Мы сказали, что майор де л'Урсьер, комендант крепости, велел отвести графа де Бармон-Сенектера в ту комнату, которая должна была служить ему тюрьмой до тех пор, пока кардиналу не будет угодно возвратить ему свободу. Эта комната, довольно большая и высокая, была восьмиугольной формы, с выбеленными стенами в пятнадцать футов толщиной и освещалась двумя узкими бойницами с двойной железной решеткой, внутренней и наружной, которая пропускала тусклый свет сквозь свои частые отверстия и полностью скрывала вид извне. Один угол занимал большой камин; напротив стояла деревянная кровать с узким тюфяком, когда-то выкрашенная желтой краской, но совсем побелевшая от времени. Стол, скамейка, стул, ночной столик, железный подсвечник дополняли более чем скромную меблировку. Комната эта находилась на самом верхнем этаже башни, плоская крыша которой, где день и ночь прохаживался часовой, служила ей потолком. Солдат отпер запоры и замки двери, обитой железом, и граф твердым шагом вошел в комнату. Бросив взгляд на эти холодные и печальные стены, в которых ему предстояло жить, он сел на стул, скрестил руки на груди, опустил голову и погрузился в размышления.
Солдат -- или, лучше сказать, тюремщик -- ушел и, вернувшись через час, нашел графа в том же положении. Человек этот принес простыню, одеяло, немного дров; два солдата, следовавшие за ним, несли чемодан с одеждой и бельем заключенного, который они поставили в углу комнаты и ушли. Тюремщик тотчас застелил постель, потом вымел комнату и затопил камин. Исполнив все это, он подошел к заключенному.
-- Ваше сиятельство, -- вежливо сказал он.
-- Что вам угодно, друг мой? -- спросил граф, приподнимая голову и смотря на него с кротостью.
-- Комендант хочет поговорить с вами. Он должен сообщить вам нечто важное.
-- Як услугам господина коменданта, -- лаконично отвечал граф.
Тюремщик поклонился и вышел.
-- Чего хочет от меня этот человек? -- прошептал граф, оставшись один.
Ожидание его было непродолжительным; дверь снова отворилась, и появился комендант. Заключенный поднялся, чтобы встретить его, поклонился и молча ждал, когда тот заговорит. Комендант сделал тюремщику знак уйти, потом, после нового поклона, сказал с холодной вежливостью:
-- Граф, дворяне должны оказывать друг другу внимание. Хотя приказания, полученные мной от кардинала, очень строги, я желаю, однако, облегчить ваше пребывание в этих стенах, насколько мне позволяют мои обязанности; я пришел прямо сюда, чтобы поговорить с вами об этом.
Граф угадал, куда клонит комендант, но не высказал этого и отвечал:
-- Господин комендант, я должен быть признателен за такой шаг с вашей стороны; будьте же добры, объясните мне, в чем состоят полученные вами приказания и каким образом возможно вам смягчить их. Но прежде всего, так как я нахожусь здесь у себя, -- прибавил он с меланхолической улыбкой, -- сделайте мне одолжение и сядьте.
Майор поклонился, но не сел.
-- Это ни к чему, граф, -- сказал он, -- то, что я должен вам сказать, очень коротко. Прежде всего прошу вас оценить мою деликатность: я распорядился прислать сюда чемодан с вашими вещами, не осмотрев его, хотя имел на то право.
-- Вижу и очень вам благодарен. Майор поклонился.
-- Вы сами военный, граф, -- сказал он, -- и знаете, что его преосвященство монсеньор кардинал хоть и великий человек, но не очень щедр к офицерам, которых старость или раны вынуждают выйти в отставку.
-- Это правда, -- заметил граф.
-- В особенности это касается комендантов крепостей; хоть они и назначены королем, но вынуждены покупать за наличные деньги места своих предшественников и находятся в полнейшей нищете, если не накопят денег заранее.
-- Я этого не знал; я думал, что начальство над крепостью служит наградой.
-- Так оно и есть, граф; покупается место только в таких крепостях, которые, как эта, служат государственной тюрьмой.
-- А! Очень хорошо.
-- Вы понимаете, что это делается по причине тех выгод, которые комендант имеет право извлекать из общения с вверенными ему заключенными.
-- Понимаю как нельзя лучше. Много ли содержится несчастных в этом замке, подвергшихся немилости его преосвященства?
-- Увы! Вы один. Вот по какой причине желал бы я мирно договориться с вами.
-- Поверьте, что я сам очень этого желаю.
-- Я в этом убежден и потому приступлю прямо к делу.
-- Приступайте, приступайте; я слушаю вас с самым серьезным вниманием.
-- Мне приказано не позволять вам общаться ни с кем, кроме вашего тюремщика, не давать вам ни книг, ни бумаги, ни перьев, ни чернил, никогда не позволять вам выходить из этой комнаты; кажется, очень опасаются, что вы убежите отсюда, а его преосвященство, должно быть, хочет вас удержать.
-- Я очень признателен его преосвященству, но, к счастью для меня, -- улыбаясь отвечал граф, -- вместо того, чтобы иметь дело с тюремщиком, я завишу от храброго воина, который, строго исполняя свои обязанности, считает бесполезным мучить заключенного, уже и без того несчастного, так как он заслужил немилость короля и всесильного кардинала.
-- Суждение ваше обо мне верно, граф; как ни строги эти приказания, я один распоряжаюсь в этой крепости, где мне нечего опасаться контроля, и надеюсь, что буду в состоянии смягчить предписанную в отношении вас строгость.
-- Каковы бы ни были ваши намерения на этот счет, позвольте мне в свою очередь поговорить с вами откровенно, как подобает честному офицеру. Так как, без сомнения, я останусь в заключении очень долго, деньги для меня совершенно бесполезны; не будучи богат, я пользуюсь, однако, некоторым достатком и очень этому рад, потому что этот достаток позволяет выразить вам признательность за то снисхождение, которое вы оказываете мне. Услуга за услугу, милостивый государь; я буду давать вам десять тысяч в год вперед, а вы, с вашей стороны, позволите мне иметь, разумеется за мой счет, все вещи, которые могут скрасить тяготы моего заключения.
У майора закружилась голова: старый офицер за всю свою жизнь не имел такой большой суммы.
Граф продолжал, не показывая, что заметил, какое действие произвели его слова на коменданта:
-- Итак, решено. К той сумме, которую король назначил вам для моего содержания, мы будем прибавлять двести ливров в месяц, то есть две тысячи четыреста в год на бумагу, перья, книги и прочее... даже положим для круглой цифры три тысячи; вы согласны?
-- Ах! Этого много, даже слишком много.
-- Нет, потому что я помогаю благородному человеку, который останется мне признателен.
-- Ах! Я останусь вам признателен вечно! Прошу вас не сердиться на меня за мою откровенность, но вы заставите меня желать, чтобы вы оставались здесь как можно дольше.
-- Как знать, майор, может быть, мой отъезд будет для вас выгоднее моего пребывания здесь, -- сказал граф с лукавой улыбкой. -- Позвольте мне вашу записную книжку.
Майор передал. Граф вырвал листок, написал несколько слов карандашом и подал майору, говоря:
-- Вот чек на тысячу шестьсот ливров, которые вы можете получить из банка Дюбуа, Лусталь и КR в Тулоне.
Комендант с радостным трепетом схватил бумагу.
-- Но мне кажется, что на этой бумаге написано на восемьсот ливров больше той суммы, о которой мы условились.
-- Правда, но эти восемьсот ливров назначены на покупку разных вещей, значащихся вот в этом списке и которые я прошу вас достать для меня.
-- Завтра вы их получите, граф.
Поклонившись почти до земли, комендант вышел, пятясь задом.
-- Я не ошибся, -- весело прошептал граф, когда тяжелая дверь закрылась за майором, -- я не ошибся, я верно оценил этого человека, в нем сосредоточились все пороки, но самый главный в нем порок -- скупость! Кажется, я сделаю с ним все, что хочу. Но я не должен спешить, мне надо действовать очень осторожно.
В уверенности, что его не потревожат несколько часов, граф отпер чемодан, принесенный солдатами, чтобы удостовериться, правду ли сказал комендант и точно ли все вещи в целости. Действительно, чемодан был нетронут.
Предвидя вероятный арест, граф, перед тем как пуститься в погоню за герцогом Пеньяфлором, купил несколько вещей, которые теперь с величайшим удовольствием нашел в чемодане. Кроме одежды и белья, в чемодане лежала очень тонкая и крепкая веревка длиной в сотню метров, две пары пистолетов, кинжал, шпага, порох и пули. Эти вещи, которыми граф запасся на всякий случай, комендант конфисковал бы без всякого зазрения совести, если бы обнаружил их. Стало быть, чемодан раскрыт не был.
Еще в чемодане лежали стальные и железные инструменты, а в двойном дне, старательно скрытом, -- тяжелый кошелек с суммой в двадцать пять тысяч ливров золотом, не считая другой суммы, почти столь же значительной, испанскими дублонами, зашитыми в широкий кожаный пояс.
Как только граф удостоверился, что комендант ему не солгал, он старательно запер чемодан, повесил ключ на стальной цепочке себе на шею и спокойно сел у камина.
Размышления его были прерваны тюремным сторожем. На этот раз тюремщик принес ему не только полный набор постельного белья, гораздо лучше того, который он доставил прежде, но прибавил к нему ковер, зеркало и даже туалетные принадлежности. Стол он накрыл скатертью, на которую поставил довольно вкусный обед.
-- Комендант просит у вас извинения, -- сказал тюремщик, -- завтра он пришлет вам все, что вы потребовали от него, а пока он прислал вам книги.
-- Хорошо, друг мой, -- отвечал граф, -- как вас зовут?
-- Ла Гренад.
-- Комендант вас назначил служить мне, Ла Гренад?
-- Да.
-- Друг мой, я нахожу, что вы человек хороший, вот вам три луидора. Если я буду вами доволен, то каждый месяц буду давать вам столько же.
-- Если б вы ничего не дали мне, -- отвечал Ла Гренад, взяв деньги, -- это не помешало бы мне служить вам со всем усердием, на которое я способен. Я беру эти три луидора только потому, что такой бедный человек, как я, не имеет права отказываться от подарка такого щедрого мсье, как вы. Но, повторяю вам, я готов служить вам и вы можете распоряжаться мною как вам угодно.
-- Однако я вас не знаю, Ла Гренад, -- с удивлением сказал граф, -- откуда у вас такая преданность ко мне?
-- Я готов сказать, если это вас интересует. Я дружен с мсье Франсуа Бульо, которому я многим обязан; это он приказал мне вам служить и повиноваться во всем.
-- Как добр этот Бульо! -- воскликнул граф. -- Хорошо, Друг мой, я не буду неблагодарным. Ступайте, вы мне не нужны теперь.
Тюремщик подложил дров в камин, зажег лампу и ушел.
-- Ах! -- сказал граф, смеясь. -- Прости, Господи! Мне кажется, что, хотя я кажусь пленником, по сути я являюсь таким же хозяином в этой крепости, как и комендант, и в тот день, когда я захочу, выйду отсюда, и этому не воспротивится никто. Что подумал бы кардинал, если бы знал, каким образом исполняются его приказания?..
Он сел за стол, развернул салфетку и с аппетитом принялся за обед.
Все случилось так, как было условлено между заключенным и комендантом. Прибытие графа де Бармона в крепость оказалось крайне прибыльно для майора, который с тех пор, как получил командование над этой крепостью, не имел еще случая извлечь хоть какую-нибудь выгоду из своего положения. Поэтому он обещал себе возместить сполна вынужденное отсутствие доходов за счет своего единственного пленника.
Комната графа была меблирована так прилично, как только возможно. Ему дали -- разумеется, за очень большую сумму -- все книги, какие он просил, и даже позволили прогулки на площадке башни. Граф был счастлив, насколько позволяли обстоятельства, в которых он находился. Никто не предположил бы, видя, как он усердно трудится над математикой и навигацией -- он чрезвычайно заботился об усовершенствовании своего морского образования, -- что человек этот питает в сердце мысль о неумолимом мщении и что эта мысль не оставляет его ни на мгновение.
С первого взгляда намерение графа позволить своим врагам заключить себя в тюрьму, когда так легко было остаться на свободе, может показаться странным; но граф принадлежал к числу тех словно высеченных из гранита людей, намерения которых остаются неизменными, которые, раз приняв какое-то решение, с величайшим хладнокровием рассчитав возможности успеха и неудачи, идут прямо по намеченному пути, не обращая внимания на препятствия, встречающиеся на каждом шагу, и преодолевают их, потому что они решили, что все должно быть именно так. Такие характеры возвеличиваются в борьбе, достигая рано или поздно назначенной цели.
Граф понял, что всякое сопротивление кардиналу кончится для него верной гибелью. Множество доказательств подтверждало эту мысль. Убежав от стражей, которые вели его в тюрьму, он остался бы на свободе, это правда, но изгнанный, он был бы вынужден покинуть Францию и скитаться в чужих краях, одинокий, без средств, вечно настороже, вечно остерегаясь, не имея никакой возможности что-либо узнать о человеке, которому жаждал отомстить, кто отнял у него любимую женщину и разбил не только его карьеру, но и счастье. Граф был молод, он мог ждать; кроме того, как он сказал Бульо в минуту откровения, он искал страдание для того, чтобы убить в себе всякое человеческое чувство, еще оставшееся в сердце, и явиться перед врагом совершенно неуязвимым.
И кардинал Ришелье, и Людовик ХШ к тому времени были серьезно больны. Смерть их должна была привести к смене царствования через два, три, четыре года, никак не позже, и одним из последствий этой двойной кончины должен был стать выход на свободу всех узников тюрем, заключенных покойным министром. Графу было двадцать пять лет; следовательно, у него впереди было много времени, тем более что, вернувшись на свободу, он вступит во все свои права и в качестве врага кардинала Ришелье будет хорошо принят при дворе. Таким образом у него появится возможность воспользоваться всеми выгодами своего положения против врага.
Только люди, одаренные непоколебимым характером и уверенностью в себе, способны на такие расчеты, и этим людям, так решительно полагающимся на случай, всегда удается все, что они хотят сделать, если только смерть не остановит их.
Через Ла Гренада, с молчаливого согласия коменданта, который закрывал глаза с очаровательной беспечностью, граф не только узнавал все, что происходило вне стен тюрьмы, но и получал письма от своих друзей и даже отвечал на них.
Однажды Ла Гренад передал ему за завтраком письмо. Письмо было от герцога де Белльгарда, а доставил его Мигель -- добрый моряк не захотел жить вдали от своего бывшего командира и сделался рыбаком в Антибе, а Тихий Ветерок определился к нему в помощники. Граф поручил Л а Гренаду просить коменданта уделить ему несколько минут. Майор знал, что каждое посещение своего пленника приносит ему выгоды, и поспешил к нему в комнату.
-- Вы знаете новость? -- тотчас спросил его граф.
-- Какую новость, граф? -- сказал майор с удивлением, так как действительно ничего не знал.
Находясь на окраине королевства, комендант узнавал все новости только случайно.
-- Кардинал умер; я узнал это из достоверного источника.
-- О-о! -- только и сказал майор, сложив руки. Эта смерть могла лишить его места.
-- Его величество король Людовик Тринадцатый очень болен, -- прибавил граф.
-- Боже мой, какое несчастье! -- вскричал комендант.
-- Это несчастье может быть счастьем для вас, -- заметил граф.
-- Счастьем?! Когда я могу лишиться своего места! Ах, граф! Куда же я денусь, если меня прогонят отсюда?
-- Весьма вероятно, что так оно и случится, -- сказал граф. -- Вы всегда были большим приятелем покойного кардинала.
-- К несчастью! -- прошептал майор, растерявшись и понимая справедливость замечания графа.
-- Но есть способ устроить это дело.
-- Какой же способ, граф? Скажите, умоляю вас!
-- Вот какой. Выслушайте меня хорошенько; то, что я вам скажу, очень важно.
-- Я слушаю, граф.
-- Вот письмо к герцогу де Белльгарду. Поезжайте немедленно в Париж через Тулон, где вы получите по этому чеку две тысячи ливров на дорожные расходы. Герцог ко мне очень расположен. Он примет вас хорошо; передайте ему письмо и повинуйтесь во всем, что он скажет.
-- Да, да, граф.
-- А если не позже, чем через месяц...
-- Не позже, чем через месяц... -- повторил комендант, едва переводя дух от нетерпения.
-- ...вы привезете мне сюда мое полное и окончательное помилование, подписанное его величеством Людовиком Тринадцатым...
-- Как?! -- вскричал комендант с удивлением.
-- ...я немедленно отсчитаю вам, -- холодно продолжал граф, -- пятьдесят тысяч ливров, чтобы вознаградить за те неудобства, которые причинит вам мое освобождение.
-- Пятьдесят тысяч ливров! -- вскричал майор, и глаза его сверкнули алчностью.
-- Да, пятьдесят тысяч ливров, -- подтвердил граф. -- Сверх того я обязуюсь, если вы желаете, оставить вас на этом месте. Ну как, решено?
-- Но как же я должен действовать в Париже, граф?
-- Согласно указаниям, которые вы получите от герцога де Белльгарда.
-- То, что вы от меня требуете, очень затруднительно.
-- Совсем не так, как вы думаете. Правда, если это поручение для вас неудобно...
-- Я этого не говорил.
-- Как хотите. Так беретесь вы или нет?
-- Берусь, граф, и беру пятьдесят тысяч!
-- И едете?
-- Завтра же.
-- Нет, сегодня вечером.
-- Хорошо, сегодня.
-- Вот письмо и чек. Да, кстати! Постарайтесь связаться с антибским рыбаком Мигелем.
-- Я его знаю, -- улыбаясь сказал майор.
-- А-а! -- сказал граф. -- Кроме того, не плохо бы отыскать полицейского, который привез меня сюда, Франсуа Бульо.
-- Я знаю, где его найти, -- отвечал майор с той же хитрой улыбкой.
-- Очень хорошо! Раз так, любезный комендант, мне нечего больше прибавить, остается пожелать вам благополучного пути.
-- Путь будет благополучным, граф, клянусь вам.
-- Правда, сумма-то порядочная. Пятьдесят тысяч!..
-- Я не забуду этой цифры.
С этими словами майор простился со своим пленником и удалился с низкими поклонами.
-- Кажется, скоро я буду свободен! -- вскричал граф, оставшись один. -- Ах, герцог, наконец-то мы сразимся на равных!