ТАЙНЫЙ СТРАХЪ.
Хлопотливое это было время для Адама -- отъ начала ноября до февраля: въ этотъ промежутокъ онъ видался съ Гетти почти-что только по воскресеньямъ. Но все-таки счастливое время! Съ каждымъ днемъ оно приближало его къ марту, когда они должны были пожениться, и каждый новый маленькій вкладъ въ ихъ будущее хозяйство отмѣчалъ приближеніе желаннаго дня. Къ старому дому пристроили двѣ комнаты, такъ какъ въ концѣ концовъ было рѣшено, что мать, и братъ будутъ жить съ молодыми. При одной мысли, что ей придется разставаться съ сыномъ, Лизбета такъ жалобно плакала, что наконецъ Адамъ пошелъ къ Гетти и спросилъ ее, не попробуетъ-ли она, изъ любви къ нему, помириться съ причудами его матери и не согласится-ли жить съ нею. Къ великой его радости, Гетти отвѣчала: "Хорошо, пусть живетъ съ нами, если хочетъ,-- мнѣ все равно". На сердцѣ у Гетти лежалъ въ то время тяжкій гнетъ, и ей было не до причудъ бѣдной Лизбеты, Такимъ образомъ, Адамъ утѣшился въ своемъ недавнемъ огорченіи за Сета, который вернулся изъ Сноуфильда и сказалъ ему, что "все напрасно: сердце Дины не лежитъ къ браку". А когда онъ передалъ матери, что Гетти охотно соглашается, чтобы имъ жить всѣмъ вмѣстѣ, и что теперь нечего думать о разлукѣ, старуха сказала такимъ довольнымъ тономъ, какого онъ не слышалъ отъ нея съ того дня, какъ было рѣшено, что онъ женится: "Ты увидишь сынокъ, я притихну, какъ старая мышь: меня не будетъ ни видно, ни слышно. Я и съ услугами своими не стану соваться,-- буду себѣ дѣлать черную работу, которую ей не захочется дѣлать. Нотъ какъ все чудесно устроилось! И по суды не придется намъ рознить: будетъ стоять себѣ на полкахъ вся вмѣстѣ, какъ стояла еще раньше, чѣмъ ты родился".
Одно только облачко отъ времени до времени набѣгало на счастье Адама: порой ему казалось, что Гетти несчастна Но на всѣ его тревожные, нѣжные разспросы она увѣренно отвѣчала, что она совершенно довольна и не желаетъ ничего лучшаго, а когда они встрѣчались въ слѣдующій разъ, она казалась особенно оживленной. Очень можетъ быть, что она просто переутомилась отъ домашнихъ хлопотъ, потому что вскорѣ послѣ святокъ мистрисъ Пойзеръ опять простудилась, схватила воспаленіе и должна была просидѣть въ своей комнатѣ весь январь. Гетти пришлось вести все хозяйство, убирать весь нижній этажъ, да еще исполнять половину работы за Молли, такъ какъ эта добродушная дѣвица ходила за больной, и она съ такимъ рвеніемъ отдавалась своимъ новымъ обязанностямъ, работала съ такимъ несвойственнымъ ей постоянствомъ, что мистеръ Пойзеръ часто говорилъ Адаму: "Это она хочетъ вамъ показать, какая она будетъ хорошая хозяйка. Боюсь только, что дѣвочка немножко пересаливаетъ", прибавлялъ онъ:-- "непремѣнно надо ей дать отдохнуть, какъ только ея тетка поправится и сойдетъ внизъ".
Это желанное событіе -- появленіе мистрисъ Пойзеръ въ нижнемъ этажѣ -- воспослѣдовало въ первой половинѣ февраля, когда нѣсколько выпавшихъ теплыхъ деньковъ растопили послѣднюю залежь снѣга на Бинтонскихъ холмахъ. Въ одинъ изъ этихъ дней, вскорѣ послѣ того, какъ ея тетка опять взяла бразды правленія въ свои руки, Гетти отправилась въ Треддльстонъ закупить къ свадьбѣ кое-что изъ хозяйственныхъ вещей. Тетка и то уже бранила ее, что она не заботилась объ этомъ раньше. "А все оттого, говорила она,-- что эти вещи не на показъ, а то ты бы давно ихъ купила".
Было около десяти часовъ, когда Гетти вышла изъ дому. Легкій бѣлый иней, покрывавшій съ утра всѣ изгороди, исчезъ, какъ только солнце поднялось выше на безоблачномъ небѣ. Въ чувствѣ надежды, которое несутъ съ собой ясные февральскіе дни, есть сила обаянія, какой вы не испытываете ни въ какую другую пору года. Такъ радостно стоять подъ кроткими лучами солнца, смотрѣть черезъ плетень на терпѣливыхъ лошадей, заворачивающихъ плугъ у конца борозды, и думать, что впереди передъ тобой еще цѣлое прекрасное лѣто. Должно бытъ, и птицы чувствуютъ то-же самое; ихъ голоса такъ чисто звенятъ въ чистомъ воздухѣ! На кустахъ я деревьяхъ нѣтъ еще листьевъ, но какъ весело за то зеленѣютъ поля, и какъ хорошо ихъ оттѣняетъ красновато-коричневый цвѣтъ вспаханной земли и оголенныхъ сучьевъ! Какимъ счастливымъ долженъ казаться міръ путешественнику, проѣзжающему по холмамъ и долинамъ среди оживающей природы! Я часто думалъ объ этомъ, путешествуя въ чужой землѣ, гдѣ поля и лѣса такъ напоминали мнѣ нашу Англію и Ломширъ, гдѣ богатая почва воздѣлывается съ такою-же заботливостью, и лѣса спускаются мягкими склонами къ зеленымъ лугамъ. Я думалъ объ этомъ всякій разъ, какъ одинъ предметъ, попадавшійся мнѣ на дорогѣ, напоминалъ мнѣ, что я не въ Ломширѣ: я говорю о распятіи -- объ этомъ символѣ великихъ страданій -- крестныхъ страданій Христа. Распятіе стояло то подлѣ группы цвѣтущихъ яблонь, то въ открытомъ полѣ, все освѣщенное солнцемъ, то на поворотѣ дороги, у опушки лѣса, надъ свѣтлымъ, журчащимъ ручейкомъ; и явись въ нашъ міръ путешественникъ, не имѣющій понятія о человѣческихъ страданіяхъ на землѣ, навѣрно онъ подумалъ-бы, что этотъ образъ страданія совсѣмъ не у мѣста среди такой веселой природы. Вѣдь онъ не зналъ-бы, что за цвѣтущими яблонями, или въ золотыхъ колосьяхъ пшеницы, или подъ темнымъ сводомъ лѣса, можетъ скрываться страждущее, замирающее отъ боли человѣческое сердце,-- быть можетъ, молоденькая, цвѣтущая дѣвушка, не знающая, гдѣ ей укрыть свой быстро надвигающійся позоръ, такъ-же мало смыслящая въ житейскихъ дѣлахъ, какъ какая-нибудь глупая заблудившаяся овечка, которую ночь застигла на пустынѣ и которая бредетъ все дальше и дальше, сама не зная куда,-- а между тѣмъ уже извѣдавшая самое горькое, что только есть въ человѣческой жизни.
Такія вещи скрываются иногда среди улыбающихся полей и въ цвѣтущихъ садахъ, и можетъ быть, сквозь веселое журчаніе ручейка -- если вы пойдете поближе вонъ къ тому зеленому мѣстечку за кустомъ,-- ваше ухо различитъ отчаянныя человѣческія рыданія... Неудивительно, что въ человѣческой религіи такъ много скорби. Неудивительно, что ей нуженъ страдающій Богъ.
Гетти, въ своемъ красномъ плащѣ и теплой шляпѣ, съ корзинкой на рукѣ, сворачиваетъ къ воротцамъ, что виднѣются невдалекѣ отъ Треддльстонской дороги,-- но не за тѣмъ, чтобы подольше насладиться сіяніемъ солнца и съ радостной надеждой думать о долгомъ тепломъ лѣтѣ, которое ждетъ ее впереди. Едва ли она даже сознаетъ, что солнце свѣтитъ надъ ней; а надежда?!.. Вотъ уже нѣсколько недѣль, какъ она ни на что не надѣется; если-же надежда и посѣщаетъ ее, такъ это надежда на такой исходъ, передъ которымъ она сама содрогается и трепещетъ.-- Ей нужно только отойти подальше отъ большой дороги, чтобы можно было идти потихоньку и не бояться, что кто-нибудь прочтетъ у нея на лицѣ ея мучительныя мысли. А черезъ эти воротца она выйдетъ на боковую тропинку, что тянется за густой, широкой изгородью. Ея большіе темные глаза блуждаютъ но полямъ, ничего не видя: такъ могутъ глядѣть глаза покинутой, безпріютной дѣвушки, никѣмъ не любимой, а не счастливой невѣсты хорошаго, добраго человѣка. Но въ нихъ нѣтъ слезъ: она выплакала всѣ свои слезы въ ту злополучную ночь, надъ письмомъ. У слѣдующихъ воротецъ тропинка развѣтвляется; теперь передъ ней двѣ дороги; одна вдоль изгороди.-- эта скоро выведетъ ее опять на большую дорогу; другая -- совсѣмъ въ сторону, на перерѣзъ черезъ поля: по ней она придетъ на Зеленую Пустошь -- низкій сырой лугъ, гдѣ она не встрѣтитъ ни души. Она выбираетъ вторую тропинку и прибавляетъ шагу, какъ-будто вдругъ припомнивъ, что у нея есть цѣль впереди, къ которой надо спѣшить... Вотъ и оеленая Пустошь. Широкій лугъ постепенно спускается внизъ; она бросаетъ тропинку и идетъ по этому склону. Подальше, въ самой низинѣ, виднѣется какъ-будто группа деревьевъ; къ ней-то она держитъ свой путь... Нѣтъ, это не деревья, а большая черная лужа, до того переполненная отъ зимнихъ дождей, что нижнія вѣтки ростущаго подлѣ куста бузины покрыты водой. Она садится на траву у самой воды, прислонившись спиной къ стволу высокаго дуба, склонившагося надъ черной поверхностью лужи. Много разъ въ теченіе послѣдняго мѣсяца думала она объ этой лужѣ по ночамъ, и вотъ наконецъ пришла взглянуть на нее. Обхвативъ руками колѣни, она нагнулась впередъ и, не отрываясь, глядитъ въ черную воду, какъ будто старается отгадать, хорошо-ли будетъ лежать тамъ ея молодому цвѣтущему тѣлу.
Нѣтъ, у нея не хватитъ храбрости броситься въ эту холодную водяную постель, а если-бъ и хватило, такъ вѣдь ее могутъ найти,-- могутъ узнать, отчего она утопилась... Нѣтъ, ей остается одно -- уйти., убѣжать такъ, чтобъ ее не нашли.
Когда ее впервые посѣтилъ ея великій страхъ, спустя нѣсколько недѣль послѣ ея помолвки съ Адамомъ, она ждала, долго ждала, въ слѣпой, неясной надеждѣ, что что-нибудь случится... что-нибудь такое, что освободитъ ее отъ этого страха. Но дольше ждать было нельзя. Вся энергія ея натуры сосредоточилась въ одномъ усиліи -- скрыть... скрыть во чтобы то ни стало, и въ непобѣдимомъ ужасѣ она отступала передъ всякимъ шагомъ, который могъ повлечь за собой разоблаченіе ея позорной тайны. У нея мелькала мысль написать Артуру, но она всякій разъ отталкивала ее: онъ ничего не могъ сдѣлать, что бы спасти ее отъ позора и презрѣнія ея родныхъ и сосѣдей -- всѣхъ тѣхъ, кто опять составлялъ ея маленькій міръ теперь, когда ея воздушный замокъ рухнулъ. Воображеніе не рисовало ей больше счастья съ Артуромъ, Нѣтъ, случится что-нибудь другое,-- что-нибудь должно -же случиться, чтобъ избавить ее отъ этого ужаса. Въ неопытной, ребячески-юной душѣ всегда живетъ слѣпая вѣра въ случай: ребенку такъ-же трудно повѣрить, что его постигнетъ большое горе, какъ повѣрить, что онъ долженъ когда-нибудь умереть.
Но теперь суровая необходимость толкала ее на рѣшительный шагъ: день ея свадьбы приближался, она не могла успокаивать себя долѣе слѣпою вѣрой въ случай. Надо бѣжать, надо спрятаться въ такое мѣсто, гдѣ ни одни знакомые глаза не могли-бы увидѣть ее... И тутъ только страхъ передъ невѣдомымъ міромъ, въ которомъ ей придется блуждать совершенно одной, заставилъ ее серьезно подумать о возможности уѣхать къ Артуру,-- и эта мысль немного успокоила ее. Она чувствовала себя такою безпомощной, до такой степени неспособной представить себѣ свое будущее, что возможность броситься къ кому-нибудь за поддержкой являлась для нея облегченіемъ, бывшимъ сильнѣе ея гордости. И пока она сидѣла надъ холодной черной водой, содрогаясь отъ одного ея вида, надежда, что Артуръ приметъ ее ласково,-- будетъ заботиться о ней и думать за нее,-- повѣяла на нее убаюкивающимъ тепломъ, заставившимъ ее забыть объ всемъ остальномъ. И она стала придумывать, какъ-бы ей вѣрнѣе осуществить свой планъ побѣга.
Не такъ давно она получила письмо отъ Дины, наполненное горячими поздравленіями по случаю ея приближавшейся свадьбы, о которой Дина узнала отъ Сета, и самыми сердечными пожеланіями ей всякаго счастья. Когда она прочла это письмо своему дядѣ, онъ сказалъ: "Какъ-бы я хотѣлъ, чтобы Дина опять пріѣхала къ намъ; она была-бы большой поддержкой для твоей тетки теперь, когда тебя не будетъ съ нами. Какъ ты думаешь, дѣвчурка, не съѣздить-ли тебѣ къ ней, когда тетка понравится? Можетъ быть, ты уговорила-бы ее пріѣхать. Хоть она тамъ и пишетъ, что ей нельзя бросить своихъ, а все-таки тебѣ, можетъ быть, и удалось-бы ее убѣдить: ты могла-бы ей сказать, что она очень нужна теткѣ". Гетти совсѣмъ не улыбалась мысль ѣхать въ Сноуфильдъ; къ Динѣ ее тоже не тянуло, поэтому она отвѣтила только: "Это такъ далеко, дядя". Но теперь она подумала, что эта поѣздка могла-бы послужить ей удобнымъ предлогомъ уйти изъ дому. Когда она вернется домой, она скажетъ теткѣ, что ей хотѣлось бы, разнообразія ради, съѣздить въ Сноуфильдъ на недѣлю или дней на десять. А тамъ, добравшись до Стонитона, гдѣ ее никто не знаетъ, она разспроситъ, какіе дилижансы ходятъ въ Виндзоръ: Артуръ въ Виндзорѣ, и она поѣдетъ къ нему.
Какъ только она остановилась на этомъ планѣ, она поднялась съ травы, взяла свою корзинку и пошла по дорогѣ въ Треддльстонъ: ей все-таки нужно купить къ свадьбѣ тѣ вещи, за которыми она шла, хоть онѣ никогда ей не понадобятся. Теперь для нея самое главное -- не возбудить подозрѣній; сохрани Боже, если догадаются, что она рѣшила бѣжать. Мистрисъ Пойзеръ была очень пріятно удивлена, услышавъ, что Гетти желаетъ повидать Дину и уговорить ее пріѣхать на свадьбу. Но ужъ если ей ѣхать, такъ ѣхать скорѣе, пока стоятъ такіе хорошіе дни. Въ тотъ-же день вечеромъ пришелъ Адамъ и, узнавъ о предполагаемой поѣздкѣ, сказалъ, что если Гетти можетъ собраться завтра, такъ онъ выберетъ время проводить ее до Треддльстона и самъ усадитъ ее въ Стонитонскій дилижансъ.
-- Какъ жаль, что я не могу ѣхать съ вами. Гетти, говорилъ Адамъ на другое утро, стоя у дверцы дилижанса.-- Но вы вѣдь не очень долго пробудете, не больше недѣли?.. Какъ будетъ тянуться для меня это время!
Онъ съ любовью смотрѣлъ на нее, и его сильная рука сжимала ея руку. Его присутствіе дѣйствовало на нее успокоительно: его покровительственная нѣжность наполняла ее чувствомъ покоя и безопасности,-- она давно ужъ къ этому привыкла. Ахъ, если-бъ она могла вычеркнуть свое прошлое! Если-бъ она не знала другой любви, кромѣ своей тихой привязанности къ Адаму... Слезы показались у нея на глазахъ. когда карета тронулась, и она взглянула на него въ послѣдній разъ.
"Благослови ее Боже за то, что она любитъ меня!" думалъ Адамъ, возвращаясь къ своей работѣ въ обществѣ неизмѣннаго Джипа.
Но Гетти плакала не объ Адамѣ,-- не о страданіяхъ, которыя ему придется пережить, когда онъ узнаетъ, что она уѣхала отъ него навсегда. Она плакала о собственной несчастной судьбѣ, разлучавшей ее съ этимъ честнымъ, любящимъ человѣкомъ, который отдавалъ ей всю свою жизнь, и вынуждавшей ее, какъ какую-нибудь жалкую просительницу, обращаться за помощью къ тому, для кого необходимость заботиться о ней будетъ несчастьемъ.
Въ три часа того-же дня Гетти сидѣла на имперіалѣ дилижанса, который, какъ ей сказали, долженъ былъ доставить ее въ Лейчестеръ. Это была только часть долгаго, долгаго пути до Виндзора, и она не могла отдѣлаться отъ смутнаго страха, что этотъ безотрадный, утомительный путь приведетъ ее, можетъ быть, только къ началу новый страданіи.
Но вѣдь Артуръ въ Виндзорѣ... Навѣрно онъ не разсердится за то, что она пріѣдетъ къ нему. Если онъ и не любитъ ее теперь, какъ любилъ прежде, такъ все-таки онъ обѣщалъ, что всегда будетъ ей другомъ.