Та часть долины, к которой направлялись всадники, не претерпела пока что никаких изменений: переселенцы не успели произвести тут своих разрушительных действий, и потому картина природы все еще сохраняла свою дикую красоту и первобытное величие.
По-видимому, Джордж Клинтон был хорошо знаком с этим краем и без малейшего сомнения, не задерживая лошадь, пускался по незаметным тропинкам в самой дикой чаще. По его пятам следовал Сэмюэль Диксон. Развеселившись от утренних приключений, он находился в самом лучшем расположении духа и находил величайшее удовольствие в исследовании своих владений, потому что вся эта часть долины была великодушно предоставлена ему братом Джонатаном, как он шутя объявил своему собеседнику.
-- Вы скачете по этой местности, как будто лет десять прожили здесь, -- заметил он Джорджу.
-- А между тем я только месяцем раньше вас поселился здесь, отвечал он, смеясь, -- но за это время я изъездил ее вдоль и поперек с Шарбоно, так что у нее нет уже тайн от меня.
-- А кто этот Шарбоно?
-- Это мой охотник; канадец, славный малый, длинный, как придорожный столб, худой, как гвоздь, и преданный, как ньюфаундлендская собака. Я имел случай оказать ему большую услугу в Бостоне, где он попался было шайке мошенников, вот он и привязался ко мне.
-- Вот как! Да это для вас просто находка.
-- Даже больше, чем вы предполагаете, старый друг. Представьте себе, что этот молодец почти вырос в одном племени индейцев; вся его жизнь прошла в прериях; нет тропинки, которая не была бы ему знакома. Среди лесных охотников и краснокожих у него много друзей. Он говорит на различных языках и самых трудных наречиях краснокожих дикарей. Несмотря на его крайнюю молодость -- не думаю, чтобы ему было более двадцати двух лет от роду, судя по его внешности -- он пользуется хорошей славой в прерии; приятели прозвали его Верной Опорой за действительно изумительную ловкость и верность его действий.
-- Прозвище предвещает много хорошего. Шарбоно, видно, молодец.
-- Да, и славный товарищ: всегда весел и доволен, и какой бы ни вышел случай, хороший или дурной, он всегда сумеет найти добрую сторону обстоятельства, следуя такой философии, которой я невольно восхищаюсь. Да, могу вас заверить, что это прелюбопытный тип для исследования. А чтобы дать вам понятие о нем, надо сказать, что ведь это он убедил меня поселиться здесь, уверяя, что истинный переселенец не может проехать мимо этой долины и не пожелать поселиться в ней. Как видите, он не ошибся.
-- Да, и это доказывает, что ваш охотник имеет глубокие познания человеческого сердца.
-- И тонкую наблюдательность; впрочем, вы скоро сами увидите его.
-- Чего лучше! Ведь это предрагоценное знакомство. Вероятно, он ознакомил вас со всеми случайностями этого края.
-- Что вы хотите этим сказать?
-- Ну то, что, вероятно, он сообщил вам положение этой долины и ее расстояние от ближайших поселений.
-- Разумеется. Разве вы сами этого не знаете?
-- Сказать по правде, ничего не знаю; все время я пробирался вперед, как слепец. Если вы сообщите мне некоторые сведения, то многим меня обяжете.
-- Очень рад, тем более, что мне это очень легко.
-- Так начинайте, я вас слушаю.
-- Через долину проходят две реки; река, на берегу которой вы поселились, спускается с Ветряных гор, которые составляют часть Скалистых гор; другая река, в которую впадает первая, ни более, ни менее как Миссури.
-- Миссури! -- воскликнул переселенец в изумлении. -- Не ошибаетесь ли вы?
-- Нимало. Напротив, я очень хорошо знаю, что говорю.
-- Ей-Богу! Да ведь Миссури протекает по Соединенным Штатам, и, стало быть, мы у себя дома!
-- Почти -- и даже ближе, чем вы предполагаете, хотя мы теперь находимся во владениях краснокожих.
-- Вот как! А какие же племена являются нашими ближайшими соседями?
-- Племена самые воинственные.
-- Вот беда!
-- Но вообще-то они довольно дружелюбны к белым.
-- Это несколько приятнее слышать.
-- Впрочем, вы знакомы с краснокожими: слишком доверять их дружелюбию не следует.
-- К несчастью, это сущая истина. А как называются эти племена?
-- Сиу или дакота, пиеганы, вороны, гуроны Великих Озер, вот это главные, а также ассинибойны и мандан. Остальных нечего бояться.
-- Гм! Сдается мне, что и этого довольно в таком уединении, вдали от всякой помощи, как мы живем. Поддержки ожидать неоткуда.
-- В случае надобности в помощи недостатка не будет. В пятидесяти милях от верховья Миссури находится торговая контора на самом берегу реки; эта контора, нечто вроде форта, принадлежит компании, занимающейся торговлей мехами, и там проживают до шестидесяти белых американцев и канадцев, солдат и охотников.
-- Очень приятно слышать! Пятьдесят миль -- не Бог знает какое расстояние.
-- Да, в цивилизованном краю, но в прерии, при полном отсутствии дорог, это дело совсем другого рода и расстояния чуть не удваиваются.
-- Верно, об этом я не подумал, -- сказал Сэмюэль, и его веселое лицо несколько омрачилось. -- Ну, а вниз по реке какие у нас ближайшие соседи?
-- Такие же переселенцы, как и вы, вот уже два года как поселившиеся на Миссури. Вы находитесь на полдороги между фортом и поселением.
-- Это довольно странно; а поселение велико?
-- Да; вот уже несколько месяцев, как оно так сильно увеличилось, что теперь уже образовалась целая деревня, и если так будет продолжаться, то года через два из него выйдет город. Только от поселения, как и от форта, вас отделяют различные племена краснокожих. Предупреждаю вас, что очень опасно проходить через их земли, если вы не будете в значительном числе. Так что, в сущности говоря, вы совершенно уединены от людей вашего племени, и вам остается один свободный путь -- это Миссури.
-- Совершенно согласен с вами, это имеет некоторое значение, однако не особо важное, поскольку, надо полагать, спускаться вниз по реке очень легко, но подниматься вверх крайне трудно.
-- Не говоря уже о том, что все берега усеяны индейскими поселениями.
-- Ну, милый Джордж, это портит все дело. Провались сквозь землю проклятая мысль, засевшая в голове моего родного брата, по милости которого мы очутились здесь. Ей-Богу, он совсем помешался, а я и того пуще; и зачем я, старый дурак, полез вслед за ним!
Эти слова были сказаны с выражением такого забавного отчаяния, что Джордж не мог удержаться от смеха.
-- И вы еще можете смеяться, злодей, когда всем нам предстоит такая печальная будущность сложить свои кости в этой проклятой долине!
-- О! Надеюсь, что до этого дело не дойдет.
-- И я тоже, ей-Богу! Но все равно, хотя ваши сведения не утешительны, тем не менее я от души благодарен вам. Всегда приятнее выйти из неизвестности и знать, по крайней мере, чего ожидать и за что приняться, чтобы не попасть впросак.
Продолжая путь с максимально возможной скоростью по нехоженым тропинкам, они ни на минуту не прекращали разговора.
Наконец лес кончился, и они уже хотели выехать на зеленый луг, как вдруг раздался ружейный выстрел.
-- Это еще что такое? -- спросил Сэмюэль.
-- Шарбоно выстрелил, -- был ответ, -- я узнаю звуки его винтовки. Вероятно, он ищет меня. Погодите.
Не ожидая ответа Сэмюэля, молодой человек зарядил винтовку и выстрелил в воздух.
В ту же минуту заколыхались густые ветви кустарника, и оттуда вынырнули две великолепные собаки той же породы, что и Дардар, и бросились с обеих сторон на молодого хозяина, как бы вымаливая его ласку, и в то же время, не совсем дружелюбно поглядывая на Сэмюэля Диксона, сердито зарычали.
-- Молчать, собаки! -- закричал Джордж, одновременно лаская своих свирепых красавцев. -- Полно, не ворчи, Надежа! Замолчи, Драк! Не злитесь, звери! Этот господин мой друг. Ступайте же и поздоровайтесь с ним, покажите ему, какие вы замечательные и честные псы.
Умные звери, точно понимая слова своего хозяина, тотчас же обратились к Сэмюэлю Диксону с ласковым ворчанием. Сэмюэль, страстный любитель собак, видя их необычайную красоту, стал гладить их с ласковыми словами, что явно обрадовало их, особенно Надежу, великолепную, почти всю белую с редкими черными пятнами; казалось, она в особенности полюбила дядю Сэмюэля и не уставала ластиться к нему.
Вслед за собаками появился человек в костюме охотника, с угловатыми, но тонкими, умными и открытыми чертами лица; в его руках была винтовка, из которой тянулись еще струйки дыма. Он поклонился всадникам и отозвал собак, которые в ту же минуту стали позади него.
-- Как раз вовремя! -- произнес он весело. -- Очень рад, что встретил вас, мистер Джордж. Я послал вам выстрел наугад, и мне сопутствовала удача.
-- Разве вы были на охоте, Верная Опора? -- спросил молодой человек, дружески пожимая охотнику руку.
-- Надо быть безумцем, чтобы охотиться в такую пору, а я еще пока что с ума не сходил. Нет, охота хороша утром или вечером, -- не так ли, мистер? -- обратился он к Сэмюэлю.
-- По-моему, так.
-- Мистер Сэмюэль Диксон, мой лучший друг; надеюсь, будет и вашим, -- сказал Джордж.
-- И я также, -- сказал Шарбоно весело, -- у него такая честная наружность.
-- Благодарю, -- сказал переселенец, добродушно рассмеявшись.
-- Не за что; впрочем, я так говорю вовсе не о всех, и вы, может быть, имеете причину благодарить меня. Но я вас знаю и видел вас и всех остальных, прибывших с вами в долину месяц тому назад.
-- Но если вы не ходили на охоту, Верная Опора, так как же вы сюда попали?
-- Причина тому -- новости в нашем вигваме.
-- Какие новости?
-- Да трое путников -- два белых охотника и один индейский вождь -- прибыли в ваше отсутствие и просили гостеприимства.
-- Надеюсь, вы поступили как должно.
-- Еще бы! Это право, в котором я не мог им отказать, тем более, что из трех путешественников двое -- мои друзья, да и третий не замедлит им быть.
-- И прекрасно сделали! Впрочем, вы знаете, что в мое отсутствие вы у меня хозяин. Так вот почему вы искали меня!
-- Не совсем так; я направлялся прямо к вам, чтобы предупредить вас. Зачем мне вас искать, когда я знал, где вы находитесь?
Молодой человек покраснел при этом ясном намеке на его любовь, а дядя Сэмюэль посмотрел на него, посмеиваясь про себя.
-- Ну вот, мы и пришли, пойдемте же в нашу хижину.
-- Погодите, это еще не все.
-- Что же еще такое?
-- В пятидесяти шагах отсюда наши собаки кое-что разнюхали. Я пошел по следам и -- как вы думаете, что же я открыл? Нет, никогда вам не угадать.
-- Что же такое... -- медведя? -- спросил Сэмюэль Диксон.
-- Я предпочел бы медведя, клянусь честью охотника, но это был не медведь. Я нашел человека, и белого; он лежал на земле без чувств со страшно пробитым черепом -- эту рану он, как видно, получил при падении; на его левой руке была царапина от пули. Его лошадь спокойно щипала траву близ него. Вероятно, на этого путешественника напал исподтишка индейский разбойник. Мне даже показалось, что я слышал выстрел; близость собак заставила мошенника бежать, потому что по беспорядку в одежде путешественника можно предположить, что его хотели ограбить, но не успели.
-- Вы оказали ему помощь?
-- Надо было, не мог же я оставить его умирать над рвом, как лютого зверя, хотя, может быть, это и лучше было бы сделать, -- докончил он, покачав головой.
-- И это вы, Шарбоно, так говорите? -- воскликнул Клинтон с упреком.
-- Но мне кажется, что вы хорошо меня знаете, мистер Джордж. Ну так слушайте же: лицо этого человека мне не нравится; хоть оно и очень красиво, но от его выражения я невольно вздрогнул, а уж вам-то известно, что меня не легко выбить из колеи. Невольно я чувствую неодолимое отвращение к человеку, которого никогда прежде не видел. Ну вот, и эти собаки -- ведь, кажется, немудреный зверь, а и они тоже, как и я. Мне стоило большого труда, чтобы они не растерзали его. А уж Надежа из себя выходила, точно бешеная, так и бросалась загрызть его. Ну, а у собак верный нюх, он никогда не обманывает их, это Бог наградил их инстинктом, чтобы они умели отличать добро от зла.
-- Все это очень хорошо, Шарбоно, но этот несчастный с мучительной раной близок к смерти, это наш ближний, которому мы должны оказать искреннее милосердие. Закон человеколюбия повелевает помочь страждущему.
-- Я это знаю и потому обмыл его раны, сделал перевязку и заботился о нем, как о самом себе или о своих собаках. Но это все равно, помяните мое слово, мистер Джордж, мы укрыли у себя будущего врага.
-- Господь милостив! А когда бы и так, Шарбоно, мы все равно обязаны исполнить свой долг.
-- Воля ваша, мистер Джордж, но я все равно не буду спускать с него глаз.
-- А где лежит этот несчастный?
-- Вон там, в зарослях дуба. Перевязав его раны, я выстрелил наудачу, в надежде, что вы меня услышите.
-- Он ничего вам не говорил?
-- Как можно! Он и в чувство еще не приходил. Ведь он потерял много крови из двух ран.
-- Так поспешим к нему, и если собаки настолько враждебно к нему относятся, так прошу подержать их, чтобы они не натворили бед.
-- Будьте спокойны, мистер Джордж, я отвечаю за их благоразумие. Ну, пойдем, красотка моя, да полно ворчать, а не то и мы рассердимся.
Охотник отправился в путь, сопровождаемый с обеих сторон огромными собаками; всадники следовали за ним.
Через несколько минут они достигли дубовой рощи. Раненый лежал без движения; собаки зарычали, увидев его, но по знаку Верной Опоры они замолчали и улеглись в стороне.
Джордж Клинтон и Сэмюэль Диксон сошли с лошадей и приблизились к раненому незнакомцу.
Это был человек лет тридцати пяти, высокого роста, стройный и изящный; лицо его покрывала смертельная бледность, его тонкие и правильные черты были редкой красоты, как заметил охотник; черные, как смоль, волосы, длинные и волнистые, обрамляли лицо и в беспорядке ниспадали на плечи, густая черная борода скрывала нижнюю часть его лица, крупный чуть приоткрытый рот с тонкими губами выказывал великолепные ослепительной белизны зубы, большой с горбинкой нос придавал его физиономии выражение жестокости, его глубоко посаженные глаза были сомкнуты длинными ресницами, а над глазами выделялись густые черные брови, сросшиеся на переносице.
Наружность этого человека внушала невольное отвращение, чувство, похожее на холод, страх и омерзение при виде ядовитого гада, а между тем этот человек был и красив и изящен; покрой его платья был безукоризнен, его оружие крайне дорогой цены, конь породист -- словом, все в нем обличало человека высшего общества, и -- странная вещь -- все эти подробности усиливали отвращение к нему. Невольно возникал вопрос: зачем этот человек появился в диком краю? Какая могущественная причина могла увлечь его в такую глушь, далеко от образованного и изящного мира, в котором ему, по богатству и по положению, предназначено было играть значительную роль.
Все эти размышления разом промелькнули в голове американцев, стоявших над ним.
-- Гм! -- проворчал Сэмюэль сквозь зубы. -- Не знаю почему, но лицо этого человека мне не по вкусу.
-- Да и мне не больше того, -- также проворчал Джордж, -- но разве это причина оставить его без помощи умирать?
-- Разумеется, нет, -- возразил Сэмюэль с живостью, -- и если Бог бросил его на нашей дороге, следовательно, Его воля, чтобы мы ему помогли.
-- И я так думаю. Итак, примемся за дело, и будет на все воля Божия!
-- А далеко ли мы находимся от вашего жилища?
-- Да еще с милю будет. Не так ли, Шарбоно?
-- Да, около того.
-- Как же нам его перенести? Ведь это довольно трудно, если нет носилок.
-- Изготовление носилок займет много времени, -- отвечал охотник, -- а вы предоставьте эту заботу мне.
-- Очень рад, но хотелось бы наперед знать, какие меры вы собираетесь принять.
-- А вот увидите, мистер Джордж: я сяду на лошадь этого незнакомца, а вы поднимите его и положите передо мной; я стану поддерживать его и потихоньку доберусь с ним до вигвама. Что вы на это скажете?
-- Отлично.
-- Ну, так поднимите же его.
Шарбоно вскочил на лошадь, которую привязал к дереву, чтобы она не ушла, потом взял повод в руку и принялся ждать.
Джордж с Сэмюэлем Диксоном осторожно подняли раненого, все еще не приходившего в сознание, и тихо положили его на шею лошади.
Шарбоно положил его голову себе на грудь и тихим шагом направился к хижине.
Более часа потребовалось для такого переезда.
Хижина, или вигвам, как называл ее канадец, была очаровательным домом на вершине холма, у подножия которого протекал быстрый ручей, окружавший его как бы серебряной лентой. Вокруг дома возвышался высокий частокол.
-- Но ваша хижина просто очарование! -- воскликнул Сэмюэль Диксон, едва заметив хорошенький домик, выглядывавший из-за группы деревьев. -- Вам тут, должно быть, очень удобно.
-- Да ведь я уже говорил вам, старый друг, что у меня все есть -- недостает только счастья.
-- Ну, потерпите немножко, мы пополним и этот недостаток.
-- Да услышит вас Господь!
-- Неужто вы и теперь станете хныкать и унывать?
-- Но я не смею надеяться.
-- Напрасно. Кто богат, молод и любим, тому только и надо надеяться.
-- Какая жестокость с вашей стороны шутить над моей печалью!
-- Я не шучу, а стараюсь внушить вам мужество. Но посмотрите, гости идут к вам навстречу, а ваши слуги, словно испуганные, стоят у дверей; кажется, эти бедняги не возьмут в толк, что тут происходит.
-- Вероятно. Сознайтесь, они имеют право переполошиться. Со времени нашего переселения они не видели здесь ни единой живой души.
-- Ну, так сегодня им нельзя пожаловаться, -- сказал Сэмюэль со смехом. -- Сегодня у вас прямо-таки большой съезд.
В это время три человека подходили к ним навстречу.
Читатель уже знаком с ними: это Меткая Пуля, Храбрец и Оливье.
Они почтительно поклонились Джорджу Клинтону, который отвечал им тем же, возобновляя радушное приглашение, сделанное Шарбоно. Потом он слез с лошади, а раненый был осторожно снят Меткой Пулей и Оливье, перенесен в спальню молодого хозяина и предоставлен на попечение слуг, имевших медицинские познания.
-- Что за лицо! Точно у висельника! -- проворчал Оливье, выходя из спальни.
-- У него не очень нежный вид, -- согласился Меткая Пуля, -- а что скажет вождь?
-- Этот бледнолицый -- злодей, -- произнес приговор индеец, -- его следовало бы оставить в прерии умирать.
-- Ну вот! -- сказал Верная Опора весело, ставя чемодан путешественника в угол. -- Стало быть, не я один придерживаюсь такого мнения. Очень этому рад.
-- Брат мой не должен дремать, -- продолжал Храбрец, указывая на раненого.
-- Глаз не спущу, уж будьте уверены.
-- Если не ошибаюсь, -- заметил Меткая Пуля, -- так этот человек, должно быть, лесной разбойник -- что-то его лицо мне знакомо. Надо только припомнить, где я его видел. Необходимо предупредить хозяина.
Разговаривая таким образом, молодые люди перешли из спальни в столовую, где Джордж Клинтон уже приказал приготовить угощение и ожидал их вместе с Сэмюэлем Диксоном.
Через несколько минут пришел слуга и доложил, что раненый открыл глаза, но от слабости говорить не может; кроме того, у него началась горячка.