При восходе луны, как было условленно, Насмешник отдал своим воинам приказ трогаться в путь. Тотчас же отряд всадников выехал вперед и бросил множество зажженных факелов в сухие кусты. Через несколько минут образовалась исполинская поднимающаяся к небу огненная завеса, которая скрыла все, что происходило за ней.
Команчи в точности исполнили план вождя апачей. Менее чем через полчаса вся степь уже была объята пожаром.
Черный Медведь, скрытый со своим отрядом на острове, не делал ни малейшего движения. Следы, оставленные после себя команчами, были слишком явны. Вся долина, еще утром такая красивая, дышавшая обилием и роскошью, теперь стала печальной, пустынной и угрюмой. Исчезла зелень, исчезли цветы, исчезли птицы, порхавшие в густой листве и весело чирикавшие каждая на свой лад.
План индейцев удался вполне, и колонисты Гетцали были бы непременно захвачены врасплох, если бы посторонние люди -- Весельчак с товарищами -- не встретились по дороге с индейцами.
Канадец был настороже.
При первом дыме, который он заметил вдали на горизонте, он понял намерение краснокожих и, не теряя ни минуты, направил Орлиную Голову в колонию, чтобы известить графа о происходящем.
Команчи двигались, прикрытые огнем, уничтожая ногами своих лошадей все, что случайно оставалось уцелевшим после огня.
Глубокой ночью Насмешник остановился со своим отрядом недалеко от колонии. Предполагая, что благодаря быстроте его передвижения белые не имели времени принять какие-либо меры для защиты крепости, он скрыл в засаде часть своего отряда, а сам во главе остальной части двинулся дальше, соблюдая обычные в таких случаях меры предосторожности, и остановился перед батареей на перешейке.
Никто не появлялся. Шанцы казались совершенно покинутыми. Насмешник испустил воинственный клич, внезапно поднялся и, прыгая, как ягуар, начал взбираться со своими воинами на насыпь, но как раз в тот момент, когда краснокожие приготовились спрыгнуть в окопы, ужасный залп в упор уложил на месте почти половину отряда, а другая половина кинулась бежать.
Белые имели перед команчами одно громадное преимущество: у команчей не было огнестрельного оружия. Карабины белых производили в их рядах жестокое опустошение, а они могли отвечать только стрелами, копьями и камнями, пущенными из пращей.
Убедившись, хотя и слишком поздно, что белые не дремлют, Насмешник в отчаянии от неудачи и тяжелых потерь решил не ослаблять свои силы бесплодными попытками, дабы окончательно не поколебать бодрости духа своих воинов. Он засел за густой листвой девственного леса и стал ждать, что предпримет Черный Медведь.
Дон Луи следовал между тем за Орлиной Головой. Индеец, сделав несколько поворотов, привел его почти к самой батарее на перешейке, остановившись на опушке густой чащи кактусов, алоэ и флорибондов.
-- Мой брат может сойти с коня, -- обратился он к французу, -- мы прибыли.
-- Прибыли, но куда же? -- спросил дон Луи, растерянно озираясь кругом.
Вместо ответа индеец взял под уздцы лошадь и повел ее. Луи все продолжал осматриваться кругом, но ничего не мог понять.
-- Ну, -- спросил у него Орлиная Голова, -- понял ли наконец брат мой?
-- Честное слово, я ничего не понимаю, вождь.
Индеец улыбнулся.
-- У бледнолицых глаза крота, -- сказал он.
-- Быть может; в таком случае, я буду вам благодарен, если вы мне одолжите на время свои.
-- Хорошо, мой брат сейчас все увидит.
Орлиная Голова лег на землю, Луи последовал его примеру. Оба поползли в глубь чащи. Спустя четверть часа, в течение которого этот неудобнейший способ передвижения довольно сильно утомил француза, индеец остановился.
-- Пусть оглянется брат мой, -- сказал он.
Они находились на узкой поляне, окруженной такой густой, без проблеска, чащей кустарников, сучьями деревьев, перевитых массами колючих лиан, что оставалось непонятным, каким образом можно проникнуть на эту полянку и выбраться с нее. Трудно было предположить, что существует в этой чаще такое место.
Весельчак и оба мексиканца ожидали на ней возвращения посланца и курили с философским равнодушием.
-- А! Милости просим! -- закричал Весельчак, увидев дона Луи. -- Как нравится вам наше убежище? Прелестно, не правда ли? Это Орлиная Голова разыскал его. Эти индейцы имеют особое чутье, чтобы отыскивать укромные места. Здесь мы в такой же безопасности, как в соборе Квебека.
Во время этого потока слов дон Луи уселся поудобнее на землю и ничего не ответил, а только горячо пожал руки своим товарищам. Так как его пустой желудок давал о себе знать, он немедленно принялся утолять голод и отдал должную честь той снеди, которую предложил ему Весельчак.
-- Ну, а где наши лошади? -- спросил наконец он.
-- Здесь, в двух шагах от нас, но ни нам, ни посторонним не найти их.
-- Отлично. Ну, а можем ли мы забрать их достаточно быстро, если потребуется?
-- Разумеется.
-- Ну, так я полагаю, что скоро они нам понадобятся.
-- Ага! Но, -- прибавил Весельчак, спохватившись, -- что же мы болтаем, я и забыл, что вы голодны, как койот. Ешьте, ешьте, поговорим после.
-- Я могу и есть, и говорить, -- ответил дон Луи.
-- Нет, всему свое время, кончайте ваш завтрак, а затем мы выслушаем вас.
Когда дон Луи достаточно подкрепился, то со всеми подробностями рассказал о своей поездке.
-- Все это прекрасно, -- заметил Весельчак, когда дон Луи закончил свой рассказ. -- Я полагаю, что теперь мы можем быть спокойны за участь наших земляков, особенно с помощью сорока пеонов капатаса, которые нападут на врага с тыла.
-- Да, но где их спрятать?
-- Это дело Орлиной Головы. Вождь знает эти места, как свои пять пальцев, он долго охотился здесь. Я уверен, что он найдет для мексиканцев укромное местечко. Что вы скажете, вождь?
-- В прерии нетрудно скрыться, -- лаконично заметил индеец.
-- Да, -- проговорил дон Марсиаль, -- но есть обстоятельство, которое вы не приняли в расчет.
-- Какое?
-- Я живу на границе и давно привык к индейской тактике. Апачи подойдут только за стеной огня и дыма, скоро вся прерия станет морем пламени, с которым мы напрасно будем бороться. Оно все равно в конце концов поглотит нас, если мы не примем необходимых мер.
-- Это правда, дело нешуточное. К сожалению, я вижу только одно средство избавиться от опасности, которая нам угрожает, но мы не можем воспользоваться этим средством.
-- В чем оно состоит?
-- Разумеется, бежать как можно скорее.
-- Вождь знает другое, -- заметил Орлиная Голова.
-- Вы, вождь? Так сообщите нам его!
-- Пусть бледнолицые слушают! Рио-Хила, как все большие реки, несет в своем течении деревья, вырванные из земли. Иногда их так много, что в некоторых местах они полностью запруживают реку. Река находит себе путь с боков, деревья прижимаются друг к другу, сучья их переплетаются, песок застревает между ними, начинает расти трава, еще плотнее связывает их своими корнями, и издали эти плоты, застрявшие на мели, кажутся настоящими островами. Потом приходит буря, высокий разлив поднимает такой остров с мели, несет его, разбивает на части и, наконец, уничтожает.
-- Да, я знаю нечто подобное. Мне приходилось видеть иногда то, о чем вы говорите, вождь, -- отвечал Весельчак. -- Эти плоты становятся в конце концов настолько похожи на острова, что человек, даже привыкший к жизни в пустыне и к великим явлениям природы, и тот часто ошибается в подобном случае. Я понимаю, в чем состоит ваш план, но не вижу, как можно привести его в исполнение.
-- Очень просто. Глаз индейца не ошибается, на расстоянии двух полетов стрелы он видит все. Разве брат мой не заметил на реке, выше большого вигвама бледнолицых, шагах в пятидесяти от берега небольшой островок?
-- Действительно, -- живо воскликнул Весельчак, -- вы говорите правду! Верно, я припоминаю этот островок. Как же я мог забыть о нем?
-- Да, там нечего бояться пожара, -- заметил дон Луи, -- если мы все поместимся на нем, то он нам пригодиться в качестве временного пристанища. Нечего терять время, надо как можно скорее добраться до этого места, исследовать его, и, когда мы убедимся, что он нам подходит, мы проведем туда и пеонов.
-- Итак, в путь, не медля ни минуты, -- сказал Тигреро и поднялся.
Остальные последовали за ним, и через минуту полянка опустела.
Взяв своих лошадей, наши искатели приключений тронулись к островку, идя вслед за Орлиной Головой.
Вождь не обманул их. С той верностью глаза, которая составляет характерную черту его племени, он безошибочно определил положение места, им самим же так умело выбранное.
К великому счастью, на берегу росли корнепуски -- болотные деревья, пускавшие так называемые воздушные корни. Эти деревья уходили довольно далеко в реку и уменьшали расстояние между островом и берегом. Они представляли естественную преграду, и индейцы не смогли бы никак напасть на них без того, чтобы не оказаться под пулями отряда, скрытого в высокой траве островка.
Этот островок (будем его называть так, хотя, как мы знаем, это была застрявшая на мели масса коряг и деревьев) был покрыт сухой, жесткой и густой травой, высотой около двух метров, с головой скрывавшей всадников и лошадей. Когда обследование островка было закончено, Весельчак и оба мексиканца остановились посередине его и разбили там свой бивак, тогда как дон Луи и Орлиная Голова вернулись на берег и отправились навстречу капитану и его людям.
Дон Марсиаль не захотел идти с ними. Он боялся, что вблизи колонии его может узнать дон Сильва, что грозило совсем расстроить его дальние планы.
Дон Луи предложил ему ехать вместе, но, получив отказ, не настаивал.
Сказать по правде, дон Луи и к этому человеку питал необъяснимую антипатию. Его кошачьи манеры и постоянные колебания мало располагали в его пользу.
Орлиная Голова и дон Луи в полной уверенности, что Черный Медведь окончательно удалился из ближайших окрестностей, сочли излишним заставлять мексиканцев делать длинный и утомительный обход. Поэтому, прежде чем подойти к месту засады, они засели в кустарнике около самого перешейка и стали ждать их, чтобы отвести прямо на островок.
Внутри асиенды новость, принесенная графом Пребуа-Крансе, подняла на ноги всех и вся. Хотя со времени закладки асиенды -- крупного поместья -- индейцы уже не раз пытались побеспокоить французов, их попытки были беспомощны. На этот раз колонистам впервые предстояло иметь серьезное дело со своими свирепыми соседями.
Граф де Лорайль собрал на асиенде около двухсот дофиеров, явившихся из Вальпарайсо, Гуаякиля, Кальяо и тихоокеанских портов, кишевших авантюристами всякого рода.
Это была странная смесь людей всех национальностей, населяющих оба полушария нашей планеты. Преобладали там, впрочем, французы. Полубандиты, полусолдаты, эти люди не имели никакого имущества, сами не знали, к чему они стремились. Создавали ли они что-либо или разрушали, они сами не могли сказать. К своему вождю, выбранному ими по доброй воле, они питали слепое доверие.
Известие о готовящемся нападении индейцев гарнизон воспринял с криками величайшей радости и энтузиазма. Убить человека из карабина для этих авантюристов было простым развлечением, которое они позволяли себе для того, чтобы, как они говорили, прочистить стволы. Особенно им хотелось показать индейцам разницу, существовавшую между креолами-колонистами, которых краснокожие с незапамятных времен привыкли грабить и убивать, и европейцами, которых они еще не знали.
Графу, таким образом, совсем не пришлось увещевать их держаться твердо, напротив, он должен был все время умерять их пыл, прося их быть благоразумными и обещая, что скоро им представится случай встретиться с краснокожими в открытом бою.
Не надо забывать, что мексиканское правительство уступило графу де Лорайлю концессию на Гетцали с непременным условием, чтобы он беспощадно преследовал апачей и команчей и как можно дальше отгонял их от мексиканских границ, которые они издавна периодически опустошали.
На это-то условие своего договора с правительством он и намекал солдатам.
Когда все приготовления к защите были закончены, каждому было отведено место в линии обороны, распределены оружие и боеприпасы, заботу о более мелких сторонах дела граф предоставил двум своим лейтенантам: испанцу Диего Леону и Мартину Леру, двум старым служакам, на которых он считал возможным положиться. В конце концов он счел необходимым уделить долю внимания и Блазу Васкесу с его пеонами.
Необходимо было показать шпионам индейцев, если бы таковые были оставлены вокруг асиенды, что отряд этот действительно возвращается в Гуаймас. Поэтому на несколько мулов была навьючена провизия как бы для дальнего путешествия, после чего капатас, вполне войдя в роль, выступил во главе своего отряда с карабином в чехле за спиной.
Граф, дон Сильва и остальное население асиенды все время, пока была возможность, следили за отрядом, готовые выйти ему на помощь, если бы он подвергся нападению.
Но ничто не обнаруживало присутствия в прерии хотя бы одного живого существа. Царили полные спокойствие и тишина, и скоро мексиканцев скрыла высокая трава.
-- Я ничего не понимаю в индейской тактике, -- словно про себя проговорил дон Сильва. -- Если они пропустят такой отряд, то это значит, что они замышляют какую-то штуку, с которой рассчитывают на верный успех.
-- Скоро мы увидим, что нам надо делать, -- ответил граф. -- Во всяком случае мы готовы принять их. Меня только беспокоит, что донья Анита находится с нами. Не то, чтобы ей угрожала опасность, но ее испугает сам шум битвы.
-- Нет, сеньор граф, -- неожиданно ответила сама за себя донья Анита, выходившая в это время из дома, -- не бойтесь за меня, я истая мексиканка и не похожа на ваших барышень, которых малейший пустяк приводит в трепет так, что они падают в обморок. Часто, и не в таком еще положении, как наше, я слышала военный крик апачей и не испытывала и доли того беспокойства, которое, как вы считаете, причинит мне это нападение.
Проговорив это тем надменным, презрительным тоном, который женщины умеют находить, когда говорят с человеком, добивающимся их любви, но которого сами они не любят, донья Анита прошла мимо графа, не удостоив его даже взглядом, и взяла под руку своего отца.
Граф ничего не ответил. Он до крови прикусил губу и немного наклонил голову, сделав вид, что не понял брошенной ему колкости. Он все откладывал решительное объяснение с молодой девушкой, так как, хотя он и не любил свою невесту, но, как всегда это случается в подобных случаях, тем не менее не мог простить ей, что она любит и любима другим. Особенно его злило ее полное к нему равнодушие. События последних двух дней, следовавшие с такой быстротой, мешали ему вызвать донью Аниту на решительное объяснение.
Дочь асиендадо, богатого землевладельца, донья Анита была мексиканка с примесью индейской крови. Предки дона Сильвы происходили из Андалусии. По характеру донья Анита была чистая андалуска; вся огонь и страсть, она повиновалась только внезапным порывам своего сердца. Дона Марсиаля она любила всеми силами своей души, а на графа де Лорайля она взирала с полнейшим хладнокровием и под оболочкой светского человека разгадала в нем самого обыкновенного авантюриста и любителя наживы. Решение свое она приняла бесповоротно, в душе решив, что брак ее с графом не состоится ни при каких обстоятельствах. Но как достигнуть этого? Выдержать открытую борьбу с отцом?.. Но она слишком хорошо знала своего отца, чтобы решиться пойти на что-либо подобное. Сила женщины заключается в ее видимой слабости, основное средство защиты ее -- хитрость. И донья Анита выбрала хитрость, самое действенное оружие женщины, которое бывает иногда ужасным.
Блаз Васкес, капатас дона Сильвы, знал донью Аниту с пеленок, его жена была ее кормилицей, и он так любил молодую девушку, что не задумался бы продать свою душу черту, если бы она того потребовала.
Когда граф де Пребуа-Крансе явился на асиенду, то это посещение сильно заинтриговало девушку. После его отъезда она самым невинным образом стала расспрашивать капатаса, и тот все откровенно рассказал своей любимице, так как всем на асиенде скоро стало известно, какие новости принес незнакомый посетитель. Одного только никто не знал, но что донья Анита предугадала со свойственным женщинам чутьем, а именно, что в числе охотников, засевших вблизи асиенды, находится Тигреро.
Уходя от нее в Гуаймасе, дон Марсиаль сказал, что он постоянно будет следить за ней и сумеет предохранить ее от той судьбы, которая ей угрожает. Ясно было поэтому, что он должен был последовать за отрядом дона Сильвы, а значит, тоже должен был находиться среди великодушных людей, которые, стараясь спасти всю колонию, в это время хлопотали и о ее спасении.
Логика сердца есть единственная правильная логика, которая не обманывает никогда и ведет человека вперед, а не заставляет толкаться на одном месте. Мы видели, что рассуждения доньи Аниты, движимой страстной любовью, безошибочно верны.
Когда девушка выведала у капатаса все, что ей было надо, она обратилась к нему со следующими словами:
-- Дон Блаз, когда нападение на асиенду будет отбито и вы совершите все, что от вас требуют, так что ни отец, ни дон Гаэтано не будут больше нуждаться в ваших услугах здесь, быть может, вы получите приказ вернуться в Гуаймас.
-- Все возможно, сеньорита, весьма вероятно, -- отвечал храбрый мажордом.
-- Окажете вы мне тогда одну услугу, не правда ли? -- спросила его девушка и наградила очаровательнейшей улыбкой.
-- Разве вы не знаете, сеньорита, что за вас я готов броситься в огонь?
-- Я не хочу до такой степени испытывать вашу любовь ко мне, мой дорогой Блаз, но благодарю вас.
-- Что я должен сделать, чтобы угодить вам?
-- О! Пустяки.
-- Что же именно?
-- Боже мой, так, вздор... Вы знаете, -- продолжала она тихо, -- мне уже давно хочется видеть у себя на полу в спальне две ягуаровые шкуры -- такая вот у меня возникла фантазия.
-- Нет, -- наивно отвечал Блаз, -- я этого не знал...
-- Ах! Ну так знайте, я говорю вам.
-- Ну, этого я не забуду, будьте спокойны, сеньорита.
-- Благодарю вас. Но это просто так, к слову. Дело не в этом.
-- А в чем же?
-- Я думаю, каким образом раздобыть эти шкуры.
-- Это уж вы предоставьте мне.
-- Ну, зачем же вы из-за моего каприза будете рисковать своей жизнью. Эти ужасные животные могут разорвать вас.
-- Пф! -- презрительно фыркнул Блаз и, покачав головой, тоном упрека договорил: -- Ах, сеньорита, ну что вы говорите!
-- Но мне кажется, что их можно достать гораздо проще.
-- То есть как же?
-- В Гуаймас приехал несколько дней тому назад знаменитый охотник...
-- Дон Марсиаль Асухена? -- перебил ее мажордом.
-- А! Так вы его знаете?
-- Кто же не знает дона Марсиаля Тигреро!
-- В этом все и дело.
-- В каком смысле?
-- Говорят, что этот Тигреро привез со своей последней охоты в прериях несколько чудных ягуаровых шкур, которые он, вероятно, будет согласен уступить за хорошую цену.
-- Ну, разумеется.
-- Вот, -- проговорила она, вынув из-за складки своего платья на груди тщательно сложенную записку. -- Я тут пишу ему, как должны быть отделаны шкуры и сколько я думаю предложить ему за них. Вот и деньги, -- прибавила она, передавая кошелек, -- вы с ним и расплатитесь.
-- Да к чему тут еще записка? -- недоумевал капатас.
-- Друг мой, вам надо о стольких вещах помнить, что такой пустяк, я уверена, вылетит у вас из головы.
-- Едва ли, хотя все возможно. Ну, пусть будет так.
-- Не правда ли, так вернее? Так решено? Вы исполните мое поручение?
-- Разве вы сомневаетесь?
-- Нет, нет, мой друг. Ах! Еще одно слово. Не говорите ничего об этом отцу, вы знаете, он так добр, захочет мне сделать подарок, а мне хочется купить все на свои деньги, из собственных сбережений.
Капатас засмеялся, и на лице его отобразилось лукавство. Он чувствовал себя счастливым, что посвящен в тайну своей любимицы, как он называл молодую хозяйку, какой бы ничтожной ни была эта тайна.
-- Ну конечно, я буду нем, как рыба.
Девушка дружески похлопала его по плечу и весело упорхнула, словно птичка.
Что означало это письмо? Что было написано в нем?
Скоро мы узнаем.
Остаток дня на асиенде прошел спокойно. Граф несколько раз пытался заговорить с доньей Анитой, чтобы вызвать ее на откровенное объяснение, но она всячески старалась избежать этого.
Блаз Васкес, выехав с асиенды, взял направление на Гуаймас и, заставив всадников ехать скорой рысью, чтобы избежать внезапного нападения, занял место впереди отряда.
Едва исчез он из глаз обитателей асиенды, скрывшись в густой траве, как вдруг на середину дороги выскочили два всадника и остановили своих коней шагах в десяти перед отрядом. С момента его выезда с асиенды к тому времени не прошло и двадцати минут.
Один из всадников был несомненно индеец, а в другом капатас сразу узнал утреннего посетителя асиенды.
Васкес жестом приказал отряду остановится и выехал вперед навстречу всадникам.
-- Каким образом вы оказались здесь, сеньор? -- обратился он к дону Луи. -- Ведь место, где мы решили встретиться, находится достаточно далеко отсюда.
И он почтительно приветствовал графа.
Дон Луи отвечал на привет легким поклоном.
-- Да, правда, до назначенного места встречи далеко. Но оказывается, в прериях нет ни одного следа апачей, и мы решили, что бесполезно заставлять вас делать такой большой крюк. Вот я и подождал вас здесь, чтобы провести прямо к месту засады.
-- Это разумно. А нам далеко ехать?
-- Не более четверти часа. Мы отправимся вон к тому островку, который можно увидеть, если приподняться в стременах.
-- Ну что же, -- заметил капатас, -- место выбрано отлично, оттуда видно всю реку.
-- Вот поэтому-то мы и заняли его.
-- В таком случае ведите нас, сеньор, мы следуем за вами.
Отряд тронулся. Как и говорил дон Луи, через четверть часа капатас и сорок пеонов были уже на островке. Густая трава и деревья, росшие по берегам, скрывали людей на острове так хорошо, что их невозможно было открыть ни с того, ни с другого берега.
Как только капатас отдал необходимые распоряжения пеонам, он занял место у костра. Дон Луи представил его обоим мексиканцам и Весельчаку.
Первым, кого заметил Васкес, был дон Марсиаль Тигреро. Увидев его, он не мог сдержать восклицания изумления.
-- Вот это, что называется, на ловца и зверь бежит! -- воскликнул он и разразился смехом.
-- Я не понимаю вас, -- заметил ему мексиканец, не совсем довольный этой встречей, на которую он не рассчитывал и не думал, что капатас узнает его.
-- А разве вы не дон Марсиаль Асухена по прозвищу Тигреро? -- продолжал Блаз.
-- Да, это я! -- ответил дон Марсиаль, все больше приходя в беспокойство.
-- Честное слово, мне трудно было бы поймать вас в Гуаймасе, и вдруг совершенно неожиданно я встречаю вас здесь.
-- Объясните, пожалуйста, я ничего не понимаю.
-- У меня есть к вам поручение от моей молодой госпожи.
-- Что вы говорите? -- почти закричал Тигреро, почувствовав, что сердце его подпрыгнуло от радости.
-- Только то, что я сказал, ничего более. Донья Анита хочет, по-видимому, купить у вас две ягуаровые шкуры.
-- У меня?
-- Так точно.
Дон Марсиаль продолжал глядеть на него таким ничего не понимающим взглядом, что капатас залился смехом. Этот смех заставил молодого человека прийти в себя. Он тотчас же сообразил, что тут что-то кроется и что, если он по-прежнему будет показывать свое изумление, то пробудит подозрение у храброго Блаза Васкеса, которому, по-видимому, и самому не известен ключ к загадке.
-- Да, да, правда, припоминаю, -- начал он, как бы с трудом восстанавливая что-то в своей памяти, -- я припоминаю, некоторое время тому назад...
-- Вот! -- перебил его капатас. -- Мне поручено передать вам письмо, как только я вас встречу.
-- Письмо от кого?
-- Ах! Да от моей госпожи, конечно.
-- От доньи Аниты?
-- Ну да, от кого же еще?
-- Давайте, давайте его сюда! -- встрепенувшись, вскричал Тигреро.
Капатас подал ему письмо. Дон Марсиаль схватил его, дрожащей рукой сорвал печать и жадно впился глазами в мелко написанные строки.
Окончив чтение, он спрятал письмо на груди.
-- Ну, что же пишет вам моя госпожа? -- спросил его Блаз.
-- То же самое, что и вы мне передали, -- ответил Тигреро голосом, в котором слышалось плохо сдерживаемое волнение.
Блаз Васкес потряс головой.
-- Гм! -- проговорил он про себя. -- Этот человек что-то скрывает от меня. Неужели донья Анита меня обманула?
Между тем Тигреро в волнении начал ходить по биваку, словно обдумывая какой-то план. Наконец он подошел к Весельчаку, который молча курил, нагнулся к нему и прошептал ему на ухо несколько слов, на что канадец отвечал утвердительно. Радость засветилась в черных глазах Тигреро, он сделал Кукаресу знак следовать за собой и покинул бивак.
Через несколько минут дон Марсиаль и его верный леперо, оба верхом на лошадях, переплывали узкий рукав реки, отделявший островок от берега.
Капатас увидел их, когда они уже выезжали из воды, и испустил крик изумления.
-- Что же это такое? -- растерянно обратился он к оставшимся. -- Тигреро уезжает от нас. Но куда он едет?
Весельчак лукаво посмотрел на Васкеса и ответил:
-- Вероятно, он поехал за ответом на письмо, которое вы ему вручили.
-- Весьма возможно, -- задумавшись, ответил капатас.
В это время солнце скрылось в золотом пурпуре далеко за горизонтом, за снежными вершинами Сьерры-Мадре. Ночь не замедлила окутать землю темным покровом.