Конечно, Додсоны были красивое семейство, и мистрисъ Глегъ была нисколько не хуже своихъ сестеръ. Когда она сидѣла теперь на креслѣ мистрисъ Тёливеръ, безпристрастный наблюдатель долженъ бы былъ сознаться, что она имѣла довольно-пріятное лицо и фигуру для женщины пятидесяти лѣтъ, хотя Томъ и Магги считали свою тётку Гленъ типомъ уродливости. Правда, она пренебрегала всѣми выгодами туалета, хотя у рѣдкой женщины, какъ она сама замѣчала, былъ гардеробъ лучше ея; но у нея было въ обычаѣ не надѣвать новыхъ вещей, пока не износились старыя. Другія женщины, пожалуй, отдаютъ въ мытье свое лучшее кружево каждую стирку; но когда мистрисъ Глегъ умретъ, въ правомъ ящикѣ ея комода въ комнатѣ съ пятноватыми обоями, найдутъ такое кружево, какого не покупала никогда въ свою жизнь даже мистрисъ Вулъ, первая франтиха въ Сент-Огсъ; а мистрисъ Вулъ обыкновенно изнашивала свое кружево прежде, чѣмъ за него было заплачено. То же самое должно было сказать и про накладные локоны; безъ-сомнѣнія, самые блестящіе и круглые каштановые локоны мистрисъ Глегъ держала вмѣстѣ съ локонами распущенными, локонами пышно-взбитыми, но показаться въ будни съ блестящею накладкою значило бы смѣшать самымъ непріятнымъ и неприличнымъ образомъ свѣтское, житейское съ духовнымъ священнымъ. Иногда, правда, мистрисъ Глегъ надѣвала въ будни лучшую накладку третьяго сорта, отправляясь въ гости, но только не къ сестрамъ и никакъ не къ мистрисъ Тёливеръ, которая оскорбляла свою сестру, продолжая щеголять волосами, послѣ своего замужства, хотя мать семейства, замѣчала мистрисъ Глегъ и мистрисъ Донъ, имѣвшая въ добавокъ мужа сутяжника, должна быть разсудительнѣе. Но Бесси была всегда слаба!
Итакъ, если накладка мистрисъ Глегъ была сегодня растрепаннѣе обыкновеннаго, то подъ нею скрывалось тайное намѣреніе: она имѣла въ виду самый рѣзкій и тонкій намёкъ на густые бѣлокурые локоны мистрисъ Тёливеръ, раздѣленные приглаженными волосами по обѣимъ сторонамъ пробора. Мистрисъ Тёливеръ не разъ проливала слезы отъ упрековъ сестры Глегъ, по случаю этихъ локоновъ, неприличныхъ матери семейства; но сознаніе, что они придавали ей красоту, естественно подкрѣпляло ее. Мистрисъ Глегъ рѣшила не снимать сегодня шляпы, развязавъ, конечно, ленты и откинувъ ее слегка назадъ. Она это часто дѣлала въ гостяхъ, когда была въ дурномъ расположеніи духа; въ чужомъ домѣ, какъ могла она знать, гдѣ дуетъ сквозной вѣтеръ? По той же самой причинѣ, она надѣла маленькую соболью пелеринку, которая едва доходила до плечъ и не сходилась спереди на ея полной груди, между-тѣмъ, какъ ея длинная шея была защищена цѣлымъ палисадомъ различныхъ оборокъ. Каждый и неслишкомъ-знакомый съ модами того времени, легко узналъ бы, какъ отстало отъ нихъ шелковое платье мистрисъ Глегъ, аспиднаго цвѣта; группы маленькихъ желтыхъ пятнышекъ, его покрывавшихъ, и заплеснѣлый запахъ, свидѣтельствовавшій о сырости сундука, очевидно, указывали, что оно принадлежало именно къ слою гардероба, достаточно-устарѣвшему, чтобъ начать его носить.
Мистрисъ Глегъ держала въ рукахъ большіе золотые часы, навернувъ на пальцы массивную цѣпочку, и замѣчая мистрисъ Тёливеръ, только-что вернувшейся изъ кухни, что какое бы время ни показывали часы другихъ людей, но на ея часахъ половина перваго.
-- Не знаю, что приключилось съ сестрою Пулетъ, продолжала она.-- Въ семьѣ нашей было заведено, чтобъ никто не опаздывалъ -- такъ было во время моего покойнаго отца; и одной сестрѣ не приходилось ждать полчаса, пока другія пріѣдутъ. Но если измѣнились, обычаи въ нашемъ семействѣ, такъ я тому не причиною. Я никогда не пріѣду въ гости, когда всѣ прочіе разъѣзжаются. Удивляюсь право на сестру Динъ: она бывала болѣе похожа на меня. Но мой вамъ совѣтъ, Бесси: лучше поторопиться съ обѣдомъ, не мѣшаетъ пріучать тѣхъ, кто опаздываетъ.
-- Помилуй Господи! опасаться н е чего, сестра, всѣ они будутъ здѣсь во-время, сказала мистрисъ Тёливеръ своимъ слегка-раздраженнымъ тономъ.-- Обѣдъ не будетъ готовъ прежде половины втораго. Но если вамъ долго ждать, я, пожалуй, принесу вамъ сырникъ и рюмку вина.
-- Ну, Бесси! сказала мистрисъ Глегъ съ горькою улыбкою и едва-замѣтнымъ покачиваньемъ головы:-- я полагала, что вы знаете лучше-вашу собственную сестру. Никогда я не ѣ ла между завтракомъ и обѣдомъ, и теперь не намѣрена начинать. Но меня бѣситъ эта глупая-замашка обѣдать въ половинѣ втораго, когда можно въ часъ. Васъ, Бесси, къ этому никогда не пріучали.
-- Помилуйте, Дженъ, что же мнѣ дѣлать? мистеръ Тёливеръ не-любитъ обѣдать прежде двухъ; но для васъ только я назначила получасомъ ранѣе.
-- Да, да, знаю а, какъ съ этими мужьями; они все любятъ откладывать; они готовы обѣдать послѣ чаю, если попадутся имъ довольно-слабыя жены, готовыя уступать во всемъ; но жаль, Бесси, для васъ же, что вы не имѣете болѣе твердости характера. Дай Богъ, чтобъ дѣти ваши отъ того не пострадали. Надѣюсь, вы не приготовили для насъ большаго обѣда, не истратились на вашихъ сестеръ, которыя скорѣе согласятся глодать сухую корку, нежели допустятъ васъ разориться съ вашею расточительностью. Удивляюсь, какъ не берете вы примѣра съ вашей сестры Динъ: она гораздо благоразумнѣе васъ. У васъ же двое дѣтей, для которыхъ надобно позаботиться; мужъ вашъ уже истратилъ ваше приданое на тяжбы и, вѣроятно, спуститъ также и свое состояніе. Отварная часть говядины, отъ которой бы остался у васъ бульйонъ для кухни, прибавила мистрисъ Глегъ, съ тономъ рѣшительнаго протеста: -- и простой пуддингъ съ сахаромъ, безъ пряностей, были бы всего приличнѣе.
Когда мистрисъ Глегъ была въ такомъ расположеніи духа, большаго-веселья не могло предвидѣться на цѣлое утро. Мистрисъ Тёливеръ никогда не доходила до ссоры съ нею, какъ курица, выставляющая только впередъ ногу съ видомъ упрека, противъ мальчишки, который бросаетъ въ нее камнями. Но этотъ вопросъ объ обѣдѣ былъ для нея живою, хотя не новою струною, такъ-что мистрисъ Тёливеръ могла дать ей тотъ же самый отвѣтъ, который та слышала уже нѣсколько разъ.
-- Мистеръ Тёливеръ говоритъ, что для друзей у него всегда хорошій обѣдъ, пока онъ имѣетъ средство заплатить за него, сказала она:-- и въ своемъ собственномъ домѣ онъ воленъ дѣлать, сестра, что хочетъ.
-- Ну, Бесси, я не могу оставить вашимъ дѣтямъ достаточно изъ моихъ экономій, чтобъ спасти ихъ отъ разоренія. А на деньги мистера Глега и не надѣйтесь, потому-что, едва-ли я его переживу: онъ изъ живучей семьи; умретъ онъ прежде, такъ онъ обезпечитъ меня только на мою жизнь, а потомъ всѣ его деньги перейдутъ его же роднѣ.
Стукъ колесъ, послышавшійся, пока говорила мистрисъ Глегъ, нарушилъ бесѣду пріятнымъ образомъ для мистрисъ Тёливеръ, которая поспѣшила встрѣтить сестру Пулетъ -- это должно быть сестра Пулетъ, потому-что это былъ стукъ четырехколеснаго экипажа.
Мистрисъ Глегъ вскинула голову и посмотрѣла чрезвычайно-кисло, при одной мысли о четырехколесномъ экипажѣ. Она не имѣла очень-рѣшительнаго мнѣнія объ этомъ предметѣ.
Сестра Тулетъ была въ слезахъ, когда коляска въ одну лошадь остановилась у дверей мистрисъ Тёливеръ; очевидно, ей необходимо было еще поплакать передъ выходомъ изъ коляски, потому-что хотя ея мужъ и мистрисъ Тёливеръ стояли наготовѣ поддержать ее, она продолжала сидѣть и печально покачивала головою, смотря сквозь слезы на неопредѣленную даль.
-- Помилуйте, что съ вами, сестра? сказала мистрисъ Тёливеръ,
Она была женщина безъ особеннаго воображенія; но ей представилось, что, вѣроятно, большое зеркало, въ лучшей спальной сестры Пулетъ, разбилось вторично.
Отвѣта не было; митрисъ Пулетъ только продолжала качать головою, медленно поднимаясь съ своего мѣста и выходя изъ коляски; тѣмъ не менѣе она бросала, однакожъ, украдкою взглядъ на мистера Пулетъ, чтобъ увѣриться, достаточно ли онъ оберегаетъ ея щегольское шелковое платье.
Мистеръ Пулетъ былъ маленькій человѣкъ, съ аршиннымъ носомъ, маленькими блестящими глазами, тонкими губами, въ новой черной парѣ и бѣломъ галстухѣ, который, повидимому, былъ завязанъ слишкомъ-туго, безъ всякаго вниманія къ личному спокойствію. Онъ находился въ такомъ же скромномъ отношеніи къ своей высокой, красивой женѣ съ раздутыми рукавами, наподобіе воздушныхъ шаровъ, въ пышной мантильѣ и огромной шляпкѣ, покрытой перьями и лентами, какое замѣчаемъ мы между рыбачьею ладьею и бригомъ на всѣхъ парусахъ.
Печаль женщины, разодѣтой по модѣ, представляетъ трогательное зрѣлище и вмѣстѣ съ тѣмъ поразительный примѣръ услажденія чувствъ подъ вліяніемъ высшей степени цивилизаціи. Какой длинный рядъ градацій между горестью готтентотки и этой женщины въ широкихъ накрахмаленныхъ рукавахъ, съ множествомъ браслетовъ на рукахъ и въ изящной шляпкѣ, украшенной нѣжными лентами! Просвѣщенное дитя цивилизаціи сдерживаетъ увлеченіе, отличающее печаль и разнообразитъ его необыкновенно-тонко, представляя интересную задачу для аналитическаго ума. Еслибъ оно съ разбитымъ сердцемъ и глазами, отуманенными отъ слезъ, проходило черезъ дверь слишкомъ-невѣрнымъ шагомъ, то оно могло бы измять свои накрахмаленпые рукава; и глубокое сознаніе этой возможности производитъ здѣсь новое сложеніе силъ, которое именно наводитъ его на простой путь между притолками. Оно видитъ, что слезы текутъ слишкомъ обильнымъ потокомъ: и откалываетъ завязки, нѣжно отбрасывая ихъ назадъ -- необыкновенно-трогательное движеніе, которое указываетъ даже среди глубокой горести на надежду, что наступитъ же опять сухое время, когда завязки и шляпки явятся въ прежнемъ блескѣ. Слезы унимаются понемногу и, откинувъ голову назадъ подъ угломъ, чтобы не испортить шляпки, она испытываетъ этотъ страшный моментъ, когда горе, обратившее все въ пустоту, въ свою очередь истощается; а она задумчиво глядитъ на браслеты и поправляетъ застежки, какъ-будто невзначай. Это было-бы такимъ утѣшеніемъ для души, если бы она могла снова успокоиться!
Мистрисъ Пулетъ необыкновенно акуратно миновала косяки, несмотря на широту своихъ плечъ (въ то время жалкая была та женщина въ глазахъ каждаго образованнаго человѣка, у которой въ плечахъ не было полутора ярда {Безъ двухъ дюймовъ два аршина.}; затѣмъ мускулы ея лица принимались выжимать свѣжія слезы, когда она подходила къ гостиной, гдѣ сидѣла мистрисъ Глегъ.
-- Ну, сестра, поздно изволили вы пожаловать! Что это съ вами? сказала мистрисъ Глегъ довольно-рѣзко, когда онѣ пожали другъ другу руки.
Мистрисъ Пулетъ сѣла, осторожно поправивъ мантилью сзади, прежде нежели отвѣтила:
-- Ея ужь нѣтъ. Здѣсь она безсознательно употребила выразительную реторическую фигуру.
"На этотъ разъ не зеркало" подумала мистрисъ Тёливеръ.
-- Умерла третьяго дня, продолжала мистрисъ Пулетъ: -- ноги у нея были похожи на мое туловище, прибавила она съ глубокою печалью послѣ нѣкотораго молчанія.-- И счету нѣтъ, сколько разъ у ней выпускали воду; а воды-то вытекло такая пропасть, хоть купайся въ ней.
-- Ну, Софи, слава Богу, что она умерла въ такомъ случаѣ, кто бы она ни была такая, сказала мистрисъ Глегъ съ быстротою и выразительностью, свойственными уму отъ природы ясному и рѣшительному:-- но я понять не могу, про кого это вы говорите.
-- Да я-то знаю, сказала мистрисъ Пулетъ, вздыхая и качая головою: -- и въ цѣломъ приходѣ нѣтъ подобной водяной. Я-то знаю, что это старая мистрисъ Сетонъ въ Твентиландсъ.
-- Ну, она не родня ваша да и не очень-короткая знакомая, сколько я слышала, сказала мистрисъ Глегъ, всегда-плакавшая именно сколько нужно было, когда приключалось что-нибудь ея собственной роднѣ, но не въ какихъ другихъ случаяхъ.
-- Довольно была я съ нею знакома и видѣла ея ноги, какъ раздулись онѣ, словно пузыри... Старая леди успѣла нѣсколько разъ удвоить свой капиталъ и до конца держала его въ своемъ собственномъ распоряженіи. Мѣшокъ съ ключами у нея всегда былъ подъ подушкою. Немного осталось такихъ старыхъ прихожанъ, я увѣрена.
-- А что лекарствъ-то она выпила, такъ на возъ не уложишь, замѣтилъ мистеръ Пулетъ.
-- Ахъ! сказала со вздохомъ мистрисъ Пулетъ: -- у нея была другая болѣзнь за нѣсколько лѣтъ передъ тѣмъ, какъ открыться водяной, и доктора не могли придумать, что бы это было такое. Она мнѣ еще говорила, какъ я видала ее въ послѣднее Рождество: "мистрисъ Пулетъ, а если когда-нибудь у васъ будетъ водяная -- вспомните меня". Да, она говорила это мнѣ, прибавила мистрисъ Пулетъ, снова начиная горько плакать: -- это были ея самыя слова. Въ субботу ея хоронятъ. Пулетъ приглашенъ на похороны.
-- Софья... сказала мистрисъ Глегъ, не въ-состояніи далѣе сдержать обуревавшаго ея духа противорѣчія:-- Софья, удивляюсь вамъ, какъ это вы разстроиваете себя, портите ваше здоровье изъ-за людей, которые вамъ совершенно чужіе. Вашъ покойный отецъ никогда этого не дѣлалъ, точно также, какъ и ваша тётка Фрэнсисъ, да и никто изъ нашего семейства, сколько я слышала. Вы не могли бы сильнѣе огорчиться, еслибъ умеръ скоропостижно и не сдѣлавъ завѣщанія нашъ двоюродный братъ, аббатъ.
Мистрисъ Пулетъ молчала; ей нужно было докончить свой плачъ и потомъ эти упреки не раздражали ее, а скорѣе льстили ей. Не всякій могъ такъ плакать о ближнемъ, который ничего не оставилъ ему; но мистрисъ Пулетъ вышла замужъ за джентльмена фермера и имѣла достаточно средствъ и досуга, чтобы слезы и все у ней было въ высшей степени респектабельно.
-- Мистрисъ Сётонъ однако же сдѣлала завѣщаніе, сказалъ мистеръ Пулетъ, съ нѣкоторымъ сознаніемъ, что онъ приводилъ нѣчто въ оправданіе слезъ своей жены; -- нашъ приходъ изъ богатыхъ, но, говорятъ, никто не оставилъ послѣ себя такого капитала, какъ мистрисъ Сётонъ. И все она отказала племяннику своего мужа.
-- Мало пользы и быть богатой въ такомъ случаѣ, сказала мистрисъ Глегъ:-- если нѣкому оставить, что у васъ есть, кромѣ мужниной роднѣ. Жалкая доля, если только для этого отказывать себѣ во всемъ; я говорю это не потому, чтобъ мнѣ пріятно было умереть, ничего не оставивъ противъ ожиданія многихъ. Но плохая шутка, если наслѣдство выходитъ изъ семьи.
-- Я увѣрена, сестра, сказала мистрисъ Пулетъ, которая теперь достаточно пришла въ себя, сняла вуаль и сложила его бережно:-- мистрисъ Сётонъ оставила свои деньги хорошему человѣку: у него одышка и ложится онъ спать каждый вечеръ въ восемь часовъ. Онъ говорилъ мнѣ это самъ такъ откровенно въ одно воскресенье, когда онъ пришелъ въ нашу церковь; онъ носитъ заячью шкурку на груди и говоритъ дрожащимъ голосомъ -- совершенный джентльменъ. Я ему сказала, что я сама круглый годъ лечусь. Онъ мнѣ отвѣчаетъ: "мистрисъ Пулетъ, я вполнѣ сочувствую вамъ". Это были его самыя слова. Ахъ!... вздохнула мистрисъ Пулетъ, покачивая головою, при одной мысли, что немногіе имѣли ея опытъ въ розовыхъ и бѣлыхъ микстурахъ, сильныхъ лекарствахъ въ маленькихъ пузырькахъ, слабыхъ лекарствахъ въ большихъ бутыляхъ, сырыхъ пилюляхъ по шилингу и слабительныхъ по восмьнадцати пенсовъ.
-- Сестра, теперь я пойду сниму шляпу. Видѣли вы, какъ сняли мою картонку? прибавила она, обращаясь къ своему мужу.
Мистеръ Пулетъ непонятнымъ образомъ забылъ про нея и поспѣшилъ съ нечистою совѣстью загладить свое упущеніе.
-- Картонку принесутъ наверхъ, сказала мистрисъ Тёливеръ, желая сейчасъ же уйти, чтобъ мистрисъ Глегъ не начала высказывать своего откровеннаго мнѣнія про Софи, которая первая изъ Додсоновъ разстроила свое здоровье аптекарскою дрянью.
Мистрисъ Тёливеръ любила удаляться наверхъ съ сестрою Пулетъ, осматривать ея чепчикъ прежде, нежели та надѣвала его, и вообще разсуждала съ нею о туалетѣ. Это была одна изъ слабостей Бесси, возбуждавшая родственное состраданіе мистрисъ Глегъ. Бесси одѣвалась слишкомъ щегольски; она считала унизительнымъ наряжать свою дѣвочку въ обноски, которыя сестра Глегъ дарила ей изъ своего первобытнаго гардероба; а этой казалось грѣшно и стыдно покупать что-нибудь для этого ребенка, кромѣ башмаковъ: въ этомъ отношеніи, однакожь, мистрисъ Глегъ несовсѣмъ была справедлива къ сестрѣ Бесси; мистрисъ Тёливеръ дѣйствительно прилагала все стараніе, чтобъ принудить Магги носить легорнскую соломенную шляпу и крашеное шелковое платьеце, передѣланное изъ платья ея тётки Глегъ; но результаты этихъ усилій мистрисъ Тёливеръ принуждена была схоронить въ своемъ материнскомъ сердцѣ. Магги объявила, что платье воняло краскою, и въ первое же воскресенье, когда оно было на ней надѣто, она успѣла залить ею подливкою изъ-подъ росбифа. Послѣ такого удачнаго опыта она обливала водою свою шляпку съ зелеными лентами, отчего она стала похожа на зеленый сыръ, убранный завялымъ саладомъ. Я долженъ привести въ извиненіе Магги, что Томъ смѣялся надъ ея шляпою и говорилъ, что она похожа въ ней на Джюди {Жена Понча, одно изъ дѣйствующихъ лицъ въ кукольной комедіи.}. Тётка Пулетъ также дарила свое старое платье; но оно было довольно-красиво и нравилось Магги и ея матери. Изъ всѣхъ сестеръ мистрисъ Тёливеръ, конечно, любила болѣе мистрисъ Пулетъ, и любовь эта была взаимная; но мистрисъ Пулетъ жалѣла, что у Бесси были такія дурныя дѣти; она ласкала ихъ сколько могла, но все-таки было жаль, что они не были такъ же благонравны и красивы, какъ ребенокъ сестры Динъ. Магги и Томъ, съ своей стороны думали, что тетка Пулетъ была довольно-сносна; по-крайней- мѣрѣ, это не была тётка Глегъ. Томъ во всѣ праздники бывалъ у нихъ только по разу: оба дяди, конечно, обдаривали его въ этотъ разъ; но у тетки Пулетъ около подвала было множество жабъ, въ которыхъ онъ бросалъ камешками, такъ-что онъ вообще предпочиталъ бывать у ней. Магги боялась жабъ и грезила про нихъ во снѣ; но ей нравилась у дяди Пулетъ табакерка съ музыкою. Все-таки сестры были того мнѣнія, что кровь Тёливеровъ плохо смѣшалась съ кровью Додсоновъ, что дѣйствительно дѣти бѣдной Бесси были Тёливеры и что Томъ, лицомъ хотя и вышелъ въ Додсоновъ, но что онъ будетъ такой же упрямецъ, какъ и его отецъ. Что касается о Магги, то она была вылитый портретъ своей тётки миссъ, сестры мистера Тёливера, колоссальной женщины съ широкими костями, которая вышла замужъ за нищаго, у которой не было фарфору и которой мужъ всегда затруднялся записать ренту. Но, когда мистрисъ Пулетъ оставалась наверху наединѣ съ мистрисъ Тёливеръ, то всѣ замѣчанія, естественно, были направлены противъ мистрисъ Глетъ, и онѣ соглашались между собою, что нельзя было отвѣчать, какою еще чучелою не нарядится сестра Дженъ въ слѣдующій разъ. Ихъ t ê te- à -t ê te былъ прерванъ теперь появленіямъ мистрисъ Динъ съ маленькою Люси, и мистрисъ Тёливеръ съ тайною грустью смотрѣла, какъ причесывали бѣлокурые локоны Люси -- просто, было непонятно, какъ у мистрисъ Динъ, которая была хуже и желтѣе всѣхъ миссъ Додсонъ, уродилась дочь вся въ мистрисъ Тёливеръ. И Магги возлѣ Люси казалась всегда вдвое смуглѣе.
Сегодня по-крайней-мѣрѣ она казалась гораздо-смуглѣе, когда она и Томъ пришли изъ сада вмѣстѣ съ отцомъ и дядею Глегъ. Магги бросила неряшливо свою шляпку и съ растрепанными волосами сейчасъ же бросилась къ Люси, которая стояла возлѣ своей матери. Конечно, контрастъ между двоюродными сестрами былъ поразителенъ, и для поверхностнаго глаза выставлялъ Магги съ невыгодной стороны, хотя знатокъ могъ бы замѣтить въ ней нѣкоторыя особенности, обѣщавшія гораздо-болѣе въ зрѣломъ возрастѣ, нежели щеголеватая окончательность Люси. Это былъ контрастъ между чернымъ, косматымъ щенкомъ и бѣлымъ котенкомъ. Люси выставила свои хорошенькія, розовыя губки для поцалуя: все у ней было необыкновенно-акуратно; ея маленькая круглая шейка, съ коралловымъ ожерельемъ, ея маленькій прямой носикъ вовсе некурносый; ея маленькія свѣтлыя брови нѣсколько-темнѣе локоновъ и совершенно подходившія къ ея каримъ глазамъ, смотрѣвшимъ съ стыдливымъ удовольствіемъ на Магги, которая была выше ея головою, хотя однѣхъ съ нею лѣтъ. Магги всегда съ наслажденіемъ глядѣла на Люси. Она любила воображать себѣ міръ, населенный только дѣтьми ея лѣтъ и въ которомъ была королева совершенно такая, какъ Люси, съ маленькою короною, на головѣ и маленькимъ скиптромъ въ рукахъ... Только этою королевою была сама Магги въ видѣ Люси.
-- О Люси! воскликнула она, поцаловавъ ее:-- вы останетесь гостить у насъ -- не правда ли? Поцалуй ее, Томъ.
Томъ также подошелъ къ Люси, но онъ не намѣренъ былъ цаловать ее -- нѣтъ; онъ подошелъ къ ней съ Магги, потому-что это было какъ-то легче, нежели сказать: "какъ поживаете вы?" всѣмъ этимъ тёткамъ и дядямъ; онъ стоялъ, не глядя ни на кого особенно, краснѣя и улыбаясь, какъ это обыкновенно бываетъ съ застѣнчивыми мальчиками, когда они въ гостяхъ, какъ-будто они попали въ свѣтъ по ошибкѣ, въ очень-непріятномъ неглиже.
-- Каково! сказала тётка Глегъ, съ особеннымъ выраженіемъ: -- маленькіе мальчики и дѣвочки входятъ въ комнату и не обращаютъ вниманія на своихъ дядей и тётокъ! Этого прежде не водилось, когда я была маленькая дѣвочка,
-- Подойдите, милые, къ вашимъ тёткамъ и дядямъ, сказала мистрисъ Тёливеръ съ заботливымъ и печальнымъ видомъ. Ей хотѣлось шепнуть Магги, чтобъ она вышла и причесала свои волосы.
-- Ну, какъ вы поживаете? Надѣюсь, вы добрыя дѣти -- не такъ ли? сказала тётка Глегъ, прежнимъ выразительнымъ тономъ, пожимая ихъ руки и цалуя ихъ въ щеку, очень противъ ихъ желанія.-- Гляди вверхъ, Томъ, гляди вверхъ. Мальчики въ пансіонахъ всегда держатъ голову прямо. Посмотрите теперь на меня.
Томъ очевидно отказывался отъ этого удовольствія, потому-что онъ старался скорѣе высвободить свою руку.
-- Заложи волосы за уши, Магги, да не спускай платьеца съ плечъ.
Тётка Глегъ всегда говорила съ ними очень-выразительно и громко, какъ-будто они были глухи или идіоты; она думала такимъ образомъ дать имъ почувствовать, что они были созданія, одаренныя смысломъ, и остановить въ нихъ развитіе дурныхъ наклонностей. Дѣти Бесси были такъ избалованы; кто-нибудь да долженъ указать имъ ихъ долгъ.
-- Ну, мои милые, сказала тетка Пулетъ сострадательнымъ голосомъ:-- вы удивительно-быстро растете. Такъ вы всю свою силу вытянете, прибавила она, печально поглядывая изъ-за ихъ головъ на ихъ мать.-- Я думаю, у дѣвочки слишкомъ-много волосъ. Я бы ихъ простригла или остригла покороче, еслибъ я была на вашемъ мѣстѣ, сестра: это нехорошо для ея здоровья: отъ этого кожа у ней кажется такая смуглая, я полагаю. Какъ вы думаете, сестра Динъ?
-- Не знаю, право, какъ сказать сестра, отвѣчала мистрисъ Динъ, сжимая снова свои губы и посматривая на Магги критическимъ глазомъ.
-- Нѣтъ, нѣтъ, сказалъ мистеръ, Тёливеръ:-- ребенокъ здоровъ; болѣзни у ней нѣтъ никакой. Пшеница родится и красная и бѣлая; есть люди, которые еще предпочитаютъ пшеничное зерно. Но не мѣшало бы, Бесси, остричь волосы ребенку, чтобъ они лежали поакуратнѣе.
Въ сердцѣ Магги готовилось страшное намѣреніе, но его еще останавливало желаніе узнать отъ тётки Динъ, оставитъ ли она гостить Люси. Тётка Динъ рѣдко отпускала къ нимъ Люси. Приведя нѣсколько причинъ для отказа, мистрисъ Динъ обратилась къ самой Люси.
-- Люси, вѣдь вы сами не захотите остаться однѣ, безъ вашей матери?
-- Да, маменька, пожалуйста! сказала Люси застѣнчиво и краснѣя вся, какъ маргаритка.
-- Прекрасно, Люси! Оставьте ее, мистрисъ Динъ, оставьте! сказалъ мистеръ Динъ, широкоплечій, бородатый мужчина, представлявшій собою типъ, котораго можно встрѣтить во всѣхъ слояхъ общества; плѣшивый, съ рыжими бакенбардами, широкимъ лбомъ, соединяющій всѣ признаки солидности, но не тяжелой. Вы можете встрѣтить аристократовъ, подобныхъ мистеру Дину, и также овощныхъ торговцовъ и поденьщиковъ, похожихъ на него; но проницательность его темныхъ глазъ была менѣе обыкновенна нежели его черты. Онъ держалъ крѣпко въ своихъ рукахъ серебряную табакерку и повременамъ подчивалъ изъ нея табакомъ мистера Тёливера, у котораго табакерка была только оправлена въ серебрѣ. Эта табакерка была подарена мистеру Дину однимъ изъ старшихъ компаньйоновъ фирмы, къ которой онъ принадлежалъ, и въ то же время онъ былъ сдѣланъ дольщикомъ въ ней, въ благодарность за его услуги, какъ управляющаго. Ни о комъ не имѣли такого высокаго мнѣнія въ Сент-Огсѣ, какъ о мистерѣ Динѣ; и многіе даже полагали, что миссъ Сюзанъ Додсонъ, которая прежде, всѣ считали, сдѣлала худшую партію, нежели другія сестры, будетъ разъѣзжать въ лучшей каретѣ и жить въ лучшемъ домѣ, нежели сестра Пулетъ. Невозможно было сказать, какъ далеко пойдетъ человѣкъ, который запустилъ свою руку въ такое обширное дѣло, каковъ былъ домъ Гёста и Ко. И мистрисъ Динъ, какъ замѣчали ея короткіе друзья, была довольно-горда и не дала бъ мужу остановиться на порядочномъ состояніи, а будетъ его понукать идти все далѣе-и-далѣе.
-- Магги, сказала мистрисъ Тёливеръ, поманивъ ее къ себѣ, шопотомъ ей на ухо, когда вопросъ о гощеньи Люси былъ порѣшенъ:-- поди и пригладь свои волосы; вѣдь право стыдно. Я вамъ сказала, чтобъ вы не приходили сюда, не зайдя прежде къ Марѳѣ; вы это очень-хорошо знали.
-- Томъ, пойдемъ со мною, шепнула Магги, дернувъ его за рукавъ, когда она проходила мимо, и Томъ охотно послѣдовалъ за нею.
-- Томъ пойдемъ со мною наверхъ, она шепнула, когда они были за дверью: -- сдѣлай мнѣ одну вещь передъ обѣдомъ.
-- Теперь нѣтъ времени играть ни въ какую игру, сказалъ Томъ, котораго воображеніе было исключительно сосредоточено на обѣдѣ.
-- О! да на это есть время. Пойдемъ, Томъ, прошу тебя.
Томъ послѣдовалъ за Магги наверхъ, въ комнату ея матери, и увидѣлъ, какъ она подошла къ комоду и вынула изъ него большія ножницы.
-- Зачѣмъ они, Магги? сказалъ Томъ, котораго любопытство теперь пробудилось.
Магги, въ отвѣтъ, схватила передніе локоны и отрѣзала ихъ поперегъ лба.
-- Ай, мои пуговочки! Магги, достанется тебѣ ужо! воскликнулъ Томъ:-- лучше не стриги болѣе.
Большія ножницы между тѣмъ работали, пока Томъ говорилъ; онъ самъ чувствовалъ, что это была такая славная кокетка: Магги выглядѣла уморительно.
-- Томъ, стриги сзади, сказала Магги, возбужденная своею собственною отважностью и желая поскорѣе докончить дѣло.
-- Достанется тебѣ! ужь я тебѣ говорю, сказалъ Томъ, покачивая головою и медля приняться за работу.
-- Ничего; торопись! сказала Магги, топая ногою. Щеки ея горѣли румянцемъ.
Черныя кудри были такъ густы! какой соблазнъ это былъ для мальчика, который испыталъ уже запрещенное удовольствіе стричь гриву коня. Я говорю это тѣмъ, кто знаетъ, какъ пріятно сводить половинки ножницъ чрезъ угрюмую массу волосъ. Щелкъ и еще щелкъ -- и локоны падали тяжелыми косьмами на полъ, и Магги стояла обстриженная, какъ попало, съ совершеннымъ сознаніемъ свободы, какъ-будто она, вышла изъ густаго лѣса на открытую равнину.
-- О, Магги! сказалъ Томъ, прыгая вокругъ нея и хлопая по колѣнямъ со смѣхомъ: -- ай мои пуговочки! какъ ты чудно выглядишь! Посмотри на себя въ зеркало. Ну, ты вылитый дурачокъ, въ котораго мы въ школѣ бросали скорлупою и орѣхами.
Магги почувствовала неожиданное горе; она думала прежде только о своемъ освобожденіи отъ этихъ несносныхъ волосъ, несносныхъ толковъ про эти волосы, о торжествѣ надъ матерью и тётками; о красотѣ она и не заботилась; ей хотѣлось только одного: чтобъ люди считали ее умною дѣвочкою и не находили въ ней недостатковъ. Но теперь, когда Томъ началъ смѣяться надъ нею и говорилъ, что она похожа на дурачка, эта проблема представилась ей въ другомъ свѣтѣ. Она посмотрѣла въ зеркало. Томъ продолжалъ смѣяться и хлопать въ ладони; раскраснѣвшіяся щеки Магги поблѣднѣли и губы ея задрожали.
-- О Магги! тебѣ надобно идти сейчасъ же къ обѣду, сказалъ Томъ.-- Ай-да мои пуговочки!
-- Не смѣйся надо мною, Томъ, сказала Магги съ сердцемъ и залилась слезами отъ злости, топая ногами и толкая его.
-- Ну, загорѣлась теперь! сказанъ Томъ.-- Зачѣмъ же ты окарнала себя? Я пойду внизъ: я слышу, уже кушанье подаютъ.
Онъ поспѣшилъ внизъ и оставилъ бѣдную Магги въ горькомъ сознаніи непоправимой бѣды, которое почти каждый день испытывала ея ребяческая душа. Она теперь видѣла довольно-ясно, когда дѣло было уже сдѣлано, что это было очень-глупо, что теперь ей придется и думать и слышать про свои волосы болѣе, чѣмъ когда-нибудь. Магги бросалась на все съ побужденіемъ скорости и потомъ уже ея дѣятельное воображеніе рисовало подробно и обстоятельно не только одни послѣдствія, но также и то, что случилось бы, еслибъ дѣло не было сдѣлано. Томъ никогда не дѣлалъ такихъ глупостей, какъ Магги; онъ съ удивительнымъ инстниктомъ умѣлъ различать, что обращалось ему въ пользу или во вредъ, и хотя онъ былъ гораздо-упрямѣе и своенравнѣе Магги, но мать никогда не бранила его. Еслибъ Томъ сдѣлалъ подобную ошибку, то онъ остался бы вѣренъ ей, не измѣнилъ бы себѣ, говоря, что ему все-равно. Если онъ сломалъ бичъ своего отца, стегая имъ по калиткѣ, то это была не его вина: зачѣмъ бичъ захлестнулъ въ петляхъ. Томъ Тёливеръ былъ убѣжденъ, что онъ поступалъ совершенно благоразумно въ этомъ случаѣ, хотя и не признавалъ, чтобы стеганье калитокъ другими мальчиками было-вообще дѣломъ похвальнымъ, и никакъ не сожалѣлъ о своемъ дѣйствіи. Но Магги, стоя и плача теперь передъ зеркаломъ, чувствовала, что она была не въ силахъ идти внизъ, къ обѣду, и выдерживать строгіе взгляды и строгіе упреки своихъ тётокъ, между-тѣмъ, какъ Томъ, Люси, Марѳа, которая служила за столомъ и, можетъ-быть, ея отецъ и дядя станутъ смѣяться надъ нею. Если Томъ смѣялся надъ нею, то, конечно, всѣ будутъ смѣяться. Ахъ, кабы она не трогала своихъ волосъ, она могла бъ спокойно сидѣть съ Томомъ и Люси и наслаждаться абрикосовымъ пудингомъ и кремомъ! Что оставалось ей дѣлать, какъ не плакать? Она сидѣла безпомощная, въ отчаянія, посреди своихъ черныхъ локоновъ, какъ Аяксъ между зарѣзанными имъ баранами. Это горе, можетъ-быть, покажется слишкомъ ничтожнымъ для испытанныхъ смертныхъ, которымъ предстоитъ думать о платежѣ счетовъ къ Рождеству, объ охлаждавшейся любви, разорванной дружбѣ; но для Магги она была также мучительна, мучительнѣе, можетъ-быть, нежели такъ-называемыя дѣйствительныя огорченія зрѣлаго возраста. "Ахъ мое дитя! позже будетъ у васъ настоящее горе" намъ говорили обыкновенно въ утѣшеніе въ нашемъ дѣтствѣ; и мы повторяли это другимъ дѣтямъ, когда выросли. Всѣ мы такъ жалобно рыдали, стоя съ голенькими ножками, когда мы потеряли изъ виду, въ чужомъ мѣстѣ, нашу мать или няньку; но мы не можемъ снова представить себѣ всю горечь этой минуты и плакать о ней, какъ припоминаемъ мы наши страданія пять или десять лѣтъ назадъ. Каждая изъ этихъ горькихъ минутъ оставила свои слѣды и живетъ еще въ насъ; но эти слѣды сокрылись совершенно-незамѣтно подъ твердою тканью жизни нашей юности и мужества, и мы можемъ смотрѣть на горе нашихъ дѣтей съ улыбкою невѣрія въ его дѣйствительность. Можетъ ли кто-нибудь воспроизвести въ своемъ воображеніи все свое дѣтство не въ однихъ только воспоминаніяхъ, что онъ дѣлалъ, что съ нимъ случилось, что онъ любилъ и не любилъ, когда ходилъ онъ еще въ дѣтскомъ платьецѣ, но съ совершеннымъ пониманіемъ и оживленнымъ сознаніемъ всего, что онъ чувствовалъ, когда время между вакаціями ему казалось безконечнымъ? Что онъ чувствовалъ, когда товарищи не принимали его въ свои игры, потому-что онъ изъ одного упрямства бросалъ не такъ мячикъ? Что онъ чувствовалъ въ дождливый день въ праздники, когда онъ не зналъ, какъ занять себя, и шалилъ отъ одной праздности, или когда мать рѣшительно отказывала ему сшить фракъ, хотя всѣ его сверстники вышли изъ курточекъ? Конечно, еслибъ мы могли припомнить это раннее горе и неопредѣленное сознаніе, странное, поверхностное пониманіе жизни, придававшее особенную рѣзкость тому горю, то мы не шутили бы. такъ печалями нашихъ дѣтей.
-- Миссъ Магги, пожалуйте внизъ сію же минуту! сказала Кассія, входя поспѣшно въ комнату.-- Богъ мой! что вы надѣлали? Въ жизнь мою не видала я такого пугала.
-- Молчи, Кассія, сказала Магги сердито.-- Поди прочь!
-- Я вамъ говорю, пожалуйте внизъ сію же минуту: ваша маменька приказала, сказала Кассія, подойдя къ Магги и, взявъ ее за руку, чтобъ приподнять ее съ полу.
-- Поди прочь, Кассія! Не хочу я обѣдать, сказала Магги, упираясь. Не пойду я внизъ.
-- Пожалуй, я не могу ждать. Я должна служить за столомъ, сказала Кассія, уходя.
-- Магги, дурочка, сказалъ Томъ, заглядывая въ комнату минутъ десять спустя:-- зачѣмъ ты не идешь обѣдать? Такія тамъ сласти, и мать говоритъ, чтобъ ты пришла. Чего тутъ плакать? Экая ты нюня.
О, это было ужасно! Томъ былъ такъ жестокъ и равнодушенъ. Еслибъ онъ плакалъ, то и Магги плакала бы вмѣстѣ съ нимъ. А тутъ еще былъ такой праздничный обѣдъ, и она была такъ голодна. Это было очень-горько.
Томъ былъ несовсѣмъ жестокъ. Онъ не имѣлъ особеннаго желанія плакать и печаль Магги нисколько не портила его апетита; но онъ вошелъ, наклонилъ къ ней голову и сказалъ тихимъ, утѣшительнымъ тономъ:
-- Что же, придешь, Магги? или принести тебѣ кусочекъ пудинга, когда я поѣмъ?... и крема и разныхъ разностей?
-- Да-а-а-а! сказала Магги, начинавшая чувствовать пріятности жизни.
-- Хорошо, сказалъ Томъ, уходя. Но опять вернулся къ двери и сказалъ:
-- Знаешь, лучше приходи. Дессертъ будетъ -- орѣхи и водянка.
Слезы Магги унялись, и она посмотрѣла въ раздумьи, когда Томъ оставилъ ее. Его ласка притупила самое злое остріе ея страданій: и орѣхи и водянка оказывали теперь свое законное вліяніе.
Приподнялась она посреди разбросанныхъ локоновъ, тихо спустилась она по лѣстницѣ; потомъ она остановилась, прислонясь плечомъ къ косяку двери въ столовую и поглядывая въ нее. Она видѣла Тома и Люси и пустой стулъ между ними, а на боковомъ столѣ были стаканчики съ кремомъ -- о, это было слишкомъ! Она проскользнула въ залу и подошла къ пустому стулу. Но только она сѣла, какъ и начала раскаяваться отъ всего сердца, желая, чтобъ ее тутъ не было.
Мистрисъ Тёливеръ, увидя ее, взвизгнула, голова у ней закружилась и она уронила на блюдо большую соусную ложку, съ явною опасностью залить скатерть. Кассія не вѣдала, почему Магги отказывалась придти внизъ. Не желая разстроить свою госпожу посреди важнаго дѣла разрѣзыванія росбифа, мистрисъ Тёливеръ думала, что это было только упрямство, за которое Магги сама себя наказывала, лишая себя половины обѣда.
Крикъ мистрисъ Тёливеръ заставилъ всѣхъ обратиться въ ту же сторону, куда она смотрѣла; а щеки и уши Магги загорѣлись, между-тѣмъ, какъ дядя Глегъ, благовидный, сѣдой джентльменъ, говорилъ:
-- Это откуда дѣвочка? я ее не знаю. Кассія вѣрно нашла ее гдѣ-нибудь на улицѣ.
-- Каково! она сама обстригла себѣ волосы, сказалъ мистеръ Тёливеръ шопотомъ мистеру Дину, надрываясь отъ хохота.-- Ну, ужь что за дѣвка!
-- Ну, миленькая миссъ, уморительно вы себя отдѣлали! сказалъ дядя
Пулетъ, и, можетъ-быть, въ свою жизнь онъ сдѣлалъ еще первое замѣчаніе, которое дѣйствовало такъ язвительно.
-- Фи, какой стыдъ! сказала тётка Глегъ, съ строгимъ тономъ упрека -- Дѣвчонокъ, которыя сами стригутъ свои волосы, стоитъ высѣчь да посадить на хлѣбъ и на воду, а не сажать ихъ за столъ вмѣстѣ съ тётками и дядями.
-- Знаете ли что? сказалъ дядя Глегъ, желая придать шутливый оборотъ такому осужденію:-- послать ее въ тюрьму: тамъ они достригутъ ее и подровняютъ.
-- Теперь она еще болѣе похожа на цыганку, сказала тётка Пулетъ съ сожалѣніемъ.-- Право это не къ добру, сестра, что дѣвочка такая смуглая. Мальчикъ-то довольно-бѣлъ. Такая смуглота будетъ ея несчастьемъ -- я увѣрена.
-- Она дурная дѣвочка, растетъ только на горе, сказала мистрисъ Тёливеръ, съ слезами на глазахъ.
Магги, казалось, внимала этому хору упрековъ и насмѣшекъ. Первая краска загорѣлась у ней отъ гнѣва, который вылился пренебреженіемъ, и Томъ думалъ, что она вынесетъ все съ гордостью, подкрѣпляемая теперь появленіемъ пудинга и крема. Съ такими мыслями онъ шепнулъ ей: "Магги, я говорилъ, достанется тебѣ". Онъ сказалъ это съ добрымъ намѣреніемъ; но Магги была убѣждена, что онъ также наслаждается ея позоромъ. Слабое чувство гордости толкнуло ее въ ту же минуту; сердце ея облилось кровью, и, вскочивъ со стула, она побѣжала къ отцу, припала лицомъ ему на шею и громко зарыдала.
-- Успокойся, успокойся, моя дѣвочка! сказалъ мистрисъ Тёливеръ утѣшительнымъ тономъ, обнимая ее:-- ничего; хорошо и сдѣлала, что обрѣзала волосы, которые только надоѣдали тебѣ. Перестань плакать; отецъ не дастъ тебя въ обиду.
О сладкія выраженія нѣжности! Магги не забывала этихъ разовъ, когда отецъ бралъ ея сторону; она хранила ихъ въ своемъ сердцѣ и вспоминала про нихъ много лѣтъ спустя, когда каждый говорилъ, что отецъ ея надѣлалъ только зла своимъ дѣтямъ.
-- Какъ только вашъ мужъ балуетъ этого ребенка! сказала мистрисъ Глегъ вслухъ, обращаясь къ мистрисъ Тёливеръ.-- Вѣдь это будетъ ея гибелью, если вы не позаботитесь. Мой отецъ никогда не воспитывалъ такъ своихъ дѣтей, иначе вышло бы изъ насъ совершенно другое семейство.
Домашнія огорченія мистрисъ Тёливеръ, казалось, достигли въ эту минуту высшаго градуса, за которымъ уже слѣдуетъ совершенная нечувствительность. Она не обратила вниманія на замѣчаніе своей сестры, но только откинула назадъ завязки своего чепчика и принялась раздавать пудингъ съ нѣмою покорностью своей судьбѣ.
Съ десертомъ явилась минута окончательнаго освобожденія для Магги, дѣтямъ было объявлено, что они могутъ наслаждаться имъ въ бесѣдкѣ, потому-что погода была теплая, и они поскакали между зеленѣющимися кустами въ саду, подобно насѣкомымъ, торопящимся убраться изъ-подъ зажигательнаго стекла.
Мистрисъ Тёливеръ имѣла свои причины для такого позволенія: обѣдъ былъ теперь конченъ, умы всѣхъ были свободны и наступила именно минута, чтобы сообщить намѣреніе мистера Тёливера въ отношеніи Тома, а это лучше всего сдѣлать въ отсутствіе Тома, хотя дѣти привыкли, чтобъ про нихъ говорили въ ихъ же присутствіи, какъ-будто они были птицы и ничего не могли понять, какъ ни вытягивай они своихъ шей; но при этомъ случаѣ мистрисъ Тёливеръ обнаружила особенную скромность; она имѣла очевидное доказательство, что поступленіе въ школу къ священнику было очень-непріятною перспективою для Тома, для котораго это было все-равно, что идти въ ученье къ полицейскому. Мистрисъ Тёливеръ имѣла грустное убѣжденіе, что мужъ ея сдѣлаетъ, какъ ему угодно, что бы ни говорила сестра Глегъ или сестра Пулетъ, но по-крайней-мѣрѣ имъ невозможно будетъ сказать, если дѣло обернется худо, что Бесси наглупила вмѣстѣ съ мужемъ, не сказавъ ни слова объ этомъ своимъ роднымъ.
-- Мистрисъ Тёливеръ, замѣтила она, прерывая разговоръ своего мужа съ мистеромъ Диномъ:-- теперь, кажется, самое лучшее время объявить тёткамъ и дядямъ нашихъ дѣтей, что намѣрены вы сдѣлать съ Томомъ -- не такъ ли?
-- Пожалуй, сказалъ мистеръ Тёливеръ довольно-рѣзко:-- я не прочь объявить каждому, что я думаю сдѣлать съ нимъ. Я порѣшилъ, прибавилъ онъ, смотря на мистера Глега и мистера Дина:-- я порѣшилъ отдать его къ мистеру Стелингу, священнику въ Кингс-Лортонъ, необыкновенно-способному малому, сколько я понимаю, пусть онъ тамъ всему научится.
Слабый ропотъ удивленія послышался въ обществѣ, какой вы замѣтите въ деревенской приходской церкви, когда проповѣдникъ дѣлаетъ намекъ на вседневныя занятія прихожанъ. Для тётокъ и дядей было точно такъ же удивительно это появленіе священника въ домашнихъ распоряженіяхъ мистера Тёливера. Что касается дяди Пулета, то онъ былъ столько же пораженъ этимъ, какъ еслибъ мистеръ Тёливеръ сказалъ, что онъ отдаетъ Тома въ ученье лорду-канцлеру. Дядя Пулетъ принадлежалъ къ этому исчезнувшему классу британскихъ Іеменовъ, которые одѣвались въ тонкое сукно, платили высокіе налоги, ходили въ церковь, ѣли особенно-жирный обѣдъ по воскресеньямъ, воображая себѣ, что англійская конституція была такимъ же первозданнымъ дѣломъ, какъ солнечная система, или неподвижныя звѣзды. Горько, но справедливо, что мистеръ Пулетъ имѣлъ самое неопредѣленное понятіе объ епископѣ, который представлялся ему баронетомъ и который, по его мнѣнію, могъ быть и не быть духовнымъ лицомъ; самый ректоръ его прихода былъ человѣкъ знатной фамиліи и богатый; и мистеру Пулету никакъ не приходило въ голову, чтобъ священникъ могъ сдѣлаться школьнымъ учителемъ. Я знаю, для многихъ трудно въ нашъ просвѣщенный вѣкъ повѣрить невѣжеству дяди Пулета; но пусть они подумаютъ только о замѣчательномъ развитіи природной способности, при благопріятныхъ обстоятельствахъ. Дядя Пулетъ имѣлъ удивительную способность къ невѣжеству. Онъ первый выразилъ свое удивленіе.
-- Какъ, отчего же это непремѣнно отдавать его священнику? сказалъ онъ, смотря блиставшими отъ удивленія глазами и на мистера Глега, и мистера Дина, чтобъ подмѣтить, обнаруживаютъ ли они какіе-нибудь признаки пониманія.
-- Да оттого, что священники лучшіе учителя, сколько я могу понять, сказалъ бѣдный мистеръ Тёливеръ, ухватывавшійся съ необыкновенною готовностью и упрямствомъ за первый доводъ, ему попадавшійся въ лабиринтѣ этого курьёзнаго свѣта. Якобсъ, содержатель академіи, не священникъ, и онъ мальчику пользы никакой не сдѣлалъ; я рѣшился если отдать его въ школу, такъ отдать въ такую, которая не была бы похожа на академію Якобса. А этотъ мистеръ Стелингъ, сколько я могу понять, именно такой человѣкъ, какого мнѣ надобно. И я отправлю къ нему моего мальчика къ иванову-дню, заключилъ онъ рѣшительнымъ тономъ, щелкнувъ но табакеркѣ и понюхавъ табаку.
-- Ну, вамъ придется платить залихватскій счетъ каждые полгода. Э, Тёливеръ! священники вообще имѣютъ очень-обширныя идеи, сказалъ мистеръ Динъ, набивая себѣ носъ табакомъ, что онъ обыкновенно дѣлалъ, желая сохранить нейтральное положеніе.
-- Какъ вы думаете, сосѣдъ Тёливеръ, выучитъ его священникъ отличить по виду хорошую пшеницу? сказалъ мистеръ Глегъ, любившій пошутить, и который, оставивъ дѣла, чувствовалъ, что ему было не только позволительно, но и прилично смотрѣть на дѣло съ забавной стороны.
-- Видите, я уже составилъ свой планъ въ головѣ насчетъ Тома, сказалъ мистеръ Тёливеръ, остановившись послѣ этого объявленія и поднявъ свою рюмку.
-- Если дадутъ мнѣ сказать слово, а это бываетъ рѣдко, сказала мистрисъ Глегъ, съ тономъ горькаго упрека:-- то я спросила бы: какого ожидать добра отъ ребенка, когда воспитываютъ его не по состоянію?
-- Видите, сказалъ мистеръ Тёливеръ, несмотря на мистрисъ Глегъ, а обращаюсь къ муя:ской компаніи; я рѣшился пустить Тома по другой дорогѣ. Я объ этомъ давно думалъ и рѣшился твердо, послѣ всего, что я видѣлъ у Гарлета съ сыномъ. Я хочу пустить его по такой дорогѣ, гдѣ ему капитала ненужно, и дамъ ему такое воспитаніе, съ которымъ онъ былъ бы даже подъ-стать адвокатамъ и меня понадоумилъ бы при случаѣ.
Мистрисъ Глегъ испустила продолжительный горловый звукъ, который выражалъ жалость и презрѣніе.
-- Гораздо было бы лучше для нѣкоторыхъ людей, сказала она послѣ этого введенія: -- еслибъ они оставили адвокатовъ въ покоѣ.
-- Что же этотъ священникъ, начальникъ гимназіи, какъ въ Моркенс-Бюли? сказалъ мистеръ Динъ.
-- Вовсе нѣтъ, сказалъ мистеръ Тёливеръ:-- онъ не беретъ болѣе двухъ или трехъ воспитанниковъ, такъ-что, знаете, у него болѣе времени смотрѣть за ними.
-- А! И покончитъ воспитаніе скорѣе: многому они не научатся, когда ихъ бездна, сказалъ дядя Пулетъ, чувствовавшій, что, наконецъ, онъ проникаетъ этотъ трудный вопросъ.
-- Но вѣдь за то онъ потребуетъ болѣе платы -- я увѣренъ, сказалъ мистеръ Глегъ.
-- Да, да, сотнягу фунтовъ въ годъ -- вотъ каково! сказалъ мистеръ Тёливеръ съ гордостью.-- Но, вѣдь, знаете, это своего рода помѣщеніе капитала; воспитаніе Тома будетъ для него капиталъ.
-- Это похоже на дѣло, сказалъ мистеръ Глегъ. Пожалуй, пожалуй, сосѣдъ Тёливеръ, вы, можетъ-быть, и правы, можетъ-быть, правы. А вотъ намъ, неучамъ, такъ лучше приберечь деньгу -- не такъ ли, сосѣдъ Пулетъ?
Мистеръ Глегъ потиралъ колѣно и поглядывалъ очень-довольно.
-- Мистеръ Глегъ, дивлюсь я на васъ, сказала его жена:-- это очень-неприлично для человѣка вашихъ лѣтъ и вашего положенія.
-- Что такое неприлично, мистрисъ Г.? сказалъ мистеръ Глегъ, пріятно подмигивая цѣлой компаніи:-- мой новый синій фракъ, который надѣтъ на мнѣ?
-- Жалѣю о вашей слабости, мистрисъ Глегъ. Я говорю: неприлично шутить, когда, вы видите, вашъ родственникъ лѣзетъ въ петлю.
-- Если вы разумѣете меня, сказалъ мистеръ Тёливеръ, замѣтно-раздраженный, то вамъ нечего безпокоиться обо мнѣ: я съумѣю справиться съ моими дѣлами, не тревожа другихъ людей.
-- Господа! сказалъ мистеръ Динъ, благоразумно вводя въ разговоръ новую идею:-- теперь я начинаю припоминать: мнѣ кто-то сказалъ, что Уокимъ хочетъ отдать своего сына-горбуна священнику -- не такъ ли, Сюзанъ? (обращаясь къ своей женѣ).
-- Право я этого не знаю, сказала мистрисъ Динъ, снова сжимая свои губы. Мистрисъ Динъ была не таковская, чтобы принять участіе въ сценѣ, гдѣ какъ-разъ попадешься подъ камень.
-- Что жь, сказалъ мистеръ Тёливеръ, говоря теперь болѣе шутливымъ тономъ, чтобы показать мистрисъ Глегъ, что онъ не обращаетъ на нихъ никакого вниманія:-- если Уокимъ думаетъ послать къ священнику, такъ ужь, будьте увѣрены, что я не даю здѣсь промаха. Уокимъ такая продувная каналья; онъ до мизинца знаетъ каждаго человѣка, съ кѣмъ только имѣетъ дѣло. Скажите мнѣ только кто мясникъ Уокима, и я вамъ скажу, гдѣ вамъ покупать вашу говядину.
-- Да вѣдь у сына адвоката Уокима горбъ, сказала мистрисъ Пулетъ, которой все дѣло представлялось въ похоронномъ видѣ:-- естественно, что онъ отдаетъ его священнику.
-- Да, сказалъ мистеръ Глегъ, перетолковывая съ необыкновенною легкостью замѣчаніе мистрисъ Пулетъ:-- вы это должны разсудить, сосѣдъ Тёливеръ: сынъ Уокима не станетъ заниматься дѣломъ. Уокимъ сдѣлаетъ джентльмена изъ бѣднаго малаго.
-- Мистеръ Глегъ, сказала мистрисъ Г. тономъ, который доказывалъ, что негодованіе ея выльется, какъ ни желала бы она его закупорить:-- держите-ка лучше вашъ языкъ за зубами. Мистеръ Тёливеръ знать не хочетъ ни вашего, ни моего мнѣнія. Есть люди на свѣтѣ, которые все знаютъ лучше всѣхъ.
-- Да это, должно-быть, вы, если полагаться на ваши слова, сказалъ Тёливеръ, снова расходясь.
-- Я ничего не говорю, сказала мистрисъ Глегъ саркастически -- моего совѣта никогда не спрашиваютъ; я и не даю его.
-- Такъ это въ первый еще разъ, сказалъ мистеръ Тёливеръ:-- вы на совѣты только и щедры.
-- Я была щедра на ссуды, если не на подарки, сказала мистрисъ Глегъ.-- Есть люди, которымъ я дала деньги въ займы и которые, пожалуй, заставятъ меня еще раскаяваться, что я одолжила родственниковъ.
-- Перестаньте, перестаньте, перестаньте! сказалъ мистеръ Глегь миролюбно; но это не удержало мистера Тёливера отъ отвѣта.
-- Вѣдь дали вы деньги подъ закладную, почитай, сказалъ онъ, да и получаете съ родственника вашего пять процентовъ.
-- Сестра! сказалъ мистрисъ Тёливеръ убѣдительно: -- выпейте-ка вина и позвольте мнѣ вамъ положить миндалю и изюму.
-- Бесси, жалѣю я васъ, сказала мистрисъ Глегъ, съ выраженіемъ шавки, пользующейся случаемъ тявкнуть на человѣка, у котораго нѣтъ палки:-- ну что тутъ толковать про миндаль съ изюмомъ.
-- Помилуй Господи васъ, сестра Глегъ! не будьте такъ задорны, сказала мистрисъ Пулетъ, начиная слегка прихныкивать:-- у васъ еще сдѣлается ударъ -- такъ вы покраснѣли въ лицѣ, и еще послѣ обѣда, а мы всѣ только что сняли трауръ и уложили платья съ крѣпомъ -- право такъ это нехорошо между сестрами.
-- Надѣюсь, нехорошо, сказала мистрисъ Глегъ.-- Вотъ до чего мы дожили: сестра приглашаетъ васъ нарочно къ себѣ, чтобы съ вами ссориться и всячески васъ порочить!
-- Тише, тише Дженъ! будьте разсудительны, будьте разсудительны! сказалъ мистеръ Глегъ.
Но, пока онъ говорилъ, мистеръ Тёливеръ, который далеко не вылилъ своего сердца, снова расходился:
-- Кто съ вами ссорится? сказалъ онъ:-- это вы не оставляете людей въ покоѣ, а вѣчно гложете ихъ. Никогда не сталъ бы я ссориться съ женщиною, помни она только свое мѣсто.
-- Свое мѣсто, право! завизжала мистрисъ Глегъ.-- Были люди получше васъ, мистеръ Тёливеръ, которые лежатъ теперь въ могилѣ и которые обращались со мною съ большимъ уваженіемъ, нежели вы. Хоть и есть у меня мужъ, да онъ сидитъ-себѣ и равнодушно слушаетъ, какъ оскорбляетъ меня, кто не посмѣлъ бы этого сдѣлать, еслибъ одно лицо въ нашемъ семействѣ не унизило себя такою партіею.
-- Ужь коли на то пошло, сказалъ мистеръ Тёливеръ, такъ моя семья никакъ не хуже вашей, а еще получше: въ ней нѣтъ по-крайней-мѣрѣ бабы съ такимъ проклятымъ характеромъ.
-- Ну! сказала мистрисъ Глегъ, подымаясь со стула:-- я не знаю, вамъ, можетъ-быть, пріятно, мистеръ Глегъ, сидѣть и слушать, какъ проклинаютъ меня; но я минуты не останусь долѣе въ этомъ домѣ. Вы можете оставаться и пріѣхать домой въ кабріолетѣ, а я пойду пѣшкомъ.
-- Боже мой, Боже мой!.. сказалъ мистеръ Глегъ, меланхолическимъ тономъ, уходя за женою изъ комнаты.
-- Мистеръ Тёливеръ, какъ это вы можете такъ говорить? сказала мистрисъ Теливеръ съ слезами на глазахъ.
-- Пусть ее идетъ, сказалъ мистеръ Теливеръ, до того разгорячившійся, что никакія слезы уже не дѣйствовали на него: -- пусть ее уходитъ, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше: въ другой разъ она не станетъ такъ много командовать.
-- Сестра Пулетъ, сказала мистрисъ Теливеръ въ отчаяніи:-- какъ вы думаете: не лучше ли вамъ пойти за нею и уговорить ее?
-- Нѣтъ, лучше ужь оставьте, сказалъ мистеръ Динъ.-- Въ другой разъ вы помиритесь.
-- Такъ пойдемте, сестры, къ дѣтямъ, сказала мистрисъ Тёливеръ, осушая слезы.
Это предложеніе было совершенно-кстати. Когда женщины ушли, мистеръ Теливеръ почувствовалъ, какъ-будто атмосфера очистилась отъ несносныхъ мухъ. Ничто не было ему такъ къ сердцу, какъ бесѣда съ мистеромъ Диномъ, который, по природѣ своихъ занятій, очень-рѣдко могъ доставлять ему это удовольствіе. Онъ считалъ мистера Дина самымъ свѣдущимъ человѣкомъ между своими знакомыми къ тому же, языкъ у него былъ очень-острый, и это было не послѣднимъ достоинствомъ въ глазахъ, мистера Тёливера, который также имѣлъ наклонность, хотя неразвитую, къ остротѣ. И теперь, съ уходомъ женщинъ, они могли приняться за свой серьёзный разговоръ, который не станутъ прерывать пустяками. Они могли обмѣняться своими мыслями о герцогѣ Веллингтонѣ, котораго поведеніе, въ-отношеніи католическаго вопроса, бросало совершенно новый свѣтъ на его характеръ, и говорить съ пренебреженіемъ о его ватерлооской побѣдѣ; никогда онъ бы ее не выигралъ, не будь съ нимъ столько храбрыхъ англичанъ и не подоспѣй во-время Блюхеръ съ пруссаками. Здѣсь, однако, было между ними разногласіе; мистеръ Динъ нерасположенъ былъ отдать полной справедливости пруссакамъ: постройка ихъ кораблей и невыгодная операція съ данцигскимъ пивомъ не возвышали особенно его мнѣнія о характерѣ ихъ вообще. Побитый здѣсь, мистеръ Тёливеръ выражалъ свои опасенія, что никогда Англія не будетъ опять такою великою страною, какъ прежде; но мистеръ Динъ принадлежалъ къ фирмѣ, которой обороту постоянно возражали и, естественно, веселѣе смотрѣлъ на настоящее время. Онъ могъ сообщить интересныя подробности о привозѣ товаровъ, преимущественно цинку и сырыхъ кожъ, которыя успокоивали воображеніе мистера Тёливера, отодвигая въ болѣе отдаленную будущность тяжелое время, когда Англія попадетъ въ руки радикаловъ и папистовъ, и достойному человѣку невозможно будетъ жить.
Дядя Пулетъ сидѣлъ и слушалъ, моргая, какъ разбирались эти важные вопросы. Онъ самъ не понималъ политики, считая это особеннымъ даромъ. По его мнѣнію, герцогъ Веллингтонъ былъ человѣкъ какъ всѣ люди.