Послѣдній разрывъ между двумя мальчиками тянулся долго, и нѣкоторое время они обмѣнивались словами только въ крайней необходимости. По естественной антипатіи характеровъ, переходъ отъ нерасположенія къ ненависти очень-легокъ; у Филиппа онъ, повидимому, начался: въ его характерѣ не было злости, но была раздражительность, которая особенно могла развить чувства отвращенія. Быку зубы даны -- мы можемъ повторить, слѣдуя авторитету великаго классика -- не какъ орудіе для наблюденія; а Томъ былъ мальчикъ совершенно бычей породы, который, какъ-быкъ, бросался на многіе нѣжные предметы; но онъ коснулся самой деликатной струны Филиппа и причинилъ ему жестокую боль, какъ-будто онъ принялъ всѣ средства съ рѣдкою акуратностью и ядовитою злобою, онъ не видалъ повода, почему они не могли сойтись послѣ этой ссоры, какъ они дѣлали это нѣсколько разъ прежде, какъ-будто между ними ничего не было, хотя онъ никогда ещё не говорилъ Филиппу, что отецъ его былъ мошенникъ. Эта идея такъ проникала всѣ его отношенія къ своему товарищу, котораго онъ не могъ ни любить, ни ненавидѣть, что одно высказываніе ея не могло для него дѣлать такой эпохи, какъ для Филиппа, и онъ имѣлъ полное право ее высказать, когда Филиппъ распѣтушился и началъ браниться. Но замѣтя, что его первыя предложенія дружбы были не приняты, онъ измѣнилъ свое обращеніе съ Филиппомъ и рѣшился не говорить съ нимъ ни о рисованьи, ни объ урокахъ. Они были вѣжливы другъ къ другу, сколько это было необходимо, чтобъ скрыть свою вражду отъ мистера Стелинга, который покончилъ бы это дурачество особенною силою.
Когда Магги пріѣхала, она съ возраставшимъ интересомъ смотрѣла на новаго соученика, хотя онъ и былъ сынъ злаго адвоката Уокима, такъ раздосадовавшаго ея отца. Она пріѣхала въ классное время и сѣла, пока Филиппъ проходилъ свои уроки съ мистеромъ Стелингомъ. Томъ, нѣсколько недѣль назадъ, передалъ ей, что Филиппъ знаетъ бездну исторій, не такихъ глупыхъ, какъ ея разсказы; и она убѣдилась теперь своимъ собственнымъ наблюденіемъ, что онъ долженъ быть дѣйствительно способенъ. Она надѣялась, что онъ найдетъ также и ее способною, когда она станетъ говорить съ нимъ. Магги, кромѣ того, чувствовала особенную нѣжность къ изуродованнымъ предметамъ; она любила особенно ягнятъ-кривошеекъ, потому-что, ей казалось, ягняты, правильно-сложенныя, не такъ обращаютъ вниманіе на ласки, и она любила ласкать преимущественно тѣхъ, кому ея ласки были пріятны. Она очень любила Тома; но часто она желала, чтобъ Томъ болѣе дорожилъ ея любовью.
-- Филиппъ Уокимъ, я думаю, Томъ, сколько мнѣ кажется, добрый мальчикъ, сказала она, когда они вышли вмѣстѣ изъ классной комнаты въ садъ, провести тамъ время, оставшееся до обѣда. Ты хорошо знаешь, ему нельзя было выбирать себѣ отца; а я часто читала, что очень-злые люди имѣли хорошихъ сыновей, и наоборотъ, у очень добрыхъ людей бывали худыя дѣти. И если Филиппъ добръ, то, я полагаю, тѣмъ болѣе мы должны сожалѣть о немъ, что отецъ у него нехорошій человѣкъ. Ты любишь его -- не правда ли?
-- О, онъ такой чудакъ! сказалъ Томъ отрывисто:-- и онъ сердится на меня, какъ только можно, за то, что я ему сказалъ, что отецъ его мошенникъ. И я имѣлъ право сказать ему это, потому-что это правда, и онъ первый началъ ругаться. Но побудьте здѣсь однѣ на минуту, Магги: мнѣ нужно пойти наверхъ.
-- Развѣ я не могу пойти съ тобою? сказала Магги, которой и въ первый день свиданія приходилось любить только одну тѣнь Тома.
-- Нѣтъ, я тебѣ послѣ разскажу, что это такое у меня тамъ, сказалъ Томъ, убѣгая прочь.
Послѣ обѣда мальчики были въ классной комнатѣ и приготавливали завтрашніе уроки, чтобъ имѣть свободный вечеръ въ честь пріѣзда Магги. Томъ сидѣлъ за своею латинскою грамматикой; безмолвно шевеля губами, какъ ревностный, но нетерпѣливый католикъ, повторявшій свои "Отче нашъ"; Филиппъ на другомъ концѣ комнаты работалъ надъ двумя какими-то томами съ видомъ удовлетвореннаго прилежанія, возбуждавшаго любопытство Магги; вовсе не было похоже, чтобъ онъ училъ свои уроки. Она сидѣла на маленькомъ табуретѣ почти посрединѣ между двумя мальчиками, наблюдая то одного, то другаго; и Филиппъ, взглянувъ изъ-за своей книги на каминъ, встрѣтилъ пару ея любопытныхъ глазъ, устремленныхъ на него. Онъ подумалъ: "сестра Тёливера хорошая дѣвочка, вовсе непохожая на своего брата", и ему очень хотѣлось имѣть маленькую сестру. Ему пришло въ голову, отчего это темные глаза Магги напоминали ему принцессъ, превращаемыхъ въ животныхъ?.. Я думаю, потому, что эти глаза были исполнены неудовлетворенной любви.
-- Послушай, Магги, сказалъ наконецъ Томъ, закрывая книги и укладывая ихъ съ энергіею и рѣшительностью совершеннаго мастера въ этомъ дѣлѣ: -- я кончилъ мои уроки, пойдемъ теперь со мною наверхъ.
-- Что это такое? сказала Магги, когда они были за дверью. Легкое подозрѣніе промелькнуло у нея въ головѣ, когда она вспомнила, что Томъ уже ходилъ прежде наверхъ.-- Не думаешь ли ты съиграть со мною какой-нибудь штуки?
-- Нѣтъ, нѣтъ, Магги! сказалъ Томъ необыкновенно-ласковымъ тономъ:-- тебѣ будетъ такъ пріятно это видѣть.
Онъ обнялъ ее рукою около шеи; она обняла его за талью, и такимъ образомъ они отправились наверхъ.
-- Послушай, знаешь, только не говори этого никому, сказалъ Томъ:-- а то зададутъ мнѣ пятьдесятъ лишнихъ строчекъ.
-- А что, живая это штука? спросила Магги, которая воображала теперь, что Томъ держалъ потихоньку куницу.
-- О, я тебѣ, не скажу! отвѣчалъ онъ.-- Теперь ступай въ тотъ уголъ и закрой лицо, пока я его не достану, прибавилъ онъ, запирая за собою дверь спальни. Я скажу тебѣ, когда обернуться; только, знаешь, не кричать!
-- Я закричу, если ты меня испугаешь, сказала Магги, принимая теперь болѣе-серьёзный видъ.
-- Бояться тутъ нечего, дурочка, сказалъ Томъ.-- Поди и закрой лицо и помни: не смотрѣть!
-- Конечно, я не стану подсматривать, сказала Магги съ негодованіемъ и уткнула свое лицо въ подушку, какъ дѣвочка строгой честности.
Но Томъ осторожно поглядѣлъ вокругъ, подойдя къ чулану; потомъ зашелъ въ него и почти закрылъ дверь. Магги оставалась въ своемъ положеніи уже не по одному принципу, а потому, что она забыла, въ своей мечтательности, гдѣ она находилась, и мысли ея были совершенно заняты бѣднымъ изуродованнымъ мальчикомъ, который былъ такъ способенъ, когда Томъ закричалъ:
-- Ну, пора, Магги!
Только долгое размышленіе и хорошо-обдуманное расположеніе эффектовъ помогли Тому состроить ихъ себѣ такую фигуру, которая представилась теперь Магги. Недовольный своею мирною физіономіею, которая съ слабымъ намекомъ на брови, милыми голубо-сѣрыми глазами и розовыми пухлыми щеками, вовсе не была страшною, какъ онъ себѣ ни хмурился; онъ прибѣгнулъ къ жженой пробкѣ, какъ къ неизмѣнному источнику ужаснаго, и провелъ себѣ пару черныхъ бровей, сходившися самымъ удовлетворительнымъ образомъ надъ его носомъ, и вычернилъ ею подъ тонъ свой подбородокъ. Вокругъ суконной фуражки онъ навертѣлъ красный платокъ, наподобіе чалмы, и перекинулъ черезъ плечо красный шарфѣ. Эта красная масса, грозно-нахмуренное чело и рѣшительность, съ которою онъ держалъ палашъ, опустивъ конецъ его къ полу, придавали ему совершенно-свирѣпый и кровожадный видъ.
Магги посмотрѣла на-минуту, какъ ошалѣлая, и Томъ сильно наслаждался этимъ моментомъ; но потомъ она захохотала, захлопала въ ладони и сказала:
-- О, Томъ! ты совершенная Синяя Борода, какъ представляли въ балаганѣ.
Очевидно, она не была достаточно поражена видомъ палаша: палашъ не былъ обнаженъ. Чувство ужаснаго должно быть сильнѣе впечатлѣно на ея вѣтренный умишко; и Томъ подготовилъ окончательный эффектъ. Нахмурившись еще сильнѣе, онъ (осторожно) вынулъ палашъ изъ ноженъ и вытянулъ его противъ Магги.
-- О, Томъ, пожалуйста, перестань! воскликнула Магги съ ужасомъ, отскакивая отъ него въ противоположный уголъ.-- Право я закричу! перестань! Зачѣмъ это я пришла наверхъ!
На уголкахъ рта у Тома показалась теперь улыбка самодовольствія, которую вдругъ сдержала суровость великаго воина. Медленно, чтобъ не надѣлать шуму, онъ опустилъ ножны на полъ и потомъ сказалъ строго:
-- Я герцогъ Уэллингтонъ! Маршъ! и притопнулъ правою ногою, устремивъ палашъ все еще противъ Магги, которая, дрожа, съ слезами на глазахъ, взлѣзла на кровать, чтобъ быть подальше отъ него.
Томъ, совершенно-счастливый, найдя себѣ зрителя своихъ воинственныхъ подвиговъ даже въ лицѣ Магги, продолжалъ со всею силою выдѣлывать всѣ пріемы, какъ этого должно было ожидать отъ герцога Уэллингтона.
-- Томъ, я этого не могу вынести, я закричу! сказала Магги, при первомъ движеніи палаша: -- ты заколешься; ты отрубишь себѣ голову.
-- Разъ -- два! сказалъ Томъ рѣшительно, хотя на двухъ, кисть у него задрожала:-- три, вышло еще слабѣе и палашъ теперь опустился. Магги закричала: палашъ упалъ остріемъ на ногу Тома и, минуту спустя, онъ самъ повалился. Магги слѣзала съ постели, продолжая кричать, и вдругъ послышались шаги, приближавшіеся къ комнатѣ. Мистеръ Стелингъ пришелъ первый изъ своего кабинета сверху. Онъ нашелъ обоихъ дѣтей на полу. Томъ впалъ въ обморокъ и Магги трясла его за воротъ курточки, продолжая кричать. Бѣдное дитя! она думала, что онъ умеръ, и все-таки она трясла его, какъ-будто надѣясь этимъ возвратить его къ жизни. Чрезъ минуту она рыдала отъ радости, потому-что Томъ открылъ глаза: она не могла еще сожалѣть о его больной ногѣ: она была такъ счастлива его оживленіемъ.