Хотя Мигель Баск и кипятился в душе и отчаянно кусал усы, он в точности исполнил данное ему поручение и оставался неподвижен, как каменная глыба, посреди дороги, зорко осматриваясь по сторонам, чтобы не быть застигнутым врасплох. Следуя его примеру, остальные девять флибустьеров, гордо подняв голову, с грозным блеском во взоре, держа ружья наготове, не сводили с него глаз, чтобы повиноваться его малейшему знаку.
Своей гордой и воинственной осанкой, спокойствием и строгой дисциплиной эти десять человек представляли собой поразительную противоположность с теми, кого они должны были охранять. Бедняги-пеоны дрожали всем телом и дико озирались вокруг, готовые дать стрекача при первом же признаке переполоха; дон Хесус Ордоньес, бледный как мертвец, дрожал сильнее всех, беспрестанно ударяя себя в грудь, ибормотал молитвы, сам не понимая, что делает.
Женщины оказались гораздо храбрее. Немного опомнившись от первого испуга, они принялись с любопытством осматриваться и невольно сравнивали жалкий вид своих пеонов с выражением беспечной отваги графских слуг; они понимали, что в случае нападения могли рассчитывать только на их защиту.
Треск доносившейся до них ружейной пальбы еще больше усилил страх и смятение пеонов; некоторые из них в душе уже были готовы дать тягу, но Мигель, который встрепенулся, заслышав перестрелку, словно благородный конь, почувствовавший шпоры, повернулся к трусам, взвел курок пистолета ис выражением во взоре, в значении которого ошибиться было нельзя, грозно вскричал:
-- Первому, кто тронется с места, я всажу пулю в лоб! Предостережение возымело действие, пеоны не заставили повторять его, и все пришло в надлежащий порядок.
Спустя немного времени шесть или восемь окровавленных негров в страхе пробежали на некотором расстоянии от дороги. Увидев, что они бегут в ужасе, трусы вдруг превратились в храбрецов и хотели было по ним стрелять.
-- Побежденных не бьют, -- опять сказал Мигель Баск.
И великодушный флибустьер презрительно пожал плечами.
-- Однако, друг мой, -- обратилась к нему донья Флора, -- зачем же нам оставаться здесь дольше? Быть может, ваш господин подвергается опасности! Лучше бы поспешить к нему на помощь.
-- Ив самом деле, -- прибавила донья Линда. -- Бедный граф! Нельзя же оставить его таким образом одного. Ради Бога, отправимся за ним вслед!
-- Прелестнейшие сеньориты, -- возразил Мигель Баск с поклоном и сладкой улыбкой, -- если его сиятельство и находится в опасности, то, как бы велика она ни была, это его дело, он выпутается, как сумеет. Мне же он приказал оставаться здесь и охранять вас, что я и исполню, хоть бы целый легион чертей налетел сюда невзначай и попытался переломать нам ребра.
-- А что если он убит?! -- вскричала донья Флора в ужасе.
-- Убит? Он-то? -- пожал плечами флибустьер. -- Видно, что вы не знаете его, сеньорита! Не настолько он неловок.
-- Все же его могли ранить, -- прибавила донья Линда.
-- Ранить? Его? Это невозможно. Во-первых, сражение -- это его стихия, он счастлив только там.
-- Но а все же? -- настаивали девушки.
-- Ну, что я вам говорил? -- бесцеремонно перебил их Мигель. -- Вот он возвращается -- такой же веселый и бодрый, как будто ездил на прогулку. Вы его видите?
-- Да, да, это правда! -- с живостью сказала донья Флора, бледное лицо которой вдруг вспыхнуло.
-- Действительно, это он, -- прибавила донья Линда вполголоса. -- Странно, -- докончила она про себя, -- он совершенно преобразился, какая гордая осанка! Я совсем не знала его до сих пор!
Она вздохнула и отвернулась.
-- Прости Господи! -- весело вскричал Мигель Баск. -- Его сиятельство граф захватил еще и добычу -- десять превосходных лошадей! Только он способен на такие штуки.
Действительно, Прекрасный Лоран возвращался мерным галопом, такой спокойный, как будто ровно ничего не случилось. За ним Шелковинка и Гуляка гнали захваченных ими лошадей.
Когда опасность миновала, к дону Хесусу Ордоньесу вернулись его обычное хладнокровие и достоинство.
Он проехал несколько шагов навстречу молодому человеку.
-- Что там происходило? -- спросил он с живостью.
-- Почти то, что вы предполагали, сеньор дон Хесус, -- равнодушно ответил Лоран, раскланиваясь в то же время с дамами. -- В путь, Мигель, надо спешить и наверстать, если возможно, потерянное время.
Группа всадников опять двинулась в дорогу. Лоран по-прежнему ехал возле доньи Флоры. Шелковинка и Гуляка, сдав пеонам лошадей, также вернулись на свои места.
-- Как, граф, -- вскричал асиендадо, -- это были флибустьеры?
-- Да, -- ответил Лоран. -- С помощью пятнадцати беглых негров они подготовили нам премиленькую встречу, и если бы один из моих передовых случайно не заметил их, мы провели бы очень неприятный часок, полагаю.
-- О-о! И вы совершенно уверены граф, что эти черти убрались?
-- Как нельзя более, дон Хесус, будьте спокойны. Правда, осталось еще несколько...
-- Что вы говорите? -- в испуге перебил асиендадо.
-- Но так как они мертвые, -- продолжал граф, -- то не очень страшны...
-- Это другое дело!
-- Сколько их было, граф? -- спросила донья Линда дрожащим голосом.
-- Признаться, сеньорита, -- засмеялся Лоран, -- мне некогда было считать, быть может, человек двадцать, а пожалуй, и больше, в точности определить не могу.
-- Здесь пробежало человек десять, -- заметила донья Флора.
-- А! Они бежали в эту сторону?
-- Да, там, поодаль от дороги.
-- Сейчас за поворотом вы увидите почти такое же число убитых; следовательно, я не ошибался, их было человек двадцать.
-- А вас всего двое да еще ребенок? -- с удивлением произнесла донья Линда.
-- Извините, сеньорита, этот ребенок -- мужчина, когда надо защищать меня; он храбро сражался. Стало быть, нас было трое.
-- Трое против двадцати! -- вскричала донья Флора восторженно.
-- Нас оказалось вполне достаточно, чтобы обратить их в бегство.
-- Просто фантастика! -- вскричал дон Хесус чуть ли не с благоговением. -- О-о! -- прибавил он с чувством. -- Мы, испанцы, просто львы!
-- Подчас, -- договорил молодой человек, улыбаясь.
-- Но вы ранены! -- вдруг вскричала донья Флора в ужасе.
-- Ошибаетесь, сеньорита, я не ранен.
-- Но ведь вся ваша одежда в крови!
-- Простите, сеньорита, мне совестно за то, что так получилось. Благодарю вас за участие, которым вы удостаиваете меня, но не тревожьтесь, эта кровь не моя.
-- Вы уверены в этом, сеньор дон Фернандо?
-- Как нельзя более, сеньорита, -- засмеялся Лоран, -- меня забрызгал, падая, какой-то олух, черт бы побрал этого неуча!
-- Он достаточно поплатился за свою неловкость, -- с невольной улыбкой сказала девушка, -- зачем же бранить его в придачу? Великодушному врагу этого делать не следует.
-- Правда, сеньорита, но он получил по заслугам. Донья Линда ничего не говорила, она углубилась в свои мысли.
Девушка испытывала странное волнение, сердце ее сжималось, глаза были полны слез, она не понимала, что с ней происходит и какое неведомое чувство наполняет ей душу. Жадно вслушивалась она в каждое слово Лорана и по временам украдкой бросала на него загадочные взгляды.
Вскоре путники достигли того места, где произошла схватка. Трупов двенадцать с искаженными до неузнаваемости лицами были разбросаны как попало в лужах крови.
-- Вот где было сражение, -- прошептала донья Линда.
-- О, сеньорита, это была просто мелкая стычка.
-- Какое побоище! -- вскричал дон Хесус с удивлением. -- Ей-Богу, граф, вы просто герой!
-- Вы слишком снисходительны, -- скромно возразил молодой человек.
-- Мы обязаны вам жизнью!
-- Полноте, сеньор дон Хесус, вы ничем не обязаны мне за то, что я проучил негодяев. Напротив, это для меня было счастьем оказать вам такую незначительную услугу.
-- Незначительную услугу!
-- Кстати, -- внезапно сказал Лоран, желая переменить тему разговора, который все вертелся вокруг одного и уже начинал ему надоедать, -- знаете ли, сеньор дон Хесус, кого я увидел в числе этих разбойников?
-- Откуда же мне знать, граф, если никого из них я и в лицо не видывал.
-- Ошибаетесь, сеньор дон Хесус, одного, по крайней мере, вы видели.
-- Я? Вы, верно, шутите?
-- Ничуть, напротив говорю очень серьезно, клянусь вам.
-- И вы утверждаете, что я знаю одного из этих презренных воров?
-- Отлично знаете.
-- Мне это нравится!
-- И тем не менее это так.
-- Впрочем, я стольких знаю!
-- Хотите я назову его?
-- Сделайте милость, граф.
-- Это индеец, заклинатель змей, некто...
-- Каскабель! -- вскричал асиендадо, бледнея.
-- Вы сами назвали его, сеньор дон Хесус! Стало быть, вы его знаете.
-- Совсем мало, -- возразил асиендадо в очевидном смущении.
-- Что вы говорите, отец, -- наивно остановила его донья Флора, -- вы очень хорошо знаете этого гадкого человека, недели не проходит, чтобы он не приходил раза два или три на асиенду.
-- Возможно, -- пробормотал асиендадо, растерявшись от такого неожиданного разоблачения и потому сам не зная, что говорить, -- но что же это доказывает?
-- Ровно ничего, -- вмешался Лоран, который узнал то, что хотел выведать.
-- Он убит? -- спросил дон Хесус.
-- К несчастью, нет.
-- Но, верно, тяжело ранен?
-- Да. Юлиан, мой паж, раздробил ему ружейным выстрелом руку у самого плеча.
-- Скажите, какой молодец! -- покровительственным тоном заметил асиендадо. -- Признаться, если бы он и убил его, то потеря для света была бы не особо велика.
-- И я так думаю. Но не пеняйте слишком на моего пажа, сеньор дон Хесус, -- продолжал он, улыбаясь, -- мальчик сделал, что мог, и если не убил его, то в недостатке усердия винить его нельзя.
-- Мне?! Пенять на прелестного ребенка, так горячо преданного своему господину?! -- вскричал с живостью дон Хесус. -- Вы не должны говорить так, граф, и в доказательство, -- прибавил асиендадо, сняв с себя великолепную бриллиантовую булавку, -- я прошу его принять эту безделицу на память от меня и в награду за храбрость, проявленную им сегодня.
Паж, колеблясь, взглянул на своего господина.
-- Можешь принять подарок, Юлиан, -- сказал ему тот, -- отказом ты оскорбишь сеньора дона Хесуса.
Шелковинка взял булавку и горячо поблагодарил асиендадо.
-- Да, да, -- продолжал между тем дон Хесус, -- слуг я вознаградить могу, но их господина -- нечем.
-- Их господин, -- ответил флибустьер с серьезным видом, -- знатного рода, сеньор дон Хесус, так что и речи быть не может о каком-либо вознаграждении, тем более что он только исполнил свой долг дворянина.
-- Боже мой, граф! -- наивно вскричал асиендадо. -- Я так недавно имею честь знать вас, а между тем не перечту всего, чем вам обязан.
-- Тише, сеньор дон Хесус, -- остановил Лоран, бросив на него значительный взгляд, -- не говорите этого, сперва надо ближе узнать друг друга, а потом уж выносить окончательное суждение.
-- О! Вас-то, граф, благодарение Богу, я знаю хорошо!
-- Может, вы ошибаетесь на мой счет и со временем перемените свое мнение!
-- Это невозможно.
-- Кто знает?
-- Вы странный человек, любезный граф, -- сказал асиендадо, немного помолчав.
-- Я не понимаю вас, сеньор дон Хесус, -- возразил Лоран с легким оттенком надменности.
-- Видите ли, то что я хочу сказать, довольно трудно выразить.
-- Вы сильно возбуждаете мое любопытство этими вашими вступительными оговорками, сеньор дон Хесус.
-- Вы меня простите, если я буду вполне откровенен с вами?
-- Все прощаю вам заранее, сеньор. Итак, говорите смело.
-- Вот что, граф... Сам не знаю, отчего, но порой мною овладевает престранное чувство в вашем присутствии: разумеется, я питаю к вам живейшее сочувствие, я стольким вам обязан...
-- Дальше, дальше.
-- Однако иногда в разговоре с вами, вот как сейчас, например, я совсем теряюсь, такое грозное выражение мгновенно принимает ваше лицо, так сверкает молнией ваш взгляд!
-- Неужели я так страшен?
-- Для меня -- очень.
-- Благодарю, сеньор.
-- Как прикажете, граф, это не в моей власти! И, наконец, даже ваша речь...
-- Ну вот, и разговор мой страшен?
-- Да как бы вам сказать... у вас тон такой, что придает особенное значение каждому слову, насмешливая улыбка то и дело мелькает у вас на губах; когда вы говорите мне любезность, она звучит в моих ушах, точно угроза; если вы оказываете услугу, мне, наперекор очевидности, так и сдается, что услуга ваша превратится для меня в смертельную обиду. В эти минуты...
-- Что же в эти минуты?
-- Вы наводите на меня такой страх, что кровь стынет в жилах.
-- Уж не предчувствие ли это, сеньор дон Хесус? -- ответил Лоран, даже не моргнув. -- А ведь предчувствия посылаются Богом, ими пренебрегать нельзя.
-- Вот вы опять насмехаетесь надо мной, страшный вы человек!
-- Насмехаюсь? Нисколько. Я вовсе не шучу.
-- Вот то-то меня и огорчает, граф, что я никогда не знаю, враг вы мне или друг.
-- Зачем же мне быть вашим врагом, сеньор дон Хесус? -- возразил Лоран, взглянув на него так пристально, что тот вздрогнул и невольно опустил глаза.
-- Этот вопрос я и задаю себе: мы познакомились только несколько дней назад, никогда прежде мы не встречались. Случай свел нас, когда мы оба вовсе этого не ожидали.
-- Случай иногда так удачно сводит.
-- Я и не жалуюсь на него, наши отношения с самого начала были самыми дружескими.
-- Согласен, но что же вы заключаете из этого стечения обстоятельств, сеньор дон Хесус
-- Ничего не заключаю, напротив, доискиваюсь.
-- Можно дать вам один совет?
-- Любезный граф, совет от вас мне всегда приятен.
-- Вы очень любезны... Не ищите, поверьте, это будет напрасно.
-- Но почему?
-- Боже мой! Все очень просто: доискиваются только того, что существует, вы же хотите отыскать то, то создано одним вашим воспаленным воображением.
-- Ваши слова доставляют мне величайшую отраду и сваливают тяжелое бремя...
-- С вашей совести, -- подсказал Лоран, улыбаясь.
-- Вовсе нет! -- вскричал асиендадо. -- Моя совесть совершенно спокойна.
-- Разумеется, когда за свою жизнь не сделал никому вреда, -- насмешливо согласился капитан.
Асиендадо покосился на него, потом, охваченный внезапным порывом гнева, хлестнул лошадь так, что та помчалась со всех ног.
-- Что это с моим отцом, дон Фернандо? -- с беспокойством спросила донья Флора.
-- Не знаю, сеньорита, это с ним произошло внезапно. Если бы дело было не под вечер, я приписал бы это действию солнца.
Но дон Хесус уже успел побороть свой гнев и вернулся на прежнее место возле молодого человека.
-- Простите, дон Фернандо, -- сказал он, -- моя лошадь споткнулась, и я вообразил, что она понесла.
-- Я видел, -- вежливо поддакнул флибустьер.
-- Итак, вы говорили?..
-- Ничего я не говорил, сеньор, смею вас уверить, -- по крайней мере, я ничего не помню.
-- А! Значит, мне показалось.
-- Скоро мы доедем до асиенды?
-- Вы устали?
-- Признаться, да. Я не привык к большим переездам, а путь этот, не во гнев будь сказано, довольно длинен; я не такой железный, как вы, дон Хесус, дорога меня утомляет.
-- Это с непривычки, когда всегда пользуешься удобствами жизни...
-- Именно, сеньор, я очень избалован удобствами.
-- Так утешьтесь, дон Фернандо, мы близко к цели. Когда мы обогнем этот густой кустарник, что виднеется слева в ста шагах впереди, до асиенды останется всего четверть мили. Она окажется у нас прямо перед глазами.
-- Во всем своем великолепии, -- напыщенно произнес Лоран.
-- Ни минуты без насмешки!
-- Что прикажете? Такая натура! Я смеюсь над всем -- над грустным и над смешным. Следует принимать меня таким, каков я есть... Однако благодарю вас за это известие, сеньор дон Хесус; откровенно говоря, я не прочь поскорее добраться до места -- совсем разбит.
-- Гм! Я считал вас бодрее.
-- И обманулись! Как видите, воля у меня есть, а сил не хватает. Кроме того, подумайте, что я еще далеко не у цели!
-- Как?
-- Да ведь я еду в Чагрес.
-- Знаю, но не сегодня же, надеюсь?
-- Нет, разумеется, хоть бы судьба всего моего состояния зависела от этого.
-- Ну вот, завтра вы отдохнете и будете в порядке, вот увидите.
-- Дай-то Бог!
Разговаривая таким образом без особенной последовательности, они быстро приближались к асиенде дель-Райо.
Стало темнеть, и человек пятьдесят пеонов с факелами в руках бегом спускались с горы и приветствовали возвращение господина громкими криками.
Люди эти, которые бежали в темноте, размахивая зажженными факелами, придавали окружающей картине нереальный, фантастический характер.
Спустя двадцать минут путешественники уже въезжали во двор асиенды.
Капеллан и мажордом ждали у больших ворот; они поздравили прибывших с благополучным приездом.
Путешественники спешились.
Хотя Лоран и жаловался на усталость, однако он проворно соскочил наземь и подбежал к дамам, чтобы помочь им сойти.
-- Поручаю тебе слуг его сиятельства графа дона Фернандо де Кастель-Морено, -- обратился асиендадо к мажордому, -- смотри, чтобы им было хорошо.
Мажордом почтительно поклонился.
Дон Хесус Ордоньес вошел в дом, за ним -- две девушки, граф и отец Санчес, который, завидев Лорана, по своему обыкновению тотчас опустил капюшон на лоб.
Все разошлись по своим комнатам, чтобы в ожидании ужина привести в порядок свой туалет, очень нуждавшийся в этом после продолжительного переезда.
Графу отвели ту же комнату, где он был в предыдущий раз. Мигель Баск и паж уже ждали его там.
Лоран переоделся: платье на нем было в крови и во многих местах разорвано.
-- Схватка была не на шутку, ваше сиятельство? -- спросил Мигель, помогая капитану одеваться.
-- Пустяковая, -- ответил молодой человек на басконском наречии, которое приводит ученых в отчаяние. -- Шайка негров с безобразным Каскабелем во главе похитила дочь нашего друга Хосе.
-- Ага!
-- Несколько индейцев бросились вслед за ними. Будучи в явном меньшинстве по сравнению с неграми, они отважно ринулись на них и полегли бы все, не подоспей мы, на их счастье, как раз вовремя. Девушку мы вызволили, а мерзавцев перебили. Юлиан выстрелом раздробил руку Каскабелю, и тот с ревом ударился в бегство; за ним разбежались и остальные ночные птицы. Вот и вся история.
-- Бедный Хосе! Я рад за него, что все так хорошо закончилось.
-- Я тоже. Разумеется, я не заикнулся обо всем этом дону Хесусу. Я сочинил целую историю о засаде свирепых флибустьеров, бежавших из Панамы, прибавил к своему рассказу ожесточенный бой и угодил в его мнении прямо в герои. Он меня боится теперь, как черта, что мне на руку; надо поддерживать его в этом полезном настроении.
-- Это будет не трудно, -- с гримасой пренебрежения ответил Мигель, -- редко мне приходилось видеть такого подлого труса. Все время вашего отсутствия он бил себя в грудь и бормотал молитвы, дрожа как осиновый лист.
-- Да, я не считаю его храбрым.
-- Вы можете назвать его презренным трусом, ваше сиятельство, и все-таки не смягчите истину.
-- А что девушки?
-- О! Те ничего не боялись, просто молодцы! Представьте себе, они собирались отправиться к вам на помощь, как только заслышали перестрелку. Какого труда стоило мне удержать их! И то, если бы вы не вернулись, право, мне пришлось бы уступить их настоятельному требованию ехать вперед.
-- Добрые души! -- прошептал молодой человеке чувством.
-- Да, добрые, капитан, и преданные вам души, уверяю вас. Лоран вздохнул, поник головой и задумался.
-- Спасет ли ангел демона? -- пробормотал он про себя. -- Увы, это в руках Божьих! Я только орудие роковой судьбы...
В эту минуту появился мажордом и доложил, что ужин подан.
Лоран тотчас направился в столовую.
Все были в сборе, и капеллан ждал только его, чтобы прочесть молитву.