокъ твоей земли въ одномъ мѣстѣ а все остальное въ другомъ.

-- Да, да, Зеленую пустошь слѣдовало-бы передать Чойсу, ему она будетъ гораздо сподручнѣй, тѣмъ болѣе, что у него не хватаетъ выгоновъ, а у васъ ихъ вдоволь. Но во всякомъ случаѣ ваша ферма -- лучшая во всемъ имѣньи; и знаете, мистрисъ Пойзеръ, она очень меня соблазняетъ. Если я когда-нибудь женюсь и вздумаю поселиться въ деревнѣ, я, кажется, отниму у васъ вашу ферму, отдѣлаю заново этотъ чудесный старый домъ и самъ сдѣлаюсь фермеромъ.

-- Ахъ, сэръ, вамъ здѣсь совсѣмъ не понравится, заговорила съ испугомъ мистрисъ Пойзеръ.-- Вы еще не знаете, что такое хозяйство: это все равно, что класть одной рукой деньги въ карманъ, а другой вынимать. По моему глупому разумѣнію хозяйничать на землѣ значитъ ростить хлѣбъ для другихъ: это еще хорошо, если самъ будешь сытъ съ грѣхомъ пополамъ, да дѣтей кое-какъ прокормишь. Конечно, вы не то. что нашъ братъ бѣднякъ, которому приходится зарабатывать хлѣбъ своими руками; вамъ ничего, если вы и потеряете деньги на хозяйствѣ,-- вы можете себѣ позволить такую трату. Только, сдается мнѣ, бросать деньги зря -- плохая забава, хоть и слыхала я, что знатные Господа въ столицѣ очень любятъ такъ забавляться. Да вотъ и мужу моему на дняхъ говорили на ярмаркѣ, что будто старшій сынъ лорда Дзси проигралъ десятки тысячъ принцу Валлійскому, и будто милэди собирается заложить всѣ свои брилльянты, чтобъ заплатить этотъ долгъ. Впрочемъ, вамъ лучше знать про это, сэръ... Ну, а насчетъ хозяйства, такъ едвали оно вамъ понравится. Да и домъ здѣшній... Одни сквозняки чего стоютъ! Смертельную простуду можно нажить. И потомъ, наверху полы совсѣмъ прогнили, а въ погребѣ крысъ не оберешься,-- никакого спасенья отъ нихъ нѣтъ.

-- Однако, мистрисъ Пойзеръ, вы мнѣ нарисовали ужасную картину. Я даже начинаю думать, что окажу вамъ большую услугу, избавивъ васъ отъ необходимости жить въ такомъ скверномъ мѣстѣ. Впрочемъ, едвали вы можете на это разсчитывать. Если я и поселюсь въ деревнѣ, то не раньше, какъ лѣтъ черезъ двадцать, когда я превращусь въ толстаго сорокалѣтняго джентльмена. А дѣдушка ни за что не согласится разстаться съ такими хорошими арендаторами.

-- Если ужъ онъ такого хорошаго мнѣнія о мистерѣ Пойзерѣ, какъ объ арендаторѣ, то я попросила-бы васъ, сэръ, замолвитъ ему словечко за насъ:-- не разрѣшитъ-ли онъ подновить изгороди? Мой мужъ уже говорилъ и просилъ и ничего не могъ добиться. Вы сами знаете, сэръ, какъ много мужъ сдѣлалъ для фермы, а помогли-ли ему когда-нибудь хоть грошомъ даже въ самые трудные годы? Я и то постоянно ему твержу: "Повѣрь, еслибы капитанъ имѣлъ тутъ какую-нибудь власть, все было-бы иначе". Я не имѣю намѣренія говорить непочтительно о тѣхъ, отъ кого мы зависимъ, но есть вещи, которыхъ не выдержитъ самая толстая кожа. Работаешь, работаешь, надрываешься, встанешь до зари, ложишься ужъ и не знаю когда, а и ляжешь, такъ спишь однимъ глазомъ,-- все думаешь: не прокисли-бы сыры, не подохли-бы телята, не проросла-бы пшеница въ скирдахъ,-- и за все за это къ концу года на повѣрку оказывается, что ты настряпалъ пиръ на весь міръ и за всѣ свои труды только понюхалъ его.

Разъ снявшись съ якоря, мистрисъ Пойзеръ уже летѣла на всѣхъ парусахъ, совершенно забывая свой почтительный страхъ передъ высшими. Твердая вѣра въ свое умѣнье излагать факты была для нея двигателемъ, превозмогавшимъ всѣ преграды.

-- Боюсь, мистрисъ Пойзеръ, что я окажу вамъ медвѣжью услугу, если подниму вопросъ объ изгородяхъ, сказалъ капитанъ,-- хотя могу васъ увѣрить, ни за одного изъ нашихъ арендаторовъ я не вступился-бы охотнѣе, чѣмъ за вашего мужа. Я знаю, что на десять миль кругомъ не найдется фермы, которая содержалась-бы въ такомъ порядкѣ, какъ ваша. Ну, а ужъ про кухню нечего и говорить, прибавилъ онъ, улыбаясь:-- я убѣжденъ, что во всемъ королевствѣ не сыскать другой, ей подобной... Кстати: я никогда не видѣлъ вашей молочной; покажите мнѣ молочную, мистрисъ Пойзеръ.

-- Ужъ и не знаю, право, сэръ, какъ я васъ туда поведу... Тамъ Гетти возится съ масломъ; сегодня поздно сбили, и мнѣ такъ совѣстно...

Сказавъ это, мистрисъ Пойзеръ покраснѣла, въ полной увѣренности, что капитанъ искренно интересуется ея крынками и кадушками, и что видъ ея молочной можетъ повліять на его мнѣніе о хозяйствѣ.

-- О, я нимало не сомнѣваюсь, что ваша молочная въ образцовомъ порядкѣ. Пожалуйста, пойдемте туда.

И капитанъ самъ прошелъ впередъ, такъ-что мистрисъ Пойзеръ оставалось только послѣдовать за нимъ.