Дѣвичій выборъ.
ГЛАВА XIX.
Назвать Деронду романтичнымъ было-бы несправедливо, однако подъ его спокойной, сосредоточенной внѣшностью скрывалась пламенная натура, которая легко находила поэтическій элементъ въ событіяхъ повседневной жизни. Дѣйствительно, эти элементы существуютъ въ настоящее время точно также, какъ и въ прошлые вѣка, но, конечно, не для холодныхъ натуръ, которыя во всѣ времена считали ихъ глупымъ заблужденіемъ. Они существуютъ свободно въ одной комнатѣ съ микроскопомъ и даже въ вагонѣ желѣзной дороги; ихъ обращаетъ въ бѣгство только пустота въ головахъ современныхъ людей. Какъ могутъ небо и земля, отдаленная планета и грудь матери, питавшей насъ, имѣть поэтическій оттѣнокъ для человѣка, который не одаренъ ни умомъ, ни чувствомъ, душа котораго не трепещетъ братской любовью къ близкимъ и далекимъ?
Для Деронды встрѣча съ Мирой имѣла такое-же значеніе, какъ для Ореста и Ринальдо ихъ необыкновенныя приключенія. До самаго утра онъ не могъ сомкнуть глазъ и всю ночь безпрерывно переживалъ тѣ минуты, въ которыя онъ видѣлъ Миру на берегу рѣки и въ домѣ м-съ Мейрикъ. Если онъ бралъ книгу, чтобъ немного забыться, то образъ молодой дѣвушки снова возставалъ передъ нимъ между строками. Онъ не только видѣлъ то, что дѣйствительно случилось на его глазахъ, но дополнялъ воображеніемъ неизвѣстное ему прошлое и вѣроятное будущее. Страстное желаніе Миры отыскать мать, соотвѣтствовавшее его собственнымъ чувствамъ, возбуждало въ немъ теплую симпатію къ ней и рѣшимость помочь ей въ ея поискахъ. Если ея мать и братъ находились въ Лондонѣ, то ихъ можно было найти, принявъ необходимыя къ тому мѣры. Но тутъ естественно возникали въ головѣ Деронды тѣ-же опасенія насчетъ родственниковъ Миры, которыя такъ часто терзали его въ отношеніи его собственной матери. Отыскавъ ихъ, Мира могла подвергнуться еще большему несчастью. Она говорила, что ея мать и братъ были люди добрые, хорошіе, но вѣдь это могло ей только казаться, и къ тому-же, отъ времени ея разлуки съ ними прошло десять или двѣнадцать лѣтъ, въ теченіе которыхъ могли произойти самыя роковыя перемѣны.
Несмотря на его обычное стремленіе принимать сторону несчастныхъ жертвъ человѣческихъ предразсудковъ, Деронда никогда не чувствовалъ особенной симпатіи къ евреямъ; напротивъ, видѣнные имъ представители этой расы, на какой-бы общественной ступени они ни находились, одинаково возбуждали въ немъ антипатію. Перемѣнить свою вѣру и смѣшиваться съ туземцами той страны, гдѣ они обитаютъ, онъ считалъ обязательнымъ для каждаго ученаго или образованнаго еврея. Презирать еврея, только изъ за того, что онъ еврей, онъ, конечно, считалъ для себя недостойнымъ, но ему почему-то казалось, что презрѣніе цѣлой расы безъ исключенія непремѣнно должно отозваться на каждомъ представителѣ этой расы, который уже по этому одному можетъ-быть, вполнѣ заслуживаетъ презрѣнія. Караибы, которые мало смыслятъ въ теологіи, думаютъ, что воровство включено въ христіанское ученіе и, по всей вѣроятности, приведутъ вамъ доказательства этого. Деронда, какъ и всѣ мы, зналъ существующія басни о еврейскихъ обычаяхъ и нравахъ, и, хотя всегда протестовалъ противъ заключенія о настоящемъ на основаніи прошлаго, но относительно современныхъ евреевъ придерживался общаго мнѣнія, что они сохранили всѣ достоинства и недостатки долго преслѣдуемой расы. Поэтому онъ съ ужасомъ представлялъ себѣ старую еврейку, мать Миры, и ея молодого брата; чѣмъ прелестнѣе, очаровательнѣе и невиннѣе казалась ему эта молодая дѣвушка, тѣмъ съ большей антипатіей думалъ онъ о ея низкихъ, грубыхъ, быть можетъ, преступныхъ родственникахъ. Его живое воображеніе рисовало ему цѣлыя картины: то онъ видѣлъ себя въ сопровожденіи полицейскаго сыщика въ мрачной, отдаленной улицѣ, гдѣ въ какой-нибудь несчастной трущобѣ грязная, скупая старуха покупаетъ у бѣдной, голодной женщины ея послѣднія цѣнныя вещи, то онъ представлялъ себя въ другой, болѣе блестящей, но столь-же отвратительной домашней обстановкѣ еврея-фактора, который предлагаетъ ему свои услуги для всевозможныхъ самыхъ позорныхъ дѣлъ.
Впрочемъ, тотъ фактъ, что родственники Миры были евреями, не игралъ очень значительной роли въ опасеніяхъ Деронды, и, если-бъ они были христіанами, то его воображеніе рисовало-бы ему быть можетъ, еще болѣе страшныя картины, такъ-какъ въ этомъ отношеніи у него уже былъ нѣкоторый опытъ.
Но что ему дѣлать съ Мирой? Ей необходимы пріютъ и покровительство; онъ почувствовалъ, что онъ, какъ честный человѣкъ, не долженъ былъ ограничиваться одной своей личной помощью, и, чѣмъ сильнѣе было впечатлѣніе, произведенное ею на него, тѣмъ болѣе онъ желалъ, чтобъ она считала себя вполнѣ независимой. Смутныя представленія о возможномъ будущемъ, хотя и казавшіяся ему слишкомъ фантастичными, возбуждали въ немъ рѣшимость не скрывать ни отъ кого своихъ отношеній къ Мирѣ. Онъ съ дѣтства ненавидѣлъ секретовъ о важныхъ семейныхъ дѣлахъ, ненавидѣлъ тѣмъ болѣе, что нѣжныя чувства мѣшали ему раскрыть подобную тайну, касавшуюся его самого. Зная, что на свѣтѣ много бываетъ такихъ истинъ, которыя скрываются только потому, что могутъ нанести позоръ лицамъ, нисколько въ томъ неповиннымъ, онъ давно уже далъ себѣ слово никогда не дѣлать ничего, что можетъ требовать соблюденія тайны и навлечь позоръ на другихъ. Несмотря на всю рѣшимость исполнить свое слово, онъ, однако, иногда опасался, чтобъ окружающій свѣтъ не подчинилъ его правиламъ той снисходительной философіи, въ силу которой люди признаютъ всѣ свои дѣйствія прекрасными и безупречными.
Сначала онъ хотѣлъ разсказать на другое-же утро о своемъ приключеніи сэру Гюго и леди Малинджеръ; но его удержала мысль, что, быть можетъ, м-съ Мейрикъ узнаетъ отъ Миры подробности ея прежней жизни, и потому, засыпая, уже подъ самое утро, онъ рѣшилъ отложить это объясненіе до того времени, когда онъ на другой день возвратится домой изъ скромнаго домика въ Чельси.