Дон Торибио Морено начинает тревожиться
Сеньор дон Энрике Торибио Морено чувствовал смутное беспокойство.
Несмотря на щедро розданные им деньги, несмотря на меры предосторожности, которые он принял, чтобы упрочить успех своего дерзкого замысла, бывший буканьер находился под влиянием безотчетного предчувствия, которое никогда не обманывает. Временами ему представлялось, что небосвод вокруг него опускается все ниже и ниже и на него мало-помалу набегают грозные тучи.
Между тем вокруг него не происходило никаких видимых изменений.
Приятели были все также внимательны, знакомые кланялись с таким же корыстным подобострастием, губернатор и комендант гарнизона встречали его с прежней улыбкой.
Дважды навещал он донью Эльмину, и в оба раза девушка, отбросив обычную холодность, приветствовала его улыбкой и беседовала с ним почти дружески.
Что же происходило? Отчего дона Торибио Морено невольно волновали смутные опасения? Он сам не мог бы сказать этого.
Предполагать, что подобный человек способен испытывать угрызения совести, было бы совершенно ошибочно.
Дон Торибио Морено, по природе своей дикий зверь в полном смысле этого слова, был из тех свирепых натур, созданных для злодейских поступков, которые, по счастью, встречаются реже, чем полагают, у которых не существует даже зачаточных представлений о морали и нравственности и которые творят зло, уступая инстинкту, почти с наслаждением, даже не сознавая, какие преступления совершают. Злодеяния представляются им действиями обыденными.
Дон Торибио не доверял никому.
Против воли вынужденный прибегнуть к помощи Бартелеми, чтобы достигнуть своей зловещей цели, он, однако, не полагался на верность Берегового брата, помня, сколько зла причинил ему за время их знакомства.
Он стремился избавиться, и чем скорее, тем лучше, от соучастника, который мешал ему, и мы видели выше, какие меры уже были приняты им на сей счет.
Но он боялся, что Бартелеми упредит его. Чем меньше оставалось времени до срока, назначенного для похищения девушек, тем внимательнее наблюдал мексиканец за своим соучастником, по возможности не теряя его из виду.
Только страх измены со стороны капитана Бартелеми причинял беспокойство дону Торибио.
Поучительный страх этот можно бы назвать предчувствием.
Однажды, часов в пять пополудни, он отправился на шхуну "Санта-Каталина", стоявшую, как уже говорилось, на большом рейде.
В ту минуту, когда он подходил к правому борту судна, лодка, которую он рассмотреть не мог, внезапно отчалила от левого борта и капитан Бартелеми, обменявшись безмолвным знаком с людьми, сидящими в ней, поспешно перешел на другую сторону палубы и бросился навстречу мексиканцу.
Действия капитана не прошли незамеченными для дона Торибио: поспешность друга, который, как ему было известно, менее кого-либо на свете подчинялся требованиям этикета, разумеется, показалась ему подозрительной.
Он слегка нахмурил брови.
-- Что ты там делал? -- спросил он с равнодушным видом, однако внимательно озираясь вокруг.
-- Там? Где же это, любезный друг? -- изумился флибустьер.
-- Нагнувшись над левым бортом.
-- Я прощался с лейтенантом судна, которое ты видишь там на якоре, в двух кабельтовых от нас. Оно пришло ночью; это береговое судно из Веракруса. Чтобы легче стать на фертоинг [ фертоинг -- способ стоянки судна на двух якорях ], они протянули к нам канат.
Дон Торибио поглядел в ту сторону.
-- Странно, -- сказал он задумчиво, -- корабль мне как будто знаком.
-- В этом нет ничего удивительного, -- заметил Бартелеми, -- не в первый раз приходит он в Картахену. Что привело тебя сюда? Ты собирался сообщить мне о чем-то важном?
-- Ровно ни о чем; я просто приехал повидаться с тобой.
-- Только-то?
-- Да, -- ответил дон Торибио рассеянным тоном и прибавил как бы про себя: -- Решительно, этот корабль мне знаком.
Флибустьер улыбнулся.
-- Твоя идея приехать сюда просто прекрасна, -- воскликнул он, -- я ждал тебя с нетерпением.
-- А!
-- Тебе, видишь ли, нечего мне сообщить, но зато мне нужно побеседовать с тобой о многом.
-- Говори, но коротко.
-- То, что я должен сказать тебе, очень важно, приятель, никто не должен нас слышать. Ступай за мной в каюту.
Дон Торибио поглядел флибустьеру прямо в глаза; тот улыбался.
-- Это что, действительно очень важно? -- пробормотал мексиканец.
-- Настолько важно, что, не появись ты сам на шхуне, любезный друг, я был бы вынужден сегодня же отправиться на берег, чтобы повидаться с тобой.
-- Ого! В чем же дело?
-- Пойдем, и ты узнаешь.
Дон Торибио, хотя и неохотно, решился в конце концов последовать за капитаном в каюту, бросив последний долгий взгляд на неизвестное судно, вид которого внушал ему все большие подозрения, хотя он не мог дать себе отчет в причинах этого беспокойства.
Капитан Бартелеми придвинул стул гостю, достал из шкафчика бутылку рома и налил два стакана.
-- За твое здоровье, -- сказал он.
-- За твое.
Бартелеми набил себе трубку, закурил ее и откинулся на спину стула со словами:
-- Теперь поговорим.
-- Пожалуй, -- ответил мексиканец. Воцарилось продолжительное молчание. Капитан словно совсем забыл про своего приятеля.
Тот терпеливо ждал несколько минут, но когда собеседник совсем углубился в свои мысли и, по-видимому, перестал замечать его присутствие, мексиканец вскричал, стукнув кулаком по столу:
-- Ну же!
-- Что? -- холодно откликнулся капитан.
-- О чем таком важном ты собирался мне сообщить? Говори!
-- Разумеется, буду говорить. Об этом и думаю.
-- И дело очень важное?
-- Суди сам, приятель.
-- Так говори же скорее.
Капитан устремил на него лукавый взгляд и тем насмешливым тоном, который всегда принимал, разговаривая с прежним братом-матросом, наконец произнес:
-- Что ж, я готов... Дело наше все еще должно состояться? -- задавая этот вопрос, капитан Бартелеми окружил себя густым облаком дыма.
-- Конечно.
-- Послезавтра?
-- Послезавтра; но к чему ты клонишь?
-- К тому, любезный друг, -- ответил Бартелеми еще насмешливее, -- что пора бы нам и счеты свести.
-- Свести счеты? Какие? -- вскричал мексиканец в изумлении.
-- Да наши счеты. Уж не воображаешь ли ты, чего доброго, что я буду служить тебе с завязанными глазами, не зная, что это принесет мне? Ведь я сказал, что мои услуги обойдутся тебе недешево. Дело делом, любезный друг, но ты втянул меня в такие неблаговидные проделки, что я не могу не принять мер предосторожности.
-- Если ты привел меня сюда для этого только, -- посмеиваясь, возразил дон Торибио, -- то очень жаль, дружище. У меня сегодня уйма хлопот, я больше никак не могу оставаться здесь; в другой раз -- пожалуй, завтра -- я буду весь к твоим услугам.
Он осушил свой стакан и встал.
-- Как хочешь, -- ответил Бартелеми, не трогаясь с места, -- но, честное слово, я думаю, что ты не прав, любезный друг.
-- Ба! -- откликнулся дон Торибио и сделал шаг к двери.
-- До свидания, приятель. Ах, кстати, меня предупредил вчера ловец жемчуга, который возвращался из открытого моря, что неподалеку от берега крейсирует сильная флибустьерская эскадра.
-- Что такое? -- мексиканец побледнел как мертвец и кинулся назад к капитану. -- Что ты говоришь, Бартелеми? Сильная флибустьерская эскадра?
-- Ну да.
-- Ты уверен?
-- Еще бы, когда я видел ее собственными глазами! Ты понимаешь, я надеюсь, что обстоятельство это очень важно для меня, и потому я тотчас удостоверился сам, верны ли слухи... Но что же ты, любезный друг, смотришь так растерянно, вместо того чтобы радоваться?
-- Я смотрю растерянно? -- вскричал дон Торибио, стараясь возвратить себе внешнее хладнокровие. -- Ты с ума сошел, приятель! С какой стати мне глядеть растерянно? Но скажи, пожалуйста, не догадываешься ли ты, что намерены предпринять Береговые братья?
-- Не только догадываюсь, но прекрасно знаю. На кораблях эскадры по меньшей мере тысяча пятьсот человек, набранных из самых храбрых флибустьеров и буканьеров; они просто хотят овладеть Картахеной.
-- Овладеть Картахеной? Какой вздор! -- вскричал, подпрыгнув от изумления, мнимый мексиканец. -- Это чистое безумие!
-- Твоего мнения не разделяют Береговые братья, уверяю тебя, приятель! Напротив, они надеются на успех.
Дон Торибио опять опустился на стул, дрожа всем телом; лицо его обрело зеленовато-бледный оттенок.
Бартелеми сделал вид, будто не замечает состояния своего "друга".
-- Смелая затея, не правда ли? -- заметил он, раскуривая трубку, которая успела погаснуть.
-- Очень смелое, правда, но откуда же ты знаешь все это?
-- О! Все чрезвычайно просто, любезнейший друг: я виделся с их предводителями. Ведь ты же понимаешь, надеюсь, что, заброшенный более года назад в этот край, находясь в положении почти что пленника, я не мог упустить счастливый случай, представившийся мне, чтобы вырваться на свободу. Я преспокойно отправился ночью на судно командующего экспедицией.
-- Продолжай же.
-- А-а! Ты уже передумал немедленно отправиться на берег? Видно, разговор становится для тебя интересен.
-- Очень даже.
-- Их вожаки -- между прочим будь сказано, все мои старые друзья, -- приняли меня с распростертыми объятиями и, разумеется, принялись выспрашивать у меня разные сведения, которые я и сообщил им с превеликой охотой.
-- А кто ими командует? Можешь ты назвать мне их имена?
-- Конечно, любезный; во-первых, Олоне, потом Польтэ, Пьер Легран и еще два-три наших брата.
-- И Медвежонок с ними?
-- Какой Медвежонок? Железная Голова?
-- Именно.
-- Не знаю; его я не видел. Дон Торибио перевел дух.
-- Продолжай, -- опять повторил он.
-- Я рассказал почти все. Мы с ними потолковали, они спросили меня, могу ли я быть им полезен, и, как ты понимаешь, я ответил утвердительно. Я полностью отдал себя в их распоряжение, чтобы со своей стороны способствовать успеху их предприятия. Я даже прибавил, что нас здесь двое Береговых братьев, способных благодаря своему положению оказать им пользу. По-моему, я поступил правильно.
-- Так они знают, что я здесь?
-- То есть им известно, любезный друг, что в Картахене двое авантюристов: я и другой Береговой брат.
-- Но ведь другой-то, тысяча чертей, это я!
-- Конечно, но что ж тут такого?
-- Если им не удастся, я разорен.
-- Разорен, ты? Да ты с ума сошел, что ли? Никто в Картахене тебя не знает, а ты настолько вошел в свою роль мексиканца, что...
-- Здесь в Картахене это возможно, но они, флибустьеры... Береговые братья... наши товарищи, наконец...
-- Ну и что? Они тебя также не знают. Не воображаешь ли ты, чего доброго, что я был таким олухом и прямо объявил твое имя, не будучи уверен в успехе их предприятия?
-- Это правда? -- вскричал дон Торибио, в порыве радости схватив капитана за руку. -- Они не знают моего имени?
-- Вовсе не знают.
-- Слушай, старый дружище, -- совсем растерянно заговорил мнимый мексиканец, -- все это до того поразило меня, что я сам не знаю, что сказать. Дай мне время подумать, я отвечу тебе сегодня вечером. Знай только одно: ты тут говорил, что нам надо свести счеты, не правда ли? Даю тебе слово, если ты будешь мне верным и добрым товарищем, награда превзойдет все твои желания.
-- Спасибо, -- с усмешкой ответил капитан. -- Я принимаю обещание.
-- Но и ты со своей стороны...
-- Буду нем, это решено.
Дон Торибио выбежал, как полоумный, из каюты, спустился в свою лодку и поспешно удалился от шхуны, даже не простившись с капитаном.
-- Все это прекрасно, -- посмеиваясь, пробормотал флибустьер, как только остался один, -- но лишняя предосторожность не помешает. Мне не следует терять из виду этой ехидны; никогда нельзя быть полностью уверенным, что принял все меры предосторожности против нее.