Избалованное дитя.
ГЛАВА I.
Красавица она или нѣтъ? Какая внѣшняя черта или какое выраженіе даютъ притягательную силу ея взгляду? Что царитъ въ этихъ холодныхъ лучахъ -- добро или зло? Вѣроятно, зло: иначе зачѣмъ имъ производить впечатлѣніе, вызывающее тревогу, когда они могли-бы возбуждать спокойное, невозмутимое очарованіе? Отчего желаніе снова взглянуть на нее дышетъ какимъ-то насиліемъ, а не добровольнымъ стремленіемъ всего существа?
Женщина, возбуждавшая эти вопросы въ умѣ Даніеля Деронда, была вся погружена въ азартную игру. Играла она не на открытомъ воздухѣ, подъ южнымъ небомъ, среди живописныхъ развалинъ античной красоты, а въ одномъ изъ блестящихъ притоновъ, созданныхъ нашимъ просвѣщеннымъ вѣкомъ, среди золоченой мишуры и эксцентричностей обнаженнаго кокетства.
Было четыре часа пасмурнаго, сентябрьскаго дня, и атмосфера уже пропиталась ощутительной для глаза мглою. Царила мертвая тишина, прерываемая иногда легкимъ шелестомъ, едва слышнымъ звономъ монетъ и, отъ времени, до времени, однообразными французскими фразами, принадлежавшими какъ бы искусно устроеннымъ автоматамъ. Вокругъ двухъ длинныхъ столовъ стояла тѣсно скученная толпа человѣческихъ фигуръ, устремившихъ глаза и все свое вниманіе на рулетку. Единственное исключеніе въ этой толпѣ составлялъ маленькій, задумчивый мальчикъ въ фантастической одеждѣ, оставлявшей колѣни и икры совершенно обнаженными. Стоя подлѣ дамы, погруженной всецѣло въ рулетку, онъ отвернулся отъ стола и смотрѣлъ на дверь тупымъ взглядомъ разодѣтаго младенца-гаера, выставляемаго для приманки на балконѣ балагановъ.
Вокругъ столовъ тѣснилось болѣе, пятидесяти человѣкъ, число которыхъ все болѣе и болѣе возростало; это были зрители, и только изрѣдка кто-нибудь, изъ нихъ, чаще всего женщина, съ глупою улыбкой бросалъ на столъ пятифранковую монету, чтобъ на дѣлѣ испытать свою страсть къ игрѣ. Тѣ-же изъ присутствующихъ, которые были всецѣло погружены въ игру, представляли изъ себя разнообразные виды европейскаго типа: ливонскій и испанскій, греко-итальянскій и смѣшанно-германскій, англійскій аристократическій и плебейскій. Тутъ было поразительное проявленіе принципа человѣческаго равенства. Бѣлые, тонкіе, унизанные кольцами пальцы англійской графини почти прикасались къ костлявой желтой, клещеобразной рукѣ, принадлежащей какому-нибудь измученному существу съ провалившимися глазами, посѣдѣвшими бровями и нечесанными, скудными волосами,-- лицу, представлявшему весьма незначительную метаморфозу ястреба. Гдѣ въ другомъ мѣстѣ согласилась-бы эта аристократка милостиво сидѣть рядомъ съ исхудалой женской фигурой, преждевременно состарившейся, подобно украшавшимъ ее искусственнымъ цвѣтамъ, съ изношеннымъ бархатнымъ ридикюлемъ въ рукахъ и булавкой во рту, которой она накалывала карты?
Невдалекѣ отъ прелестной графини находился почтенный лондонскій торговецъ, съ мягкими руками и прямыми, бѣлокурыми волосами, тщательно разчесанными на обѣ стороны отъ лба до конца затылка; вся его фигура дышала тѣми раскрашенными рекламами, которыя онъ разсылалъ всѣмъ представителямъ аристократіи и провинціальнаго джентри, высокое покровительство которыхъ позволило ему проводить каникулы по-великосвѣтски и даже, въ нѣкоторой степени, въ ихъ достоуважаемомъ обществѣ. Его толкала къ рулеткѣ не страсть игрока, уничтожающая всякій аппетитъ, а сытый досугъ, который, въ промежутки между наживаніемъ денегъ и блестящимъ ихъ прожиганіемъ, не видитъ ничего дурного въ пріобрѣтеніи ихъ великосвѣтской игрою. Онъ утверждалъ, что Провидѣніе никогда не осуждало этой забавы, и оставался достаточно хладнокровнымъ, чтобъ бросать игру, какъ только она переставала доставлять ему пріятное развлеченіе, т. е. когда онъ переставалъ выигрывать. Въ его глазахъ порочнымъ считался только тотъ игрокъ, который проигрывалъ. Въ его обычныхъ манерахъ всегда проглядывалъ лавочникъ, но въ забавахъ онъ былъ достоинъ занять мѣсто рядомъ съ самыми древнѣйшими титулованными особами.
Подлѣ его стула стоялъ красивый итальянецъ, спокойный, пластичный, хладнокровно протягивавшій чрезъ плечо англичанина груду золотыхъ монетъ. Первая изъ этихъ грудъ, вынутая изъ новаго мѣшка, только-что принесеннаго курьеромъ съ большими усами, черезъ полминуты перешла къ сухощавой старухѣ въ большомъ парикѣ и съ лорнеткой на носу. Старуха слегка улыбнулась, и въ глазахъ ея что-то блеснуло; но пластичный итальянецъ не дрогнулъ и тотчасъ-же приготовилъ другую груду золота, вѣроятно, убѣжденный въ непогрѣшимости своей системы вѣрнаго выигрыша. Точно такъ-же самоувѣренно смотрѣлъ на игру стоявшій рядомъ франтъ и кутила съ моноклемъ; руки его дрожали, выставляя золотыя монеты, но онъ пламенно велъ игру, очевидно, вѣря въ сны или счастливыя числа.
Хотя каждый игрокъ рѣзко отличался отъ своего сосѣда, но на всѣхъ, какъ будто, была надѣта одна маска умственнаго отупѣнія, словно всѣ они объѣлись однимъ и тѣмъ-же зельемъ, на время одинаково одурманившимъ ихъ головы.
Взглянувъ на эту мрачную сцену помраченія человѣческаго сознанія, Даніель Деронда подумалъ, что игра испанскихъ пастуховъ гораздо привлекательнѣе и что, въ этомъ отношеніи, Руссо былъ правъ, утверждая, что искусство и наука сослужили плохую службу человѣчеству.
Но вдругъ онъ почувствовалъ, что положеніе его становится драматичнымъ. Его вниманіе сосредоточилось на молодой дѣвушкѣ, которая стояла почти подлѣ него; но его взглядъ почему-то случайно остановился на ней послѣ того, какъ онъ осмотрѣлъ всѣхъ игроковъ. Она, наклонясь, говорила что-то по-англійски дамѣ среднихъ лѣтъ, сидѣвшей рядомъ съ нею за игорнымъ столомъ; черезъ минуту она возвратилась къ игрѣ, и Деронда могъ вполнѣ разсмотрѣть ея граціозную, высокую фигуру и лицо, которое, быть можетъ, не во всѣхъ возбуждало восторгъ, но непремѣнно останавливало на себѣ вниманіе каждаго.
Борьба мыслей, возбужденная ею въ умѣ Деронда, придала его глазамъ сосредоточенное пытливое выраженіе, мало-по-малу замѣнившее ихъ первоначальный взглядъ неопредѣленнаго восторга. Онъ то слѣдилъ за движеніями ея фигуры и рукъ, когда она, наклонясь къ столу, рѣшительно клала ставку, то сосредоточивалъ свои взоры на ея лицѣ. Она-же, не обращая никакого вниманія на окружающихъ, упорно слѣдила за игрой.
Она выигрывала. Въ ту минуту, когда ея тонкіе пальцы въ свѣтло-сѣрой перчаткѣ уставляли пододвинутую къ ней груду золотыхъ монетъ для новой ставки, она посмотрѣла вокругъ себя холоднымъ, равнодушнымъ взглядомъ, который однакожъ, не вполнѣ скрывалъ ея внутренній восторгъ.
Во время этого быстраго обзора окружающихъ, ея глаза, неожиданно встрѣтились съ глазами Даніеля Деронда; но вмѣсто того, чтобы отвернуться, какъ ей хотѣлось, она съ неудовольствіемъ почувствовала, что его взглядъ приковывалъ ея глаза. На долго-ли? Какъ молнія блеснуло въ ея головѣ, что онъ не имѣлъ ничего общаго съ окружавшими ее ничтожностями, что онъ чувствовалъ себя неизмѣримо выше ея и наблюдалъ за нею, какъ за любопытнымъ образцомъ низшаго вида; ей стало досадно, и она закипѣла злобой, предвѣстницей борьбы. Щеки ея не покрылись румянцемъ, но губы поблѣднѣли. Ее удержала отъ вспышки внутренняя рѣшимость вызвать его на бой, и, чуть-чуть выдавая свое смущеніе блѣдностью губъ, она снова обратилась къ игрѣ. Но взглядъ Деронда какъ-бы сглазилъ ее. Ставка была проиграна. Это ничего не значило; она постоянно выигрывала съ тѣхъ поръ, какъ въ первый разъ сѣла за рулетку, имѣя въ своемъ распоряженія только нѣсколько золотыхъ монетъ; теперь-же у нея былъ значительный запасъ денегъ. Она начинала вѣрить въ свое счастье, и не она одна, а всѣ: ей представлялось уже, что толпа ей поклоняется, какъ богинѣ счастья, и идетъ за нею, какъ за путеводной звѣздой. Подобная удача выпадала, вѣдь, на долю игроковъ мужчинъ, почему-же не можетъ она выпасть и на долю женщины?
Сначала ея подругѣ и спутницѣ не хотѣлось, чтобы она играла, но теперь уже и она одобряла ея игру, только осторожно совѣтуя ей остановиться во-время и увезти выигранныя деньги въ Англію, на что Гвендолина отвѣчала, что ее прельщало волненіе игры, а не выигрышъ. Поэтому настоящая минута должна была представлять наивысшую точку напряженія ея пламенной игры. Однакожъ, когда слѣдующая ставка была также проиграна, она почувствовала, что зрачки ея глазъ разгораются, и сознаніе, что этотъ человѣкъ, хотя она на него не смотрѣла, все слѣдитъ за нею, стало мучительно тяготить ее. Она стала еще болѣе упорствовать въ своей рѣшимости продолжать игру: она желала показать ему, что ей было все равно -- выигрывать или проиграть. Спутница тронула ее за плечо и предложила отойти отъ стола. Вмѣсто отвѣта Гвендолина положила на столъ десять золотыхъ; она находилась въ томъ вызывающемъ настроеніи, когда умъ теряетъ все изъ вида, кромѣ бѣшеннаго упорства, и съ слѣпымъ безуміемъ вызвала на бой самое счастье. Если она не страшно выигрывала, то лучше всего было-бы страшно проиграться. Она напрягла всѣ свои силы и не выказала ни малѣйшей дрожи ни въ линіяхъ вокругъ рта, ни въ пальцахъ. Каждый разъ, какъ ея ставка была бита, она безмолвно удваивала ее. Сотни глазъ пристально слѣдили за нею, но она чувствовала только взглядъ одного Деронда, который,-- она была увѣрена, хотя ни разу не взглянула на него,-- не трогался съ мѣста. Подобная драма оканчивается скоро: завязка, развитіе дѣйствія и развязка не продолжаются болѣе минуты.
-- Faites votre jeu, mesdames et messieurs -- сказалъ автоматическій голосъ судьбы изъ-подъ длинныхъ усовъ банкомета, и рука Гвендолины машинально подвинула свою послѣднюю груду золотыхъ.
-- Le jeu ne va plus,-- произнесла судьба.
Черезъ секунду Гвендолина отвернулась отъ стола и твердо, рѣшительно взглянула на Деронда. Ироническая улыбка блеснула въ его взглядѣ, когда ихъ глаза встрѣтились; но, во всякомъ случаѣ, лучше было, хоть на минуту остановить на себѣ его вниманіе, чѣмъ позволить ему проскользнуть взоромъ мимо нея, какъ маленькой единицы изъ роя безличныхъ насѣкомыхъ. Къ тому-же, несмотря на его иронію и гордое чувство превосходства, трудно было повѣрить, чтобъ онъ не восхищался ея силой воли и красотой. Онъ былъ молодъ, хорошъ собой, полонъ благороднаго достоинства и не походилъ на смѣшныхъ, нелѣпыхъ филистеровъ, которые, проходя мимо, считали своимъ долгомъ заклеймить рулетку горькимъ взглядомъ протеста. Общее убѣжденіе въ своемъ превосходствѣ не легко колеблется отъ перваго отрицанія: напротивъ, когда какой-нибудь мужской или женскій представитель тщеславія находитъ, что его игра встрѣчается холодно, онъ предполагаетъ, что усиленіе ставокъ въ этой игрѣ побѣдитъ упрямаго сектанта. Въ умѣ Гвендолины разъ навсегда сложилось убѣжденіе, что она знаетъ, чѣмъ слѣдуетъ восхищаться, и что ею самою восхищаются всѣ. Эта основа ея убѣжденій теперь поневолѣ нѣсколько дрогнула и поколебалась; но вырвать ее съ корнемъ было не легко.
Въ этотъ-же день вечеромъ игорная зала блестѣла газомъ и роскошными нарядами дамъ, извивавшихъ на паркетѣ свои длинные шлейфы, или неподвижно сидѣвшихъ на диванахъ.
Нереида въ блѣдно-зеленомъ платьѣ съ серебряными украшеніями и въ зеленой шляпкѣ съ такимъ-же зеленымъ перомъ, оправленнымъ въ серебро, была Гвендолина Гарлетъ. Она находилась подъ крылышкомъ или, лучше сказать, подъ сѣнью той самой дамы, которая сидѣла подлѣ нея за рулеткой; съ ними былъ джентльменъ съ коротко-обстриженными волосами, сѣдыми усами, густыми бровями и военной выправкой нѣмца. Они ходили взадъ и впередъ по залѣ, останавливаясь по временамъ и разговаривая со знакомыми. На Гвендолину было обращено всеобщее вниманіе.
-- Поразительная дѣвушка эта миссъ Гарлетъ. Она не походитъ на другихъ.
-- Да, она одѣлась змѣей, вся въ зеленомъ и серебрѣ. Она что-то сегодня болѣе обыкновеннаго поводитъ шеей.
-- О, она всегда эксцентрична. Вы находите ее красивой м-ръ Вандернутъ?
-- Еще-бы! За нее можно повѣситься... дураку, конечно.
-- Такъ вамъ нравится nez retroussé и длинные, узкіе глаза?
-- Да, когда все составляетъ такой ensemble.
-- L'ensemble du serpent?
-- Пожалуй. Змѣя соблазнила женщину, отчего-же ей не соблазнить мужчины?
-- Конечно, она очень граціозна, но ея лицу недостаетъ румянца.
-- Напротивъ, я полагаю, что цвѣтъ лица -- одна изъ ея главныхъ прелестей. Эта нѣжная блѣдность очаровательна и дышетъ здоровьемъ. А ея маленькій носикъ, вздернутый кверху, просто восторгъ! А ротикъ... такого прелестнаго ротика, съ немного приподнятой верхней губкой, никто еще не видѣлъ, не правда-ли, Маквортъ?
-- Вы полагаете? А я терпѣть не могу такихъ ртовъ. Его очертанія слишкомъ неподвижны, и въ немъ просвѣчиваетъ гордое самодовольство. Я предпочитаю маленькій ротикъ съ дрожащими губками.
-- А по моему, она просто противна,-- сказала старуха аристократка;-- странно, какія непріятныя дѣвушки входятъ въ моду. А кто эти Лангены? Знаетъ ихъ кто-нибудь?
-- Они совершенно comme il faut. Я обѣдалъ у нихъ нѣсколько разъ въ Hôtel de Russie. Баронесса -- англичанка. Миссъ Гарлетъ приходится ей кузиной. Что-же касается до нея самой, то это очень образованная и умная дѣвушка.
-- Неужели! А баронъ?
-- Полезное украшеніе гостиной.
-- Ваша баронесса всегда за рулеткой,-- сказалъ Маквортъ;-- вѣрно, она-то и научила молодую дѣвушку играть.
-- Старуха ведетъ самую скромную игру; ея ставка никогда не превышаетъ десяти-франковой монеты. Молодая дѣвушка болѣе увлекается, но это только минутный капризъ.
-- Я слышалъ, что она проиграла сегодня все, что выиграла въ послѣдніе дни. Богаты-ли они?
-- Кто можетъ знать о богатствѣ другихъ?-- замѣтилъ Вандернутъ и пошелъ поздороваться съ Лангенами.
Замѣчаніе, что Гвендолина въ этотъ вечеръ поводила шеей болѣе обыкновеннаго, было совершенно справедливо. Но она это дѣлала не для сходства съ змѣею, а чтобъ скорѣе замѣтить въ толпѣ Деронда и навести справки о человѣкѣ, презрительный взглядъ котораго мучилъ ее еще до сихъ поръ. Наконецъ, случай къ тому представился.
-- М-ръ Вандернутъ, вы всѣхъ знаете, сказала Гвендолина нѣсколько томно;-- кто это стоитъ у дверей?
-- Тамъ болѣе дюжины мужчинъ? Вы говорите о старомъ Адонисѣ въ парикѣ временъ Георга IV?
-- Нѣтъ, нѣтъ! Вонъ, тотъ брюнетъ, съ этимъ страшнымъ выраженіемъ лица.
-- Вы считаете его страшнымъ? А я полагаю, что онъ красавецъ.
-- Кто же онъ?
-- Онъ недавно пріѣхалъ и остановился въ нашемъ отелѣ вмѣстѣ съ сэромъ Гюго Малинджеръ.
-- Съ сэромъ Гюго Малинджеръ?
-- Да. Вы его знаете?
-- Нѣтъ, отвѣтила Гвендолина, слегка покраснѣвъ;-- у него помѣстье рядомъ съ нашимъ, но онъ никогда тамъ не живетъ.
-- А какъ вы назвали этого джентльмена?
-- Деронда... М-ръ Деронда.
-- Какое прекрасное имя! Онъ англичанинъ?
-- Да. Онъ, говорятъ, близкій родственникъ баронету. Вы имъ интересуетесь?
-- Да, онъ не походитъ на всѣхъ молодыхъ людей.
-- А вы не любите вообще молодыхъ людей?
-- Нисколько. Я всегда заранѣе знаю, что они скажутъ; но я, право, не могу догадаться, что скажетъ м-ръ Деронда. О чемъ онъ обыкновенно говоритъ?
-- Преимущественно ни о чемъ. Я сидѣлъ съ нимъ около часу вчера ночью на террасѣ, и онъ ничего не говорилъ и даже не курилъ. Онъ, кажется, скучаетъ.
-- Вотъ еще причина, почему я желала-бы съ нимъ поскорѣе познакомиться. Я также всегда скучаю.
-- Онъ, вѣроятно, будетъ очень радъ представиться вамъ. Хотите, я его приведу? Вы позволите, баронесса?
-- Отчего-же нѣтъ, если онъ родственникъ сэра Гюго Малинджера.
-- А, у васъ уже новая роль, Гвендолина; вы намѣрены скучать? сказала баронесса Лангенъ, когда м-ръ Вандернутъ отошелъ отъ нихъ;-- до сихъ поръ ты постоянно съ утра до вечера къ чему-то пламенно стремилась.
-- Все это потому, что я до смерти скучаю. Если мнѣ придется бросить игру, я для развлеченія сломаю себѣ руку или ключицу. Я должна сдѣлать что-нибудь необыкновенное, или вы поѣдете со мною въ Швейцарію и мы взберемся на Мотергорнъ?
-- Можетъ быть, знакомство съ м-ромъ Деронда замѣнитъ тебѣ Мотергорнъ.
-- Можетъ быть.
Но Гвендолинѣ не суждено было теперь познакомиться съ Деронда. М-ру Вандернуту не удалось въ этотъ вечеръ подвести его къ молодой дѣвушкѣ, а возвратясь домой, она нашла письмо, требовавшее ея немедленнаго возвращенія въ Англію.