ВЪ ЛѢСУ.
Въ тотъ-же самый день, въ четвергъ поутру, Артуръ Донниторнъ расхаживалъ по своей уборной и держалъ совѣщаніе самъ съ собой, поглядывая въ старомодныя зеркала на отраженіе своей привлекательной британской физіономіи, на которую со стѣнъ, или вѣрнѣе, съ покрывавшихъ ихъ полинялыхъ оливковыхъ тканыхъ обоевъ въ свою очередь таращили глаза дочь фараона и ея прислужницы, хотя по настоящему имъ слѣдовало-бы присматривать за младенцемъ Моисеемъ. Къ тому времени, когда камердинеръ перекинулъ Артуру черезъ плечо черную шелковую повязку и сталъ завязывать ее на спинѣ, совѣщаніе это завершилось опредѣленнымъ практическимъ рѣшеніемъ.
-- Я хочу съѣздить въ Игльдэль поудить, на недѣльку, на двѣ, сказалъ онъ вслухъ.-- Я возьму васъ съ собой, Нимъ. Мы выѣдемъ сегодня утромъ; будьте готовы къ половинѣ двѣнадцатаго.
Тутъ тихій свистъ, который помогъ ему придти къ этому рѣшенію, смѣнился громчайшими теноровыми нотами, зазвенѣвшими на весь домъ, когда онъ побѣжалъ по корридору, распѣвая свою любимую арію изъ "Begger's opera": когда сердце мужчины забота гнететъ". Пѣсня не героическая; тѣмъ не менѣе Артуръ чувствовалъ себя героемъ, шагая къ конюшнямъ, чтобы отдать распоряженіе насчетъ лошадей. Собственное одобреніе было необходимо Артуру: онъ не могъ безъ него обойтись. А на этотъ разъ оно не давалось даромъ,-- надо было заслужить его побѣдой надъ собой. Онъ никогда еще не терялъ въ своихъ глазахъ права на это одобреніе; онъ довольно крѣпко вѣрилъ въ свои добродѣтели. Не было на свѣтѣ молодого человѣка, который сознавался-бы болѣе искренно въ своихъ недостаткахъ; искренность была одною изъ любимыхъ его добродѣтелей. А можетъ-ли ваша искренность проявиться во всемъ своемъ блескѣ, если у васъ нѣтъ маленькихъ слабостей, о которыхъ вы могли-бы говорить? Но Артуръ питалъ пріятную увѣренность, что его слабости, всѣ безъ исключенія, благороднаго свойства: всѣ онѣ носили необузданный, пылкій, львиный характеръ: въ нихъ не было ничего низкаго, лукаваго, змѣинаго. Артуръ Донниторнъ не могъ оказаться виновнымъ въ подлости или жестокости. "Нѣтъ, никогда! Правда, я чертовски способомъ попадаться въ просакъ, но я никогда не позволю себѣ свалить на чужія плечи отвѣтственность за мой грѣхъ". Къ несчастью грѣшки молодыхъ джентльменовъ не обладаютъ врожденной рыцарской справедливостью и зачастую упорно отказываются обрушиться тяжестью своихъ худшихъ послѣдствій на зачинщика, вопреки всѣмъ его громогласнымъ заявленіямъ о своемъ желаніи нести ихъ на себѣ. Надо полагать, что единственно, благодаря такому несовершенству существующаго порядка вещей Артуръ Донниторнъ, самъ попадаясь въ просакъ, обыкновенно подводилъ и другого. Прежде всего онъ былъ добродушенъ. Мечтая о будущемъ, когда онъ вступитъ во владѣніе" помѣстьемъ, онъ видѣлъ въ своемъ воображеніи благоденствующихъ арендаторовъ, обожающихъ своего помѣщика (который будетъ, конечно, образцомъ англійскаго дворянина),-- имѣнье въ образцовомъ порядкѣ, сады -- само изящество и высшій вкусъ;-- конюшни -- лучшія въ Ломширѣ; домъ -- всегда открытый для гостей; кошелекъ -- открытый для общественныхъ нуждъ,-- однимъ словомъ, ничего похожаго на то, что до сихъ поръ обыкновенно связывалось съ именемъ Донниторновъ. И однимъ изъ первыхъ добрыхъ дѣлъ, которыя онъ намѣревался совершить въ будущемъ, было увеличеніе оклада Ирвайна за Геислопскій приходъ, чтобъ онъ могъ держать экипажъ для матери и сестеръ. Сердечная привязанность Артура къ ректору началась еще съ того времени, когда онъ ходилъ въ дѣтскихъ платьицахъ и коротенькихъ штанишкахъ. Это была сыновняя и братская любовь,-- настолько братская, что онъ предпочиталъ общество Ирвайна обществу большинства молодыхъ людей, и настолько сыновняя, что онъ сильно побаивался неодобренія Ирвайна.
Какъ видите, Артуръ Донниторнъ былъ добрый малый,-- всѣ его товарищи по коллегіи считали его такимъ. Онъ не могъ видѣть страданія; въ минуты самаго сильнаго раздраженія противъ дѣда онъ былъ-бы очень огорченъ, еслибы со старикомъ случилось несчастье, и даже тетка его Лидія, безнадежная старая дѣва, имѣла свою долю барышей отъ безграничнаго мягкосердія, съ какимъ онъ относился ко всему ея полу. Достаточно-ли владѣлъ онъ собой, чтобы всегда оставаться тѣмъ безобиднымъ, благонамѣреннымъ и расположеннымъ дѣлать добро человѣкомъ, какимъ онъ желалъ быть по своей доброй натурѣ,-- было вопросомъ, котораго никто еще не рѣшилъ противъ него. Не забывайте, что ему было всего двадцать лѣтъ. И кто-же станетъ слишкомъ тщательно добиваться до истинныхъ свойствъ характера, когда дѣло идетъ о красивомъ, великодушномъ молодомъ джентльменѣ, который со временемъ будетъ достаточно богатъ, чтобы загладить всѣ свои провинности. Такой джентльменъ -- случится-ли ему по неосторожности переѣхать человѣка и переломить ему ноги, или какъ-нибудь нечаянно испортить жизнь женщинѣ,-- всегда можетъ вознаградить перваго хорошей пенсіей, а отъ послѣдней откупиться дорогими бездѣлушками, которыя онъ самъ упакуетъ въ ящичекъ и отошлетъ ей, надписавъ адресъ своею рукой. Въ подобныхъ случаяхъ смѣшно прилагать слишкомъ строгую мѣрку: вѣдь это не писецъ какой-нибудь, о которомъ мы наводимъ справки, намѣреваясь взять его въ услуженіе. Къ молодому человѣку хорошей семьи и съ обезпеченнымъ состояніемъ приложимы только общіе, круглые, дворянскіе эпитеты, и дамы, съ тѣмъ острымъ ясновидѣніемъ, которое составляетъ отличительную черту прекраснаго пола, всегда скажутъ вамъ съ одного взгляда, насколько онъ во всѣхъ отношеніяхъ пріятный молодой человѣкъ. Есть много шансовъ на то, что онъ пройдетъ поприще жизни, никого не скандализируя своимъ поведеніемъ,-- пройдетъ его гордымъ морскимъ кораблемъ, который не побоялась-бы взять въ страховку ни одна страховая контора. Конечно, корабли подвержены случайностямъ; бываетъ иной разъ, что несчастная случайность обнаружитъ съ ужасающей очевидностью какой-нибудь изъянъ въ конструкціи корабля, котораго никогда-бы не открыли при тихой погодѣ, и не одному "доброму малому" случалось не выдерживать испытаній, которымъ подвергало его роковое сцѣпленіе обстоятельствъ.
Но мы не имѣемъ пока никакихъ основаній дѣлать такого рода зловѣщія предсказанія относительно Артура Донниторна. Мы только-что видѣли, что онъ оказался способнымъ принять благоразумное рѣшеніе, руководствуясь внушеніями совѣсти. Одно намъ ясно: заботливая природа создала его такимъ, что если онъ и свернетъ съ прямого пути, то никогда не сдѣлаетъ этого спокойно, съ легкимъ сердцемъ, и никогда не преступитъ той предѣльной черты грѣха, за которой его не терзали-бы ежечасно нападенія изъ противоположнаго лагеря. Онъ никогда не сдѣлается клевретомъ Порока и не будетъ носить въ петличкѣ его орденовъ.
Было около десяти часовъ, и солнце великолѣпно сіяло; все казалось какъ-то милѣе и краше послѣ вчерашняго дождя. Пріятно въ такое утро шагать по усыпанной гравіемъ широкой дорожкѣ къ конюшнямъ, обдумывая предстоящую экскурсію. Но запахъ конюшни, который при обыкновенномъ, естественномъ порядкѣ вещей представляетъ одно изъ самыхъ умиротворящихъ впечатлѣній въ жизни мужчины, всегда приносилъ съ собой Артуру нѣкоторую дозу раздраженія, конюшни его дѣда -- это былъ обособленный міръ, въ которомъ онъ не могъ творить свою волю. Здѣсь дѣло велось на самую мѣщанскую ногу. Дѣдъ его ни за что не соглашался прогнать старика конюха глупого старикашку, котораго никакими рычагами нельзя было сдвинуть съ зарубки его рутинныхъ пріемовъ, и которому разрѣшалось нанимать себѣ въ помощники кого онъ хочетъ. Все это были неотесанные ломширскіе парни; ихъ перебывало въ замкѣ цѣлое поколѣніе. Одинъ изъ нихъ, напримѣръ, желая попробовать новыя ножницы, выстригъ недавно длинную плѣшь у гнѣдой кобылы Артура. Развѣ можетъ такое положеніе дѣлъ не наполнять горечью человѣческое сердце? Еще въ домѣ можно кое-какъ мириться со всякой докукой, но чтобы, приходя въ конюшню, постоянно натыкаться на непріятности,-- нѣтъ, этого положительно не въ состояніи вынести ни одинъ живой человѣкъ, не рискуя впасть въ мизантропію.
Деревянное, изрытое морщинами лицо старика Джона было первымъ предметомъ, бросившимся въ глаза Артуру, когда онъ вошелъ на конскій дворъ, и совершенно отравившимъ ему пріятный, звучный лай, которымъ встрѣтили его два породистые пса, сторожившіе конюшни: онъ никогда не могъ спокойно говорить съ этимъ старымъ олухомъ.
-- Осѣдлайте мнѣ Мегъ, и Раттлера для Пима, и чтобъ къ половинѣ двѣнадцатаго обѣ лошади были поданы къ подъѣзду,-- слышите?
-- Слышу, капитанъ, слышу, какъ не слышать!, говорилъ старикъ Джонъ не слишкомъ торопливо, слѣдуя въ то-же время за молодымъ бариномъ въ конюшню. Джонъ смотрѣлъ на молодыхъ господъ, какъ на естественныхъ враговъ старыхъ слугъ, а на молодежь вообще, какъ на довольно неудачную выдумку, безъ которой міръ могъ-бы прекрасно обойтись.
Артуръ зашелъ въ конюшню приласкать Мегъ, стараясь по возможности не замѣчать, что тамъ дѣлается, чтобъ не испортить себѣ настроенія передъ завтракомъ. Хорошенькая лошадка, стоявшая въ одномъ изъ дальнихъ стоилъ, повернула на шаги хозяина свою изящную головку съ кроткими глазами. Крошечная болонка Тротъ -- ея неразлучный товарищъ,-- лежала, свернувшись клубочкомъ, у нея на спинѣ.
-- Ну что, Мегъ, моя красавица, соскучилась стоять, сказалъ Артуръ, похонывая лошадь по шеѣ.-- Погоди -- мы съ тобой зададимъ сегодня славную гонку.
-- Нѣтъ, ваша милость, сегодня, должно быть, ужъ не придется, проговорилъ на это Джонъ.
-- Отчего?
-- Да она захромала.
-- Захромала?! Ахъ чортъ!... Какимъ это образомъ?
-- Мальчишка-конюхъ зазѣвался -- подвелъ ее близко къ упряжнымъ лошадямъ, а пристяжной лягнулъ и зашибъ ей переднюю ногу.
Здѣсь разсудительный лѣтописецъ благоразумно умалчиваетъ о томъ, что за симъ воспослѣдовали. Мы можемъ только догадываться, что дѣло не обошлось безъ крупныхъ словъ, сыпавшихся въ перемежку съ успокоительными "Ho-но" и Тиру!, не бойся!... пока шелъ осмотръ ушибленной ноги,-- что Джонъ обнаружилъ при этомъ не больше волненія, чѣмъ можно было-бы ожидать отъ деревянной палки, искусно выточенной въ видѣ человѣческой фигуры съ человѣческимъ лицомъ, и что вскорѣ послѣ того Артуръ Донниторнъ вышелъ изъ воротъ конскаго двора, но -- уже больше не пѣлъ.
Артуръ былъ разобиженъ до послѣдней степени и очень сердился. Кромѣ Мегъ и Раттлера, на конюшнѣ не было лошадей, которыми онъ и его слуга могли-бы воспользоваться. Это было очень досадно -- ужасно досадно! И какъ нарочно все такъ вышло именно тогда, когда ему особенно хотѣлось исчезнуть недѣльки на двѣ. Просто непростительно было со стороны Провидѣнія допустить такое стеченіе обстоятельствъ. Сидѣть взаперти въ этомъ скучномъ замкѣ, со сломанной рукой, когда всѣ твои полковые товарищи веселятся въ Виндзорѣ!.. Наслаждаться обществомъ старика дѣда, который питаетъ къ тебѣ такого-же сорта родственную привязанность, какъ къ своимъ фамильнымъ бумагамъ, да когда еще при этомъ тебя на каждомъ шагу все бѣситъ -- всѣ порядки и въ домѣ, и въ имѣньѣ. При такихъ обстоятельствахъ человѣкъ не можетъ не придти въ дурное расположеніе духа, и раздраженіе его неизбѣжно выразиться какимъ нибудь излишествомъ -- не въ томъ, такъ въ другомъ. "Сокельдъ тянулъ-бы на моемъ мѣстѣ портвейнъ" говорилъ себѣ Артуръ, но я теперь не въ настроеніи пить... Ну ладно: нельзя мнѣ ѣхать въ Игльдель, такъ проѣдусь я на Раттлерѣ въ Норбернъ и позавтракаю у Гавэна.
За этимъ намѣреніемъ, выраженнымъ въ словахъ, крылось другое -- не выраженное. Оставшись завтракать у Гавэна, онъ непремѣнно засидится и возвратится домой не раньше пяти, когда Гетти будетъ уже благополучно сидѣть въ комнатѣ ключницы. Такимъ образомъ по дорогѣ въ замокъ она не попадется ему на глаза, а къ тому времени, когда она соберется домой, онъ только-что пообѣдаетъ и полѣнится идти въ паркъ,-- значитъ такъ они и не встрѣтятся. Конечно, въ сущности нѣтъ ровно ничего дурного въ томъ, что онъ ласковъ съ этой дѣвочкой и, разумѣется, стоитъ протанцовать съ цѣлой дюжиной сельскихъ красавицъ ради того, чтобы полюбоваться ею полчасика; но, пожалуй, все таки лучше не обращать на нее больше вниманія, а то она и въ самомъ дѣлѣ Богъ знаетъ, что возмечтаетъ, какъ говоритъ Ирвайнъ, хотя онъ, Артуръ, со своей стороны думаетъ, что молодыя дѣвушки вовсе не такія ужъ недотроги, и вскружить имъ голову не такъ-то легко; по крайней мѣрѣ, тѣ, съ которыми онъ имѣлъ дѣло, оказывались обыкновенно вдвое хладнокровнѣе и хитрѣе его самого. Ну, а чтобы Гетти грозила въ этомъ случаѣ серьезная бѣда -- объ этомъ не могло быть рѣчи. Артуръ Донниторнъ ручался за себя.
Итакъ, когда солнце показывало полдень, онъ уже скакалъ по дорогѣ къ Норберну. На его счастье Галселльскій общій выгонъ приходился у него на пути, такъ-что онъ могъ пустить хорошимъ галопомъ. "Взять" нѣсколько канавъ и плетней бываетъ иногда очень полезно: нѣтъ лучшаго средства угомонить сидящаго въ насъ демона, и остается только удивляться, какимъ образомъ центавры, имѣя за собой такое огромное преимущество въ упражненіяхъ этого рода, могли оставить по себѣ такую худую славу въ исторіи.
Послѣ всего этого вы, вѣроятно, удивитесь, когда я вамъ скажу, что хотя все вышло какъ но писанному -- Гавэнъ оказался дома и т. д.,-- стрѣлка солнечныхъ часовъ во дворѣ замка не успѣла еще хорошенько перейти за три, когда Артуръ влетѣлъ въ ворота, соскочилъ съ запыхавшагося Раттлера и побѣжалъ въ домъ, приказавъ сейчасъ-же подавать ему завтракъ. Но я подозрѣваю, что и послѣ Артура на свѣтѣ былъ не одинъ молодой человѣкъ, которому случалось проскакать нѣсколько миль съ цѣлью избѣжать опасной встрѣчи, а затѣмъ во весь опоръ мчаться назадъ, чтобы не прозѣвать этой встрѣчи. Это любимая военная хитрость нашихъ страстей -- забить отбой, обратиться въ притворное бѣгство, и вдругъ повернуть налѣво кругомъ и напасть на человѣка въ тотъ самый моментъ, когда онъ совсѣмъ успокоился, въ полной увѣренности, что поле битвы -- на этотъ день, по крайней мѣрѣ,-- осталось за нимъ.
-- Однако, капитанъ скакалъ, какъ самъ чортъ, сказалъ Дальтонъ, кучеръ, старику Джону, когда тотъ привелъ Раттлера на конскій дворъ. Мистеръ Дальтонъ покуривалъ свою трубочку, прислонившись къ стѣнѣ конюшни, на которой его внушительная фигура выступала въ видѣ каріатиды.
-- Хотѣлъ-бы я, чтобъ самъ чортъ убиралъ за нимъ лошадей, проворчалъ въ отвѣтъ Джонъ.
-- Да, оно кстати, и конюхъ былъ-бы у него тогда много любезнѣе, чѣмъ теперь, замѣтилъ Дальтонъ, и эта шутка такъ ему понравилась, что, оставшись одинъ, онъ черезъ каждые пять минутъ вынималъ изо рта свою трубку, подмигивалъ воображаемымъ слушателямъ и трясся отъ беззвучнаго желудочнаго смѣха, повторяя мысленно весь діалогъ съ самаго начала, чтобы потомъ съ эффектомъ пересказать его въ людской.
Когда Артуръ послѣ завтрака пришелъ въ свою уборную, ему неизбѣжно должно было припомниться совѣщаніе, которое онъ имѣлъ самъ съ собой поутру; но теперь онъ не могъ надолго остановиться на этомъ воспоминаніи,-- не могъ припомнить мыслей и чувствъ, казавшихся ему въ то время такими убѣдительными, какъ не могъ-бы припомнить того запаха, который ворвался къ нему въ комнату вмѣстѣ съ утреннимъ воздухомъ, когда онъ, проснувшись, отворилъ окно Желаніе видѣть Гетти затопило его душу, какъ плохо запруженный потокъ; онъ самъ удивлялся, какъ могъ пустой капризъ завладѣть имъ такъ сильно: у него даже руки дрожали, когда онъ приглаживалъ передъ зеркаломъ волосы... Да нѣтъ вздоръ!-- онъ скакалъ сломя голову и усталъ -- вотъ и все. А все оттого, что онъ раздулъ пустяки въ серьезный вопросъ, придавая имъ слишкомъ много значенія. Сегодня онъ еще доставитъ себѣ удовольствіе -- повидается съ Гетти, а тамъ выкинетъ изъ головы всю эту исторію, и дѣло съ концомъ. А все Ирвайнъ виноватъ. "Не скажи онъ тогда ничего, я бы и не думалъ о Гетти. Что мнѣ Гетти! Меня гораздо больше занимаетъ то, что Мегъ захромала". Но все равно, сегодня именно такой день, когда пріятно покейфовать въ Эрмитажѣ, и онъ пойдетъ туда послѣ обѣда кончать "Зелуко" доктора Мура. Эрмитажъ стоялъ въ сосновой рощѣ; дорога изъ Большой Фермы пролегала черезъ эту рощу, и Гетти должна была непремѣнно тамъ пройти. Итакъ, ничего не могло быть проще и естественнѣе: встрѣча съ Гетти не будетъ цѣлью его прогулки,-- онъ встрѣтитъ ее случайно.
Тѣнь Артура скользила промежь могучихъ дубовъ парка,-- скользила быстрѣе, чѣмъ можно было ожидать отъ тѣни усталаго человѣка въ жаркій день, и не было еще, кажется, четырехъ часовъ, когда онъ уже стоялъ передъ высокой узенькой калиткой, которая вела въ восхитительный лабиринтъ лѣса, окаймлившій одну сторону парка и называвшійся сосновой рощей, не потому, чтобы въ немъ было много сосенъ, а потому, что сосны тамъ попадались. Это былъ смѣшанный лѣсъ, главнымъ образомъ, липовый и буковый,-- изрѣдка втрѣчалась и легкая, серебристая березка,-- такой именно лѣсъ, который больше всего посѣщается нимфами. Вы видите, какъ мелькаютъ изъ за вѣтвей ихъ бѣлыя, прозрачныя ручки: вамъ кажется, что онѣ выглядываютъ изъ за мягкоизгибающагося ствола какой-нибудь высокой липы; вамъ слышится ихъ нѣжный, разсыпчатый смѣхъ;-- но если вы вздумаете всматриваться слишкомъ любопытнымъ, кощунственнымъ взглядомъ,-- они исчезнутъ за серебристыми буками, ихъ голоса превратятся для васъ въ журчаніе ближняго ручейка, а сами онѣ -- въ рѣзвыхъ бѣлокъ, что пускаются отъ васъ на утекъ вверхъ по деревьямъ и потомъ дразнятъ васъ съ самой высокой вѣтки. Это не былъ паркъ съ отмѣренной, ровной травой и усыпанными гравіемъ дорожками для прогулокъ; это былъ лѣсъ, съ узенькими выбитыми тропинками, окаймленными по краямъ блѣдной полоской нѣжнаго моха, какъ будто образовавшимися но волѣ деревьевъ и кустовъ, которые почтительно разступились, давая дорогу высокой царицѣ бѣлоногихъ нимфъ.
Артуръ Донниторнъ шелъ по самой широкой изъ этихъ тропинокъ, подъ сводомъ вѣтвей буковъ и липъ. Былъ ясный, жаркій день -- одинъ изъ тѣхъ дней, когда золотые лучи лѣниво скользятъ но верхнимъ вѣткамъ, лишь изрѣдка заглядывая внизъ, бросая на тропинку свой пурпуръ и задѣвая тамъ и сямъ пучекъ моха,-- такой день, когда неумолимый рока" прячетъ свое холодное, зловѣщее лицо за сверкающимъ дымчатымъ покрываломъ, когда онъ обволакиваетъ насъ теплыми пушистыми крыльями и дышетъ на насъ благоуханной отравой фіалокъ. Артуръ шелъ съ книгой подъ мышкой, безпечнымъ шагомъ фланера, по онъ не смотрѣлъ внизъ, какъ это бываетъ съ людьми, углубившимися въ свои мысли; глаза его не отрывались отъ дальняго поворота тропинки, изъ за котораго должна была вскорѣ показаться одна маленькая фигурка. А, вонъ и она! Сперва за кустами мелькнуло яркое пятнышко разныхъ цвѣтовъ -- точно райская птица, потомъ появилась и легкая фигурка въ круглой шляпѣ съ корзиночкой на рукѣ... А вотъ и вся она -- прелестная дѣвушка -- краснѣющая, сіяющая улыбкой, немножко испуганная.. Онъ къ ней подходитъ, и она присѣдаетъ ему съ растеряннымъ и счастливымъ лицомъ... Еслибъ Артуръ успѣлъ хоть немного поразмыслить, ему показалось-бы страннымъ, что и онъ тоже взволнованъ, онъ бы почувствовалъ, что и онъ тоже краснѣетъ... однимъ словомъ, имѣетъ такой растерянный видъ, какъ будто онъ и не думалъ идти сюда въ расчетѣ встрѣтить то, что онъ встрѣтилъ, а какъ будто его захватили врасплохъ. Бѣдныя взрослыя дѣти! Какъ жаль, что они уже вышли изъ той золотой поры дѣтства, когда эта встрѣча не смутила бы ихъ. Встрѣться они тогда, они постояли-бы, поглядѣли-бы другъ на друга съ застѣнчивымъ удовольствіемъ, можетъ быть поцѣловались-бы -- легкимъ поцѣлуемъ бабочки,-- и побѣжали-бы вмѣстѣ -- играть. Потомъ онъ возвратился-бы домой въ свою постельку подъ шелковымъ пологомъ, а она положила-бы головку на свою наволочку изъ домотканной холстины, и оба спали-бы и не видѣли сновъ, а на утро и не вспомнили-бы о вчерашнемъ.
Артуръ повернулся и безъ всякихъ объясненій пошелъ рядомъ съ Гетти. Они были вдвоемъ, наединѣ,-- въ первый разъ.
Какъ всесильна власть этого перваго свиданія наединѣ! Первыя двѣ, три минуты онъ положительно не смѣлъ взглянуть на эту простенькую деревенскую дѣвушку. А Гетти?-- Ея ножки ступали не по землѣ, а по облакамъ; она не шла,-- теплый зефиръ несъ ее на своихъ крыльяхъ. Она забыла про свою розовую ленточку и такъ-же мало сознавала присутствіе своихъ рукъ и ногъ, какъ если-бы ея ребяческая душа переселилась въ водяную лилію, что покоится на своемъ влажномъ ложѣ, убаюкиваемая лучами полуденнаго солнца. Какъ это ни странно, но Артуръ именно въ своей робости почерпнулъ успокоеніе, увѣренность въ себѣ: это было совершенно не то состояніе духа, какого онъ ожидалъ для себя отъ этой встрѣчи, и, несмотря на весь хаосъ наполнявшихъ его смутныхъ чувствъ, въ головѣ его, въ эти минуты молчанія, успѣла сложиться сознательная мысль, что вся его борьба, всѣ его прежнія сомнѣнія были излишни.
-- Вы хорошо сдѣлали, что пошли черезъ рощу, сказалъ онъ наконецъ, взглянувъ на нее;-- эта дорога гораздо красивѣе, да и короче, чѣмъ всѣ остальныя.
-- Да, сэръ, отвѣчала Гетти дрожащимъ голосомъ, еле слышно. Она не имѣла понятія, какъ надо говорить съ такимъ важнымъ бариномъ, какъ мистеръ Артуръ, и самое тщеславіе ея дѣлало ее скупой на слова.
-- Вы всякую недѣлю бываете у мистриссъ Помфретъ!
-- Да, сэръ, всякій четвергъ, кромѣ тѣхъ дней, когда ей приходится выѣзжать съ миссъ Донниторнъ.
-- Она васъ, кажется, учитъ чему-то?
-- Да, сэръ, штопать кружева и чулки. Она научилась этому заграницей. Очень хорошо выходитъ -- совсѣмъ незамѣтно, такъ-что нельзя даже сказать, гдѣ штопка, гдѣ чулокъ... Она учитъ меня еще и кроить.
-- Развѣ вы собираетесь поступать въ горничныя.
-- Да, сэръ, мнѣ бы очень хотѣлось.
Теперь Гетти говорила погромче, но все еще дрожащимъ голосомъ: можетъ быть, она кажется капитану Донниторну такой-же глупой, какъ ей -- Люкъ Бриттонъ, думала она.
-- Мистриссъ Помфретъ, вѣроятно, всегда ждетъ васъ въ это время?
-- Она ждетъ меня въ четыре часа. Сегодня я немножко опоздала -- тетя не могла отпустить меня раньше,-- но у насъ назначено четыре часа, потому-что съ этого часа мистриссъ Помфретъ бываетъ свободна до звонка миссъ Донниторнъ.
-- А, въ такомъ случаѣ я не стану васъ задерживать, а то я показалъ-бы вамъ Эрмитажъ. Вы никогда его не видали?
-- Нѣтъ, сэръ.
-- Къ нему надо сворачивать вотъ по этой тропинкѣ. Но теперь мы туда не пойдемъ; я покажу вамъ его въ другой разъ, если хотите.
-- Да, сэръ, пожалуйста.
-- А вы всегда возвращаетесь домой этой дорогой, или можетъ быть вы боитесь идти по лѣсу одна, въ темнотѣ?
-- О нѣтъ, сэръ, я никогда не хожу поздно; я выхожу часовъ въ восемь, а теперь по вечерамъ такъ свѣтло. Тетя разсердилась-бы, еслибъ я не пришла домой къ девяти.
-- Можетъ быть, васъ провожаетъ Крегъ, нашъ садовникъ?
Яркій румянецъ залилъ лицо и шею Гетти.
-- Нѣтъ, нѣтъ, онъ не ходитъ со мной!... Право не ходитъ, и никогда не ходилъ! Я бы ему не позволила,-- я не люблю его, проговорила она торопливо, и слезы обиды подступили такъ быстро, что не успѣла она договорить, какъ свѣтлая капля покатилась по ея горячей щекѣ. Тогда ей стало до смерти стыдно, что она плачетъ, и на одинъ долгій мигъ все ея счастье улетѣло. По въ слѣдующее мгновеніе она почувствовала, какъ чья-то рука обвилась вокругъ ея стана, и нѣжный голосъ сказалъ:
-- О чемъ-же вы плачете, Гетти? Я не хотѣлъ васъ обидѣть. Ни за какія сокровища въ мірѣ я не захотѣлъ-бы обидѣть васъ, мой милый цвѣчочекъ! Ну, полно, перестаньте... взгляните на меня, а то я буду думать, что вы никогда меня не простите.
Артуръ положилъ руку на мягкое плечико, бывшее ближе къ нему, и съ нѣжной лаской наклонился къ Гетти. Она подняла свои длинныя рѣсницы, мокрыя отъ слезъ, и увидѣла глаза, глядѣвшіе на нее нѣжнымъ, робкимъ, умоляющимъ взглядомъ. Какъ долго тянулись эти нѣсколько мгновеній, пока они глядѣли другъ на друга, и его руки касались ея! Любовь -- такая простая вещь, когда мы переживаемъ двадцать первую нашу весну, и когда прелестная семнадцатилѣтняя дѣвушка дрожитъ подъ нашимъ взглядомъ, какъ розовый бутонъ, открывающій свое сердце утреннимъ лучамъ въ экстазѣ изумленія и восторга. Нетронутыя юныя души соприкасаются мягко и нѣжно, какъ два бархатные персика, когда, скатившись вмѣстѣ, они тихонько останавливаются; онѣ сливаются такъ-же легко, какъ два встрѣчные ручейка, и ничего имъ не надо -- дайте имъ только смѣшаться и затеряться въ густой чащѣ листвы... Пока Артуръ глядѣлъ въ глаза Гетти -- въ эти молящіе темные глаза -- ему было рѣшительно все равно, какимъ языкомъ она говоритъ, и будь въ то время въ модѣ пудра и фижмы, онъ вѣроятно, даже не замѣтилъ-бы, что Гетти недостаетъ этихъ атрибутовъ высшаго тона.
Но вотъ они отскочили другъ отъ друга съ бьющимися сердцами: что-то съ шумомъ упало на тропинку. Это была корзинка Гетти; всѣ ея рабочія принадлежности разсыпались по землѣ; часть изъ нихъ откатилась довольно далеко. Понадобилось нѣсколько минутъ, чтобы подобрать всѣ вещи, и во все это время не было сказано ни слова; но когда Артуръ повѣсилъ корзинку на руку Гетти, бѣдная дѣвочка почувствовала странную перемѣну въ его обращеніи. Онъ только слегка пожалъ ей руку и сказалъ такимъ тономъ и съ такимъ взглядомъ, что на нее повѣяло холодомъ:
-- Не буду васъ больше задерживать,-- васъ ждутъ. Прощайте.
И, не дожидаясь отвѣта, онъ повернулся и пошелъ скорымъ шагомъ по дорогѣ къ Эрмитажу. А Гетти продолжала свой путь какъ во снѣ. Странный сонъ -- исполненный противорѣчія! Какимъ опьяняющимъ блаженствомъ онъ для нея начался и какою тоской наполнялъ онъ теперь ея душу!... Встрѣтитъ-ли она его, когда будетъ возвращаться домой? Отчего онъ говорилъ съ нею такъ, точно сердился на нее! И зачѣмъ убѣжалъ такъ внезапно?-- и она заплакала, сама не зная о чемъ.
Артуру было тоже очень и очень не но себѣ, но его ощущенія были освѣщены для него болѣе яркимъ свѣтомъ самосознанія. Добѣжавъ до Эрмитажа, который стоялъ въ самой чащѣ, онъ распахнулъ дворъ сильнымъ толчкомъ, захлопнулъ ее за собой, швырнулъ въ уголъ своего "Зелуко", засунулъ руки въ карманы, прошелся разъ пять или шесть изъ конца въ конецъ маленькой комнатки и сѣлъ на оттоманку въ неловкой, напряженной позѣ человѣка, рѣшившагося не поддаваться овладѣвшему имъ чувству.
Онъ влюбился въ Гетти -- это ясно. Онъ готовъ былъ послать къ чорту все на свѣтѣ за возможность отдаться восхитительному чувству, которое онъ только-что въ себѣ созналъ. Безполезно закрывать глаза на совершившійся фактъ: они слишкомъ горячо полюбятъ другъ друга, если будутъ продолжать видѣться. А что изъ этого выйдетъ? Черезъ нѣсколько недѣль ему придется уѣхать, и бѣдная дѣвочка будетъ чувствовать себя несчастной... Нѣтъ, ему нельзя встрѣчаться съ ней наединѣ; надо постараться не попадаться ей больше на глаза. Какой онъ дуракъ, что уѣхалъ отъ Гавэна!
Онъ всталъ и растворилъ всѣ окна, чтобы впустить свѣжаго воздуху. Въ маленькую комнатку Эрмитажа ворвался здоровый запахъ сосенъ, обступавшихъ ее тѣснымъ кольцомъ. Свѣжій воздухъ не помогъ ему въ его борьбѣ съ самимъ собой, пока онъ стоялъ, высунувшись въ окно и, глядя въ зеленую даль, старался укрѣпиться въ принятомъ рѣшеніи. Но онъ считалъ это рѣшеніе принятымъ; обсуждать его дальше не было никакой надобности. Онъ рѣшилъ не встрѣчаться больше съ Гетти -- это дѣло конченное. И теперь онъ могъ позволить себѣ помечтать, какъ было-бы пріятно, еслибъ обстоятельства сложились иначе,-- какое было-бы счастье опять увидѣть ее, когда вечеромъ она пойдетъ домой, опять обвить рукой ея станъ и заглянуть въ ея милое личико. Онъ спрашивалъ себя, думаетъ-ли она о немъ въ эту минуту, какъ онъ о ней... о да, навѣрное думаетъ! Какъ хороши были ея глаза съ этими слезами на длинныхъ рѣсницахъ! Онъ могъ-бы цѣлый день любоваться ими и былъ-бы совершенно счастливъ... Нѣтъ, ему необходимо видѣть ее еще разъ -- хотя-бы для того, чтобы разсѣять ложное впечатлѣніе, которое должно было сдѣлать на нее его сегодняшнее обращеніе съ ней. Онъ поговоритъ съ нею спокойно, просто и ласково,-- однимъ словомъ такъ, чтобы не дать ей уйти домой съ головой набитой всякими бреднями... Да въ концѣ концовъ это положительно лучшее, что онъ можетъ сдѣлать.
Прошло много времени -- пожалуй, больше часу,-- прежде чѣмъ размышленія Артура привели его къ этому пункту; но какъ только этотъ пунктъ былъ рѣшенъ, онъ не могъ усидѣть въ Эрмитажѣ.
Надо было какъ нибудь убить время до свиданія съ Гетти; надо было двигаться, дѣлать что-нибудь. Кстати, пора было уже одѣваться къ обѣду, такъ какъ дѣдъ его обѣдалъ въ шесть часовъ.