Дамы, утомленные путешествием, едва притронулись к ужину и, встав из-за стола, сейчас же ушли к себе.
После ухода доньи Флоры и ее подруги капитана, конечно, также ничего не удерживало. Несмотря на убеждение асиендадо провести с ним еще несколько минут, он сослался на страшную усталость. Глаза его, вполне естественно, так и смыкались, он с величайшим трудом подавлял зевоту; разумеется, хозяин не мог удерживать его долее.
Предоставившейся ему свободой молодой человек воспользовался с восторгом и немедленно вышел из столовой в сопровождении своего пажа и камердинера.
-- Ах, любезный отец Санчес! -- вскричал асиендадо, когда за Лораном затворилась дверь. -- Какой замечательный человек этот граф де Кастель-Морено!
-- Вы находите, сеньор дон Хесус? -- равнодушно спросил монах.
-- Разве вы не разделяете моего мнения?
-- Я очень мало знаю графа, сеньор, ведь мы не перекинулись с ним и парой слов.
-- Действительно, он так недолго пробыл здесь в свой первый приезд.
-- Разве на этот раз он пробудет дольше?
-- Не смею надеяться, отец Санчес, хотя и сильно желаю этого. У него неотложные дела в Чагресе.
-- А!
-- Но по возвращении, надеюсь, он опять остановится здесь.
-- По-видимому, вы очень интересуетесь этим молодым человеком, -- сказал монах, подняв голову и пристально поглядев на асиендадо.
-- Действительно, очень: я потерял счет услугам, которые он оказал мне. Не далее как сегодня, часа два назад, не будь его, мы все были бы безжалостно умерщвлены разбойниками, засевшими в засаде и поджидавшими нашего проезда.
-- В самом деле?
-- Несмотря на мои просьбы, даже, можно сказать, требования, он один бросился на разбойников и перебил их всех. Что за человек! Какая храбрость! Вы также восхищались бы, отец Санчес, если бы, как я, видели его в пылу сражения.
-- Боже мой! Разве дело было такое жаркое?
-- Вы даже не можете себе представить: нас окружили более сорока человек разбойников-флибустьеров, бежавших из Панамы, где они содержались в ожидании приговора.
-- Я полагал, что этих разбойников, как вы их называете, было не более десятка...
-- Действительно, это так, -- сказал асиендадо, прикусив губу, -- но они собрали вокруг себя индейцев и беглых негров, которых немало в этих местах.
-- Увы! Хозяева к ним безжалостны; у бедняг нет иного выхода кроме бегства.
-- Вы жалеете этих злодеев, отец Санчес?!
-- Я жалею всех страждущих, сеньор... Итак, они были вынуждены отступить?
-- После упорного сопротивления.
-- Слава Богу, что вы спаслись от такой опасности, теперь вы в неоплатном долгу у графа.
-- Который, боюсь, никогда не буду в состоянии возвратить, отец мой: граф не такой человек, как все.
-- Положим, однако, поблагодарить его вам бы следовало, -- возразил монах слегка насмешливым тоном.
-- О! Что до этого, то я, конечно, не премину.
-- И хорошо сделаете, сеньор. Кстати, не ранен ли граф?
-- Нет, а к чему этот вопрос, отец Санчес?
-- Просто к тому, что он показался мне очень бледным, даже слабым; он явно нуждался в отдыхе.
-- Я и сам не могу понять этого. В том, что он не ранен, можете быть уверены, но меня крайне удивляет, что молодой человек, рослый и превосходно сложенный, который еще сегодня доказал невообразимую энергию и громадную силу, тотчас после сражения стал вдруг жаловаться на усталость, на жар, Бог знает на что еще, и вдруг сделался слаб, как женщина. Вы сами видели его минуту назад. Что можно думать о таком странном поведении?
Отец Санчес пристально поглядел на асиендадо, как будто хотел проникнуть в глубину его души, потом встал и, поклонившись, сказал со значением:
-- Это доказывает, что не следует полагаться на внешний вид, почти всегда обманчивый. Доброй ночи, сеньор дон Хесус, да бодрствует над вашим изголовьем ангел-хранитель и навевает вам сладкие сны!
С этими словами он медленно вышел из залы.
-- Что хотел сказать этот старый монах? -- пробормотал про себя асиендадо, оставшись один. -- Вечно он говорит такими загадками, что ничего не поймешь! Ах, если бы я мог избавиться раз и навсегда от его присутствия!.. Но терпение... -- прибавил он, нахмурив брови, -- быть может...
Он помолчал, потом опять заговорил вполголоса:
-- К чему ломать голову над тем, что взбредет в глупую башку полусумасшедшего монаха, и доискиваться разрешения загадок!.. Раз все гости бросили меня, то и я пойду спать, это будет лучше, чем тревожиться относительно всяких химер и сумасбродств без малейшего на то основания... Ха-ха-ха! -- презрительно засмеялся он. -- Меня не так легко напугать, как полагают! Еще увидим!
Он прошелся по комнате взад и вперед и наконец решился уйти в свою спальню.
Спустя десять минут дон Хесус уже спал в своей постели сном праведника. Асиенда была погружена во мрак и безмолвие, все обитатели ее, по-видимому, наслаждались отдыхом. Однако, если бы нескромный глаз мог проникнуть сквозь стены плотно запертых комнат, он увидел бы совершенно неожиданную картину.
Оставим пока дона Хесуса -- единственного, быть может, из всех обитателей асиенды, кто действительно спал, -- и войдем в комнату, занимаемую тремя Береговыми братьями. Флибустьеры и не думали спать. Сидя вокруг стола, они пили водку и о чем-то с жаром спорили вполголоса. С мужественного лица Лорана исчезли всякие следы усталости.
Эти трое ломали себе голову, пытаясь доискаться до некоего удачного решения, но оно никак им не давалось и они негодовали на свою неудачу.
Лоран уехал из Панамы вовсе не для того, чтобы попасть в Чагрес, где ему нечего было делать, а чтобы пробраться к устью Сан-Хуана и там переговорить с Монбаром или, по крайней мере, с Медвежонком Железная Голова, заместителем командующего экспедицией, о действенных мерах по захвату Чагреса, овладению фортом Сан-Лоренсо-де-Чагрес, который защищал город, и о наступлении оттуда на Панаму по суше через перешеек.
К несчастью, прежде всего Лорану и его товарищам следовало добраться до реки Сан-Хуан, точное положение которой никто не знал. Правда, река не могла быть очень далеко от того места, где они находились, однако чрезвычайно важный вопрос состоял в том, чтобы не ошибиться и не спутать одну реку с другой, что повлекло бы за собой громадную потерю времени и, пожалуй, провал всей экспедиции.
Три флибустьера находились в страшном затруднении, не зная, на каком решении остановиться. Отправляться в путь одним нечего было даже и пытаться, отыскать же проводника было не менее затруднительно: под каким предлогом могли бы они заставить проводника вести их к устью Сан-Хуана вместо того, чтобы отправиться в Чагрес?
-- Я вижу только одно средство, -- сказал наконец Мигель Баск с торжествующим видом. -- Оно просто и верно.
-- Не хвастай попусту, болтун, лучше говори скорее, -- вскричал Лоран с нетерпением.
-- Вот это средство: завтра утром мы берем проводника, безразлично, кого именно...
-- Очень принято слышать, -- шутливо ответил Лоран.
-- Мы уговариваемся с ним, чтобы он довел нас до Чагреса.
-- Однако...
-- Подождите. Дорогой мы говорим ему, что передумали и, прежде чем ехать в Чагрес, желаем взглянуть на устье Сан-Хуана. Если он согласится исполнить наше желание -- очень хорошо, если же он упрется, мы заставим его идти, приставив к горлу дуло пистолета. Так или иначе, результат выйдет один и тот же. Добравшись до места стоянки нашего флота, мы свяжем молодца, и нам останется только выбрать средство оградить себя от нескромности: мы вольны бросить его в море с камнем на шее или сдать на руки товарищам, которые продержат его у себя пленником и, пожалуй, со временем также смогут воспользоваться его услугами в качестве проводника. Вот мое средство. Ну, что вы скажете о нем, ваше сиятельство?
-- Оно совсем неплохо и очень просто; за неимением лучшего, я думаю, надо будет прибегнуть к нему. Завтра с рассветом мы отправимся в путь. Нас, наверное, ждут с нетерпением, малейшая задержка может обернуться катастрофой. Ах! Почему с нами нет Хосе, ведь он дал мне слово!
-- Я здесь, капитан, -- отозвался тихий голос. Несмотря на свою испытанную храбрость, флибустьеры вздрогнули и быстро оглянулись, схватившись за рукоятки пистолетов.
Хосе, спокойный и улыбающийся, стоял в двух шагах от них.
-- Ты сквозь стену пролез, что ли, дружище? -- весело вскричал Мигель. -- Мы не слышали ни малейшего шума.
-- Какая разница, где я прошел, раз я здесь?
-- Правда.
-- Когда вы видели, чтобы я изменял своему слову, капитан?
-- Никогда, вождь, с удовольствием это признаю! Итак, простите мне, мой добрый друг, что я усомнился, не в вас -- сохрани Боже! -- но в возможности для вас войти в этот дом.
На лице индейца мелькнула кроткая улыбка.
Он точно переродился, так все изменилось в нем -- от лица до одежды. Теперь он был в своем национальном костюме. Его тонкая холщовая рубашка, открытая на груди, стягивалась широким поясом из рыжеватой кожи, короткие штаны, также холщовые, едва прикрывали колени, к поясу была прицеплена с одной стороны короткая сабля с широким клинком, с другой -- топорик, лезвие которого заканчивалось на обороте заостренным углом, а рукоятка имела фута полтора длины; мешочек с пулями и бычий рог с порохом были прицеплены возле сабли; мокасины из оленьей шкуры, украшенные бисером, привязывались красными узенькими полосками, которые бесчисленное количество раз скрещивались, обвиваясь вокруг его сильных ног; длинные черные волосы, разделенные на прямой пробор, придерживались золотым ободком, в который было воткнуто орлиное перо, и падали свободно по плечам; большой пестрый плащ из шерсти ламы, с золотыми застежками, ниспадал до самой земли.
В этом костюме и с ружьем в руке краснокожий имел несколько дикий и вместе с тем величественный вид, внушавший невольное уважение.
Мигель подвинул ему стул. Хосе сел и пригубил водку из стакана, который ему пододвинули.
-- Вот ваш перстень, капитан, -- сказал он сдержанно.
-- Уже! -- вскричал молодой человек.
-- Валла-ваоэ летят как на крыльях, когда надо служить любимому вождю. Благодаря вам, капитан, моя дочь была со мной до заката солнца. За такие услуги следует платить не словами, а делом. Надеюсь, недолго быть мне у вас в долгу.
-- Хотя я желал бы противного, вождь, -- с улыбкой возразил Лоран, пожимая ему руку. -- Но как же удалось вам пробраться сюда так незаметно?
-- С давних времен мне известны все тайны этого дома, капитан, и потому ничего не могло быть легче.
-- Однако в наше первое посещение...
-- Я еще недостаточно знал вас, капитан, -- с живостью перебил индеец, -- мне следовало так говорить. Кем я был тогда в ваших глазах? Бедным пеоном, пожалуй, немного более сообразительным, чем остальные, вот и все.
-- Я неправ, бросим это, друг мой, и потолкуем о наших делах.
-- К вашим услугам.
-- Что вам удалось сделать?
-- Все то, о чем мы условились: капитан Бартелеми и его товарищи учат моих воинов владеть оружием, дети и женщины собирают серу и селитру, старики жгут целые деревья, чтобы добыть уголь; вскоре мы будем в состоянии снабжать вас порохом, если у вас будет в нем недостаток, -- прибавил он, улыбаясь.
-- Никогда нельзя знать наперед, что может понадобиться, -- в тон ему ответил Лоран.
-- Сегодня утром я виделся с Монбаром. Почти весь флот в сборе у устья Сан-Хуана, готовый приступить к боевым действиям; ждут только прибытия семи или восьми кораблей эскадры Пьера Леграна и Моргана.
-- Отлично! -- вскричал молодой человек, радостно потирая руки. -- Вот славные-то вести!
-- Это еще не все, -- заметил Хосе.
-- Посмотрим, что еще.
-- Незадолго до нападения Моргана губернатор Пуэрто-Бельо отправил по разным дорогам пять курьеров в Панаму с требованием помощи.
-- И...
-- Все пятеро были перехвачены разведчиками и повешены.
-- Отлично! Так, значит, в Панаме и теперь еще ничего не знают?
-- Ровно ничего.
-- Ба! -- философски молвил Мигель Баск. -- Тем лучше для бедняг-испанцев. Пусть их себе наслаждаются покоем напоследок, их ожидает довольно неприятное пробуждение.
Слова Мигеля, произнесенные полунасмешливым-полудобродушным тоном, так свойственным знаменитому флибустьеру, вызвали общий смех.
-- Так вы говорили с Монбаром? -- спросил Лоран.
-- Да, мы говорили с ним довольно долго... Речь шла также и о вас.
-- Мой добрый друг! -- сказал Лоран. -- Я горю нетерпением увидеться с ним.
-- Я обещал адмиралу, что завтра в девять часов утра вы и два ваших товарища будете на его корабле.
-- В таком случае нам придется выехать очень рано.
-- Зачем, капитан? -- возразил Хосе, улыбаясь. -- Вам предстоит переезд всего в три мили. Если отправиться в путь в восемь часов утра, мы вовремя будем на месте; адмирал приглашает вас к завтраку, предупреждаю.
-- Черт побери! -- с живостью вскричал Мигель Баск. -- Даже если по дороге нам пришлось бы положить целую сотню испанцев, я не преминул бы явиться на подобное приглашение.
-- Такого страшного побоища не предвидится.
-- Тем хуже, это было бы забавно!
-- Вот беда-то! -- вдруг вскричал Лоран, ударив себя по лбу.
-- Что такое, капитан? -- спросил Хосе.
-- Если флот стоит так близко отсюда, как вы говорите, надо держать ухо востро: того и гляди, что дон Хесус, трусливый, как заяц, но хитрая бестия, случайно как-нибудь откроет, что происходит возле его асиенды.
-- Меры уже приняты.
-- Очень хорошо, но объясните мне, вождь, какие именно; признаться, я не спокоен.
-- Я понимаю это, но повторяю, нет ни малейшего повода к беспокойству.
-- И все-таки...
-- Тут и говорить-то особо нечего. Просто я окружил асиенду живой цепью.
-- То есть?
-- С захода солнца пятьсот воинов сторожат каждый клочок земли на две мили в округе; кто бы ни попытался пройти за цепь, будет немедленно схвачен и повешен.
-- Старая система!
-- Почему бы не придерживаться ее, раз она хороша?
-- Тем более, что она чрезвычайно проста.
-- Вот именно. Что же касается асиенды, то она уже с час как снабжена порядочным гарнизоном.
-- Как?! Гарнизон здесь?
-- Боже мой! Да, здесь. Я имею полное право утверждать это, -- прибавил Хосе, улыбаясь, -- поскольку сам же и служил ему проводником и разместил, смею вас уверить, довольно удобно.
-- Просто фантастика! -- вскричал Лоран. -- А как велик гарнизон?
-- Угадайте, капитан.
-- Откуда мне знать? Вы меня мучаете, точно на шиле держите.
-- Какой вы нетерпеливый человек!
-- Простите, любезный друг, но вы же понимаете...
-- Понимаю и потому повинуюсь. Сколько вас на асиенде дель-Райо, Береговых братьев?
-- Тринадцать, я полагаю, по крайней мере. Я, право, теперь и сам не уверен, во сне все это происходит или наяву.
-- Благодарю, капитан, вы, верно, считаете меня чуть ли не колдуном.
-- Не скрою, что есть такой грех.
-- По счастью, священная инквизиция не имеет надо мной власти, -- возразил краснокожий, смеясь, -- а то, чего доброго, по вашей милости, любезный капитан, меня сожгли бы на костре.
-- Ей-Богу! Вы этого заслуживаете, раз так терзаете меня неизвестностью.
-- Вы заблуждаетесь, любезный капитан.
-- Заблуждаюсь?
-- Ваш расчет неверен.
-- Какой расчет?
-- Да тот, что вы сделали. Вас не тринадцать Береговых! братьев на асиенде, а, позвольте, чтобы не ошибиться, целых триста четырнадцать.
-- Триста четырнадцать! Черт возьми! Что еще за шутки, вождь!
-- Я не имею обыкновения шутить, когда речь заходит о вопросах столь важных, какие мы обсуждаем в настоящую минуту. Часа полтора назад, пока вы спокойно ужинали в столовой со всеми обитателями асиенды, я ввел в дом триста Береговых братьев под командой одного из ваших лучших друзей, который очень радуется, что наконец-то увидит вас и пожмет вам руку.
-- О ком вы говорите, вождь?
-- Об Олоне.
-- Олоне здесь! -- вскричал Мигель Баск. -- Ого! Дело пошло! Знаю я этого голубчика, он не любит сидеть сложа руки.
-- Какого черта посылает Монбар Олоне -- ведь он Монбаром прислан?
-- Самим Монбаром, который завтра же сам посвятит вас в свои планы, как он мне сказал.
-- И вы ничего не знаете?
-- Ровным счетом ничего, но предполагать не воспрещается, а потому...
-- И что вы предположили? Говорите!
-- Ведь вы с Монбаром братья-матросы?
-- Правда, вот уже шесть лет, как все у нас общее.
-- Следовательно, вас он считает таким же начальником экспедиции, как и себя. К тому же, именно вам принадлежит первая мысль о ней.
-- Это возможно -- тем более, что Монбар настолько великодушен, что не будет стараться держать товарища в тени.
-- Особенно когда товарищ этот его брат-матрос и, следовательно, лучший друг.
-- Это рассуждение не лишено логики.
-- Теперь предположим... заметьте, капитан, что я ничего не утверждаю, только предполагаю...
-- Хорошо, хорошо! Продолжайте, друг мой.
-- Предположим, говорю я, что Монбар, желая уделить вам большую долю славы в экспедиции, задуманной вами, хотя по самоотвержению вы временно отошли на второй план, со своей стороны решился поручить вам командование в смелом нападении, на какое способны вы один, например, в занятии форта Сан-Лоренсо-де-Чагрес, который защищает Чагрес и слывет непобедимым; Александр Железная Рука и сам Морган осаждали его поочередно в эти последние годы, однако взять так и не смогли.
-- А я возьму, ей-Богу! -- вскричал порывисто молодой человек.
-- Если именно таково намерение Монбара, что мне, однако, неизвестно, он, должно быть, также верит в возможность вашего успеха. В числе окружающих его командиров адмирал особенно может полагаться на преданность одного, который любит и вас, -- именно ему вы поручили ваш корабль, когда высадились на берег несколько дней тому назад.
-- Олоне, черт возьми! Мой добрый старый товарищ!
-- Быть может, адмирал, от которого ничто не ускользает, и выбрал Олоне в убеждении, что между вами будет полное согласие.
-- О! Это верно. Я полагаюсь на Олоне, как на самого себя.
-- Позвольте еще раз заметить вам, что я не знаю ничего определенного, адмирал не говорил мне ничего такого, только...
-- Только что?
-- Он показался мне крайне озабоченным численностью гарнизона в форте Сан-Лоренсо, который благодаря своему положению защищает не только город и море, но и реку вместе с окрестностями.
-- Гм! Сильно он вооружен?
-- Там находятся двести пятьдесят орудий на валах и гарнизон в три тысячи человек -- старых, обстрелянных солдат под командой генерала Сантьяго Вальдеса, слава которого известна всему миру.
-- Проклятие! Три тысячи человек, по десятку на одного, да еще за толстыми стенами!
-- И прочными, каменными, в двенадцать футов толщины сверху и в двадцать пять в основании; я знаю форт, как будто прожил там целый век.
-- Ей-Богу! Если это мысль Монбара, спасибо ему, что он подумал обо мне! Это будет самой смелой и доблестной операцией в ходе всей экспедиции.
-- Позвольте, капитан, ведь я ничего не утверждаю, это лишь мое предположение.
-- Что ж, даже если Монбару эта мысль не приходила в голову, я подскажу ему, любезный Хосе! Ни за какие блага на свете, даже лучшему своему другу, за исключением Монбара, разумеется, я не уступлю чести этого блистательного подвига!
-- Вы знаете в них толк.
-- Еще бы! Клянусь честью, вождь, -- со смехом прибавил Лоран, -- вы отличнейший товарищ, какого мне не приходилось еще встречать.
-- А знаете ли, что я сделаю, если вам дадут это поручение?
-- Ей-Богу, знаю! Вы пойдете со мной, не правда ли, друг мой?
-- Правда.
-- По рукам, дружище, дело решено! И он протянул индейцу руку.
-- Хотите теперь побеседовать с Олоне? Он горит нетерпением увидеться с вами.
-- Хочу ли? Немедленно, если только это возможно!
-- А я-то, -- заворчал Мигель. -- Меня что, оставят здесь одного?
-- Нет, -- возразил Хосе. -- Только заприте за собой дверь так, чтобы в комнату нельзя было войти: ваше отсутствие может продлиться большую часть ночи.
Юлиан тут же запер дверь на задвижку.
-- Готово, -- сказал он.
-- Следуйте за мной.
Хосе подошел к стене и надавил пальцем в едва приметное углубление. Тонкая доска медленно, без малейшего шума отделилась от стены и открыла свободный проход.
Индеец взял фонарь, который оставил тут по приходе, зажег его, после чего тщательно задвинул доску на прежнее место.
Четверо товарищей очутились в довольно узком коридоре, в котором, однако, могли продвигаться по двое в ряд.