Молчание длилось довольно долго, так что всем стало неловко. Граф это понял первым. Светский человек до кончиков ногтей, то есть человек, привыкший легко и незаметно выпутываться из самых трудных положений, он поднялся, с улыбкой подошел к незнакомцу, протянул ему руку и сказал, обращаясь к своим офицерам, мягким, томным голосом, совсем как в парижском салоне, с чуть заметным приветливым поклоном, в котором в то же время сквозила ирония:
-- Господа, позвольте вам представить кабальеро -- я не имею чести знать его имени, -- который, как он сам отрекомендовался, состоит в числе моих самых непримиримых врагов.
-- О, сеньор! -- подавленным голосом только и мог произнести незнакомец.
-- Слава Богу! Я в восхищении! -- живо воскликнул граф. -- Не защищайтесь, мой дорогой враг, прошу вас сесть рядом, к столу.
-- Вашим врагом я никогда не был, сеньор граф. Доказательство тому, что я сделал восемьдесят миль, чтобы просить вас об одной услуге.
-- Вы должны сначала заплатить за нее. Дела оставим до утра. Попробуйте теперь это шампанское, прошу!
Незнакомец поклонился, взял стакан и торжественно обратился к присутствующим с таким тостом:
-- Senores caballeros, пью за счастливый успех вашего похода! -- И, поднеся стакан к губам, он залпом опорожнил его.
-- В обществе вы премилый человек, кабальеро. Благодарю за тост, он ободрил нас. Он предвещает нам нечто хорошее.
-- Капитан, -- обратился к графу лейтенант Мартин, -- будьте так добры, расскажите нам, что произошло между вами и этим кабальеро.
-- С удовольствием, господа. Но только я попросил бы кабальеро, раз уж он попал ко мне в гости -- чего он так страстно, по-видимому, желал, -- я просил бы его, повторяю, быть столь любезным и открыть нам свое инкогнито, оно продолжается чересчур долго. Хотелось бы узнать, как его зовут, кого мы имеем честь принимать.
Незнакомец рассмеялся и откинул свой плащ, который до сих пор закрывал его лицо.
-- С величайшим удовольствием, кабальеро, но я думаю, что имя мое, так же, как и лицо, которое вы теперь видите, не скажет вам ничего. Мы встречались всего один раз, сеньор граф, и во время этой встречи, во-первых, было довольно темно, а, во-вторых, у вас шло слишком горячее дело с моим товарищем, так что, если даже вы и видели мои черты, то едва ли они запечатлелись в вашей памяти.
-- Действительно, сеньор, -- отвечал граф, внимательно оглядывая своего бывшего противника, -- должен признаться, что решительно не могу припомнить, чтобы я когда-нибудь встречался с вами.
-- Я это знал.
-- В таком случае, -- живо воскликнул граф, ударив рукой по столу, -- почему вы так упорно и старательно скрывали свое лицо?
-- Э! Сеньор граф, у меня на то были свои причины. Кто знает, не пожалеете ли вы сами, что заставили меня открыть свое инкогнито, которое мне хотелось бы сохранить.
Эти слова были произнесены язвительным тоном, в котором явно слышалась угроза. Это поняли все сидевшие, несмотря на видимую беззаботность незнакомца.
-- Пустяки, сеньор, -- презрительно взглянув на него, ответил граф. -- Я принадлежу к числу людей, которые подкрепляют свои слова концом своей шпаги. Но довольно чесать языком даром, говорите же нам, кто вы такой.
-- Какое из моих имен желаете вы знать, кабальеро? Мое военное имя, имя, которое я ношу в походе, или имя...
-- Говорите любое! -- нетерпеливо перебил его граф. -- Лишь бы только знать, с кем мы имеем дело.
Незнакомец поднялся, обвел всех надменным взглядом и твердым голосом начал так:
-- Я уже сказал вам, войдя в эту залу, что я сделал восемьдесят миль, чтобы просить вас оказать мне помощь. Но это неверно, я не жду ничего от вас, ни милости, ни помощи, напротив, я могу оказать вам помощь, я вам могу быть полезен. Именно для этого я и пришел сюда, и не для чего другого. Почему же вы хотите знать мое имя? Я ничем не обязан вам, а вы обязаны мне.
-- Это еще одна причина, кабальеро, -- отвечал ему на это граф, -- чтобы вы открыли нам свое имя. Я уважаю ваши права, как права всякого гостя, хотя вы и злоупотребляете ими, и не хочу заставлять вас силой открыть нам ваше имя. Но имейте в виду, что если вы немедленно же не исполните моего требования, то я вынужден буду просить вас покинуть наше общество, несмотря ни на какие блага, которые вы пришли сулить нам.
-- Вы пожалеете об этом, сеньор граф, -- продолжал незнакомец все с той же дьявольской усмешкой. -- Одно слово, кабальеро, одно только слово. Я согласен открыть вам свое имя, но только вам, так как то, что я скажу, можете слышать только вы один.
-- Позвольте! -- вмешался лейтенант Мартин. -- Это невероятно, это упорство странно.
-- Не знаю, может быть, я и ошибаюсь, -- заговорил, наконец, и капатас, -- но мне кажется, что я до некоторой степени посвящен в тайну, которая окружает кабальеро, и что если кто и смущает его, так это я.
-- Вы угадали, сеньор Блаз, -- отвечал незнакомец, слегка поклонившись ему. -- Вы видите, что я знаю и помню вас. Кроме того, вы меня знаете не только в лицо, но, к счастью для меня, и по имени, и по тому, что обо мне говорят. Ну так вот, я думаю, хотя, быть может, и напрасно, что если я произнесу вам свое имя, то вы будете упрашивать ваших друзей не слушать меня.
-- И что же из этого выйдет? -- спросил капатас.
-- Вероятно, великое несчастье, -- твердо отвечал незнакомец. -- Вы видите, что я нисколько не боюсь вас, какие бы ни были у вас намерения относительно меня. Я прошу у графа подарить мне только десять минут, после чего он может открыть кому угодно тайну, которую я ему сообщу.
Наступило молчание.
Граф де Лорайль внимательно, в упор смотрел на насмешливое лицо незнакомца и думал. Наконец незнакомец поднялся и, поклонившись графу, сказал:
-- Что должен я делать, сеньор, оставаться или уходить?
Граф бросил на него пронизывающий взгляд, но и этот взгляд не произвел никакого действия на его собеседника.
-- Останьтесь, -- произнес граф.
-- Хорошо, -- ответил незнакомец и снова сел на бутаку.
-- Господа, -- продолжал граф, обращаясь к остальным присутствующим, -- вы слышали сейчас наш разговор, прошу меня извинить и оставить нас на несколько минут.
Офицеры отряда графа поднялись и вышли.
Капатас вышел последним, окинув незнакомца таким взглядом, как будто хотел проникнуть в самые сокровенные тайники его души.
Но тот смотрел, словно мраморное изваяние. Лицо незнакомца оставалось неподвижным.
-- Ну, сеньор, -- начал граф де Лорайль, обращаясь к своему гостю, как только дверь закрылась, -- теперь мы одни, жду исполнения вашего обещания.
-- Готов удовлетворить ваше желание.
-- Как вас зовут? Кто вы такой?
-- Извольте, сеньор, -- отвечал по-прежнему с язвительной насмешкой незнакомец, -- если мы будем так говорить, то это займет очень много времени, и притом вы ничего или очень мало узнаете.
Граф подавил нетерпеливое движение.
-- Ну, так говорите, как и что хотите, -- и он махнул рукой.
-- Отлично! Таким образом мы очень скоро поймем друг друга.
-- Я слушаю.
-- Так вот, сеньор. Вы -- иностранец, приехали сравнительно недавно и не знаете ни характера местных жителей, ни здешних нравов, ни обычаев. Вы сильны связями, приобретенными вами еще на родине, и думаете, поселившись среди нас, что все пойдет по вашему желанию. Вы считаете себя умнее нас и действуете соответственно этому.
-- К делу, сеньор, к делу, -- не сдержавшись, прервал его граф.
-- Я уже перехожу к самому делу, сеньор. Итак, благодаря своим могущественным связям вы с первых же шагов оказались в совершенно исключительном положении. Вы основали великолепную колонию в самой плодородной части провинции, на границе пустыни, вы просили затем у правительства чин капитана с правом собрать отряд добровольцев из ваших же соотечественников, предназначенный для охоты за апачами, команчами и другими племенами. Оно и понятно, что из ваших соотечественников, ведь мы, мексиканцы, все такие трусы!..
-- Сеньор, сеньор, должен поставить вам на вид, что все, что вы мне говорите, по меньшей мере, совершенно бесполезно, -- с раздражением перебил его граф.
-- Вовсе не так бесполезно, как вы полагаете, -- отвечал совершенно спокойно его собеседник. -- Не волнуйтесь, вступление кончено, я перехожу к главному, наиболее интересному для вас предмету. Должен только заметить, что если вы меня не знаете, то я, наоборот, знаю вас так, как вы даже и предположить не можете.
Граф едва сдерживал себя. Он нетерпеливо ударил рукой по столу и нервно закинул ногу за ногу.
-- Я продолжаю, -- заметив его волнение, сказал незнакомец. -- Конечно, высаживаясь в Мексике, вы никоим образом, несмотря на все свое самомнение, не рассчитывали так скоро завоевать себе столь блестящее положение. Легкое счастье, однако, плохой советник. Того, что вчера казалось избытком, сегодня уже мало. Когда вы увидели, что всюду вас сопровождает успех, вы захотели сразу довершить дело и навсегда оградить себя от неожиданных превратностей счастья, которое сегодня рабски служит вам, а завтра может повернуться к вам спиной. Я не осуждаю вас. Вы поступаете, как расчетливый игрок. Я сам игрок в душе, но не расчетливый, к сожалению, хотя умею ценить это качество в других.
-- О! Боже мой, -- не выдержал наконец граф.
-- Терпение, граф, терпение. И вот вы огляделись кругом и, естественно (в этом, конечно, не могло быть никакого сомнения, так и следовало ожидать от такого умного, знающего людей человека, как вы) взоры ваши обратились на дона Сильву де Торреса. Этот кабальеро совмещал в себе все качества, которых вы могли требовать от хорошего тестя, так как вы хотели завершить начатое вами выгодным браком. Э! Вы не обманете меня теперь, мой рассказ о вашей собственной особе начинает интересовать вас. Дон Сильва добр, доверчив, кроме того, он колоссально богат, даже и для такой страны, как та, в которой мы имеем счастье беседовать с вами, где вообще состояния огромны. К тому же донья Анита, его дочь и ваша невеста, прелестна. Словом, вы вошли в дом дона Сильвы, предложили свою руку его дочери, и предложение было принято. Свадьба должна была состояться еще в прошлом месяце. Удвойте теперь ваше внимание, кабальеро, так как я перехожу к наиболее интересной части моего рассказа.
-- Продолжайте, сеньор. Вы видите, что я прилагаю все усилия, чтобы слушать вас с должным терпением.
-- Вы будете вознаграждены за вашу любезность, кабальеро, не волнуйтесь, -- сказал незнакомец с едва уловимым оттенком иронии.
-- Страстно желаю, чтобы вы поскорее закончили, сеньор.
-- И я тоже спешу. К сожалению для ваших планов, донья Анита не посоветовалась со своим отцом относительно выбора мужа. Уже давно она тайно любила одного молодого человека, которому однажды посчастливилось оказать ей важную услугу.
-- Имя этого молодого человека вы, конечно, знаете?
-- Разумеется, сеньор.
-- Так сообщите его мне.
-- Нет, не сообщу. Этот молодой человек тоже любил ее. Донья Анита и молодой человек виделись тайно от дона Сильвы и поклялись друг другу в вечной любви. Когда донья Анита по приказанию своего отца была вынуждена стать вашей невестой, она притворилась, что повинуется его приказу, так как не решилась открыто сопротивляться отцу, но она предупредила своего возлюбленного, и оба они нашли способ расстроить этот ненавистный брак.
Граф в продолжение последней части речи незнакомца поднялся и стал нервно ходить взад и вперед по зале. При последних словах он остановился перед гостем.
-- Таким образом, -- мрачно насупившись, проговорил он, -- нападение в Ранчо...
-- Было средством, к которому прибег молодой человек, чтобы избавиться от вас, сеньор, -- невозмутимо докончил незнакомец.
-- Следовательно, этот молодой человек -- подлый разбойник! -- заметил на это граф с глубочайшим презрением.
-- Ошибаетесь, кабальеро. Он хотел только заставить вас отказаться от вашего намерения жениться на донье Аните. Доказательство в том, что жизнь ваша была в его руках, но он не воспользовался этим.
-- В конце концов, -- воскликнул граф, -- разбойник он или нет, но скажите же мне, кто он! Надеюсь, вы окончили свой рассказ?
-- Нет еще. После случая в Ранчо вы должны были продолжать свой путь на асиенду вместе с вашим будущим тестем и невестой. Но и там вас преследовала ненависть возлюбленного доньи Аниты, не давая вам ни минуты покоя. На вас напали апачи.
-- Ну и что же?
-- Ну, и... все говорить вам? Разве вы не понимаете, что этот молодой человек был в союзе с краснокожими?
-- И донья Анита знала это?
-- Я не могу утверждать этого, но весьма вероятно.
-- О!
-- Хорошо было устроено, не правда ли?
Граф до крови закусил губу, еле сдерживаясь.
-- А знаете вы, кем похищена донья Анита?
-- Знаю.
-- Так, значит, не краснокожими?
-- Нет.
-- Этим молодым человеком?
-- Да, этим молодым человеком.
-- А ее отец, дон Сильва де Торрес, он также захвачен им?
-- Да, но могу вас уверить, совершенно против своей воли.
-- Где же в настоящее время дон Сильва?
-- Спокойно живет в своем доме в Гуаймасе.
-- А его дочь с ним?
-- Нет.
-- Так, значит, она с этим молодым человеком?
-- Вы просто ясновидящий, дорогой граф.
-- А знаете вы, где они сейчас находятся?
-- Знаю.
Быстрее молнии граф ринулся на незнакомца, левой рукой схватил его за горло, а правой приставил пистолет к груди его.
-- Ну, теперь, несчастный, -- прохрипел он, -- ты... ты скажешь мне, где они?
-- А, вот вы в какую игру желаете играть со мной? Но вы меня не поняли, -- нисколько не изменившись в лице, проговорил незнакомец. -- Впрочем, я к вашим услугам, кабальеро.
С этими словами он распахнул плащ, и граф увидел перед собой дула двух направленных на него пистолетов, которые незнакомец держал в руках.
Движение это было таким быстрым, что граф не успел упредить его. Он опустил пистолет, заткнув его за пояс.
-- Я с ума сошел, -- пробормотал он, -- простите меня, я не сдержался и вспылил.
-- От всей души! -- ответил незнакомец, кладя пистолеты на стол рядом с собой.
-- Простите меня еще раз. Теперь я подумал и успокоился. Я вижу, что вы хотите быть мне полезным.
Незнакомец утвердительно кивнул головой.
-- Есть еще одна вещь, которой я не могу найти объяснение, -- продолжал граф.
-- Какая? -- спросил незнакомец.
-- Для чего вы все это мне сообщаете?
-- Все очень просто.
-- Премного обяжете, если объясните мне это.
-- С удовольствием, кабальеро. Ведь на вас напали в Ранчо двое незнакомцев?
-- Да.
-- Я тот самый, которого вы опрокинули.
-- А-а! -- с какой-то особенной интонацией в голосе протянул граф.
-- Одним словом, меня зовут Кукарес, я -леперо, то есть человек, предпочитающий солнце тени, покой -- труду удар кинжала, когда он хорошо оплачивается, -- самоотречению, которое ничего не приносит. Ну, поняли меня?
-- Вполне.
-- Итак, мы можем сговориться?
-- Думаю, можем.
-- Гм! И я того же мнения. Вот это-то и привело меня сюда.
-- Еще один вопрос.
-- Говорите.
-- Но ведь вы изменяете своим друзьям, предаете их?
-- Я? Каких?
-- Тех, которым вы до сих пор служили.
-- Человек, подобный мне, кабальеро, не имеет друзей, у него есть только клиенты.
-- Клиенты или друзья, но ведь вы все-таки совершаете измену?
-- Мы с ними покончили счеты, ни они не должны мне, ни я им, мы расквитались. Вы видите, кабальеро, в каждом деле существуют две стороны, и каждую умный человек может обратить себе на пользу. Я извлек все, что я мог, из первой, теперь же я хочу попытать счастье на второй.
Граф слушал, как леперо развивал свою теорию двустороннего пользования обстоятельствами, с изумлением и омерзением. Цинизм, такой откровенный, ничем не прикрытый, против воли поражал его, но граф де Лорайль, несмотря ни на что, устоял. Наставления его парижского друга барона Спурцгейма пошли впрок.
-- Мы скажем, что вы пришли оказать мне услугу.
Леперо улыбнулся.
-- Думаю, мы сторгуемся, -- ответил он. -- Я говорю это сейчас, наедине, чтобы не бередить совести этих кабальерос, которые вышли отсюда, когда я входил, но с вами я буду откровенен.
-- Что вы хотите сказать?
-- То, что я пришел сюда, чтобы все это продать.
-- Идет.
-- Я не продам дешево.
-- Ну что же!
-- Я дорого возьму.
-- Все равно, лишь бы стоило того.
-- Ну и отлично! -- радостно воскликнул леперо. -- Вы именно тот человек, которого я хотел найти. Так можете, любезный граф, смело положиться на меня.
-- Приходится, так как ничего другого не остается.
-- Что делать? Все люди таковы: сегодня я -- вам, завтра вы -- мне. Ба-а! Несколько тысяч пиастров за такое дело нечего жалеть.
-- Ну так, прежде всего, имя моего соперника?
-- Это будет стоить вам пятьдесят унций. Ведь это не дорого?
-- Вот они, -- отвечал граф и положил на стол требуемую сумму.
Леперо, словно в бездонную пропасть, сбросил их со стола в свой огромный карман.
-- Ваш соперник, кабальеро, зовется дон Марсиаль, он же Тигреро. Он страшно богат.
-- Дон Сильва, кажется, произносил это имя.
-- Возможно, но дон Сильва терпеть его не может, особенно после того, как дон Марсиаль спас его дочь.
-- Действительно, я и это припоминаю, дон Сильва говорил об этом несколько раз. Теперь, каким образом дон Марсиаль похитил донью Аниту?
-- Очень просто. Стоило ему только проникнуть в крепость, как она уже готова была следовать за ним куда угодно. Во время битвы с апачами он усадил донью Аниту в пирогу, в которую я раньше уже втащил ее отца, связанного, с заткнутым ртом. Затем мы поплыли. Всю ночь плыли мы по реке, чтобы скрыть всякие следы нашего бегства. На рассвете мы были уже в пятнадцати милях. Здесь мы уже не боялись, что нас откроют, и пристали к берегу. Индейцы мансос продали нам лошадей, дон Марсиаль поручил мне препроводить отца молодой девушки в Гуаймас, я исполнил это поручение. Дон Сильва не желал следовать за мной, но в конце концов мне у далось доставить его домой. Я оставил его там и присоединился к дону Марсиалю, который поручил мне принести кое-какие вещи и ждал меня в условленном месте.
-- Так, -- проговорил граф, -- но почему же вы разошлись с ним?
-- Боже мой! Кабальеро, мы разошлись, как это бывает между лучшими друзьями, вследствие недоразумения.
-- Отлично! Он вас прогнал?
-- Почти что так, должен сознаться.
-- Давно вы разошлись с ним?
Леперо прищурил правый глаз.
-- Нет, -- ответил он.
-- Можете вы показать дорогу туда, где он в настоящее время находится?
-- Когда угодно.
-- Отлично. Далеко это отсюда?
-- Нет, но простите, кабальеро, давайте все по порядку.
-- А именно?
-- Сколько вы мне дадите, чтобы узнать, где находятся дон Марсиаль и донья Анита?
-- Двести унций.
-- Идет.
-- Вот они.
Граф подошел к железному ящику в углу залы, достал оттуда несколько пригоршней золота и передал его леперо.
-- С вами приятно иметь дело, -- проговорил Кукарес, присоединив новые золотые к прежде положенным. -- Вот теперь вы сами, вероятно, согласитесь, что я был прав, говоря, что пришел оказать вам услугу.
-- Это правда, и я вам очень благодарен. Так где же донья Анита и дон Марсиаль?
-- Они в миссии Сан-Франциско. А теперь я прошу у вас позволения покинуть вас.
-- Нет, я не дам пока этого позволения.
-- Почему же?
-- По двум причинам: во-первых, потому что, хотя я и питаю полное доверие к вам, я еще не убедился, что вы говорили мне правду.
-- О! -- проговорил леперо, и тоном, и жестом показывая, что в правдивости его слов не может быть ни малейшего сомнения.
-- Это верно, это верно, я это хорошо знаю, но что вы хотите, я по природе очень недоверчив.
-- Хорошо, я останусь. Но в чем заключается вторая причина?
-- Вот в чем: теперь я, в свою очередь, хочу попросить вас об одной услуге.
-- За плату?
-- Ну, разумеется.
-- К вашим услугам.
-- Я вам дам сто унций, если вы проведете меня к моему сопернику.
-- Caspita! -- вскричал леперо.
-- Еще сто унций, -- повторил граф.
-- Я понимаю. Сто унций -- это прекрасная вещь! Но видите ли, кабальеро, я, во-первых, костеньо, житель берега, а, во-вторых, леперо. Жизнь в пустыне мне не подходит, она вредна для моего здоровья. Я дал себе слово бросить ее. Дорога отсюда в миссию Сан-Франциско трудная, надо идти по настоящей пустыне. Нет, это невозможно.
-- Досадно, -- холодно проговорил граф.
-- Да.
-- Так как я хотел предложить вам не сто, а двести унций.
-- Ну? -- насторожившись, переспросил его собеседник.
-- Но так как вы отказываетесь -- ведь вы отказываетесь, не правда ли? -- то я, к моему сожалению, вынужден вас расстрелять.
-- Неужели?! -- с ужасом воскликнул леперо.
-- Конечно, -- продолжал граф невозмутимо. -- Послушайте меня, любезнейший, вы очень ловкий человек, и если вы нашли в этом деле две стороны, то, кто вас знает, может быть, вы найдете и третью.
И прежде чем Кукарес успел что-либо сообразить, граф быстрым движением схватил пистолеты, которые лежали на столе.
Леперо побледнел.
-- Позвольте, позвольте, кабальеро, -- заговорил он неуверенным голосом. -- Если уж вы так этого желаете, то я почувствовал бы себя глубоко несчастным, если бы не угодил вам. Я согласен на двести унций.
-- Ну, вот так-то лучше! -- тихо проговорил граф. -- Я и сам был уверен, что мы в конечном счете поймем друг друга.
Он вынул из железной кассы золото. Стоя у кассы спиной к Кукаресу, граф не мог заметить той особенной улыбки, в которую сложились губы леперо. Если бы он увидел ее, то не стал бы в душе поздравлять себя с так легко доставшейся победой.