Яркій солнечный день между тѣмъ разгорался съ тѣмъ блескомъ и великолѣпіемъ, которые можно наблюдать только въ царствѣ солнца и свѣта -- пустынѣ. Краски крови, пурпура и огня заиграли на расписныхъ скалахъ Петры, развалины какъ бы ожили на ласкающихъ лучахъ солнца, и по нимъ побѣжали веселыя ящерицы, блестя своими разноцвѣтными спинками.
Скоро собраны были всѣ наши пожитки, нагружены верблюды, и нашъ караванъ двинулся медленно, но величаво черезъ поле, усѣянное развалинами Петры. Пройдя замокъ фараоновъ и минуя подножье массива, на которомъ возвышались останки акрополя Петры, мы покинули широкую уади Муса и вошли снова въ узкую долину, извивающуюся между скалами и составляющую продолженіе уади эс-Сикъ. Послѣ нѣкотораго простора, къ которому мы немного уже привыкли во время полутора-суточнаго пребыванія на мѣстѣ древняго города камня, мало по малу сдвигавшее свои стѣны ущелье казалось намъ уже настоящимъ каменнымъ корридоромъ, проводившимъ отъ развалинъ Петры къ подножію Неби-Харуна. И душно, и тѣсно, и темно было раннимъ утромъ въ этомъ дикомъ ущельѣ, еще не освѣщенномъ лучами восходящаго солнца. Накаленныя за вчерашній день отвѣсныя скалы до самаго слѣдующаго утра не могли выдохнуть всего полученнаго жара и дышали даже теперь сухимъ истощающимъ силы зноемъ перегрѣтаго камня.
Къ счастью, однако мы не долго шли глубиною ущелья и скоро начали подъемъ на горы по направленію къ сѣверо-западу, куда повели насъ каменныя ступени, высѣченныя въ скалахъ; подъемъ былъ очень не легокъ, особенно для нашихъ верблюдовъ, которые еле цѣплялись по наклонамъ скользкихъ камней, отполированныхъ временемъ и ступнями древнихъ людей. Порою проводники должны были помогать чуть не скатывавшимся животнымъ и поддерживать грузы, балансировавшіе на ихъ горбахъ. Оставивъ свой караванъ на его трудномъ подъемѣ, я одинъ съ Рашидомъ отправился по узенькой тропинкѣ, отмѣченной мѣстами остатками изсѣченныхъ въ камнѣ ступеней. Въ этомъ мѣстѣ очевидно во времена процвѣтанія Петры шла хорошо содержимая дорога, которая вела путниковъ по кратчайшему направленію изъ уади Сикъ къ одному изъ величайшихъ зданій Петры эд-Деиръ. Путь болѣе употребительный проходитъ нѣсколько восточнѣе направленія, взятаго нами, и ведетъ черезъ знаменитую каменную лѣстницу, прорубленную въ скалахъ почти на цѣлыя три четверти версты.
Ошибка нашего проводника -- солдата изъ Акабы, указавшаго болѣе западное направленіе, стоила намъ громадной затраты силъ и труда, не вознаграждаемой даже тѣмъ, что на этомъ малоупотребительномъ пути мы встрѣтили нѣсколько интересныхъ могилъ. Почти цѣлый часъ карабкались мы по этой небольшой тропинкѣ, проходившей черезъ небольшую тѣснину между обрывистыми скалами, покрытыми по прежнему сотнями погребальныхъ пещеръ. Дорога была ужасна по массѣ небольшихъ и крупныхъ камней, лежавшихъ на пути и затруднявшихъ каждое движеніе; не помогали мѣстами и каменныя ступени, недававшія опоры ногѣ, скользившей по отполированному камню. Всего любопытнѣе на этой дорогѣ были каменныя лѣстницы, восходившія по обрывамъ скалъ или цѣплявшіяся по ихъ выступамъ вдоль многочисленныхъ могилъ. Мѣстами отлично можно было прослѣдить отношеніе этихъ послѣднихъ къ каменнымъ лѣстницамъ, спускамъ и терассамъ, служившимъ для сообщенія съ выдолбленными скалами, вмѣщавшими кладбище обитателей Петры.
Наконецъ, послѣ часового усилія, разбивъ себѣ всѣ ноги и колѣна въ кровь, мы выбрались къ послѣднему изъ чудесъ города-монолита -- самому огромному изъ сооруженій, высѣченныхъ въ камнѣ, носящему нынѣ скромное названіе обители или монастыря эд-Деиръ.
Все необыкновенно и поразительно вокругъ этого громаднаго сооруженія, превосходящаго по своимъ размѣрамъ даже Сокровищницу фараона; оно производитъ сильное впечатлѣніе даже на человѣка, видѣвшаго развалины Пальмиры, Баальбека и Петры. Представьте себѣ дикую панораму обнаженныхъ обрывистыхъ скалъ, отливающихъ зловѣщими красными цвѣтами; небольшая площадка, расположенная на значительной высотѣ, царящей надъ всѣми развалинами Петры, сравненная рукою человѣка и обставленная дикими скалами, неправильнаго очертанія, служитъ подножіемъ этому великому зданію, тогда какъ вершина горнаго массива -- его основаніемъ и стѣною. Огромный массивъ, выстоящій надъ группою меньшихъ вершинъ, послужилъ тою каменною глыбою, изъ которой могучій троглодитъ Петры изваялъ этотъ дворецъ или храмъ. На немъ человѣкъ словно хотѣлъ доказать все свое могущество надъ косною природою и дѣйствительно одержалъ побѣду. Онъ взялъ вершину горнаго массива, смотрящуюся гордо къ небу, и обработалъ ее, какъ простую глыбу мрамора, согласно своей потребности и капризу. Изваявъ скалу снаружи, онъ прорубилъ глубоко ея толщу, превратилъ часть ея во внутренность огромнаго двухъ-этажнаго зданія; не довольствуясь этимъ, онъ обравнялъ самыя скалы, срѣзалъ ихъ вершины, отполировалъ обрывы, обрубилъ выстоящіе камни и, наконецъ, чтобы устроить доступы и спуски къ далеко ниже лежащей Петрѣ, онъ образовалъ искусственное ущелье и изсѣкъ цѣлыя лѣстницы въ послушныхъ его волѣ скалахъ. Нигдѣ въ другомъ мѣстѣ въ окрестностяхъ Петры нельзя встрѣтить такого огромнаго количества этихъ каменныхъ спусковъ и подъемовъ, обработанныхъ рукою человѣка, превратившаго цѣлыя скалы въ огромный улей съ безчисленными ячейками, гнѣздами и ходами.
Эд-Деиръ на видъ кажется почти въ два раза болѣе Сокровищницы фараона, но архитектурный стиль его далеко не такъ хорошо выдержанъ, какъ на фасадѣ этой послѣдней. Тутъ нѣтъ красивой колоннады, портика и изящныхъ башенокъ, вѣнчающихъ Хазнетъ Фираунъ; здѣсь все громоздко, массивно, хотя и не лишено гармоніи и изящества. Линіи далеко не такъ красивы, какъ въ другихъ выдающихся строеніяхъ Петры, но рядъ дорическихъ колоннъ, поддерживающихъ нижній фронтонъ, производитъ хорошее впечатлѣніе, говорящее о греко-римскомъ стилѣ. На этомъ зданіи впрочемъ гораздо болѣе, чѣмъ на другихъ, сказалось то сильное особенное вліяніе мѣстнаго зодчества, развивавшагося на обработкѣ скалъ и выдѣлкѣ пещеръ, которое не могло быть ослаблено даже римлянами, пытавшимися пересоздать Петру по своему образцу. Между рядами колоннъ находится и входъ въ это огромное святилище, не украшенный, какъ въ Сокровищницѣ фараона, рядами орнаментовъ и нишъ; тутъ все просто, по возможности не сложно, но за то не лишено оригинальности. Все зданіе, напоминающее въ общемъ отчасти древніе египетскіе храмы, еще болѣе просто въ своей внутренности, почти лишенной всякихъ украшеній. Гладкія стѣны, какія-то камеры, ступени -- все это производитъ подавляющее впечатлѣніе, тѣмъ болѣе сильное, что внутренность святилища плохо освѣщена. Полукруглая ротонда, составляющая особенность эд-Деира, служитъ своего рода украшеніемъ этого оригинальнаго зданія, увѣнчаннаго двумя фронтонами, но кажущагося все-таки какъ-бы недоконченнымъ, благодаря отсутствію верхнихъ украшеній. Огромная галлерея, цѣликомъ высѣченная изъ камня, стоитъ на рядѣ вышеописанныхъ колоннъ и придаетъ особую физіономію всему зданію, похожему отчасти на корму прежнихъ кораблей; отверстія верхняго этажа и второй фронтонъ еще болѣе увеличиваютъ это сходство. На галлерею и въ помѣщеніе второго этажа идутъ достаточно сохранившіеся доступы. Повидимому, верхняя часть эд-Деира въ прежнее время была доступна и со стороны скалы, съ которою она составляетъ неразрывную часть, и такимъ образомъ представляла совершенно самостоятельное сооруженіе.
Нечего и говорить, что съ галлереи и верхняго этажа эд-Деира открывается одна изъ лучшихъ панорамъ въ окрестностяхъ Петры. Вокругъ виднѣется цѣлый амфитеатръ разнообразныхъ по цвѣту, формѣ и очертанію горъ; огромныя каменныя массы какъ бы стѣснились къ той скалѣ, въ которой высѣченъ этотъ дивный храмъ. Насупротивъ колоссальною массою, облитою солнечнымъ сіяніемъ и блистающею яркими цвѣтами, высится двойною вершиною величественный Неби-Харунъ; отъ него пошли во всѣ стороны, какъ дѣти отъ своего отца, небольшіе кресты и массивы, разбившіеся на отдѣльные каменные островки, образованные дикими ущельями и тѣснинами, что прорѣзываютъ горную массу Петры и расчленяютъ ее, какъ и главный массивъ Синая. Уади Муса, тѣснина эс-Сикъ и побочныя лощины, дополняющія ложе древняго озера, на которомъ расположились останки великой Петры, виднѣются внизу, какъ огромная каменная дебрь, наполненная скалами, развалинами и глыбами красновато-сѣраго камня. Повсюду виднѣются зіяющія отверстія погребальныхъ гротовъ, обломки скалъ и кучи камней, словно великіе останки отъ гигантской работы титановъ, обращавшихся съ горами, какъ съ глыбами мрамора для ваянія. Среди этой дикой, но величественной дебри, гдѣ царитъ одинъ холодный камень, нагрѣваемый лучами палящаго солнца, лишь рѣдкими оазисами или пятнами виднѣется растительность, служащая скорѣе украшеніемъ расписного камня, чѣмъ живымъ покровомъ и защитою...
На сколько красивъ и поразителенъ видъ съ галлереи эд-Деира, господствующаго надъ всею окружающею, мѣстностью, на столько мрачно и уныло въ его огромной, но пустой внутренности, куда проникаетъ мало дневного свѣта, гдѣ вѣетъ холодомъ, мракомъ и могилой. Съ какимъ-то особеннымъ трепетомъ я вступалъ въ эти обширныя камеры, изсѣченныя рукою титаническаго человѣка, и невольно возникалъ въ моемъ аналитическомъ умѣ неотвязчивый вопросъ о цѣли и задачѣ такой монументальной постройки.
Она могла быть, собственно говоря, и огромною могилою или, скорѣе сказать, усыпальницею обширнаго семейства; за то говорила, между прочимъ, и крайняя простота ея внутренной отдѣлки, напоминающая вполнѣ другіе, даже великолѣпные погребальные гроты Петры, но какъ то не хотѣлось мириться съ мыслью, что. величественное сооруженіе эд-Деира ничто иное, какъ колоссальная могила. Къ чему же тогда для такой усыпальницы такое царящее среди всей окружающей мѣстности положеніе, къ чему все это великолѣпіе и колоссальность постройки, къ чему верхняя галлерейка и ротонда, къ чему эта огромная масса труда, приложеннаго къ обработкѣ цѣлыхъ скалъ, къ ненужному для могилы выравненію передней площадки и къ изсѣченію длинныхъ каменныхъ лѣстницъ и доступовъ, тянущихся въ общей сложности на нѣсколько верстъ въ окружности одного эд-Деира? Не служило-ли скорѣе это огромное пещерное сооруженіе, достойное великой Петры, однимъ изъ храмовъ или святилищъ, поставленныхъ въ честь невѣдомыхъ божествъ, которымъ поклонялись троглодиты этихъ горъ, сыны Эдома, набатеи и позднѣйшіе обитатели Петры? За это предположеніе говоритъ вся обстановка этого дивнаго, по всей вѣроятности, не оконченнаго сооруженія, его выстоящее положеніе въ виду гробницы Аарона, смотрящейся на него съ вершины Неби-Харуна, лѣстница титановъ, ведущая сюда изъ Петры, срѣзанныя горы и сравненныя скалы, послужившія для его подножія... Быть можетъ, храмъ этотъ, какъ и большой храмъ Петры, былъ посвященъ великому божеству Солнца и воздвигнутъ на вершинѣ высочайшаго массива для того, чтобы отображать первымъ лучи восходящаго свѣтила и послѣднимъ его провожать... Въ Сиріи и Финикіи -- странахъ, особенно приверженныхъ культу солнца, есть много храмовъ, посвященныхъ лучезарному божеству, но прячущихся во тьмѣ подземелій, словно для того, чтобы символизировать закатъ солнца въ таинственный мракъ ночей; въ глубинѣ этихъ гротовъ и подземелій всегда производились самыя дикія и сладострастныя оргіи въ честь умирающаго и воскресающаго вновь Свѣтила -- и нѣтъ потому ничего удивительнаго, что и подземелья эс-Деира могли служить однимъ изъ такихъ полумрачныхъ храмовъ солнца, въ которыхъ ликованія во свѣтѣ блистающаго дня смѣнялись необузданными оргіями, совершаемыми подъ покровомъ темныхъ ночей...
Я не знаю, на сколько правы мои сужденія относительно назначенія эд-Деира, но для меня лично это величайшее изъ сооруженій Петры останется навсегда храмомъ Солнца въ полномъ смыслѣ значенія этого слова. Сооруженіе, достойное съ наружнаго вида своего назначенія, оно цѣлый день было залито лучами аравійскаго солнца, какъ подземный храмъ, оно давало пріютъ для чествованія свѣтила въ то время, когда это послѣднее уходило за горизонтъ. Съ чувствомъ особеннаго благоговѣнія ко всѣмъ таинственнымъ останкамъ старины я входилъ въ огромныя вмѣстилища этого храма. Масса разноцвѣтныхъ ящерицъ, населявшихъ развалины, встрѣтила меня у порога древняго святилища, стаи нетопырей и горныя совы привѣтствовали мое появленіе внутри колоссальнаго храма. Другихъ обитателей нѣтъ въ этихъ обширныхъ подземеліяхъ, хотя слѣды закоптѣлости на стѣнахъ указываютъ на случайныхъ посѣтителей. Когда я зажегъ двѣ свѣчи для того, чтобы осмотрѣть лучше внутренность эд-Деира, надъ головою моею поднялся такой страшный шумъ, что я поспѣшилъ къ выходу изъ подземелья. Стаи нетопырей и совъ, испуганныя неожиданнымъ появленіемъ свѣта, взлетѣли и начали метаться по сводамъ огромнаго храма. Нѣкоторыя испуганныя животныя бросились къ выходу изъ подземелья, но яркій солнечный день ослѣпилъ ихъ глаза и они поспѣшили вернуться, предпочитая слабый свѣтъ свѣчей ослѣпляющему сіянію солнца...
Немного побылъ я во внутренности эд-Деира, но нечего тамъ особеннаго и смотрѣть. На ступеняхъ древняго храма въ прохладной тѣни, усиливаемой еще свѣжимъ дыханіемъ подземелья, мы наскоро позавтракали, успѣли сварить даже кофе; а потомъ, когда подошли наши верблюды, начали осторожный спускъ съ возвышенности эд-Деира по направленію къ подножію Неби-Харуна...
Если труденъ былъ подъемъ сюда со стороны Петры, то спускъ былъ еще тяжелѣе, не смотря даже на то, что мѣстами въ камнѣ встрѣчались глубокія выбоины, облегчавшія схожденіе и дававшія твердый устой ногѣ. Масса отдѣльныхъ камней, нагроможденныхъ въ какомъ-то хаотическомъ безпорядкѣ, еще болѣе усиливала трудность пути, особенно тяжелаго на лучахъ уже начавшаго сильно припекать солнца. Также какъ и на Подъемѣ, я вмѣстѣ съ Рашидомъ и однимъ изъ солдатъ Акабы шелъ впереди своего каравана, не удаляясь впрочемъ отъ него такъ, чтобы потеряться съ виду. Мы могли еще сильно опасаться какой-нибудь засады, или нападенія со стороны неудовлетвореннаго шейха Петры и Эльджи. Хотя опасность эта, уменьшавшаяся съ каждымъ шагомъ по мѣрѣ нашего движенія отъ уади Муса, и была все-таки весьма возможна, но признаюсь -- я какъ-то не вѣрилъ даже возможности нападенія. Яркій солнечный день, бодрость духа и тѣла, еще не сокрушенная зноемъ и истомой, и убѣжденіе въ полной удачѣ, сопровождавшей насъ доселѣ во всѣхъ мыканіяхъ по Синайской пустынѣ, вселяли въ меня какую-то особенную беззаботность и увѣренность, и я смѣялся надъ предосторожностями, которыя принимали мои проводники и солдаты.
Такъ какъ мы, благодаря адскимъ свойствамъ дороги, подвигались не особенно быстро, то я имѣлъ полную возможность осматривать внимательно мѣстность, которую мы проходили. Дикая кяменная дебрь, мѣстами лишенная даже былинки, окружала насъ со всѣхъ сторонъ; кругомъ были одни красноватые, желтые и пестрые камни, отражавшіе солнечное сіяніе до того нестерпимо, что глаза слезились даже подъ двойными дымчатыми консервами. Развалины Петры уже оставались за нами; высокія красновато-сѣрыя скалы прикрыли ихъ отъ нашихъ глазъ; еще виднѣлись первое время ряды многочисленныхъ погребальныхъ пещеръ, но и онѣ мало по малу стали пропадать, словно знаменуя уходящему путнику, что Петра осталась уже далеко назади.
Вмѣстѣ съ Петрою для нашего небольшого каравана оставались назади и опасности, которыя могли поставить намъ на каждомъ шагу корыстолюбивые и жадные бедуины. Правда, далеко еще не все миновало для насъ, и мы могли не разъ очутиться въ засадѣ среди горныхъ тѣснинъ, но кругомъ насъ, къ счастью; не было и признаковъ присутствія человѣка, котораго одного изо всѣхъ живыхъ тварей мы имѣли право избѣгать. Вчера еще на столько требовательные и нахальные бедуины Эльджи не показывались, словно убѣдившись, что у насъ имъ не взять ничего ни запугиваніями, ни силой.
Часа черезъ полтора нелегкаго спуска отъ Дейра мы подошли по подножію Неби Харуна; хотя дорога туда, какъ говорили мнѣ, не особенно тяжела, но я не рѣшился сдѣлать подъема на библейскую гору Оръ, боясь, чтобы арабы Петры не вздумали наверстать потерянные бакшиши и не задержали насъ при выходѣ изъ горъ въ широкую и пустынную уади эл-Араба. Счастливо вырвавшись изъ тѣснинъ Петры, мы уже не хотѣли рисковать, теряя массу времени на посѣщеніе мало интересной горы, тѣмъ болѣе, что мои солдаты не особенно дружелюбно относились къ арабамъ, живущимъ на вершинѣ Неби-Харуна и стерегущимъ гробницу великаго пророка и прахъ погребенныхъ тамъ своихъ соотечественниковъ-бедуиновъ окружающей пустыни.
Изъ разспросныхъ свѣдѣній, собранныхъ мною у Мамета и обоихъ солдатъ, не разъ побывавшихъ на вершинѣ Неби Харуна, я могу сообщить слѣдующее.
Гора Оръ, извѣстная еще со временъ Моисея и служащая могилою брата его Аарона, является однимъ изъ многочисленныхъ мѣстъ поклоненія для мусульманъ; сюда заходятъ во множествѣ благочестивые хаджи на пути изъ благословенныхъ городовъ Эль-Кудса (Іерусалима) и Эль-Халиля (Хеврона) къ священнымъ городамъ Геджаса. Кабръ Неби-Харунъ -- гробница пророка Аарона, погребеннаго, по древнѣйшему преданію, на высокой горѣ Оръ среди пустыни во время 40-лѣтняго блужданія, безъ сомнѣнія, должна быть, отнесена къ апокрифическимъ святынямъ мусульманской религіи. Быть можетъ, первосвященникъ Израиля и былъ погребенъ на этой высочайшей послѣ Сербаля и Синая горѣ пустыни Исхода, но во всякомъ случаѣ Кабръ Неби-Харуна весьма недавняго происхожденія и не восходитъ даже къ первымъ вѣкамъ ислама. Небольшая четырехугольная мечеть, содержащая гробницу первосвященника, построена такъ бѣдно, что ее не украшаютъ даже останки древнихъ камней, пошедшихъ на ея созиданіе. Самая гробница сложена также изъ известковаго камня и обмазана цементомъ на подобіе того, какъ сдѣлана и гробница царя Давида на горѣ Сіонѣ возлѣ Іерусалима. Одна эта бѣдность сооруженія такихъ великихъ святилищъ ислама, какъ могилы пророковъ Моисея, Аарона, Давида и др. уважаемыхъ святыхъ мусульманскаго міра, показываетъ ихъ апокрифическое значеніе. Очевидно, что преданія, указывающія на подлинность тѣхъ или другихъ святилищъ ислама, относятся ко временамъ позднѣйшимъ и не восходятъ даже ко временамъ первыхъ халифовъ, которые созидали великолѣпные храмы на мѣстахъ поклоненія мусульманъ. Таковы святилища Іерусалима, Дамасска, Каира, Хеврона, Мекки, Медины и др. священныхъ городовъ ислама.
Не смотря на бѣдность мечети Неби-Харуна, возлѣ нея есть много останковъ, указывающихъ на прежнее значеніе горы Оръ, если не для магометанина, то для іудеевъ и христіанъ. Здѣсь въ древности, безъ сомнѣнія, существовали обширныя постройки, отъ которыхъ остались фундаменты, колонны и большія подземелья, служившія храмами и жилищами. Вершина Неби-Харуна съ далекой древности пользовалась также значеніемъ великой усыпальницы для окрестныхъ обитателей горной страны Петры и пустыни. Нѣтъ сомнѣнія, что многіе гроты, ископанные на ея склонахъ, современны первичнымъ троглодитамъ этой страны; во времена же процвѣтанія Петры массивъ Аароновой горы не пользовался особымъ значеніемъ, потому что тамъ не находится руинъ, достойныхъ города-монолита. По нѣкоторымъ даннымъ можно думать, что на вершинѣ и на склонѣ горы Оръ были сооруженія первыхъ вѣковъ христіанства; и возлѣ самой Кабръ Неби-Харунъ нѣкоторые путешественники указываютъ на развалины христіанскаго Монастыря.
Можно думать также, хотя это мнѣніе наше не основано ни на какихъ фактическихъ данныхъ, что гора Ааронова, почитаемая евреями со времени исхода, въ эпоху процвѣтанія царства Іудейскаго имѣла также своего рода святилища, посѣщаемыя благочестивыми поклонниками изъ Палестины, На это указываютъ, впрочемъ, многочисленныя надписи на древнееврейскомъ языкѣ, сдѣланныя на скалахъ и камняхъ вершины библейскаго Ора, съ которой разстилается чудный видъ не только на всю область Петры, но и на длинную уади Араба, какъ и пустыни Синая, Моавіи и Идумеи. Обширная пустыня Исхода, окаймляемая на сѣверѣ синѣющими массивами Обѣтованной земли, разстилается безконечною равниною съ вершины горы Аарона, и не мудрено, что здѣсь древнѣйшее преданіе указывало на могилу великаго первосвященника, скончавшагося въ виду Обѣтованной земли; точно также на порогѣ пустыни Исхода и страны Авраама, Исаака и др. патріарховъ Израиля скончался и другой могучій вождь избраннаго народа, говорившій съ громами и изводившій воду изъ каменной скалы; его могилу мѣстное преданіе указываетъ также на одной изъ величайшихъ вершинъ Заіорданья, лежащей на востокъ отъ Обѣтованной земли. Оба брата -- величайшіе вожди Израиля, изведшіе его черезъ пустыню изъ Египта, легли въ пустынѣ Исхода на границахъ той благословенной страны, куда вели они свой народъ въ теченіи многихъ лѣтъ скитанія. Горы Петры -- оторванный уголокъ Палестины -- соединили вмѣстѣ имена великихъ пророковъ, незабытыя и доселѣ въ пустынѣ; у подножія горы Аарона течетъ черезъ славныя развалины никогда не изсякающій ручей Моисея, изведшаго, по преданію, изъ камня эту кристальную струйку живой воды.
Немудрено поэтому, что сюда, на вершины Неби Харуна, ее временъ Іудейскаго царства шли многочисленные паломники-іудеи, поклонявшіеся здѣсь, на горѣ Орѣ, царящей надъ пустыней Исхода, памяти двухъ величайшихъ вождей Израиля; позднѣе, съ водвореніемъ вѣры въ Распятаго во всей Сиріи, Синаѣ и Палестинѣ, въ горы Петры и Синая пришли многочисленные паломники и отшельники христіанства; подземныя жилища, пещерныя обиталища троглодитовъ и погребальные гроты горъ Петры стали тогда жилищами подвижниковъ; церкви и обители покрыли горы Петры, Моавіи и Синая, и въ то время, когда сіяла въ пустынѣ слава митрополіи Петры аравійской, христіанскія обители были такъ многочисленны въ горахъ и пустыняхъ Каменистой Аравіи, что звонъ колоколовъ ихъ перекатывался преемственно отъ храма Воскресенія въ Іерусалимѣ до монастыря Синайской горы.
Слѣдуя древнему примѣру іудеевъ и христіанъ, магометане, почитающіе всѣхъ великихъ пророковъ Ветхаго Завѣта, пришли также на поклоненіе памяти ихъ, хранившейся въ запустѣлыхъ торахъ и пустыняхъ Синая и Заіорданья, и вотъ причина, почему вмѣстѣ съ благословенными городами эл-Кудсомъ и эл-Халилемъ, лежащими на пути мусульманскихъ паломниковъ -- дербъ-эл-хаджіаджъ, лежитъ и гора Аарона, и уади Муса съ живымъ ручьемъ Моисея...
Долго мы шли вдоль подножія Неби Харуна, спускаясь съ горъ Петры по направленію къ уади Рубатъ, ведущей въ обширную уади эл-Араба; долго огромный массивъ, раскрашенный красными и желтыми цвѣтами, блистающими на солнцѣ нестерпимымъ блескомъ, стоялъ, предъ нашими очами, словно колоссальный маякъ, сторожащій выходъ въ великую пустыню. Вотъ и она виднѣется, мѣстами пятнами желтовато-сѣраго и красновато-палеваго цвѣта, просвѣчивающими чрезъ причудливо сгруппированныя скалы. Она манитъ насъ къ себѣ словно гладкая дорога, ведущая путника къ воротамъ Обѣтованной земли. Все выше и выше поднимаются конусообразныя верхушки Харуна, но за то все ниже и ниже спускаемся мы къ массивамъ, окружающимъ развалины Петры. И какъ ни тяжела каменистая дорога, какъ ни печетъ насъ зноемъ полуденное солнце, мы идемъ быстро по сбѣгающимъ книзу тѣснинамъ.
Мы выходимъ мало-по-малу изъ каменной дебри, горы Петры остаются за нами; уже не видно кругомъ насъ остатковъ древности, погребальные гроты уже не глядятъ на насъ зіяющими отверстіями, мы выходимъ изъ области могилъ и спускаемся снова къ берегу безбрежнаго моря -- пустыни. Она не стращна для насъ, потому что вдали уже синѣются горы далекой Палестины; мы не боимся пуститься по этому безбрежному морю песковъ, потому что "корабли пустыни" еще надежны и крѣпки, а кормчіе -- опытны и вѣрны. Не открытое море опасно крѣпкому судну, управляемому твердою рукою, а тѣ каменные рифы, которые остаются назади.
На широкомъ привольѣ пустыни уже не страшны намъ коварные бедуины Петры, которые вѣроятно изъ трусости выпустили изъ своихъ неприступныхъ горъ нашъ маленькій караванъ; пуля хищника страшнѣе въ засадѣ, чѣмъ на широкомъ просторѣ пустыни; зоркій глазъ моего Рашида, бьющаго безъ промаха изъ своего на видъ дрянного кремневаго ружья, съумѣетъ во время открыть приближающагося врага, а открытая опасность въ десять разъ безопаснѣе скрытой въ камняхъ засады.
Мы привѣтствовали поэтому съ радостью свой выходъ въ пустыню изъ горъ Петры, провожавшихъ насъ благоуханіями олеандровъ и мирты, и поздравляли другъ друга съ благополучнымъ исходомъ своей рискованной экскурсіи въ уади Муса. Всѣ опасности были забыты, даже коварство шейха Петры и Эльджи служило скорѣе темою для шутокъ, чѣмъ воспоминаніемъ о серьезной непріятности, еще недавно угрожавшей намъ.
Когда на послѣднемъ подъемѣ мы увидали пологій спускъ, ведущій уже прямо въ уади Араба и пустыню эт-Тиха, когда мы убѣдились окончательно въ томъ, что дорога намъ впереди совершенно открыта, радостныя восклицанія вырывались невольно изъ груди моихъ проводниковъ.
Эвалла, эль хемди Лиллахъ, машаллахъ и др. благодаренія Богу, слышались постоянно въ нашей маленькой группѣ, которая быстро стала спускаться съ горнаго массива въ пустыню. На желтовато-сѣромъ фонѣ уади эс-Араба мнѣ указывали уже темную точку, возлѣ которой находится небольшой колодезь прѣсной воды,-- какъ на сегодняшнюю ночевку нашего каравана. Туда и правили мы свой путь, удаляясь съ каждымъ шагомъ все далѣе и далѣе отъ развалинъ безмолвной Петры. Еще полчаса крутого спуска,-- и мы снова въ пустынѣ.
Теперь уже дорога наша пряма, цѣль близка, всѣ тяжести путешествія остались назади. Широкою и прямою дорогою разстилается передъ нами пустынное уади Араба; легкимъ скатомъ она идетъ прямо по берегамъ Мертваго моря, къ самому сердцу Обѣтованной страны. Благословенная Палестина уже недалека; передовые отроги ея невысокихъ цѣпей уже симѣютъ впереди и манятъ къ себѣ путника, истомленнаго пустынею.
-----
Передъ нами снова пустыня, та безконечная пустыня Исхода, въ которой сорокъ лѣтъ блуждалъ и не находилъ выхода народъ, прогнѣвавшій своими грѣхами Іегову. Попаляемая жгучими лучами солнца она безмолвна и мертва; шлепаніе мозолистыхъ ногъ нашихъ верблюдовъ одно нарушаетъ это тихое безмолвіе смерти. Пустыня имѣетъ свои звуки, у ней есть и свои пѣсни, но теперь она молчитъ, какъ огромная могила. "Страна голода и жажды" -- она жестока и требуетъ постоянной жертвы, страна вѣчнаго зноя и сухости -- она выпиваетъ соки жизни у всякой твари, которая осмѣлится нарушить ея мертвенной покой. Костями своихъ жертвъ, погибшихъ отъ голода, жажды и лишеній, она устлала свои желтые пески, и не продала своей свободы даже за дорогую цѣну безчисленныхъ человѣческихъ жизней, принесенныхъ ей въ теченіи многихъ тысячелѣтій. Какъ и во времена Исхода, Синайская пустыня не соединяетъ, а раздѣляетъ Сирію и Египетъ, и современный путникъ предпочитаетъ переѣздъ моремъ переходу черезъ пустыню, залегшую между величайшими частями стараго материка.
Правда, она вовсе не такъ велика, чтобы блуждать въ ней даже сорокъ недѣль, а не только что годовъ, но со времени Исхода она стала еще болѣе безплодна и мертва. Если Моисей еще могъ провести многія тысячи народа израильскаго черезъ пустыню, то современный вождь не имѣлъ бы возможности провести по пути евреевъ и нѣсколькихъ десятковъ человѣкъ... Пустыни Синая изсохли еще болѣе со временъ Моисея, и въ настоящее время нѣтъ того волшебнаго жезла, который могъ бы изводить воду изъ безплоднаго камня...
Отъ предѣловъ Египта, шествуя шагъ за шагомъ по пути древняго Израиля, мы дошли до подножія горы Оръ, отъ которой началось безплодное блужданіе народа избраннаго по пустынямъ аравійскимъ. Какъ бы мы ни смотрѣли на это несомнѣнное историческое событіе, оно осталось почти безслѣднымъ для пустынь Каменистой Аравіи. Народъ Божій не оставилъ тамъ никакихъ слѣдовъ своего странствованія, и только нѣкоторыя урочища великой пустыни, носящія имена вождей Израиля, напоминаютъ намъ о тѣхъ долгихъ годахъ мученія народа Іеговы, на которые обрекла его неумолимая судьбина. Отголоски древнихъ преданій объ Исходѣ слышатся и въ нѣкоторыхъ легендахъ пустыни, но въ устахъ современнаго бедуина онѣ потеряли свое историческое значеніе и пріобрѣли еще болѣе фантастическій колоритъ. Быть можетъ, въ многочисленныхъ пещерахъ Синайской пустыни и хранится прахъ сыновъ Израиля, но истлѣвшія кости, не могутъ сами по себѣ говорить. Увлекаемые горячимъ желаніемъ найти останки народа Іеговы, мы копались усердно во всѣхъ гротахъ, пещерахъ и яминахъ пустыни, но тщетны были наши попытки, потому что была недостижима и самая цѣль. Слѣдуя мѣстному преданію, указывающему на круглые домики или каменные уль-навами -- пустыни, какъ на останки лагеря израильтянъ, мы посѣщали многіе десятки ихъ, находили въ-нихъ кости неизвѣстныхъ людей и радовались своему открытію, пока червь сомнѣнія не отравлялъ нашего успѣха. Намъ попадались, правда, многіе костяки людей, принадлежавшихъ несомнѣнно даже ко временамъ доисторической древности, мы находили даже останки каменнаго вѣка возлѣ этихъ костей, но ничто ровно не подавало намъ и намека на принадлежность ихъ къ народу Іеговы. Напрасно мои проводники и мѣстные арабы утверждали порою, что разсыпающіеся отъ древности скелеты и черепа этихъ навами принадлежатъ несомнѣнно народу Іегуди {Такъ зовутъ евреевъ на востокѣ.}, который странствовалъ нѣкогда по пустынѣ. На сколько я радовался вначалѣ своему открытію, на столько же и печалился затѣмъ, когда болѣе трезвый и холодный анализъ убѣждалъ меня въ несправедливости моего предположенія.
Точно также обманулся я въ ожиданіяхъ относительно находокъ, сдѣланныхъ въ пещерѣ Судебъ-эи Назбъ. Самое названіе этого погребальнаго грота, наполненнаго человѣческими костями, и рядъ преданій, существующихъ и доселѣ въ его окрестностяхъ и приписывающихъ эти останки древнему народу, гонимому судьбою черезъ пустыни и моря,-- все это говорило мнѣ вначалѣ, что я наконецъ нашелъ слѣды народа Божія; но достаточно было нѣсколькихъ аналитическихъ сужденій, чтобы разсѣять розовыя надежды молодого и неопытнаго антрополога.
Не нашелъ я слѣдовъ народа Израиля и въ древнихъ сооруженіяхъ, разсыпанныхъ по лицу Синайской пустыни. Можно было думать въ самомъ дѣлѣ, какъ и дѣлаютъ нѣкоторые изслѣдователи Исхода, что многіе памятники доисторической древности, относящіеся къ эпохѣ каменнаго вѣка, особенно къ его палеолитическому и мегалитическому періоду, составляютъ монументальные останки израильтянъ, постановившихъ ихъ въ честь своего перехода черезъ пустыню,-- но немного надо трезвой и неодносторонней критики, чтобы ниспровергнуть это предположеніе. Быть можетъ, сыны Израиля поставляли и на самомъ дѣлѣ различныя каменныя сооруженія на память о своемъ долголѣтнемъ пребываніи въ пустынѣ, но нѣтъ того критическаго пріема, который позволилъ бы намъ отличить памятники, сложенные рукою Божьяго народа, отъ другихъ мегалитическихъ сложеній, наполняющихъ Синайскую пустыню и общихъ со всею Переднею Азіею, сѣверною Африкою и даже южною Европою. Эти многочисленные кромлехи, дольмены, менигры, даже кучи камней, навами и др. каменныя грубыя сложенія,-- все это не говоритъ нисколько объ Израилѣ, хотя бы сотни изслѣдователей пытались это доказать.
Еще меньше можно видѣть слѣды пребыванія евреевъ въ Синайской пустынѣ въ знаменитыхъ надписяхъ, изсѣченныхъ на многихъ скалахъ Каменистой Аравіи, особенно идущихъ къ Сербалю -- горѣ солнца или Ваала -- царю синайскаго горнаго массива. Кто бы ни были таинственные люди, начертавшіе свои письмена на камнѣ, словно для того, чтобы задать загадку грядущимъ поколѣніямъ, хотя бы набатеи или сыны Эдома и Моава, но только не Израиль, получившій первыя письмена, начертанныя Іеговою на Синаѣ, былъ виновникомъ этихъ непонятныхъ письменъ.
Израиль, не оставившій никакихъ несомнѣнныхъ слѣдовъ своего пребыванія въ Синайской пустынѣ даже въ формѣ сооруженій и могилъ, не оставилъ, разумѣется, и болѣе монументальныхъ сложеній. Ни одна изъ многочисленныхъ развалинъ, утопающихъ въ пескахъ Эт-Тихской пустыни, не можетъ быть отнесена къ эпохѣ Исхода тѣмъ болѣе, что израильтяне временъ Моисея еще не строили городовъ; пространныя страницы Исхода, описывающія каждый шагъ народа Божьяго по пустынѣ, не говорятъ намъ вовсе о томъ, чтобы тѣ или другія стоянки Израиля въ пустынѣ имѣли какія-нибудь постоянныя сооруженія, не представляющія характера шатровъ.
И такъ, сколько мы ни ходили по пустынямъ аравійскимъ, слѣдуя шагъ за шагомъ по пути израильтянъ, какъ ни вчитывались мы на мѣстѣ въ страницы Исхода, повѣствующія объ этомъ безпримѣрномъ странствованіи цѣлаго народа, мы не нашли ничего такого, что говорило бы намъ объ Израилѣ и его сорокалѣтнемъ блужданіи по Синайской пустынѣ. Отъ подножія горы Оръ, посѣтивши развалины Петры, мы покинули поэтому путь израильтянъ и не захотѣли болѣе кружить по пустынямъ Моавіи и Идумеи, а пошли прямою дорогою въ землю Обѣтованную, которая была обѣтованною и для насъ; тамъ мы могли встрѣтить частичку своей родины -- русскій уголокъ, русскихъ людей и русское гостепріимство... Хотя и недолго мы пробыли въ пустынѣ, употребивъ всего немного болѣе двухъ мѣсяцевъ на переходъ черезъ горы и пески Синая почти до самыхъ предѣловъ Палестины, но страшныя физическія лишенія и изнуренія, постигшія насъ на этомъ пути, совершенномъ въ періодъ самаго ужаснаго лѣтняго зноя, сокрушили наши силы и заставили бѣжать скорѣе изъ пылающей пустыни...
Отъ развалинъ Петры мы пошли поэтому напрямикъ къ синѣющимъ вдали горамъ уже недалекой Палестины; съ каждымъ шагомъ теперь мы подвигались ближе къ желанной цѣли, съ каждымъ ударомъ мозолистой ноги верблюда ужасная пустыня все болѣе и болѣе оставалась назади.... а впереди... за этими синевато-лиловыми и розовыми туманами, за этими манящими и ласкающими взоръ горами струится тихій Іорданъ, высятся холмы, покрытые полями и виноградниками, встаютъ красивыя пальмы, чернѣютъ развалины, видѣвшія Христа, вѣютъ вѣтерки, напоенные ароматами померанцевъ и олеандра, и слышатся несущіяся по воздуху магическія для меня слова: Іерусалимъ, Іерусалимъ!..
"Сѣверный Вѣстникъ", NoNo 6--7, 1890