Возвращение было невеселое.
Оба дворянина чувствовали, как сердце их сжималось при мысли об этой непримиримой ненависти, тяготевшей над ними: они не имели другого оружия, которым могли бы от нее обороняться, кроме показного равнодушия.
Разве эти женщины не защищены своей слабостью от возмездия с их стороны?
Всякий порядочный человек ни за какие блага не согласится мстить им; самое большее, что он может дозволить себе, это -- защищаться.
Но дело усложняется еще больше, когда женщины, с которыми имеешь дело, раньше вас любили или были любимы вами.
Увлечения страсти, впрочем, оправдывают до известной степени женщину, которой пренебрегли, и в особенности ту, которую покинули. Граф де Виллье и его друг, стыдясь своей победы, решили противопоставить ударам, которые враги их, без сомнения, попытаются им нанести, только презрение, жалость и насмешки; это ужасное оружие было одно только способно поразить тех, которых в глубине своего сердца они извиняли, так как при этом невольно вспоминали былое счастье и сладкие часы, проведенные в их обществе.
Кроме того, благодаря прирожденному у всех мужчин тщеславию, они видели в этой ненависти неоспоримое доказательство любви, внушенной ими тем, которые теперь их преследовали с таким остервенением.
Достигнув атепетля, офицеры сердечно поблагодарили вождя и канадцев за скорую помощь, оказанную им как раз в ту минуту, когда они уже теряли всякую надежду на спасение; затем они направились к своим хижинам для того, чтобы отдохнуть и отдаться своим думам. Перейдя через площадь, граф обернулся к Бержэ, чтобы с ним проститься, но канадец, как бы угадывая его намерение, сказал ему, что желает с ним поговорить, и не дожидаясь ответа капитана, вошел вслед за ним в хижину, дверь которой он сейчас же тщательно притворил за собой.
-- Извините меня, господин Луи, -- сказал он, приступая прямо к делу, -- за то, что я осмелился беспокоить вас в такое время, когда вы желаете остаться наедине с вашим другом; но мне нужно сообщить вам кое-что очень важное.
-- Я слушаю тебя, друг мой, говори, но только как можно короче. Мне незачем скрывать от тебя, что после всего случившегося сегодня мне нужно привести немного в порядок мои мысли.
-- Мне нужно сказать вам всего только два слова: будьте готовы сесть на лошадь завтра на восходе солнца.
-- Но ведь здесь у нас нет лошадей?
-- Завтра у меня будут две лошади: одна для вас, другая для барона де Гриньи, если только вы не пожелаете идти вместе с нами пешком.
-- С вами? Кто же это, друг мой?
-- Со всеми жителями деревни.
-- А! Значит, это целое переселение?
-- Нет, завтра я вам сообщу все подробности; сегодня вечером это отняло бы у меня слишком много времени, а вы нуждаетесь в отдыхе.
-- Хорошо, но ты ничего не ответил мне на вопрос о лошадях.
-- Это правда, вы одни поедете верхом.
-- В таком случае, мы с бароном тоже пойдем пешком.
-- Тем лучше! Это произведет большое впечатление.
-- Куда же мы пойдем?
-- Завтра вы это узнаете, а теперь я прибавлю только одно слово: наступила минута действовать.
-- Правда ли это?
-- Клянусь вам, господин Луи.
-- Слава Богу! Спасибо, друг мой, за это доброе известие. Не беспокойся, мы будем готовы в назначенное время.
-- Отлично! Итак, до завтра. Впрочем, я за вами приду.
-- Хорошо. Ты увидишь нас совсем готовыми.
-- Постарайтесь отдохнуть получше сегодня ночью, -- сказал канадец с добродушной улыбкой, открывая дверь, -- кто знает, сколько времени вы проведете, не смыкая глаз?
Затем он вышел и оставил молодых людей наедине.
Солдаты еще не возвращались назад; без сомнения, они где-нибудь бражничали с теми из охотников, с которыми сошлись покороче. Но офицеры не беспокоились об их отсутствии, которое давало им только возможность свободно беседовать и поверять друг другу свои тайны.
Красноватый отблеск -- предвестник солнечного восхода -- едва начинал пестрить горизонт, когда Бержэ неожиданно вошел в хижину к офицерам, которых он, может быть, втайне рассчитывал застать еще спящими; но если таково и было его намерение, он ошибся: молодые люди были уже на ногах и с помощью своих солдат оканчивали последние приготовления.
-- Великолепно! -- вскричал канадец, -- в добрый час! Вы, господа, можете быть охотниками!
-- Ты думал застать нас врасплох? -- отвечал граф насмешливо. -- Бедняжка Бержэ, ведь мы солдаты, а ты это забываешь и, к сожалению, очень часто!
-- Может быть, но, во всяком случае, я предпочитаю видеть вас такими веселыми и деятельными. В особенности, господа, не забудьте захватить с собой на дорогу провизию и оружие; берите с собой все, что только можете.
-- Черт возьми! Что означает этот совет?
-- То, что я говорю, и ничего больше. В пустыне это -- первая из добродетелей; безоружный все равно что мертвый.
-- А! Ну, а куда же ты нас поведешь? -- спросил граф с любопытством.
-- За три мили отсюда, не дальше.
-- Но это простая прогулка! -- вскричал барон. -- Зачем же нам так нагружаться? Зачем все эти фокусы?
-- Никто не знает, что может случи ться, -- отвечал канадец таинственно. -- Поверьте мне и собирайтесь на эту прогулку так, как будто вы отправляетесь в дорогу на шесть месяцев. Человек знает, когда он выходит, но не может знать когда он вернется.
-- Гм! -- прошептал граф, -- все это начинает меня как-то странно интриговать: объяснись, пожалуйста, Бержэ!
-- С удовольствием, господин Луи, насколько это будет мне возможно, однако.
-- Я не люблю недомолвок, говори откровенно, куда мы идем?
-- Я ведь уже сказал вам, за три мили отсюда.
-- Жители атепетля пойдут вместе с нами?
-- Все или, по крайней мере, все, кто в силах ходить.
-- Значит, мы будем драться?
-- Напротив.
-- Как, напротив? Ведь не будем же мы плясать, надеюсь?
-- Гм!.. Почти что! -- смеясь, проговорил Бержэ.
-- Брось свои шутки. Ты, старина Бержэ, не такой человек, чтобы беспокоить нас из-за пустяков.
-- О, что до этого, то, конечно, нет!
-- Ну, в таком случае, что означают эти слова?
-- Племя волков-гуронов вызвало на состязание в игру пильма, или в мяч, если хотите, другое племя; и сегодня, через несколько часов должно начаться состязание. Несколько других племен, состоящих в дружбе с обеими соперничающими сторонами, будут присутствовать при этом состязании в качестве судей, которые затем объявят, за кем останется победа.
-- И только затем, чтобы присутствовать при таком зрелище, ты заставляешь нас идти с тобой? Черт возьми! Ты не очень-то церемонишься с нами, друг мой, и мне, признаюсь тебе, очень хочется преспокойно остаться здесь.
-- И вы поступили бы очень нехорошо, -- отвечал охотник, делая ударение на этих словах, -- доверьтесь мне, господин Луи, я не такой человек, чтобы вас обманывать. Если я прошу вас идти и если я так настаиваю на этом, значит, я имею довольно серьезные причины поступать таким образом; вы узнаете эти причины, когда настанет время. Теперь же я вам могу сказать только, что вы должны ехать или идти, чтобы присутствовать при игре в пильму; очень возможно, что потом мы будем присутствовать при другой более серьезной игре.
-- Хорошо, хорошо! -- смеясь, сказал барон, -- вы, приятель Бержэ, -- ходячая загадка, разгадать которую я отказываюсь и поэтому отдаю себя в полное ваше распоряжение и следую за вами!
-- А вы, господин Луи?
-- Мне поневоле приходится делать то же самое, что и мой друг! Но смотри Бержэ, если ты делаешь все это только затем, чтобы посмеяться над нами, я никогда в жизни не прощу тебе этого. Помни, что теперь не время развлекаться.
-- Я ничего не боюсь, и скоро вы сами убедитесь в этом. Вы готовы?
-- Черт возьми! Уже давно.
-- Ну, так с Богом в путь!
Они вышли.
Деревенская площадка была запружена индейцами и канадскими охотниками; появление французов толпа приветствовала громкими криками, потому что их только и ждали, чтобы тронуться в путь. Увидев офицеров, Тонкий Слух пошел к ним навстречу и радушно поздоровался; затем он сделал повелительный жест, и воины, вытянувшись в одну шеренгу, по-индейски, направились в стройном порядке к выходу из деревни. Они шли тем быстрым гимнастическим шагом, который дает им возможность в короткий сравнительно промежуток времени проходить, почти не утомляясь, громадные пространства и по таким дорогам, где очень часто лошадь не может сделать и шагу.
Тонкий Слух и несколько других знаменитых вождей племени составляли арьергард вместе с французскими офицерами и десятком канадцев, в числе которых, естественно, находился и Бержэ.
Хотя воины, покидая деревню, и придерживались индейского строя, но они не приняли ни одной из тех предосторожностей, которые всегда принимают, когда находятся на военной тропе или даже на тропе охоты для того, чтобы скрыть свои следы; они смеялись, болтали между собой, бегали и, видимо, вовсе не заботились о шуме, производимом прохождением их по лесу.
Несколько раз граф Кулон де Виллье, удивленный более чем странным поведением индейцев, обыкновенно таких осторожных и молчаливых, спрашивал Бержэ, что это, значит, но охотник, улыбаясь, ограничивался тем, что советовал ему ничему не удивляться и при этом прибавил, что скоро они и сами увидят разгадку.
Видя, что расспросы ни к чему не ведут, граф де Виллье больше не стал заниматься тем, что происходило вокруг него и, поборов свое любопытство, решил, не расспрашивая больше, ждать обещанного охотником объяснения.
Часов около восьми утра индейцы, наконец выбрались из леса и очутились в огромной прерии, простиравшейся до самого горизонта; широкий водяной проток делил степь на две почти равные части.
Среди довольно большой площадки, тщательно очищенной от травы, возвышалась обширная ротонда или, лучше сказать, трибуна, выстроенная из толстых бревен.
Когда волки-гуроны вступили в прерию, их встретили веселые восклицания индейцев других племен, прибывших раньше их; самые знаменитые вожди пошли к ним навстречу и приветствовали их каждый от имени своего племени.
Пока они обменивались обычными при таких встречах приветствиями, Бержэ подошел к офицерам и шепотом сказал им:
-- Выслушайте меня. Все эти индейцы собрались сюда для того, чтобы состязаться в пильма, т. е. игре в мяч. Волки-гуроны уже давно приняли вызов на участие в этой игре; сегодня должно произойти состязание между ними и их соперниками. Заметьте, что между всеми этими индейцами больше восьмидесяти человек канадцев, которые пришли сюда будто бы затем, чтобы присутствовать на церемонии, а на самом же деле они здесь только ради вас. Когда наступит время, они пойдут за вами. Нас окружают английские шпионы... ни слова, ни жеста, которые могли бы заставить угадать ваши намерения. Индейцы и полукровные охотники до безумия любят игру в пильма, поэтому и прибытие их не может вызвать никакого подозрения. Положитесь на меня: уж я все доведу до конца. Больше, я думаю, вам объяснять нечего.
-- Старый друг, -- отвечал ему граф, пожимая руку, -- я буду во всем тебе повиноваться, делай, как знаешь.
-- Хорошо, больше ни слова! Церемония начинается. Только вот вам еще последний совет, держитесь все время позади толпы, но так, чтобы это не бросалось в глаза, и, по возможности, следуйте за мной.
-- Хорошо.
Бержэ отошел с самым индифферентным видом и смешался с индейцами, среди которых он вскоре исчез.
Между тем, как и сказал Бержэ, церемония начиналась. После обмена приветствиями вождей Тонкий Слух пригласил стариков и самых знаменитых воинов в ротонду; затем, когда все общество собралось и уселось и музыканты заняли свои места, перед началом бала, предшествующего борьбе, согласно индейскому обычаю, Тонкий Слух поднялся с возвышенного сиденья, которое он занимал около других вождей, и сделал жест, который должен был привлечь внимание.
Тотчас же в толпе, состоявшей из нескольких тысяч лиц, водворилось глубокое молчание.
Тогда вождь произнес длинную речь, в которой хвалил игру в пильма; он напомнил все победы, одержанные волками-гуронамн над другими племенами, не забывая указать на свои собственные подвиги и на подвиги других вождей, присутствовавших на празднике и прославившихся своей ловкостью в этих атлетических играх.
Эта речь, которой мы не передаем, была сказана с жаром и не лишена была даже красноречия; она имела целью возбудить страсть в молодых людях и пробудить в них честолюбивую жажду победы.
После этого обязательного пролога всякой индейской церемонии вождь опять занял свое место; тогда началась музыка, по на индейский манер, причем каждый из музыкантов играл что хотел и как хотел; в общем, получалось нечто ужасное, конечно, для европейского слуха.
Целая толпа молодых девушек, одетых во все белое и украшенных ожерельями из стеклянных бус. браслетами и массой лент, вошла в ротонду.
Они все держались за руки и тихими и низкими голосами стали подпевать пронзительным звукам музыки; затем они образовали полукруг в два ряда спина к спине и, обратившись одной стороной к музыкантам, а другой к сидевшим в ротонде, стали медленно двигаться вокруг залы.
Этот танец или, скорей, этот марш продолжался около четверти часа.
Вдруг снаружи раздался пронзительный крик. Крик этот издал целый отряд молодых людей, быстро входивших друг за другом в ротонду с палками в руках.
Эти новые актеры были тоже разряжены, раскрашены в разные цвета, украшены серебряными браслетами и ожерельями из красных зерен. В волосы у них искусно были воткнуты целые пучки больших развевающихся перьев.
Они тоже образовали собою полукруглую линию, обернувшись лицом к молодым девушкам; последние сейчас же перестроились в один ряд параллельно мужчинам.
Теперь уже образовались два хора-мужской и женский, певшие поочередно, и обе линии продолжали двигаться полукругом.
Вот в чем приблизительно заключалась пляска, исполнявшаяся молодыми людьми и девушками: первый от края из танцовщиц тихо поднимался на носки, затем быстро опускался на пятки; остальные проделывали то же самое, но таким образом, что, когда первый стоял на пятках, второй поднимался на носки и так далее по всей линии.
Кроме этого танца пильма, или игры в мяч, у индейцев существует еще много других танцев, причем все они так же мало интересны, как и этот. Одно из условий требуемых для того, чтобы заслужить репутацию великого храбреца, заключается в том, чтобы сначала прослыть искусным плясуном.
У краснокожих есть охотничьи танцы. Последние носят трагический характер: они представляют собой воспевание храбрости ловкости и силы. Вообще же, танцы их перемешаны с музыкой и хоровым пением.
По окончании танцев борцы, вооруженные палками, разделились на два отряда, и по знаку, данному одним из вождей, началось состязание пильма, которое не замедлило поглотить полное внимание зрителей.
Французы, заинтересовавшиеся странным зрелищем, которое им пришлось видеть впервые со времени их прибытия в Америку, как бы забыли на некоторое время причины, заставившие их забраться в индейскую деревню, как вдруг мимо них прошел Бержэ и слегка прикоснулся к руке графа де Виллье.
Граф обернулся.
-- За вами теперь никто не следит, -- сказал охотник, -- пробирайтесь сквозь толпу один за другим и следуйте за мной издали, но так, чтобы это никому не бросилось в глаза.
Затем, приложив указательный палец к губам, он спокойно пошел дальше, однако, уже не так быстро, чтобы граф не мог потерять его из виду.
Молодые люди мало-помалу отделились от толпы, которая инстинктивно давала им дорогу, а затем, покинув ротонду, добрались до опушки леса, в который они вошли почти сейчас же вслед за Бержэ.
-- Следуйте за мной! -- сказал последний, как только они подошли к нему.
-- А наши солдаты? -- спросил граф.
-- Идите, они вас ждут.
Граф де Виллье и его друг, не спрашивая дальнейших объяснений, повиновались охотнику, который быстрыми шагами пошел впереди них.
Почти через час все трое вышли на небольшую прогалину, среди которой собралось около ста человек.
Люди эти были охотники-канадцы; Золотая Ветвь и Смельчак были вместе с ними.
Бержэ приветствовал охотников дружеским жестом, затем, окинув взглядом канадцев, спросил:
-- Где Жан-Поль?
-- Я здесь! -- отвечал грубый и отрывистый голос. И Изгнанник, отделившись от группы людей, среди которых он стоял, сделал несколько шагов вперед.
-- Этот человек здесь? -- с удивлением вскричал граф.
-- Молчите! -- проговорил Бержэ, сжимая ему руку.
-- Но, -- продолжал граф, -- не объясните ли вы мне?..
-- Молчите! Я отвечаю за него. Не судите об этом человеке, не зная его.
Покоряясь невольно голосу охотника, граф замолчал и с озабоченным видом опустил голову.
Между тем, Бержэ и Изгнанник начали говорить шепотом.
Беседа их продолжалась всего несколько минут; затем Изгнанник, обменявшись рукопожатием с охотником, удалился, не взглянув на офицеров и даже как будто не заметив их.
-- Черт возьми! Да что же все это значит? -- с нетерпением спросил граф. -- Я хожу, как слепой, просветите меня...
-- Это значит, господин Луи, -- холодно отвечал Бержэ, -- что, если вы желаете, то не больше как через два дня вы будете иметь возможность захватить английский транспорт.