ПОМОЛВКА.
Было 2-е ноября, воскресенье, удивительно сухой и теплый день для этой поры года. Солнца не было видно, но облака стояли высоко, и было такъ тихо, что желтые листья, облетавшіе съ придорожныхъ вязовъ, казалось, падаютъ просто отъ старости -- сами собой. Но, не смотря на теплую погоду, мистрисъ Пойзеръ не пошла въ церковь; она простудилась настолько серьезно, что ей нужно было поберечься: не прошло еще и двухъ лѣтъ, какъ она была больна воспаленіемъ и нѣсколько недѣль пролежала въ постели; а мистеръ Пойзеръ разсудилъ, что такъ какъ женѣ его нельзя выходить, то лучше и ему остаться дома "за компанію". Весьма возможно, что онъ не съумѣлъ-бы объяснить въ опредѣленныхъ выраженіяхъ причинъ, которыя привели его къ такому рѣшенію, но -- какъ это извѣстно всѣмъ экспериментальнымъ философамъ,-- самыя твердыя наши рѣшенія часто зависятъ отъ неуловимыхъ впечатлѣній, для которыхъ слова -- слишкомъ грубый проводникъ. Какъ бы то ни было, изъ всей семьи Пойзеровъ въ этотъ день отправились въ церковь только Гетти да мальчики. Тѣмъ не менѣе Адамъ такъ расхрабрился, что подошелъ къ Гетти послѣ вечерни и объявилъ, что онъ идетъ къ нимъ. Впрочемъ, пока они проходили деревней, онъ больше занимался Марти и Томми, разсказывалъ имъ про бѣлокъ, которыя водятся въ Бинтонскомъ лѣсу, и обѣщалъ какъ-нибудь свозить ихъ туда. Но когда они вышли въ поле, онъ сказалъ мальчикамъ: "А ну-ка, кто изъ насъ лучшій ходокъ? Кто первый дойдетъ до дому, тотъ первый поѣдетъ со мной въ Бинтонскій лѣсъ на ослѣ. Но только Томми мы дадимъ нѣсколько сажень впередъ, потому что онъ меньше".
Никогда еще до сихъ поръ Адамъ не велъ себя, какъ признанный поклонникъ. Какъ только мальчики убѣжали впередъ, онъ посмотрѣлъ на Гетти и сказалъ: "Гетти, нехотите-ли опереться на мою руку?"-- такимъ умоляющимъ голосомъ, точно онъ уже просилъ ее объ этомъ, и она отказалась. Гетти подняла на него глаза, улыбнулась и сейчасъ-же продѣла свою ручку подъ его. Для нея не составляло никакой разницы -- идти-ли одной, или подъ руку съ Адамомъ, но она знала, что ему это не все равно, и ей это было пріятно. Ея сердце не забилось быстрѣй, и она смотрѣла кругомъ, на оголенныя изгороди и на вспаханное черное поле, съ тѣмъ-же ощущеніемъ гнетущей тоски, какъ и раньше. Но Адамъ не слышалъ подъ собою земли: навѣрно Гетти замѣтила, что онъ слегка, чуть-чуть прижимаетъ къ себѣ ея руку... Слова, которыхъ онъ не смѣлъ выговорить, которыхъ онъ не хотѣлъ еще ей говорить, просились на языкъ. И онъ молчалъ до самаго конца ноля. Спокойное терпѣніе, съ какимъ когда-то онъ ждалъ любви Гетти, довольствуясь ея присутствіемъ и мечтами о будущемъ покинуло его съ того ужаснаго дня, почти три мѣсяца тому назадъ, когда онъ видѣлъ ее въ рощѣ съ Артуромъ. Волненія ревности превратили его любовь въ нетерпѣливую, бурную страсть; страхъ и неизвѣстность сдѣлались почти нестерпимы. Но если онъ и не можетъ еще заговорить съ Гетти о своей любви, онъ, по крайней мѣрѣ, разскажетъ ей свою хорошую новость и посмотритъ, обрадуется-ли она. Итакъ, когда онъ овладѣлъ собой настолько, что былъ въ состояніи говорить, онъ сказалъ:
-- Знаете, Гетти, я имѣю сообщить вашему дядѣ одну новость, которая его удивитъ и, я думаю, обрадуетъ.
-- Какая-же это новость? спросила Гетти равнодушно.
-- Мистеръ Бурджъ предложилъ мнѣ быть его компаньономъ, и я согласился.
Гетти измѣнилась въ лицѣ, и ужъ, конечно, эта перемѣна не была вызвана пріятнымъ впечатлѣніемъ -- въ этомъ нельзя было ошибиться. Дѣло въ томъ, что она испугалась и огорчилась: она такъ часто слышала отъ дяди, что стоитъ Адаму захотѣть, и онъ завтра-же станетъ женихомъ Мэри Бурджъ и компаньономъ ея отца, что въ ея умѣ оба эти представленія соединились въ одно, и теперь ей прежде всего пришло въ голову, что вѣрно Адамъ разлюбилъ ее послѣ всего случившагося и рѣшилъ жениться на Мэри Бурджъ. А съ этой мыслью -- и прежде, чѣмъ она успѣла припомнить все то, что говорило противъ подобной догадки,-- явилось опять чувство, одиночества и обманутаго ожиданія: единственное существо, единственный человѣкъ, на которомъ ея душа отдыхала въ своемъ безысходномъ уныніи, ускользалъ отъ нея.... И отъ обиды и огорченія глаза ея наполнились слезами. Она смотрѣла въ землю, но Адамъ видѣлъ ея лицо, видѣлъ слезы, и прежде, чѣмъ онъ успѣлъ договорить: "Гетти, дорогая моя, о чемъ вы плачете?" его быстрая, нетерпѣливая мысль перебрала все, чѣмъ могли быть вызваны эти слезы, и, наконецъ остановилась на единственной вѣроятной причинѣ. Гетти, подумала, что онъ женится на Мэри Бурджъ.... она не хочетъ, чтобъ онъ женился,-- можетъ быть, оттого, что она хочетъ, чтобъ онъ женился на ней?.. Всякая осторожность была отброшена, въ ней больше не было надобности, и онъ могъ только чувствовать трепетную радость. Онъ наклонился къ ней, взялъ ее за руку и сказалъ:
-- Гетти, теперь я могъ-бы жениться; теперь я могу не бояться, что жена моя будетъ терпѣть нужду. Но я никогда не женюсь, если вы не возьмете меня.
Гетти взглянула на него и улыбнулась сквозь слезы -- совершенно такъ, какъ она улыбнулась Артуру въ тотъ первый вечеръ въ лѣсу, когда она думала, что онъ не придетъ, а онъ вдругъ пришелъ. Облегченіе, которое она испытала теперь, теперешнее ея торжество было несравненно слабѣе, но темные большіе глаза и розовыя губки были такъ-же хороши, какъ тогда, быть можетъ даже лучше, потому что въ послѣднее время въ ея красотѣ было больше женственности. Адамъ едва вѣрилъ своему счастью. Правой рукой онъ держалъ ея лѣвую ручку и крѣпко прижималъ къ своему сердцу, низко наклонившись къ ней.
-- Неужто вы и вправду любите меня, Гетти?.. Вы будете моей женой и позволите мнѣ любить васъ и заботиться о васъ до конца жизни?
Гетти не отвѣтила, но лицо Адама было совсѣмъ близко къ ея лицу, и она, какъ котенокъ, прижалась къ нему своей кругленькой щечкой. Ей было нужно, чтобъ ее приласкали, еи было нужно чувствовать себя такъ, какъ будто-бы Артуръ былъ опять съ нею.
Послѣ этого Адамъ не требовалъ словъ, и во всю остальную дорогу они почти не говорили. Онъ только спросилъ: "Могу я сказать вашему дядѣ и теткѣ?", и она отвѣтила: "Да".
Счастливыя лица освѣщало въ тотъ вечеръ пламя камина на Большой Фермѣ послѣ того, какъ Гетти ушла къ себѣ наверхъ, и Адамъ воспользовался этимъ случаемъ и сказалъ мистеру Пойзеру, его женѣ и старику дѣду, что теперь у него есть средства содержать семью, и что Гетти согласилась быть его женой.
-- Надѣюсь, вы не противъ того, чтобъ она за меня вышла, прибавилъ онъ;-- хоть я покамѣстъ еще и бѣдный человѣкъ, но она не будетъ нуждаться ни въ чемъ, что только можетъ быть добыто трудомъ.
-- Что вы, Адамъ, Христосъ съ вами! Что можемъ мы имѣть противъ васъ? говорилъ мистеръ Пойзеръ, покуда старый дѣдъ, согнувшись въ три погибели, тянулъ свое длинное: "Нѣ-тъ, мы ра-ады".-- Ничего не значитъ, что вы не богаты; у васъ заложенъ капиталъ въ головѣ, какъ онъ бываетъ заложенъ въ засѣянномъ полѣ: надо только дать ему время, и онъ окажетъ себя. Если по началу у васъ будетъ въ чемъ недохватка, мы вамъ поможемъ кой-чѣмъ изъ домашняго обихода.-- Вѣдь у тебя, я думаю, припасено тамъ и йуху, и холстины?
Само собою разумѣется, что этотъ вопросъ относился къ мистрисъ Пойзеръ, котор'.я сидѣла, укутавшись въ теплый платокъ, и такъ охрипла, что не могла вести бесѣду со свойственной ей легкостью. Теперь она выразительно кивнула головой и думала было этимъ ограничиться, но потомъ не выдержала: она любила быть во всемъ обстоятельной, и искушеніе было на этотъ разъ слишкомъ сильно.
-- Хороша-бы я была хозяйка, если бъ у меня не нашлось холстины и пуху, когда я ни одной птицы не продаю неощипанной, а самопрялка стучитъ у насъ безъ умолку круглый годъ, сказала она хриплымъ голосомъ.
-- Поди, поди сюда, моя дѣвочка, сказалъ мистеръ Пойзеръ, когда Гетти сошла опять внизъ.-- Поцѣлуй меня. Дай тебѣ Богъ всякаго счастья.
Геттти спокойно подошла и поцѣловала добродушнаго толстяка
-- Вотъ такъ. А теперь пойди поцѣлуй тетку и дѣда, продолжалъ онъ, похлопавъ ее по спинѣ.-- Я такъ-же искренно желалъ-бы видѣть тебя хорошо пристроенной, какъ если бъ ты была родной моей дочерью, да и тетка твоя рада не меньше меня -- я увѣренъ,-- потому что въ эти семь лѣтъ она заботилась о тебѣ, Гетти, какъ о своемъ ребенкѣ... Постой, постой, еще не все,-- прибавилъ онъ, развеселившись, когда Гетти поцѣловала тетку и старика:-- надо поцѣловать и Адама: теперь онъ имѣетъ право на поцѣлуй.
Гетти отвернулась, улыбаясь, и пошла было къ своему пустому стулу.
-- Ну, Адамъ, когда такъ, такъ ты самъ ее поцѣлуй, если ты настоящій мужчина, сказалъ мистеръ Пойзеръ.
И Адамъ -- этотъ здоровый, рослый парень,-- всталъ, краснѣя, какъ дѣвочка, обнялъ Гетти за талію, нагнулся и осторожно поцѣловалъ ее въ губы.
Да, премилую сценку освѣщало красное пламя камина на кухнѣ Большой Фермы, потому что тамъ не было свѣчей. Да и зачѣмъ-бы имъ было горѣть, когда огонь пылалъ такъ ярко и отражался отъ оловянной посуды и полированнаго дуба столовъ? Никому не приходило въ голову работать въ воскресенье. Всѣ были счастливы. Даже Гетти испытывала нѣчто въ родѣ радости, окруженная всей этой любовью. Любовь Адама, ласки Адама не будили въ ней страсти и не могли уже удовлетворять ея тщеславія, но въ нихъ было лучшее, что еще могла дать ей жизнь: онѣ сулили ей хоть какую-нибудь перемѣну.
Много было въ этотъ вечеръ толковъ о томъ, удастся-ли Адаму найти подходящій домъ, въ которомъ онъ могъ-бы поселиться съ женой. Въ деревнѣ всѣ дома были заняты; пустовалъ только одинъ -- рядомъ съ Виллемъ Маскери, да и тотъ былъ слишкомъ тѣсенъ. Мистеръ Пойзеръ доказывалъ, что лучше всего было-бы Сету съ матерью перейти въ этотъ домъ, а Адаму поселиться въ старомъ, который со временемъ можно будетъ увеличить, такъ какъ во дворѣ и въ саду оставалось еще много свободнаго мѣста. Но Адамъ и слышать не хотѣлъ о томъ, чтобъ выселить мать изъ стараго дома.
-- Ну, ладно, тамъ увидимъ, сказалъ, наконецъ, мистеръ Пойзеръ,-- Нѣтъ никакой надобности рѣшать все непремѣнно сегодня. Будетъ еще время подумать. Вѣдь все равно вы не поженитесь до Святой; надѣюсь, вы не вздумаете вѣнчаться раньше? Хоть я и не стою за проволочку въ такихъ случаяхъ, а все-таки нужно-же время, чтобъ все устроить какъ слѣдуетъ.
-- Разумѣется, подтвердила хриплымъ шепотомъ мистрисъ Пойзеръ:-- крещеные люди не женятся, какъ кукушки въ лѣсу, я надѣюсь.
-- Боюсь я только, не выгнали-бы насъ съ нашей земли, сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- Грустно становится, какъ подумаешь, что, можетъ быть, придется переѣзжать Богъ знаетъ куда -- миль за двадцать, а то и больше.
-- Охъ, чего ужъ хуже! откликнулся старикъ, упорно глядя въ полъ, и безпокойно задвигалъ руками, но снимая локтей съ ручекъ кресла.-- Чего ужъ хуже -- бросать старое гнѣздо!.. Похоронятъ на чужомъ кладбищѣ... Въ чужую землю положатъ... Да и тебѣ нехорошо: придется, пожалуй, двойную ренту платить, прибавилъ онъ, взглянувъ на сына.
-- Ну полно, отецъ! Зачѣмъ тужить заранѣе?.. сказалъ Мартинъ-младшій.-- Вотъ погоди -- пріѣдетъ капитанъ и помиритъ насъ съ старымъ сквайромъ. Я крѣпко на это надѣюсь, потому что я знаю, что капитанъ всегда стоитъ за правое дѣло.