Свойственная всѣмъ людямъ медлительность въ перепискѣ не поддается даже современному стремленію къ быстротѣ во всѣхъ отправленіяхъ общественной и индивидуальной жизни: что-же мудренаго, что въ 1832 году старый сэръ Годвинъ Лейдгатъ не спѣшилъ отвѣтомъ, который къ тому-же имѣлъ значеніе не для него, а для другихъ. Съ новаго года прошло уже три недѣли, а Розамунда все еще не получала отвѣта на свое краснорѣчивое посланіе. Ничего не подозрѣвавшій Лейдгатъ видѣлъ только, что долги его ростутъ и ростутъ, и предчувствовалъ, что Доверъ поспѣшитъ воспользоваться своимъ преимуществомъ надъ прочими кредиторами. Хотя онъ не говорилъ Розамундѣ о своемъ намѣреніи съѣздить въ Квалингхамъ, такъ какъ она могла принять это за уступку съ его стороны, но тѣмъ не менѣе уже рѣшился на это. Благодаря желѣзной дорогѣ оказывалась возможность съѣздить туда и обратно въ четыре дня.
Но вотъ разъ утромъ приносятъ на имя Лейдгата письмо; его самого не было дома. Розамунда узнала почеркъ сэра Годвина и сердце ея забилось отъ надежды. Вѣрояіно, въ письмѣ вложена записочка и къ ней; но, само-собою разумѣется, что сэръ Годвинъ счелъ за лучшее написать самому Лейдгату по денежному вопросу; самый тотъ фактъ, что онъ написалъ къ нему и написалъ такъ нескоро послѣ полученія письма Розамунды, свидѣтельствовалъ, какъ ей казалось, въ пользу того, что отвѣть долженъ быть самый благопріятный. Она находилась въ такомъ возбужденномъ настроеніи, что почти не могла работать и съ нетерпѣніемъ ждала мужа. Наконецъ, въ 12 часовъ раздались его шаги по корридору; она тотчасъ-же вскочила, отворила дверь и весело проговорила:
-- Тертій, иди-ка сюда, къ тебѣ письмо.
-- А! произнесъ онъ равнодушно, подходя къ столу, на которомъ лежало письмо.
-- Отъ дядюшки Годвина! вскричалъ онъ съ изумленіемъ, взглянувъ на конвертъ.
Розамунда сѣла и продолжала слѣдить за мужемъ глазами, мѣрѣ того, какъ Лейдгатъ пробѣгалъ письмо, лицо его становилось все блѣднѣе и блѣднѣе; ноздри его раздувались, губы дрожали; дочитавъ до конца, онъ швырнулъ письмо женѣ и произнесъ запальчиво:
-- Жить съ вами станетъ для меня рѣшительно невыносимо, если вы постоянно будете дѣйствовать изподтишка, постоянно идти наперекоръ мнѣ и постоянно скрывать отъ меня ваши поступки.
И онъ повернулся къ ней спиною, боясь сказать ей что-нибудь слишкомъ рѣзкое.
Розамунда тоже поблѣднѣла, прочтя письмо. Оно было слѣдующаго содержанія:
"Любезный Тертій, пожалуйста, не заставляйте писать за себя жену, когда хотите просить меня о чемъ нибудь. Я до сихъ поръ считалъ васъ неспособнымъ на подобные подходы. Вести съ женщинами дѣловую переписку не въ моемъ характерѣ. Что касается до просьбы вашей прислать вамъ тысячу фунтовъ или хоть половину этой суммы, то я рѣшительно не могу исполнить ее. Моя семья высасываетъ у меня все, до послѣдняго пенни. Вспомните, что у меня на рукахъ два сына и три дочери; съ такой семьей, ссужать кого-нибудь деньгами я не въ состояніи. Вы, однако, скоро прожили свои денежки! Въ Миддльмарчѣ, какъ пишетъ ваша жена, вы потерпѣли полнѣйшее фіаско; вамъ слѣдуетъ какъ можно скорѣе выбраться оттуда. Но я не имѣю никакихъ близкихъ сношеній съ людьми вашей профессіи и потому не могу вамъ помочь въ устройствѣ вашей карьеры. Въ качествѣ вашего опекуна, я дѣлалъ для васъ все, что могъ. Вамъ непремѣнно захотѣлось идти по медицинской части и я вамъ не препятствовалъ въ этомъ. Но вы лучше-бы сдѣлали, поступивъ въ армію или въ духовное званіе. Капитала вашего хватило-бы для этого и карьера ваша была-бы болѣе обезпечена. Дядюшка Чарльзъ былъ на васъ въ претензіи за то, что вы не избрали его профессіи; для меня это было совершенно безразлично. Я всегда желалъ вамъ всякаго благополучія, но прошу васъ помнить, что теперь вы стоите уже на собственныхъ ногахъ.
Любящій васъ дядя
Годвинъ Лейдгатъ".
Прочитавъ письмо, Розамунда не выразила ни малѣйшаго огорченія, рѣшившись выдержать съ полною невозмутимостью семейную бурю. Лейдгатъ, ходившій взадъ и впередъ по комнатѣ, остановился передъ нею и сказалъ строго:
-- Убѣдитъ-ли васъ хоть этотъ урокъ въ томъ, сколько вреда вы дѣлаете вашимъ вмѣшательствомъ изподтишка въ дѣла, о которыхъ вы имѣете слишкомъ мало понятія. Хватитъ-ли у васъ смысла понять хоть теперь, что вы не въ состояніи рѣшать и дѣйствовать за меня, что вы черезчуръ глупы, чтобы совать свой носъ въ мои дѣла.
Розамунда не глядѣла на него и молчала.
-- Я почти уже рѣшился ѣхать въ Квалингхамъ. Какъ-бы тяжела ни была для меня эта поѣздка, она все-таки могла-бы принести кое-какую пользу. Но теперь всѣ мои разсчеты оказываются совершенно напрасными. Вы постоянно идете мнѣ наперекоръ изподтишка. Чтобы лучше обмануть меня, вы соглашаетесь со мной и затѣмъ я становлюсь жертвою вашихъ фантазій. Если вы намѣрены идти наперекоръ всякому моему желанію, такъ лучше говорите прямо, по крайней мѣрѣ, я буду знать, что мнѣ дѣлать.
Несмотря на все самообладаніе Розамунды, изъ глазъ ея скатилась слеза. Но она упорно молчала. Въ эту минуту мужъ былъ ей противенъ, а сэра Годвина она ставила на одну доску съ Доверомъ и другими кредиторами, этими отвратительными людьми, которые думали только о самихъ себѣ. Она сердилась въ эту минуту даже на отца за то, что онъ такъ мало сдѣлалъ для нея. Вообще, она ругала всѣхъ и все за исключеніемъ самой себя.
Лейдгатъ замолчалъ, взглянувъ на нее, и почувствовалъ ту неловкость, которая всегда появляется у людей вспыльчивыхъ, когда жертва ихъ вспышки отвѣчаетъ имъ кроткимъ молчаніемъ угнетенной невинности. Онъ испугался, что перехватилъ черезъ край, и продолжалъ хотя серьезно, но уже безъ всякой горечи:
-- Неужели ты сама не видишь, Розамунда, къ какимъ пагубнымъ послѣдствіямъ приводитъ насъ отсутствіе искренности и довѣрія. Сколько разъ уже мнѣ случалось выражать самымъ положительнымъ образомъ какое-нибудь желаніе, ты, повидимому, соглашалась съ нимъ и потомъ потихоньку шла ему наперекоръ. Согласись, что если такъ пойдетъ дальше, я ни въ чемъ не могу полагаться на тебя. Неужели-же я такая глупая, бѣшеная скотина что ты не можешь быть откровенна со мной?
Она молчала.
-- Сознайся, по крайней мѣрѣ, что ты поступала не хорошо, и обѣщай мнѣ, что съ этихъ поръ ты ничего не будешь дѣлать потихоньку, настаивалъ Лейдгатъ, но въ словахъ его уже звучала просьба. Розамунда подмѣтила это и отвѣчала холодно:
-- Я не могу ни въ чемъ сознаться и ничего обѣщать послѣ того, что ты мнѣ говорилъ. Я не привыкла, чтобы со мной обращались такимъ образомъ. Ты говорилъ, что я вмѣшиваюсь изподтишка, что я обманываю тебя, что я слишкомъ глупа, чтобы совать свой носъ въ твои дѣла, я никогда не употребляю подобныхъ выраженій относительно тебя, и мнѣ кажется, что дол-женъ-бы былъ извиниться передо мной. Ты сказалъ, что жизнь со мной невыносима. Нельзя сказать, чтобы и моя жизнь съ тобой была очень сладка. Я думаю, что я вправѣ была попробовать хотя отчасти устранить тѣ тяжелыя испытанія, которыя принесла мнѣ моя замужняя жизнь.
Еще слеза скатилась съ глазъ ея.
Лейдгатъ бросился въ кресло въ совершенномъ отчаяніи. Розамунда имѣла надъ нимъ двойное преимущество: она ни мало не сознавала справедливости его упрековъ, но за то тѣмъ сильнѣе чувствовала испытанія своей настоящей жизни. Въ ушахъ его звенѣли слова ея: "нельзя сказать, чтобы и моя жизнь съ тобой была очень сладка, и я вправѣ была попробовать хотя отчасти устранить тѣ тяжелыя испытанія, которыя принесла мнѣ моя замужняя жизнь". Сердце у него сжималось отъ ужаса примысли, что ему придется не только отказаться отъ своихъ высокихъ стремленій, но жить съ женщиной, которая его болѣе не любитъ.
-- Розамунда, сказалъ онъ, глядя на нее съ тоской,-- ты должна имѣть снисхожденіе къ словамъ человѣка огорченнаго и разсерженнаго. Наши интересы не могутъ быть противуположны. Я не могу отдѣлить своего счастія отъ твоего. Если я разсердился на тебя, то только потому, что ты какъ будто не хочешь понять, какъ отчуждаетъ насъ другъ отъ друга твоя скрытность. Я не хотѣлъ тебя обидѣть ни словомъ, ни дѣломъ. Обижая тебя, я обижаю часть самого себя. Я никогда-бы не сердился на тебя, если-бы ты была всегда совершенно откровенна со мной.
-- Я хотѣла только помѣшать тебѣ испортить всю нашу жизнь безъ всякой нужды, сказала Розамунда, и слезы задрожали на глазахъ ея.-- Ты не можешь не согласиться, что тяжело перенести такое униженіе въ глазахъ всѣхъ знакомыхъ и зажить по нищенски. Ахъ, отчего я не умерла вмѣстѣ съ моимъ ребенкомъ.
Она заплакала; любящее сердце Лейгата не вынесло этихъ слезъ, этого жалобнаго тона. Онъ пододвинулся къ ней, приложилъ ея голову въ своей щекѣ и сталъ ласкать ее молча, потому что сказать ему было нечего. Онъ не могъ обѣщать избавить ее отъ предстоящаго горя, потому что не видѣлъ исхода изъ своего положенія. Но, уходя изъ дому, онъ рѣшилъ, что ей было вдесятеро тяжелѣе, чѣмъ ему, такъ какъ онъ почти не жилъ дома и былъ постоянно занятъ. Онъ старался совершенно извинить ее и уже невольно глядѣлъ на нее, какъ на существо низшее, болѣе слабое. Тѣмъ не менѣе она одержала надъ нимъ верхъ.