Доминик шел медленно, всячески оберегая раненого от резких толчков и, несмотря на горячее желание как можно скорее попасть на ранчо, не понукал лошадь. Дорога была ухабистой, трудно проходимой, и он не хотел рисковать.
Поэтому радости молодого человека не было предела, когда, приблизившись к ранчо, он увидел, что кто-то бежит ему навстречу.
-- Эй! -- крикнул Доминик. -- Идите же скорее! Я вас заждался!
-- Что это значит, Доминик? -- спросил Оливье по-французски. -- Зачем это вам понадобились?
-- Ослепли вы что ли? Не видите разве, что я везу раненого?
-- Раненого! -- вскричал Оливье, сразу очутившись рядом с молодым человеком. -- О каком еще раненом вы говорите?
О том, которого я хорошо ли, плохо ли привез на своем коне и которого с великим удовольствием увидел бы в хорошей постели, что ему крайне необходимо. Ведь он чудом остался жив!
Оливье молча поднял сарапе, наброшенное на лицо раненого, и долго на него смотрел с выражением ужаса, скорби, гнева и досады.
Мертвенная бледность покрыла лицо Оливье, дрожь пробежала по телу, глаза, устремленные на раненого, метали молнии.
-- О! -- сдавленным голосом произнес Оливье. -- Этот человек жив! Я не мог ошибиться. Это он! Он!
Доминик, недоумевая, смотрел на Оливье, не зная, что и думать.
Потом с гневом произнес:
-- Что все это значит? Я спасаю человека. Бог знает, с какими трудностями привожу его сюда, а меня вот как встречают!
-- Радуйся, -- с горечью сказал Оливье, -- ты совершил доброе дело, с чем тебя и поздравляю. Скоро ты увидишь плоды своих забот.
-- Ничего не понимаю! -- вскричал молодой человек.
-- Зачем тебе понимать, бедный мальчик! -- Оливье пожал плечами. -- Ты поступил по велению сердца без всяких раздумий. Мне не в чем тебя упрекнуть. И я не стану ничего объяснять.
-- Вы должны объяснить!
-- Ты знаешь этого человека?
-- Откуда я могу его знать?
-- А раз не знаешь, зачем привез на ранчо, никого не предупредив?
-- Все очень просто. Я возвращался из Чолулы, когда нашел его умирающим на дороге. Разве не должен был я из человеколюбия оказать ему помощь? Ведь он -- христианин!
-- Да, да, -- с иронией ответил Оливье, -- ты поступил благородно. -- И уже совсем другим тоном добавил: -- Это краснокожие, среди которых ты жил, научили тебя милосердию? -- И, не дав Доминику слова сказать, произнес: -- Ты совершил недоброе дело, но хватит об этом: что сделано, то сделано. Лопес проводит его в подземелье, и о нем позаботятся. Иди, Лопес, не теряй времени, а я поговорю с Домиником.
Доминик между тем уже раскаивался в том, что так легко поддался жалости и спас совершенно незнакомого ему человека.
После ухода Лопеса Оливье долго молчал, погруженный в свои думы, потом наконец сказал:
-- Ты говорил с ним?
-- Так, урывками.
-- И что он тебе сказал?
-- Сказал, что стал жертвой нападения.
-- Больше ничего?
-- Почти ничего.
-- Назвал он тебе свое имя?
-- Я не спрашивал.
-- Но он должен был себя назвать.
-- Пожалуй, да. Он еще сказал, что недавно прибыл в Веракрус, откуда и ехал в Мексику, и по дороге на него напали разбойники.
-- А кто он, этого от тоже не говорил?
-- Нет, ни слова.
-- Выслушай же меня, Доминик, и не сердись за то, что я скажу.
-- От вас, господин Оливье, я готов выслушать все что угодно.
-- Помнишь, как мы познакомились?
-- Помню, хотя был тогда совсем ребенком, несчастным и больным, умирал с голоду на улицах Мексики. Вы сжалились надо мной, одели и накормили. Потом обучили грамоте.
-- Дальше, дальше.
-- Вы отыскали моих родителей, точнее, людей, меня воспитавших.
-- Дальше?
-- Что было дальше, вы знаете не хуже меня, господин Оливье.
-- Возможно, но я хочу, чтобы ты все это сейчас повторил.
-- Как вам будет угодно. Однажды вы пришли на ранчо и увели меня в Сонору и Техас, где мы охотились на бизонов. А через два или три года благодаря вам меня усыновило племя команчей. Вы приказали мне жить в прериях и вести жизнь охотника, пока не заберете снова к себе.
-- Память у тебя, я смотрю, хорошая, -- заметил Оливье. -- Продолжай!
-- Я остался жить с индейцами, охотился. Полгода назад вы приехали на берег Рио-Джила, где я тогда находился, и велели, мне следовать за вами. Я повиновался беспрекословно. Разве я не принадлежу вам душой и телом?
-- И сейчас тоже?
-- Разумеется! Вы мой единственный друг!
-- Благодарю. Ты будешь мне и впредь повиноваться?
-- Не колеблясь, клянусь!
-- Это я и хотел узнать. А теперь слушай меня внимательно. Человек, которому ты по глупости помог, именно по глупости, прости меня за это слово, солгал тебе -- все от начала до конца. Он пробыл в Мексике не несколько дней, а почти восемь месяцев. Живет в Пуэбло, был осужден на смерть теми, кто имел на это право и кого он хорошо знал. Ему вручили шпагу и дали возможность защищаться, он пал в честном бою. Никто его не грабил, потому что он имел дело не с разбойниками, а с честными людьми.
-- О! -- воскликнул молодой человек. -- Это меняет дело.
-- А теперь скажи, связал ты себя с ним каким-нибудь обещанием?
-- Что вы имеете в виду?
-- Этот человек просил тебя о помощи, не правда ли?
-- Да, господин Оливье!
-- Что ты ему ответил?
-- Обещал помочь. Я не мог поступить иначе, учитывая его состояние.
-- Чем помочь? Вылечить?
-- Ну да?
-- Больше ничего?
-- Нет!
-- Значит, если он выздоровеет, в чем я очень сомневаюсь, ты ничем не будешь с ним связан?
-- Ничем, господин Оливье!
-- Ну, тогда полбеды.
-- Я вас совершенно не понимаю!
-- Радуйся, Доминик, потому что его вряд ли удастся спасти.
-- Чему же тут радоваться?
-- Человек этот -- твой заклятый враг.
-- Враг? -- не веря своим ушам вскричал молодой человек. -- Но мы не знаем друг друга!
-- Это ты так думаешь, мой бедный друг, но верь мне, я говорю тебе правду.
-- Это странно.
-- Да, странно, и тем не менее это так.
-- Что же делать?
-- Предоставь действовать мне. Я приехал сегодня на ранчо сообщить тебе, что твой заклятый враг мертв. Но, может быть, что Бог ни делает, все к лучшему. Пути господни неисповедимы.
-- Что же вы намерены делать?
-- Поручить твоего раненого заботам Лопеса. Он останется в подземелье. Но ты его больше не увидишь. Так будет лучше. По крайней мере сейчас. Даю тебе слово сделать все, что будет необходимо. Раненый ни в чем не будет знать нужды.
-- Вполне полагаюсь на вас, господин Оливье. Но что будет, когда он выздоровеет?
-- Мы отпустим его. Он не наш пленник. А если понадобится -- найдем. Никто на ранчо не должен спускаться в подземелье.
-- Скажите об этом вы, мне бы не хотелось!
-- Скажу. Да я и сам не собираюсь с ним видеться.
-- Вы больше ничего не хотите мне сказать?
-- Хочу сообщить, что увезу тебя на некоторое время отсюда.
-- И далеко мы отправимся?
-- Увидишь, а пока собирайся в путь.
-- Я готов, -- ответил Доминик.
-- Зато я не готов. Надо отдать кое-какие распоряжения Лопесу насчет раненого.
-- А я должен попрощаться со всеми.
-- Непременно, ведь неизвестно, когда мы вернемся.
-- Вероятно, мы едем охотиться?
-- Охотиться, -- сказал Оливье, загадочно улыбаясь, -- но не так, как обычно.
-- Согласен. Мне все равно. Как скажете, так и будет.
-- Хотел бы на это надеяться, -- произнес Оливье и заторопил Доминика:
-- Иди, собирайся, мы и так много времени потеряли.
Оливье спустился в подземелье, а Доминик пошел на ранчо. Луис и обе женщины ждали его, горя любопытством, им хотелось узнать, о чем шел разговор. Но Доминик не выдал тайны, недаром он долго жил в прериях. Напрасно старались женщины и отец хоть что-нибудь выведать.
Завтрак уже стоял на столе.
Молодой человек сел за стол. Во время еды он объявил о своем отъезде.
Луис на это ничего не сказал, он привык к частым отлучкам сына.
Вскоре пришел Оливье. Доминик стал прощаться с родными.
-- Вы увозите его? -- спросил Луис.
-- Да, -- ответил Оливье, -- ненадолго. -- Мы едем на юг.
-- Будьте осторожны, -- заметила с беспокойством Луиза. -- Там кишмя кишат разбойники.
-- Не волнуйся, сестренка, -- сказал Доминик, обнимая девушку, -- все будет в порядке.
-- Я бы предпочла, чтобы ты не уезжал, Доминик! -- грустно ответила Луиза.
-- Ну, ну, -- весело произнес Оливье. -- Не тревожьтесь. Я привезу его вам целым и невредимым.
При этих словах все немного приободрились, и Оливье с Домиником покинули ранчо.
Последний раз помахав на прощание рукой, они вскочили на коней и умчались в сторону Веракруса.
-- Значит, мы едем на юг? -- спросил Доминик.
-- Нет, -- ответил Оливье. -- Гораздо ближе, на одну гасиенду в нескольких лье отсюда. Хочу кое с кем тебя познакомить.
-- Зачем? Я не нуждаюсь в новых знакомствах!
-- Знакомство полезное.
-- Тогда дело другое. Признаться, я не очень люблю мексиканцев.
-- Но тебя познакомят с французом.
-- Кто познакомит? Разве не вы?
-- Нет, другой человек, ты его знаешь и даже питаешь к нему симпатию.
-- Кто же это, позвольте узнать?
-- Лео Карраль.
-- Мажордом гасиенды дель Ареналь?
-- Он самый.
-- Так мы едем на гасиенду?
-- В ее окрестности. Я назначил мажордому встречу, он ждет меня.
-- Я буду рад повидаться с Лео Карралем. Он -- прекрасный товарищ.
-- И человек с сердцем и честью! -- добавил Оливье.