ГЛАВА XXXVI.
СТРАНСТВІЕ СЪ НАДЕЖДОЙ
Долгій, безотрадный путь съ тоскою на сердцѣ, отъ знакомаго и привычнаго къ неизвѣстному,-- ужасная это вещь даже для образованныхъ, богатыхъ и сильныхъ,-- тяжелая даже тогда, когда насъ зоветъ впередъ сознаніе долга, а не гонитъ страхъ.
Что-же это было для Гетти, съ ея жалкими, узкими мыслями, не расплывавшимися болѣе въ туманныхъ надеждахъ, но сосредоточенными на опредѣленномъ ожиданіи, леденившемъ ей кровь?-- для Гетти, вертѣвшейся все въ томъ-же маленькомъ кругу воспоминаній, рисовавшей себѣ вновь и вновь все тѣ-же ребяческія, неясныя картины того, что ее ожидало, не видѣвшей въ широкомъ Божьемъ мірѣ ничего, кромѣ ничтожной исторіи собственныхъ наслажденій и страданій,-- для Гетти, съ ея нѣсколькими гинеями въ карманѣ и такой длинной и трудной дорогой впереди? У нея не хватитъ денегъ, чтобы сдѣлать весь путь въ дилижансахъ,-- она это навѣрное знала: дорога до Стонитона обошлась ей дороже, чѣмъ она разсчитывала,-- значитъ ей придется довольствоваться простыми повозками, и пройдетъ Богъ знаетъ сколько времени, прежде чѣмъ она доберется до цѣли своего пути. Старикъ кондукторъ Окбурнскаго дилижанса веселый толстякъ, замѣтивъ въ числѣ наружныхъ пассажировъ такую хорошенькую молодую женщину, пригласилъ ее сѣсть рядомъ съ нимъ и, чувствуя, что въ качествѣ кучера и мужчины, ему не мѣшало-бы открыть бесѣду какою-нибудь соотвѣтствующей обстоятельствамъ шуткой, онъ приступилъ къ дѣлу, какъ только дилижансъ съѣхалъ съ мостовой на мягкую дорогу. Пощелкавъ предварительно бичемъ и бросивъ на Гетти искоса нѣсколько лукавыхъ взглядовъ, онъ высвободилъ свои губы изъ-подъ шарфа и сказалъ:
-- А что, онъ у васъ молодецъ собой? футовъ шести ростомъ, я думаю?
-- Кто? спросила Гетти, немного удивленная.
-- Да милый дружокъ, съ которымъ вы распрощались. Или, можетъ быть, вы ѣдете къ нему?-- а?
Гетти почувствовала, какъ все лицо ея вспыхнуло, а потомъ поблѣднѣло. Навѣрное этотъ кучеръ что-нибудь знаетъ о ней... Можетъ быть, онъ знаетъ Адама и скажетъ ему, куда она поѣхала. Деревенскому жителю трудно повѣрить, чтобы человѣкъ, играющій роль въ его собственномъ приходѣ, былъ гдѣ-нибудь неизвѣстенъ, и еще труднѣе было для Гетти представить себѣ, чтобы слова, такъ близко ея касавшіяся, могли быть сказаны случайно. Она такъ испугалась, что не могла говорить.
-- Ну, полно, сказалъ кучеръ, замѣтивъ, что его шутка подѣйствовала далеко не такъ пріятно, какъ онъ ожидалъ;-- не принимайте этого слишкомъ серьезно: если онъ васъ обидѣлъ, возьмите другого. Такой хорошенькой дѣвушкѣ не долго обзавестись сердечнымъ дружкомъ.
Когда Гетти увидѣла, что кучеръ не дѣлаетъ больше никакихъ личныхъ намековъ, ея страхъ понемногу улегся, но все-таки она не посмѣла спросить его, на какіе города идетъ дорога въ Виндзоръ. Она сказала ему, что ѣдетъ въ одно мѣсто сейчасъ за Стонитономъ, и когда дилижансъ остановился у воротъ гостиницы, она поскорѣе взяла свою корзину, сошла и отправилась въ другую часть города. Придумывая свой планъ поѣздки въ Виндзоръ, она не предвидѣла никакихъ затрудненій, кромѣ трудности выбраться изъ дому, и когда эта трудность была устранена, мысли ея перенеслись къ ожидавшей ее встрѣчѣ съ Артуромъ: она старалась представить себѣ, какъ-то онъ ее приметъ и будетъ-ли ласковъ съ ней, не останавливаясь на томъ, какія приключенія могли ей встрѣтиться въ пути. Она не представляла себѣ подробностей своего путешествія, потому что не имѣла никакого понятія о путешествіяхъ вообще, воображала, что ей за глаза хватитъ трехъ гиней, бывшихъ у нея въ карманѣ. Только въ Стонитонѣ, увидѣвъ, какъ дорого обошелся этотъ первый конецъ, она начала пугаться за дальнѣйшій путь и тутъ только въ первый разъ вспомнила, что она даже не знаетъ, черезъ какія мѣста ей придется проѣзжать. Подъ гнетомъ этой новой тревоги она ходила по мрачнымъ улицамъ Стонитона, отыскивая пріюта, и, наконецъ, вошла въ какую-то маленькую гостиницу, очень невзрачную на видъ, надѣясь, что здѣсь съ нея недорого возьмутъ за ночлегъ. Она спросила хозяина гостиницы, не знаетъ-ли онъ, черезъ какіе города надо ѣхать, чтобы попасть въ Виндзоръ.
-- Право, не могу вамъ сказать, былъ отвѣтъ.-- Виндзоръ -- это гдѣ-нибудь близко отъ Лондона, потому что тамъ живетъ король. Во всякомъ случаѣ, прежде всего вамъ надо ѣхать въ Ашби -- это къ югу отъ насъ. Но отсюда до Лондона, я думаю, столько-же городовъ, сколько домовъ у насъ въ Стонитонѣ. Самъ-то я впрочемъ, никогда не путешествовалъ.... Но какъ это вы, такая молоденькая, пустились одна въ такой далекій путь?
-- Я ѣду къ брату; онъ служитъ солдатомъ въ Виндзорѣ, отвѣчала Гетти, пугаясь пытливаго взгляда хозяина.-- Мнѣ не по средствамъ путешествовать въ дилижансахъ; я хотѣла-бы нанять повозку. Не знаете-ли, не будетъ-ли завтра случая въ Ашби?-- не ѣдетъ-ли туда кто-нибудь?
-- Мало-ли туда ѣздитъ народу, да только гдѣ ихъ искать? Вы можете весь городъ обойти и все-таки ничего не узнать. Лучше всего выходите пѣшкомъ, а тамъ авось кто-нибудь васъ нагонитъ и подвезетъ.
Каждое его слово ложилось свинцомъ на душу Гетти, отнимая у нея послѣднюю бодрость. Долгій путь развертывался передъ нею конецъ за концомъ; даже до Ашби добраться оказывалось совсѣмъ не такъ просто: можетъ быть, это займетъ цѣлый день -- почемъ она знаетъ?-- а дорога до Ашби -- только ничтожная часть остального пути. Но этотъ путь долженъ быть сдѣланъ,-- ей необходимо видѣть Артура. Ахъ, чего-бы она не дала теперь, чтобы имѣть подлѣ себя кого-нибудь, кто бы заботился о ней! Эта хорошенькая кошечка Гетти, никогда не встававшая поутру безъ увѣренности, что она увидитъ знакомыя лица тѣхъ, на кого она имѣла признанныя права,-- она, для которой поѣздка въ Россетеръ верхомъ, за спиной у дяди, была далекимъ путешествіемъ,-- которая жила среди вѣчнаго праздника, въ мечтахъ объ удовольствіяхъ, потому что всѣ ея житейскія дѣла дѣлались за нее,-- она, которая еще нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ не знала другихъ огорченій, кромѣ какой-нибудь новой ленточки Мэри Бурджъ, наполнявшей ее завистью, или головомойки, полученной отъ тетки за то, что она плохо присмотрѣла за Тотти,-- должна теперь совершать свой трудный путь одна... Родной, мирный домъ оставленъ навсегда и впереди -- ничего, кромѣ трепетной надежды на пристанище, до которого такъ еще далеко.... Только теперь въ первый разъ, лежа ночью безъ сна на чужой жесткой постели, она поняла, что ея домъ былъ для нея счастливымъ домомъ, что дядя ея былъ ей добрымъ роднымъ, что ея тихая жизнь въ Гейслопѣ, среди знакомыхъ людей и предметовъ, когда парадное платье и шляпка составляли всю ея гордость, и когда нечего и не отъ кого было прятать,-- была счастливая жизнь. О, какъ она рада была-бы проснуться и увидѣть, что то была дѣйствительность, а лихорадочный бредъ, въ которомъ она жила послѣднее время,-- только короткій, страшный сонъ. Съ тоской и горькимъ сожалѣніемъ вспоминала она о томъ, что оставила за собой. Она жалѣла себя: ея сердце было слишкомъ переполнено^ своей собственной мукой,-- въ немъ не было мѣста для чужихъ страданій.... А между тѣмъ, до этого жестокаго письма Артуръ былъ такой нѣжный и любящій! Воспоминаніе объ этомъ все еще имѣло для нея обаяніе, хотя теперь это была лишь капля воды, уже не утолявшая ея жажды. Ибо Гетти не могла представить себя въ будущемъ иначе, какъ скрывающеюся отъ всѣхъ, ее знавшихъ, а такая жизнь -- хотя-бы даже съ любовью -- не имѣла для нея никакой прелести, тѣмъ менѣе жизнь, покрытая стыдомъ. Она не читала романовъ, и чувства служащія основой романамъ, были доступны ей лишь въ слабой степени, такъ что начитанныя дамы съ тонкими чувствами едва-ли поймутъ состояніе ея души. Все, выходившее за предѣлы ея простыхъ понятій и привычекъ, въ которыхъ она выросла, было ей до такой степени чуждо, что, загадывая о будущемъ, она не могла придавать ему какую-бьгго ни было опредѣленную форму: она могла только надѣяться, что Артуръ такъ или иначе позаботится о ней и укроетъ отъ гнѣва и презрѣнія. Онъ не женится на ней и не сдѣлаетъ ее знатной дамой, а помимо этого онъ не могъ дать ей ничего, что было-бы достойно ея честолюбія и желаній.
На другое утро она поднялась очень рано и, захвативъ съ собой немного молока и хлѣба, пошла по дорогѣ въ Ашби подъ свинцовымъ небомъ съ узенькой желтой полоской на краю горизонта,-- унылой и блѣдной, какъ убѣгающая надежда. Въ своемъ уныніи передъ длиной и трудностью предстоящаго пути она больше всего боялась истратить свои деньги и быть поставленной въ необходимость просить милостыню, ибо у Гетти была гордость не только гордой натуры, но и гордаго класса,-- того класса, который платитъ большую часть налоговъ въ пользу бѣдныхъ и содрогается при одной мысли о возможности когда-нибудь воспользоваться ими. Ей еще не приходило въ голову, что она можетъ получить деньги на свои серьги и медальонъ, бывшіе съ нею, и теперь она пускала въ ходъ всѣ свои слабыя познанія въ ариѳметикѣ, высчитывая по извѣстнымъ ей и предполагаемымъ цѣнамъ, сколько обѣдовъ и сколько повозокъ можно выкроить изъ ея двухъ гиней и нѣсколькихъ шиллинговъ, остававшихся отъ третьей.
Первыя нѣсколько миль отъ Стонитона она прошла храбро, выбирая вдали, на дорогѣ, какой-нибудь замѣтный предметъ -- дерево, кустъ или холмикъ,-- какъ ближайшую цѣль, и испытывая нѣчто въ родѣ радости, когда эта цѣль была достигнута. Но когда она дошла до четвертаго милевого столба -- перваго, случайно обратившаго на себя ея вниманіе.-- и, прочтя на немъ цифру, узнала, что она отошла отъ Стонитона только четыре мили,-- мужество начало ей измѣнять. Пройдено всего четыре мили, а она уже устала и почти-что проголодалась опять на свѣжемъ утреннемъ воздухѣ. Правда, Гетти много работала дома и привыкла быть на ногахъ, но она не привыкла къ долгой ходьбѣ, вызывающей усталость совсѣмъ иного рода. Пока она стояла и уныло глядѣла на столбъ, она почувствовала, что на лицо ей упало нѣсколько капель. Начинался дождь,-- новое затрудненіе, котораго она не предвидѣла,-- и, окончательно придавленная этой неожиданной прибавкой къ тяжелому бремени, которое ей приходилось нести, опустилась на ступеньку у изгороди и истерически зарыдала. Начало житейскихъ невзгодъ -- то-же самое, что первый кусокъ невкусной пищи: вамъ кажется, что вы не въ состояніи этого ѣсть, но голодъ не терпитъ, и если больше нечѣмъ его утолить, вы откусываете еще курокъ и находите возможнымъ ѣсть дальше. Оправившись отъ перваго приступа слезъ, Гетти собрала свое ослабѣвшее мужество: шелъ дождь -- надо было добраться до какого- нибудь жилья, укрыться и отдохнуть. Она съ усиліемъ поднялась на ноги и пошла дальше. Вдругъ она услыхала за собой грохотъ тяжелыхъ колесъ: ее нагоняла крытая повозка. Повозка медленно ползла по дорогѣ; йодлѣ лошадей шелъ погонщикъ и щелкалъ бичемъ. Гетти остановилась и стала ждать, говоря себѣ, что если у этого человѣка не очень злое лицо, она попроситъ его взять ее собой. Когда повозка подъѣхала ближе, погонщикъ отсталъ, такъ-что она не могла его видѣть, но за то на повозкѣ было нѣчто, ободрившее ее Во всякую другую минуту она не обратила-бы вниманія на этотъ предметѣ, но теперь страданіе пробудило въ ней впечатлительность, и то, что она увидѣла, сильно взволновало ее. Это была просто на просто собаченка -- бѣлая болонка съ большими испуганными глазами она сидѣла на передней скамейкѣ повозки и дрожала всѣмъ тѣломъ, непрерывной дрожью, какъ, вѣроятно, вамъ случалось это видѣть у маленькихъ собакъ. Гетти, какъ вамъ извѣстно, не любила животныхъ, но въ судьбѣ этого безпомощнаго, робкаго существа ей почуялось что-то общее съ ея собственной судьбой, и, сама не зная отчего, она какъ-то разомъ перестала колебаться и рѣшилась заговорить съ погонщикомъ, который теперь поровнялся съ ней. Это былъ рослый, румяный дѣтина съ мѣшкомъ на плечахъ, замѣнявшій ему плащъ или пледъ.
-- Не возьмете-ли вы меня съ собой, въ вашу повозку, если вы ѣдете въ Ашби? сказала Гетти.-- Я вамъ заплачу.
-- Зачѣмъ платить! отозвался дѣтина съ тою, какъ-будто съ трудомъ проступающей, вялой улыбкой, которая составляетъ отличительную черту топорныхъ, грубыхъ лицъ.-- Я васъ и даромъ подвезу, если вы не побоитесь тѣсноты, потому что вамъ придется лежать подъ самой крышей, на мѣшкахъ съ шерстью... Откуда вы идете? И зачѣмъ вамъ въ Ашби?
-- Я изъ Стонитона; я далеко иду -- въ Виндзоръ.
-- Зачѣмъ? Мѣста искать?
-- Нѣтъ, я къ брату, онъ тамъ служитъ въ солдатахъ.
-- Ну, а я только до Лейчестера, да и то путь не близкій; но до Лейчестера я васъ охотно подвезу, если вамъ ничего, что мы немножко долго пробудемъ въ дорогѣ. А тяжести вашей лошадь и не почувствуютъ: какой въ васъ вѣсъ?-- все равно, что въ этой маленькой собачонкѣ, которую я подобралъ на дорогѣ. Должно быть, она заблудилась; вотъ уже вторая недѣля, какъ я ее нашелъ, и съ тѣхъ поръ она все дрожитъ -- вонъ, какъ видите... Ну, идитѣ давайте вашу корзину. Заходите сзади, я васъ подсажу.
Лежать на мягкихъ мѣшкахъ, подъ парусиннымъ навѣсомъ, въ которомъ ей оставили щелочку для воздуха, было теперь роскошью для Гетти. Она проспала почти всю дорогу и проснулась только тогда, когда ея спутникъ подошелъ спросить ее, не хочетъ-ли она выйти "перекусить" въ тавернѣ, подлѣ которой онъ остановился, чтобы пообѣдать. Поздно вечеромъ они пріѣхали въ Лейчестеръ; такимъ образомъ прошелъ второй день ея путешествія. Изъ своихъ денегъ она истратила очень немного -- только на ѣду, но путешествовать дальше такимъ медленнымъ способомъ казалось ей невыносимо, и поутру она отправилась въ контору дилижансовъ разспросить о дорогѣ въ Виндзоръ, въ надеждѣ, что, можетъ быть, хоть часть пути ей можно будетъ сдѣлать въ дилижансахъ. Нѣтъ, разстояніе было слишкомъ велико, дилижансы слишкомъ дороги для нея,-- приходилось отказаться отъ этой мысли. Но за то старикъ конторщикъ, тронутый выраженіемъ тревоги на ея хорошенькомъ личикѣ, выписалъ ей названія всѣхъ главныхъ мѣстъ, черезъ которыя ей надо будетъ проѣзжать. Это было единственнымъ утѣшеніемъ, какое она вынесла изъ Лейчестера, гдѣ все было ей дико и страшно, гдѣ мужчины пялили на нее глаза, когда она проходила по улицамъ, такъ-что ей въ первый разъ въ жизни хотѣлось, чтобы никто на нее не смотрѣлъ. Опять она вышла пѣшкомъ, но въ этотъ день ей повезло: вскорѣ ее нагналъ легковой извозчикъ, съ которымъ она доѣхала до Гинкли, а оттуда обратная почтовая телѣжка съ пьянымъ почтаремъ (который гналъ лошадей, какъ помѣшанный, и всю дорогу пугалъ ее до полусмерти, поминутно перегибаясь къ ней со своего сѣдла и отпуская шуточки на ея счетъ) доставила ее къ вечеру въ самое сердце лѣсистаго Варвикшира. Но до Виндзора, какъ ей сказали, оставалось все-таки около ста миль. О, какъ огроменъ міръ и какъ трудно находить въ немъ дорогу! Прочтя въ своемъ спискѣ городовъ названіе Стратфорда, она ошибкой попала въ Стратфордъ-на-Авонѣ, и тамъ ей сказали, что она сдѣлала большой крюкъ Только на пятый день она добралась до Стони-Стратфорда. Этотъ путь кажется совсѣмъ небольшимъ, когда вы смотрите на карту или вспоминаете ваши пріятныя прогулки на зеленые берега Авона и обратно; но какимъ томительно-долгимъ показался онъ Гетти! Всѣ эти плоскія поля и длинные плетни, эти безпорядочно разбросанные домики, деревушки и городки были такъ похожи между собой для ея безучастнаго взгляда! Ей казалось, что имъ не будетъ конца, и что она осуждена весь вѣкъ бродить между ними, поджидать на дорогѣ, изнемогая отъ усталости, не проѣдетъ-ли какая-нибудь повозка и не подберутъ-ли ее, и затѣмъ узнавать, что ея попутчикъ ѣдетъ недалеко, очень недалеко, на какую-нибудь мельницу, за милю разстоянія... какъ противно ей было заходить въ таверны, гдѣ всегда толклось столько мужчинъ, и всѣ они глазѣли на нее и грубо съ нею шутили. А заходить было все-таки надо, чтобы поѣсть и разспросить о дорогѣ. Она и физически измучилась отъ непривычной ходьбы и тревоги: въ эти послѣдніе дни она похудѣла и поблѣднѣла больше, чѣмъ за все время мучительнаго тайнаго страха, которое она пережила дома. Когда, наконецъ, она добралась до Стони-Стратфорда, нетерпѣніе и усталость заставили ее забыть всѣ ея экономическіе разсчеты: она рѣшила проѣхать остальной путь въ дилижансахъ, хотя-бы на это ушли всѣ ея деньги. Въ Виндзорѣ ей ничего не понадобится -- только-бы разыскать Артура. Она заплатила за мѣсто въ послѣднемъ дилижансѣ, и у нея остался одинъ шиллингъ, и когда, пріѣхавъ въ Виндзоръ, въ полдень, на седьмой день своего путешествія, она сошла, голодная и слабая, у гостиницы подъ вывѣской "Зеленый Человѣкъ", къ ней подошелъ кондукторъ и попросилъ "на чай". Она опустила руку въ карманъ, достала свой шиллингъ, и чуть не заплакала отъ усталости и отъ мысли, что она отдаетъ свои послѣднія деньги и должна оставаться безъ пищи, въ которой она такъ сильно нуждалась, чтобы быть въ состояніи пуститься на розыски Артура. Протягивая кучеру шиллингъ, она подняла на него свои темные, налитые слезами глаза и сказала:
-- Не можете-ли вы дать мнѣ сдачи -- шесть пенсовъ?
-- Нѣтъ, нѣтъ, отвѣчалъ онъ угрюмо,-- не надо мнѣ вашего шиллинга, возьмите назадъ.
Хозяинъ "Зеленаго Человѣка" стоялъ близко и видѣлъ эту сцену, а онъ былъ изъ тѣхъ людей, которымъ обильное питаніе идетъ въ прокъ вдвойнѣ, способствуя процвѣтанію ихъ здоровья и добродушія въ равной мѣрѣ. Впрочемъ, большинство мужчинъ на его мѣстѣ было-бы тронуто прелестнымъ личикомъ Гетти и этими глазами, полными слезъ.
-- Входите, милая, входите, сказалъ онъ ей;-- выпейте чего-нибудь, вамъ надо подкрѣпиться: я вижу, вы совсѣмъ измучились.
Онъ привелъ ее въ буфетъ и сказалъ женѣ: "Хозяйка, сведи-ка эту молодую женщину въ столовую, она немножко устала". У Гетти между тѣмъ градомъ катились слезы. Это были просто нервныя слезы: она знала, что теперь ей не о чемъ плакать, и досадовала на себя за эту слабость: вѣдь она въ Виндзорѣ, наконецъ, и скоро увидитъ Артура.
Голодными, жадными глазами смотрѣла она на хлѣбъ, говядину и пиво, которые хозяйка поставила передъ ней, и на нѣсколько минутъ забыла обо всемъ, поглощенная восхитительнымъ ощущеніемъ отдыха и утоленія голода. Хозяйка сидѣла противъ нея и внимательно ее разглядывала. И неудивительно: Гетти сняла шляпку, и кудри ея разсыпались по плечамъ; красота ея и юность казались тѣмъ трогательнѣе, что у нея былъ такой измученный видъ. Но вотъ глаза доброй женщины скользнули по ея фигурѣ, которую, въ своихъ торопливыхъ сборахъ во время пути, она не старалась скрывать; къ тому-же глазъ посторонняго человѣка всегда скорѣе подмѣтитъ то, что ускользаетъ отъ взгляда близкихъ, ничего не подозрѣвающихъ людей.
-- Однако, вамъ едва-ли полезно путешествовать, какъ я погляжу, сказала хозяйка, взглянувъ мимоходомъ на руку Гетти и замѣтивъ, что на ней нѣтъ кольца.-- Вы издалека?
-- Да, отвѣчала Гетти, которую это замѣчаніе заставило насторожиться и овладѣть собой; впрочемъ, она и такъ чувствовала себѣ крѣпче послѣ ѣды.-- Я долго шла пѣшкомъ и очень устала. Но теперь мнѣ лучше... Не можете-ли вы мнѣ сказать, какъ мнѣ найти вотъ этотъ домъ.
Она достала изъ кармана клочекъ бумаги: это былъ конецъ письма Артура, гдѣ онъ поставилъ свой адресъ.
Пока она говорила, вошелъ хозяинъ и принялся разглядывать ее такъ-же внимательно, какъ и его жена. Онъ взялъ бумажку, которую Гетти протягивала черезъ столъ, и прочелъ адресъ.
-- Что вамъ нужно въ этомъ домѣ? спросилъ онъ. У всѣхъ трактирщиковъ, какъ и вообще у людей, имѣющихъ много досуга, такое ужъ свойство сперва засыпать человѣка вопросами, а потомъ уже отвѣтить на его вопросъ.
-- Мнѣ нужно повидать тамъ одного джентльмена, отвѣчала Гетти.
-- Да тамъ никто не живетъ, сказалъ хозяинъ.-- Домъ запертъ; вотъ ужъ вторая недѣля, какъ онъ стоитъ пустой. Да какого джентльмена вамъ надо? Можетъ быть, я могу вамъ сказать, гдѣ его найти.
-- Мнѣ надо капитана Донниторна, проговорила Гетти трепетнымъ голосомъ. Надежда скоро разыскать Артура обманула ее, и сердце ея билось тягостнымъ предчувствіемъ.
-- Капитана Донниторна?.. Постойте... протянулъ хозяинъ.-- Не служитъ-ли онъ въ Ломширской милиціи? Такой высокій молодой офицеръ, блондинъ, съ русыми бакенбардами... Еще у него есть лакей,-- зовутъ Пимомъ...
-- Да, да, вы значитъ знаете его? Гдѣ-же онъ?
-- Не близко отсюда, за нѣсколько сотъ миль. Ломитирская милиція ушла въ Ирландію,-- скоро будетъ двѣ недѣли, какъ ушла.
-- Боже мой, ей дурно! вскрикнула хозяйка, бросаясь къ Гетти, лишившейся чувствъ и имѣвшей видъ прекрасной умершей.
Мужъ и жена перенесли ее на диванъ и распустили на ней платье.
-- Плохія тутъ дѣла, мнѣ сдается, замѣтилъ хозяинъ, возвращаясь съ водой, за которой его посылала жена.
-- Не трудно догадаться, какого сорта это дѣло, отозвалась хозяйка.-- Она не потаскушка какая-нибудь -- это видно съ одного взгляда,-- а честная деревенская дѣвушка изъ почтенной семьи. И идетъ издалека, судя по ея говору. Она говоритъ, какъ тотъ конюхъ, что служилъ у насъ въ третьемъ году. Онъ былъ родомъ съ сѣвера,-- честный парень, какихъ поискать. Всѣ эти сѣверяне честный народъ.
-- Въ жизнь свою не видалъ такой хорошенькой женщины, сказалъ мужъ: -- точно картинка въ окнѣ магазина. Жалость беретъ смотрѣть на нее.
-- Будь у нея поменьше красоты да побольше разсудительности, было бы во сто j)азъ для нея лучше, замѣтила хозяйка, за которой, но самой снисходительной оцѣнкѣ, приходилось признать во всякомъ случаѣ больше разсудительности, чѣмъ красоты. А, вотъ она приходитъ въ себя... Принеси-ка еще воды.