Медвежонок Железная Голова испытывает приятную неожиданность благодаря своему брату-матросу
Флибустьеры шли быстрым шагом; через несколько минут они достигли деревни. Улицы были темны, безмолвны и пустынны. Лишь кое-где собака, потревоженная появлением чужих людей, приветствовала их продолжительным лаем и снова засыпала.
Бартелеми обошел дом губернатора и через несколько минут остановился перед низенькой калиткой в садовой стене, полускрытой ползучими растениями, которые падали с высоты стены зелеными спиралями почти до земли.
-- Вот мы и пришли, любезный друг, -- сказал он спутнику.
-- Войдем, -- с живостью ответил Медвежонок.
-- Спешить не к чему; та особа, которая должна ввести нас, появится за этой калиткой не раньше чем через четверть часа.
-- Стало быть, нас ждут? -- осведомился Медвежонок с тайным биением сердца.
-- Ждут меня, брат. На твое столь скорое прибытие не рассчитывали. Пойдем в эту беседку у лимонных и апельсинных деревьев, там мы будем ограждены от любопытных взглядов и сможем спокойно потолковать о наших делах.
Медвежонок молча последовал за товарищем; когда же оба расположились на траве, Бартелеми продолжал тихим голосом:
-- С какой целью прибыл ты сюда на двух судах и, вероятно, с большим числом людей?
-- Я отвечу тебе коротко, брат, и правдиво, по своему обыкновению. Я люблю донью Эльмину; она не знает о моей любви, однако, когда мы расставались с нею, я поклялся, что моя жизнь принадлежит ей. Я говорил, что если когда-нибудь понадобится, то я по первому ее призыву явлюсь на помощь. Она призвала меня -- и я тут.
-- Ты знаешь, что отец хочет выдать ее замуж?
-- Да, за мексиканца.
-- Знаешь ты этого мексиканца?
-- Откуда же мне знать его?
-- Это правда. Когда ты исполнишь задачу, которой задался, какой награды ожидаешь ты за свою преданность?
-- Никакой, брат, -- ответил капитан, грустно покачав головой, -- я ни на что не надеюсь, не смею ни оглянуться на самого себя, ни спросить свое сердце. Я с ума схожу, люблю, страдаю -- и все тут.
Бартелеми пожал ему руку. Воцарилось продолжительное молчание.
-- Кстати, -- вдруг сказал буканьер, -- куда девался твой бывший хозяин?
-- Пальник?
-- Он сам.
-- Советом флибустьеров был осужден на смерть и брошен на Акульем утесе.
-- Ты уверен, что он умер?
-- Разве ты имеешь повод предполагать противное?
-- Ничего не предполагаю, брат, сохрани меня Боже! Только по моему мнению, недостаточно раздавить голову змеи, надо еще оторвать ее от туловища, чтобы окончательно убедиться, что она убита.
-- Что ты хочешь сказать?
-- Теперь не могу говорить яснее. Я обещал молчать, а ты знаешь, Медвежонок, что я никогда не изменяю своему слову. Не расспрашивай же меня больше, но прими последний совет: что бы ты ни предпринимал, будь осторожен.
-- Спасибо, брат.
-- Теперь встанем и пойдем. Нас, должно быть, уже ждут. Они немедленно поднялись с травы и пошли к калитке, в которую Бартелеми тихонько постучал. Нежный голос произнес одно слово:
-- Вера!
-- Надежда, -- ответил сейчас же Бартелеми. Калитка приоткрылась; флибустьеры проскользнули в отверстие.
-- Вы не одни, капитан? -- с изумлением, почти с испугом вскричала донья Лилия.
-- Успокойтесь, сеньорита, -- почтительно сказал флибустьер, -- я обещал вам и привожу Медвежонка Железная Голова.
-- Вы очень добры, благодарю вас, сеньор кабальеро, -- с чувством продолжала девушка и, грациозно поклонившись двум мужчинам, прибавила: -- Следуйте за мной, сеньоры. Эльмина не смела надеяться на такое счастье. Не опасайтесь, что кто-нибудь вас увидит, в доме все спят.
Флибустьеры склонили голову в знак согласия и последовали большими шагами за девушкой, которая весело, почти бегом шла впереди них.
Вскоре все трое были у входа в беседку, где неподвижно стояла донья Эльмина, встревоженная, бледная, нагнув вперед голову и пристальным взглядом как бы стараясь проникнуть во мрак и уяснить для себя природу смутного шума, уже несколько минут долетавшего до ее ушей.
-- Это вы! -- воскликнула она с глубоким чувством при виде капитана.
Тот остановился, стал на одно колено и почтительно снял шляпу.
-- Вы позвали меня, сеньорита, -- сказал он, -- и я тут.
Девушка приложила руку к сердцу и прислонилась к переплетенной ветвями стене беседки.
Донья Лилия бросилась поддержать ее, но кузина мягко отвергла ее помощь и протянула руку Медвежонку.
-- Встаньте, сеньор кабальеро, -- сказала она ему дрожащим голосом, -- такое положение пристало только тому, кто молит, но не избавителю; сердце не обмануло меня, я надеялась на вас.
Медвежонок встал, почтительно поцеловав руку девушки, и, склонив голову перед ней, сказал:
-- Располагайте мной, сеньорита. Только откройте мне, что я могу сделать для вас. Как бы ни велики были препятствия и опасности, клянусь, я избавлю вас от ваших врагов во что бы то ни стало. Господь поможет мне!
-- У меня только один враг, сеньор кабальеро, -- с грустью ответила девушка, -- но, увы, враг этот всесилен в Картахене.
-- Я полагал, что ваш отец -- единственная власть в городе.
-- Это правда, сеньор кабальеро, но тот человек или, вернее, демон овладел моим отцом до такой степени, что дон Хосе Ривас видит все окружающее только его глазами и думает так, как хочет он; не далее как месяц тому назад в этом старом доме, где мы теперь находимся, отец обещал ему мою руку.
-- А вы этого человека не любите, сеньорита? -- с живостью спросил Медвежонок.
-- Люблю ли? -- с содроганием вскричала девушка. -- Я ненавижу его, он вселяет в меня ужас. Уж лучше умереть, чем принадлежать ему.
Капитан поднял голову и оглянулся вокруг сверкающим взглядом.
-- Успокойтесь, сеньорита, вы не выйдете за него; он осужден и умрет. Ведь он мексиканец?
-- Слывет за мексиканца.
-- Разве вы полагаете...
-- Он как две капли воды похож на другого.
-- А кто этот другой?
-- Вы знаете его.
-- Я?
-- Помните вашу страшную партию с буканьером, пленницей которого я была?
-- Ведь тот буканьер умер, сеньорита.
-- Действительно ли умер? Вы уверены в этом?
-- О, капитан, -- робко вмешалась донья Лилия, со страхом прижимаясь к своей подруге, -- это он, я убеждена, это наверняка он. Подобное сходство невозможно.
Мрачное облако легло на лицо капитана Медвежонка Железная Голова. Он медленно повернулся к Бартелеми, который стоял в двух-трех шагах позади него, опираясь на свое ружье.
-- Брат, -- протягивая ему руку, сказал Медвежонок с грустью, -- ты должен знать всю правду. Отчего же ты молчишь?
При этом внезапном и прямом вопросе флибустьер вздрогнул, нервный трепет пробежал по его телу, он побледнел и, стукнув оземь прикладом ружья, сказал хриплым, едва слышимым голосом:
-- Зачем спрашивать меня, Медвежонок, когда ты знаешь, что я не могу отвечать?
-- Прости, Бартелеми, я виноват, -- откровенно признался капитан, -- но теперь знаю достаточно, чтобы принять меры. Сеньорита, -- обратился он к донье Эльмине, -- как зовут этого человека?
-- Дон Энрике Торибио Морено.
-- Так и есть! -- пробормотал Медвежонок Железная Голова. -- А на какой день назначен брак? -- спросил он.
-- Окончательно время еще не назначено, но он должен совершиться скоро.
-- Повторяю, успокойтесь, этому браку не бывать, клянусь вам честью!
-- Увы! Что можете вы сделать против такого количества врагов, в чужом краю и почти один? Я была не права, призвав вас на помощь. Предоставьте меня моей печальной участи, не затевайте этой страшной борьбы, капитан, умоляю вас.
-- Когда человек, подобный мне, дает клятву, сеньорита, никакая человеческая власть не в силах помешать ему сдержать ее.
-- Но вы подвергаете опасности свою жизнь из-за меня, посторонней вам, и вдобавок представительницы враждебной нации.
-- Я так мало ценю жизнь, сеньорита, что не считаю нужным беречь ее, когда речь идет о вашем счастье.
-- Аесли я хочу, чтобы вы берегли ее? -- вскричала донья Эльмина. Отчаяние сквозило в ее взгляде.
-- Господь решит это, сеньорита, -- с унынием сказал капитан, -- клянусь, что спасу вас или умру. Да хранит вас Бог! Позвольте мне теперь проститься с вами. Вскоре, как полагаю, я буду иметь счастье видеть вас опять. Надейтесь, сеньорита.
Он почтительно раскланялся с обеими девушками и быстро ушел в сопровождении Бартелеми. Донья Лилия пошла за ними вслед, чтобы указывать дорогу.
Оставшись одна, донья Эльмина с минуту стояла неподвижно, потом вдруг упала на колени, сложила руки и, воздев к небу полные слез глаза, воскликнула:
-- Сохрани его, о Боже, Боже мой! Ведь я люблю его! И она рухнула на землю без чувств.