Дон Адольфо покинул дворец, сел на коня и уехал. Миновав площадь, он свернул на улицу Такуба. Было около девяти утра, в городе началось оживление, пешеходы, верховые, экипажи, повозки -- все смешалось в едином потоке. Жизнь шла своим чередом, но во всем чувствовалась тревога. И в приглушенном шепоте людей, и в их возбуждении. Это не ускользнуло от проницательного дона Адольфо. Его привлекали в Мирамоне великодушие, доброта, ум, целеустремленность, а главное -- любовь к родине. Но все отвернулись от Мирамона, он лишился поддержки, а ведь только он один способен был спасти страну от Хуареса, который правит силой оружия. Погруженный в свои размышления, дон Адольфо постепенно перестал замечать, что происходит вокруг. А страсти накалялись все больше и больше. Возле кабачков и лавок собирался народ, только и было разговоров, что о захвате денег генералом Маркесом. До предместья слухи эти пока не дошли, а если кто и узнал случайно, счел это проявлением президентской власти, не усматривая в том ничего худого.
Перемены в политической жизни обычно затрагивают людей состоятельных, а в предместье народ небогатый, и ему терять нечего.
Спустя немного времени дон Адольфо приблизился к Гуарито и остановился у одинокого дома, весьма скромного с виду.
Как только он подъехал, калитка открылась и послышались радостные восклицания. Вслед за тем распахнулись ворота, дон Адольфо пересек двор и у входа в дом спешился, привязав лошадь к вделанному в стену кольцу.
-- Почему вы не расседлаете лошадь, дон Хаиме? -- раздался приятный женский голос, -- неужели снова покидаете нас?
-- Да, сестра! -- ответил дон Адольфо, или дон Хаиме. -- Будь на то моя воля, я не расставался бы с вами. Но это от меня не зависит.
-- Хорошо. Но пусть Хосе отведет вашу лошадь в корраль. Там она будет чувствовать себя лучше, чем здесь.
-- Поступайте, как вам будет угодно!
-- Хосе! -- крикнула она слуге. -- Отведите Морено в корраль и дайте ему две дачи люцерны. Милости просим! -- она взяла брата под руку и ввела в дом.
Первая комната, столовая, была обставлена скромно, но со вкусом, во всем чувствовалась хозяйская рука. Стол был накрыт на троих.
-- Надеюсь, вы позавтракаете с нами, брат мой?
-- С удовольствием. Но прежде дайте я вас поцелую и вы расскажете, как поживает моя племянница.
-- Вашу племянницу вы сейчас увидите, а кузен ее еще не вернулся.
-- Я полагал, он уже здесь.
-- Увы, нет! Мы все время о нем беспокоимся, как и о вас! Он как-то странно ведет себя, уедет неизвестно куда и подолгу не возвращается.
-- Наберитесь терпения, Мария! Разве вы не знаете, что мы стараемся для вас и для вашей дочери? В один прекрасный день вы все поймете.
-- Дай-то Бог, дон Хаиме, но мы одни в этом доме и нам страшно. В стране неспокойно, дороги кишат разбойниками, вы с Эстебаном в любую минуту можете попасть в руки Гилляра, Карвахала или Эль Рахо, этих бандитов без веры и закона. Каких только ужасов о них не рассказывают!
-- Успокойтесь, сестра. Гилляр, Карвахал и сам Эль Рахо не так уж страшны, как вы себе представляете. Имейте же немного терпения! Не пройдет и месяца, как тайное станет явным и правосудие будет совершено.
-- Правосудие! -- прошептала со вздохом донья Мария, -- вернет ли оно мне счастье, моего сына?
-- Сестра, -- с некоторой торжественностью произнес дон Хаиме, -- стоит ли сомневаться в могуществе Бога? Надейтесь!
-- Увы, дон Хаиме, способны ли вы понять, что значит для матери слово "надейтесь"!
-- Неужели, Мария, мне надо без конца повторять, что всю жизнь я посвятил вам и вашей дочери, поддерживал всем, чтобы видеть вас отомщенными, занявшими свое прежнее высокое положение и счастливыми? Много лет я этого добиваюсь и сейчас близок к цели. Это и дает мне то спокойствие и уверенность, которые вы во мне видите.
-- Я верю вам, брат! -- вскричала Мария, обнимая его. -- Потому и боюсь, даже когда вы говорите мне о надежде. Ведь я знаю, ничто вас не остановит, никакое препятствие, вы встретите опасность лицом к лицу и можете погибнуть в этой борьбе, которую ведете ради меня.
-- И ради чести вашей фамилии. Не забывайте об этом, сестра. Чтобы вернуть нашему славному гербу былой его блеск. Но оставим это. Из всего, что я вам сказал, запомните одно слово: надейтесь!
-- О! Благодарю вас, брат мой! -- произнесла Мария. В эту минуту открылась дверь и на пороге появилась девушка.
-- А! Дядя! Мой добрый дядя! -- Она подбежала к дону Хаиме и подставила вначале одну щеку для поцелуя, потом другую. -- Наконец-то вы соблаговолили пожаловать к нам!
-- Что с вами, Кармен, дитя мое? -- ласково произнес дон Хаиме. -- Вы бледны, глаза покраснели. Вы плакали?
-- Это ничего, дядя, нервы шалят. Вы не привезли дона Эстебана?
-- Нет, -- ответил дон Хаиме. -- Эстебан вернется лишь через несколько дней. Но он чувствует себя хорошо! -- добавил он, переглянувшись с доньей Марией.
-- Вы его видели?
-- Еще бы! Всего два дня назад. Из-за меня он и задержался. Он мне понадобился. А почему мы не завтракаем? Я с голоду умираю! -- сказал дон Хаиме, чтобы переменить тему.
-- Мы ждали Кармен! -- промолвила Мария. -- Теперь можно садиться за стол.
Она ударила в тимбр. Тотчас же явился слуга.
-- Можешь подавать, Хосе! -- сказала донья Кармен. Обрисуем в нескольких словах обеих женщин. Донья Мария, сорока двух лет от роду, была все еще прекрасна, несмотря на следы глубокого горя на ее лице и седые волосы, странным образом контрастирующие с живыми черными глазами, совсем еще молодыми. Изящные манеры великолепно сочетались с ее благородным обликом. Длинное траурное платье придавало донье Марии монашеский, пожалуй, даже аскетический вид.
Донье Кармен было немногим больше двадцати. Она была необыкновенно хороша и очень похожа на мать. То же изящество, та же ласковая улыбка, те же черные живые глаза и черные, словно нарисованные, брови, длинные ресницы, полный очарования взор. Одета она была в белое платье из кисеи, схваченное в талии широкой голубой лентой, поверх платья -- кружевная накидка.
Под внешним спокойствием дона Хаиме скрывались тревога и озабоченность. То он к чему-то прислушивался, что было слышно ему одному, то впадал в задумчивость, забыв о еде, и тогда сестра и племянница легким прикосновением руки возвращали его к действительности.
-- Вы что-то скрываете! -- невольно вырвалось у доньи Марии.
-- Я тоже, заметила, -- поддакнула девушка. -- Вы словно где-то далеко-далеко. Что с вами?
-- Ничего, уверяю вас! -- ответил дон Хаиме.
-- Мы же видим, скажите, в чем дело!
-- Я ничего не скрываю, Кармен, во всяком случае, того, что касается лично меня. Но в городе такое творится, что, признаться, я боюсь катастрофы.
-- Неужели она возможна?
-- Точно сказать не могу, но мало ли чем может кончиться народное возмущение. На всякий случай лучше не выходить сегодня из дома.
-- О! Ни сегодня, ни завтра, -- с живостью воскликнула донья Мария, -- мы давно никуда не ходим, только к обедне!
-- И к обедне не надо. По крайней мере, в ближайшее время. Зачем рисковать?
-- Неужели опасность так велика?
-- Как тебе сказать, сестра. Сейчас правительственный кризис. Место нынешнего правительства, возможно, займет другое. В этой ситуации, вы сами понимаете, некому защищать граждан и каждый должен заботиться о себе.
-- Не пугайте нас, брат!
-- Боже мой, дядя, что с нами будет? -- вскричала донья
Кармен. -- Эти мексиканцы внушают мне ужас, они настоящие варвары!
-- Успокойтесь, они просто вздорные, сварливые, дурно воспитанные дети. Но у них доброе сердце. Я хорошо их знаю и могу поручиться за это.
-- Но вы знаете, дядя, и то, как они ненавидят испанцев.
-- Да, знаю. Они сторицей воздают нам за то зло, которое им причинили наши отцы. Но им неизвестно, что мы испанцы. Дона Эстебана, например, считают перуанцем, а меня -- французом. В общем, опасность не так уж велика. Если будете благоразумны, бояться нечего. Кроме того, я постараюсь принять все меры, чтобы вас защитить, чтобы вы не были одни в этом доме со старым слугой.
-- Вы останетесь с нами, дядя?
-- Остался бы с величайшим удовольствием, мое дорогое дитя, но не смею этого обещать. Боюсь, что это исключено.
-- Что же это за важные дела, из-за которых вы не можете остаться?
-- Тсс... любопытная. Дайте мне лучше огня, я хочу зажечь сигару. Не знаю, куда девалось мое огниво. Девушка подала огниво, сказав при этом:
-- Знаю я вашу тактику. Когда вам нужно, меняете тему разговора. Ужасный вы человек!
Дон Хаиме рассмеялся, а через минуту сказал:
-- Кстати, видели ли вы кого-нибудь из обитателей ранчо?
-- Да, дней пятнадцать назад приходил Луис с женой Терезой, принес сыр.
-- Он ничего не говорил об Аренале?
-- Нет, там все как обычно.
-- Тем лучше!
-- Постойте, постойте! Он что-то говорил о раненом.
-- Что именно? -- насторожился дон Хаиме.
-- Точно не помню.
-- Сейчас, дядя, я вам скажу. Вот, что он говорил:
"Сеньорита, когда увидите вашего дядю, соблаговолите ему передать, что раненый, которого Лопес стерег в подземелье, сбежал, и розыски не дали пока результатов".
-- Проклятье! -- вскричал дон Хаиме. -- И зачем только этот дурак Доминик не дал ему сдохнуть? Так я и знал, что этим кончится!
Заметив на лицах женщин удивление, дон Хаиме уже равнодушным тоном спросил:
-- Это все?
-- Да, дядя, только он очень просил не забыть сообщить вам об этом.
-- О! Это не столь важно, дорогое дитя, но все равно, очень вам благодарен. А теперь я должен вас покинуть, -- сказал он, вставая из-за стола.
-- Так скоро! -- вскричали женщины, тоже поднявшись со своих мест.
-- Непредвиденные обстоятельства заставляют меня быть в эту ночь в одном месте, далеко отсюда, но я позабочусь, чтобы меня сменил дон Эстебан -- вы не останетесь без защитника.
-- Дон Эстебан -- не вы!
-- Благодарю вас! Но прежде, чем расстаться, поговорим о делах. Деньги, которые я вам оставил, когда был здесь в последний раз, должно быть, уже израсходованы?
-- Нет! Мы живем очень экономно.
-- Вот и прекрасно! Лучше больше, чем меньше. Дело в том, что я в настоящее время богат и могу дать вам еще шестьдесят унций, соблаговолите из взять.
Порывшись в карманах, дон Хаиме вытащил красный шелковый кошелек, наполненный золотом.
-- Но что мы будем делать с такой огромной суммой? -- воскликнула донья Мария.
-- Что хотите, сестра. Это меня не касается! Берите же!
-- Придется взять, раз вы настаиваете.
-- Может быть, у вас есть еще унций сорок кроме тех, что я дал вам. Потратьте их на свои туалеты. Пусть Кармен наряжается, если это ей нравится.
-- Мой добрый дядя! -- вскричала девушка. -- Уверена, что из-за нас вы терпите лишения!
-- Пусть это вас не тревожит, сеньорита, я хочу, чтобы вы были самой красивой, а послушная племянница обязана исполнять желания дяди. Ну, теперь обе поцелуйте меня и отпустите, я и так задержался.
Женщины вышли следом за доном Хаиме во двор, помогли ему оседлать коня, донья Кармен покормила его сахаром, приласкала.
В ту минуту, когда дон Хаиме приказал слуге открыть ворота, снаружи послышался топот копыт и в ворота постучали.
-- О! -- воскликнул дон Хаиме. -- Кто бы это мог быть? -- и решительно направился к воротам. Женщины попытались его остановить.
-- Погодите, -- произнес дон Хаиме, -- надо узнать, кто приехал. Кто там? -- крикнул дон Хаиме.
-- Друг! -- послышался ответ.
-- Это Луис, -- сказал дон Хаиме, распахивая ворота.
-- Хвала Богу! -- вскричал Луис. -- Само небо посылает мне вас!
-- Что случилось? -- с тревогой спросил дон Хаиме.
-- Большое несчастье, -- ответил Луис. -- Гасиендой дель Ареналь завладела шайка Гилляра.
-- Дьяволы! -- вскричал дон Хаиме, бледнея от гнева. -- Когда это случилось?
-- Три дня назад.
Дон Хаиме увел Луиса в дом и спросил:
-- Ты голоден?
-- Три дня я не ел и не пил, пока скакал сюда. Очень торопился.
-- Отдохни, закуси, а потом расскажешь все подробно. Женщины подали на стол хлеб, мясо, вино. Пока Луис ел, дон Хаиме в волнении ходил по комнате, сделав знак женщинам оставить его наедине с Луисом. Когда Луис кончил есть, дон Хаиме спросил:
-- Можешь мне рассказать все, до мельчайших подробностей?
-- Я к вашим услугам, сеньор!
-- Тогда говори, я слушаю!
Луис промочил горло еще одним стаканом вина и начал свой рассказ.