Глава I. Господинъ Тулливеръ объявляетъ свое рѣшеніе относительно Тома
Дорлькотская мельница стояла на рѣкѣ Флоссѣ, въ небольшомъ разстояніи отъ стариннаго городка Сентъ-Оггса, расположеній наго какъ разъ при сліяніи Флоссы съ ея быстрымъ притокомъ, рѣчкою Рипиль. Мѣстность была живописная, особенно если глядѣть съ мельничной плотины; но какъ разъ въ тотъ день, когда начинается нашъ разсказъ, хозяева мельницы обращали очень мало вниманія на красивый видъ: ихъ мысли были заняты другимъ. Тулливеръ (такъ звали мельника) съ женою обсуждали будущую участь сына своего, Тома, который окончилъ курсъ въ начальной школѣ сосѣдняго городка и теперь долженъ былъ учиться дальше.
-- Я знаю, чего хочу,-- говорилъ отецъ.-- Хочу дать Тому хорошее образованіе. Это -- все равно, что кусокъ хлѣба. Вздумай я сдѣлать изъ него мельника или землепашца -- и этой-бы школы за глаза довольно! Какъ-же насъ-то учили въ дѣтствѣ? Въ одной рукѣ розга, въ другой -- азбука; вотъ и все! Но нѣтъ! Пусть Томъ не уступитъ тѣмъ, кто умѣетъ красно говорить! Пусть поможетъ мнѣ въ моихъ дѣлахъ и тяжбахъ! Пусть со всякимъ умѣетъ сладить!
Жена, бѣлокурая, миловидная женщина, внимательно слушала и соглашалась съ мужемъ. Мельникъ, помолчавши, продолжалъ:
-- Знаю, что дѣлать: посовѣтуюсь съ Вайлемъ; завтра онъ пріѣдетъ для третейскаго рѣшенія по дѣлу о плотинѣ. Онъ дастъ мнѣ хорошій совѣтъ; самъ учился въ школѣ и знаетъ толкъ въ этихъ дѣлахъ. Хотѣлось-бы мнѣ сдѣлать изъ Тома такого человѣка, какъ Райлей -- говоритъ какъ по писанному и дѣло всякое понимаетъ. Только вотъ въ чемъ бѣда: не очень-то онъ востеръ. Онъ весь -- въ тебя и въ твою родню, Бесси!
-- Правда,-- подтвердила жена, хватаясь за послѣднія слова.-- Онъ ужасно любитъ соль. И отецъ мой, и братъ тоже клали много соли въ ѣду.
-- Жаль,-- продолжалъ Тулливеръ,-- что у насъ въ мать вышелъ мальчикъ, а не дѣвочка. Дѣвчонка-то похожа на меня: вдвое вострѣе Тома. Больно востра для бабьяго рода!-- При этомъ мельникъ покачалъ головой.-- Пока мала -- еще не бѣда, а тамъ... плохо можетъ ей придтись!
-- Съ ней и теперь ужъ сладу нѣтъ, -- возразила мать, -- эта дѣвчонка все выдумываетъ шалости. Проводить ее въ чистомъ фартукѣ два часа кряду мнѣ еще не приходилось ни разу! Кстати, гдѣ это она можетъ быть? Вѣдь, ужъ скоро пора и чай пить.-- Г-жа Тулливеръ встала и подошла къ окошку.-- Такъ и знала! Слоняется у воды. Когда нибудь еще туда свалится.
Г-жа Тулливеръ нѣсколько разъ постучала въ окно, поманила и помахала рукой, послѣ чего вернулась на мѣсто и сѣла.
-- Ты толкуешь объ умѣ,-- сказала она мужу;-- но во многомъ эта дѣвочка совсѣмъ дура. Пошлешь ее зачѣмъ наверхъ,-- забудетъ зачѣмъ пошла, да еще сядетъ на полъ и начнетъ заплетать себѣ волосы да распѣвать, точно помѣшанная, пока я жду ее внизу. У насъ во всемъ роду ничего такого не бывало, слава Богу, и не бывало такихъ черномазыхъ. Я не ропщу на Бога, но все же мнѣ очень тяжело, что одна у меня дочь, и та какая то чудная.
-- Вздоръ!-- сказалъ отецъ.-- Славная черноглазенькая дѣвчоночка, и лучшей мнѣ не надо! Чѣмъ она хуже другихъ дѣтей? Читаетъ не плоiе священника...
-- Но волосы у ней совсѣмъ не вьются, что съ ними ни дѣлай. Завивать въ папильотки не дается, а если возьмусъ за щипцы, то ничѣмъ не заставишь ее стоять смирно.
-- Остриги ее! Остриги наголо, -- сказалъ отецъ.
-- Ахъ, какъ можешь ты говорить такія вещи! Помилуй! Такую большую! Ей уже десятый годъ! А у племянницы Люси вся головка въ кудряхъ, волосокъ къ волоску! Вотъ, кабы мнѣ такую дочку! Она больше похожа на меня, чѣмъ моя собственная. Магги! Магги!-- продолжала мать, когда эта маленькая ошибка природы вошла въ комнату.-- Сколько разъ я тебѣ говорила, чтобы ты не подходила къ водѣ! Когда-нибудь упадешь и утонешь; тогда и пожалѣешь, зачѣмъ не слушалась!
Въ голосѣ матери звучали ласка и печаль. Волосы дочери, которая теперь скинула шляпу, вполнѣ подтверждали сказанное передъ тѣмъ: г-жа Тулливеръ, желая, чтобы Магги, по примѣру прочихъ дѣвочекъ, носила завитую чолку, обрѣзала ей передніе волосы настолько коротко, что заложить ихъ за уши не представлялось возможнымъ; а такъ какъ черезъ часъ послѣ завивки они уже дѣлались совершенно прямыми и лѣзли дѣвочкѣ на глаза, то та безпрестанно дергала головой, откидывая ихъ назадъ, и это движеніе придавало ей сходство съ маленькой шотландской лошаденкой.
-- Ахъ, Магги! Чтожъ ты тутъ кидаешь шляпу? Снеси ее наверхъ, смѣни башмаки, надѣнь передничекъ и сядь за одѣяло для тетки. Будь умница!
-- Мама, -- возразила Магги недовольнымъ голосомъ,-- я не хочу сшивать эти лоскутья!
-- Какъ? Такіе хорошенькіе лоскутки, и выйдетъ такое чудное одѣяло!
-- Это -- глупая работа, -- сказала Магги, тряхнувъ головою:-- нарвать лоскутовъ и опять сшивать ихъ. И я ничего не хочу дѣлать для тетя Глеггъ: я не люблю ее.
Магги удалилась, таща шляпу за ленту, а г-нъ Тулливеръ засмѣялся.
-- Удивляюсь, чему ты смѣешься,-- съ горечью сказала жена.-- Ты поощряешь въ ней непослушаніе, а потомъ мои сестры увѣряютъ, будто это я избаловала ее.