Лоран вошел в свою комнату и в изнеможении опустился на стул.
-- Какая ночь! -- пробормотал он. Поникнув головой, он на несколько мгновений погрузился в мрачные раздумья; вдруг его слуха коснулось глухое шипение часов перед боем. Он вздрогнул и очнулся.
-- Который час, Хосе? -- спросил он.
-- Половина пятого, капитан. Вам бы следовало заснуть.
-- Я сейчас так и поступлю; меня сломили душевные потрясения... В котором часу надо отправляться в путь?
-- Не раньше восьми.
-- Времени на отдых даже больше чем нужно. Достаточно двух часов сна, чтобы я опять стал самим собой... Кстати, Хосе, а что в это время будете делать вы?
-- Пойду приготовлю все необходимое для нашей небольшой разведки.
-- Надо договориться о встрече. Где я вас найду?
-- Не беспокойтесь, я появлюсь, когда настанет пора. Только не забывайте, что для всех здесь вы едете в Чагрес; важно, чтобы видели, как вы отправляетесь по той дороге.
-- Трудно было бы поступить иначе, ведь другой я не знаю.
-- Действительно, с чего это я вдруг понес такую чушь.
-- А я понимаю, Хосе, -- ласково возразил Лоран, -- вы меня любите, и мое горе вас совсем расстроило.
-- Когда плачет мужчина, особенно такой сильный, как вы, капитан, он должен выносить жестокую пытку. Мне тяжело, что я не в состоянии облегчить ее.
Капитан встал.
-- Спасибо, Хосе! -- сказал он, подавая краснокожему руку.
-- Теперь вы владеете собой, и потому я ухожу со спокойной душой.
-- Да, -- с горечью сказал Лоран, -- я стараюсь убить страдание.
Индеец пожал протянутую руку и направился к подвижной створке двери, скрывавшей тайный проход.
-- Постойте! -- встрепенулся вдруг Лоран. Хосе вернулся.
-- Чего вы хотите от меня, друг мой? -- спросил он.
-- Вы, наверное, отправитесь отсюда к вашим разведчикам?
-- Да, прямо отсюда.
-- Вас призывает к ним важная причина?
-- Видите ли, я уже говорил вам, что глубоко уважаю отца Санчеса и благоговею перед ним, как перед истинным проповедником слова Божьего.
-- А причем тут отец Санчес?
-- Сейчас поймете. Я сделал для него и доньи Лусии исключение из общего предписания не пропускать никого, кто хотел бы покинуть асиенду по дороге в Панаму или Чагрес.
-- Ну так что же?
-- Никогда я не мог предположить, чтобы нам пришлось выслушивать их упреки. Но после того, что произошло между вами, я поступил бы как последний осел, если бы не изменил своего распоряжения; это грозит нам не только большими затруднениями, но и крахом всех наших планов. Напротив, теперь я отдам приказание не спускать глаз с отца Санчеса, если он захочет пробраться в город.
Флибустьер покачал головой.
-- Друг мой, -- сказал он с грустной улыбкой, -- не отменяйте ничего из ваших первоначальных распоряжений.
-- Как! Вы не хотите? -- изумился индеец.
-- Тебя удивляют мои слова и подобная просьба с моей стороны? -- с горечью заметил молодой человек.
-- Признаться, -- пробормотал Хосе, -- я совсем не понимаю такого странного решения.
-- Действительно, оно странно, и даже очень. Но послушай меня, друг. Монбару дали прозвище Губителя, меня называют бичом Америки. Мы оба стремимся к одной цели -- неумолимому мщению испанцам, хоть и по разным причинам: Монбар -- из безграничной жалости к несчастным индейцам, беспощадно приносимым в жертву свирепыми тиранами, я -- из ненависти ко всему испанскому народу, причина которой тебе известна. Но признаюсь, слова святого мужа, словно огненная стрела, проникли мне в сердце; оно дрогнуло, голова пошла кругом от роя мыслей, сомнение закралось в мою душу.
-- Сомнение?
-- Да, сомнение, мой друг. Я спрашиваю себя, имел ли я право поступать так, как поступал. Мстя за свою бедную мать и несчастье всех родных, пострадавших по вине одного человека, не поддался ли я кровожадным наклонностям, которые были у меня с рождения? Я хотел бы убедиться, Бог или дьявол вселил в мое сердце эту ненависть. Если я действительно орудие воли Господней, ничто не восстанет против меня и не остановит моей карающей руки; если же, напротив, я только повинуюсь внушениям демона и поддаюсь злым наклонностям -- о! -- тогда Бог поразит меня и я паду, благоговея пред Его правосудием.
Индеец смотрел на молодого человека с удивлением, которого не старался скрыть.
-- О, как это благородно! -- прошептал он.
-- Нет, только справедливо, -- холодно возразил Лоран, -- вероятно, Господь внушил мне эту мысль, чтобы выразить свою волю. Не станем же пытаться идти наперекор путям Божьим. Он высшая благость, как и неумолимое правосудие; предоставим тем, на кого мы готовимся напасть, этот последний шанс к спасению. Если отец Санчес покинет асиенду и направится к Панаме, не задерживайте его, пусть он будет волен поступать как ему заблагорассудится; не помогайте ему, но и не чините преград.
-- Но если отец Санчес предупредит испанцев об угрожающей им страшной опасности, они примут меры. Силы их значительны, войско состоит из опытных и храбрых солдат.
-- Ну и что же? Кого Господь хочет покарать, у того Он отнимает разум. Разве тебе самому это не известно? Если суждено свыше, чтобы они погибли, то помогут ли им их крепости, их оружие, их войско? Ничуть не помогут. Один Господь всемогущ, Его никто не одолеет. Согласен ты исполнить мою просьбу?
-- Разве не предан я вам душой и телом, капитан? Ваша просьба для меня приказание. Клянусь повиноваться вашей воле.
-- Благодарю! Больше мне сказать нечего; а теперь, друг мой, возвращаю вам свободу. Идите.
-- По крайней мере, дайте себе отдых.
-- Обещаю тебе это; я и сам понимаю, что мне необходимо успокоиться. До свидания.
Индеец вышел.
-- Как Бог велит! -- прошептал Лоран.
Он бросился на кровать, не раздеваясь, и вскоре заснул крепким сном.
Незадолго до восьми часов слуги графа, уже на лошадях и полностью готовые к отъезду, выстроились в образцовом порядке во дворе асиенды.
Шелковинка держал под уздцы лошадь своего господина; Мигель Баск, неподвижный, как бронзовая статуя, стоял во главе небольшого отряда.
На прелестных личиках доньи Флоры и ее подруги, выглядывавших из окна, сквозило любопытство.
Раздался шум шагов и звон шпор, и на крыльце появился капитан, сопровождаемый доном Хесусом Ордоньесом.
На прекрасном лице Лорана не было заметно никаких следов страшных душевных потрясений прошедшей ночи. Он был спокоен и бодр, хотя и немного бледен; великолепный наряд еще сильнее подчеркивал его красоту.
Он почтительно поклонился девушкам.
-- Сеньориты, я и не смел надеяться на такое счастье, -- любезно обратился он к молодым особам, -- ваше присутствие служит для меня счастливым предзнаменованием.
-- Мы помолимся, чтобы оно не оказалось обманчивым, -- с кроткой улыбкой ответила донья Флора.
-- И за ваше скорое возвращение, -- многозначительно прибавила донья Линда.
-- Я подожду вас здесь, чтобы вместе вернуться в Панаму, -- сказал в свою очередь асиендадо.
-- Решено, сеньор... Впрочем, я не задержусь в Чагресе ни на минуту дольше, чем этого потребует необходимость; дня четыре, самое большее -- пять.
-- У нас впереди останется целых три дня. Это даже больше, чем требуется.
-- Только будьте готовы.
-- Даю вам слово.
-- Очень хорошо; мне пора ехать, до свидания, сеньор дон Хесус.
-- Не смею задерживать вас дольше, время не терпит. Доброго пути, граф.
-- Благодарю, дон Хесус. Надеюсь, что он будет действительно благополучным.
Лоран мигом вскочил в седло и поклонился дамам.
-- Молитесь за путешественника, сеньориты.
-- Уезжайте, сеньор, чтобы поскорее вернуться, -- весело напутствовала его донья Линда.
-- До скорого свидания, -- прошептала донья Флора, выпустив из руки носовой платок, на лету подхваченный Лораном.
-- Я буду бережно хранить этот талисман, -- обратился к ней капитан, -- и возвращу его вам, когда вернусь.
Раскланявшись в последний раз, он умчался во весь опор. Следом удалились и его слуги.
-- Мне было бы жаль тех, кому пришла бы в голову несчастная мысль напасть на него, -- пробормотал себе под нос асиендадо, -- какой лихой наездник!
После этого небезосновательного заключения он вернулся в дом.
Флибустьеры торопились. Они были вне себя от радости, что наконец увидят старых товарищей, с которыми так давно расстались, что могут сбросить с себя личину, тяготившую их, пить, распевать песни, говорить открыто, не опасаясь ненавистного взгляда какого-нибудь шпиона, спрятавшегося в кустах.
Особенно радовался Мигель Баск, который терпеть не мог твердую землю, годную, по его мнению, лишь на то, чтобы выращивать на ней овощи; он хохотал во всю глотку при одной мысли о том, как славно погуляет.
Все жестоко ошибались в своих расчетах. То, что ожидало их, не носило того розового оттенка, как им воображалось.
Вот уже минут двадцать Береговые братья летели вскачь, пока наконец окончательно не потеряли асиенду из виду. Они только что въехали в ущелье между двумя высокими горами, когда увидели человек десять краснокожих воинов, скакавших к ним навстречу.
Это были индейцы валла-ваоэ, все вооруженные ружьями, как с удовольствием отметили про себя флибустьеры.
Они узнали те самые ружья, которые сами же отдали Хосе несколько дней тому назад.
Сам Хосе, вооруженный точно так же, как и его спутники, в своем самом богатом боевом наряде, ехал в нескольких шагах впереди этого небольшого отряда.
Узнав друг друга, обе группы смешались, и вскоре завязалась дружеская беседа.
-- Приветствую тебя, Хосе, -- сказал Лоран, -- я не ожидал встретиться с тобой так скоро, мой друг.
-- Мы находимся на том самом месте, где нам нужно было встретиться, -- заметил Хосе, ответив на поклон капитана, -- в конце этого ущелья дорога разветвляется на две. Одна уходит вправо, в сторону Чагреса, а другая круто сворачивает влево, к реке Сан-Хуан, куда мы и направляемся.
-- Когда мы прибудем на место?
-- Мы на полпути. Минут через двадцать мы уже достигнем места якорной стоянки флота.
-- Что нового?
-- Насколько мне известно, нет никаких новостей. Вот только повесили двух испанских шпионов.
-- Невелика беда. Нет ли у тебя вестей о доне Санчесе?
-- Никаких; а у вас?
-- Я не видел его, он не присутствовал при нашем отъезде с асиенды.
-- Похоже, он что-то замышляет.
-- Ты так полагаешь? Ну, а я не разделяю твоего мнения. Отец Санчес может решиться на попытку мольбами спасти презренных испанцев от моей мести, как ни мала надежда разжалобить меня, но выдать экспедицию губернатору Панамы -- совсем иное дело. Между этими намерениями лежит бездна.
-- Что-то я не очень хорошо улавливаю смысл ваших слов. О чем вы?
-- А ведь все очень просто, мой друг. Отец Санчес, так сказать, член нашего семейства. Он воспитывал мою мать и тетку, присутствовал при моем рождении и любит меня безграничной любовью. Он оказался перед тяжелым выбором: пожертвовать спасением города из любви ко мне или же поступиться своей привязанностью ради весьма сомнительной перспективы спасения города? Ты понимаешь, что он не может быть уверен в спасении города, если б даже предупредил испанцев; а меня, которого любит, как сына, он погубил бы неминуемо без пользы для людей, к которым в глубине души питает очень мало сочувствия. Понимаешь теперь?
-- Конечно, понимаю, капитан, и согласен, что положение отца Санчеса чрезвычайно затруднительно.
-- Одному Богу известно, что он сделает; я предоставляю ему полную свободу действий.
Путешественники проезжали теперь через довольно густой лесок.
-- Вот мы уже почти у цели; минут через десять мы приедем.
Едва Хосе произнес эти слова, как громкое "кто идет?" раздалось в нескольких шагах от них.
-- Береговой брат, Прекрасный Лоран! -- немедленно ответил капитан.
Из кустарника вышел человек.
-- И вправду, черт меня побери с руками и ногами! -- весело вскричал он. -- Я уж думал, что ослышался. Добро пожаловать, капитан.
-- Здравствуй, Питриан, дружище! Уж не на часах ли ты, чего доброго?
-- Я-то? Вздор какой! Просто гуляю, ожидая вас. Мне послышался подозрительный шорох, вот я и крикнул: "Кто идет?" -- черт меня побери с руками и с ногами! Какая мне выпала удача заметить вас раньше всех! -- И Питриан со всех ног пустился бежать, оставив капитана в полном недоумении.
-- Куда его понесла нелегкая? -- расхохотался Лоран. -- Какая муха его укусила?
-- Видно, хочет сообщить о вашем прибытии товарищам, -- предположил Хосе.
Спустя пять минут они выехали из перелеска. Величественное зрелище, которое внезапно представилось их взгляду, вырвало у Лорана восклицание восторга.
На расстоянии не более пистолетного выстрела от того места, где они находились, река Сан-Хуан широко раскинулась в своем глубоком русле исполинской серебряной лентой, переливавшейся на солнце рубинами и сапфирами; на волнах, подобные громадным библейским левиафанам, тихо качались бесчисленные корабли флибустьерского флота, часть из которых, самого меньшего размера, стояла у берега.
В центре флота, немного поодаль от остальных, стоял адмиральский корабль; его можно было отличить по трехцветному флагу, который развевался на корме, и по четырехугольному вымпелу, поднятому на вершину большой мачты. Его окружало множество шлюпок.
На берегу флибустьеры разбили на скорую руку наблюдательный пункт, вероятно, для изучения окрестностей; многочисленные белые палатки, разбросанные по равнине, представляли собой самое живописное зрелище...
На реке царило величайшее оживление. Шлюпки то и дело сновали взад и вперед, на берегу буканьеры суетились за приготовлением завтрака.
Кучка Береговых братьев, предупрежденных Питрианом, ждала прибытия Лорана; среди них он узнал несколько знакомых лиц, среди них Польтэ, Питриана, Филиппа д'Ожерона и многих других.
Молодой человек соскочил с лошади и буквально упал в объятия друзей. Поднялись крики радости, громкие восклицания, хохот, шум и гам, которые способны были внушить зависть любому настоящему законодательному собранию; все говорили разом, не давая себе труда выслушать ответы.
Прошло немало времени, пока наконец не водворилась некоторая тишина, так как все Береговые братья очень обрадовались и Лорану, и Мигелю Баску, и их спутникам, однако Филиппу в конце концов удалось заставить себя слушать.
-- Любезный Лоран, -- сказал он, -- адмирал с нетерпением ждет тебя, а также Мигеля Баска и нашего друга вождя валла-ваоэ; не угодно ли вам следовать за мной?
-- Охотно, брат, -- ответил Лоран, -- но сперва мне надо позаботиться, чтобы мои храбрые товарищи, которые служили мне так преданно, ни в чем не испытывали недостатка.
-- Не беспокойся о них, Лоран, -- возразил Польтэ, -- я беру на себя снабдить их всем необходимым.
-- Ну, в таком случае их положение заботит меня пуще прежнего, -- рассмеялся Лоран.
-- Это еще почему?
-- Я знаю твое радушие, черт побери! Ты мне напоишь их мертвецки пьяными, чего я вовсе не желаю.
-- Ступай себе преспокойно, они будут только слегка навеселе, чтоб на душе было легче. Раз ты здесь, значит, напиваться сейчас нельзя; верно, теперь-то уж мы не заставим себя долго ждать и наконец-то выступим в поход!
Лоран пожал руку Польтэ, поклонился друзьям и, приказав Шелковинке быть готовым в случае необходимости по его первому знаку предупредить товарищей о том, что пора отправляться в путь, вместе с Мигелем Баском и Хосе пошел вслед за Филиппом д'Ожероном и Питрианом.
Они сели в поджидавшую их шлюпку и в несколько ударов весел достигли адмиральского корабля. Монбар встретил своего брата-матроса у трапа.
Флибустьеры обнялись.
Обменявшись первыми приветствиями, они сошли вниз и прошли прямо в столовую, где уже был подан завтрак.
Почти немедленно к ним присоединились Медвежонок Железная Голова, по обычаю сопровождаемый собаками и кабанами, Пьер Легран, Морган и другие офицеры флибустьерского флота, кроме тех, разумеется, кто отсутствовал, выполняя возложенные на них различные поручения.
Тотчас сели за стол; флибустьеры были не такого десятка, чтобы попусту тратить время на никчемные приличия.
Монбар усадил возле себя Лорана по правую руку, Хосе по левую и дал сигнал к началу трапезы. Завтрак был превосходный; флибустьеры весело ели и пили, говоря обо всем, кроме дел.
Береговые братья занимались важными вопросами только после десерта, когда кофе был налит, ликеры поданы, табак и трубки находились под рукой.
Дождавшись этой минуты, Монбар сделал знак слугам выйти и обратился к Лорану:
-- Теперь, брат, нам не помешают. Расскажи-ка, что ты поделывал с тех пор, как мы расстались, как лавировал между знатными идальго.
Лоран не заставил себя просить дважды, поскольку просьба Монбара являлась также и приказанием, которому он обязан был повиноваться. В мельчайших подробностях передал он все, что с ним случилось со времени отплытия из Пор-де-Пе на собственном корабле под командой Олоне до той минуты, когда он покинул асиенду по требованию адмирала.
Разумеется, молодой человек тщательно избегал в своем отчете всего, что относилось лично к нему и, стало быть, касалось его одного.
-- Вот что я сделал, -- заключил он свой рассказ. -- Положение было опасное и трудное; я старался вести дело как только мог лучше, чтоб не заслужить ваших упреков.
-- О чем ты говоришь, брат? -- вскричал Монбар с живостью. -- Ты заслужил одни только похвалы, ей-Богу!
-- Ты вел себя как человек храбрый и умный, -- сказал Медвежонок Железная Голова, пожимая ему руку.
-- Черта в ступе! -- вскричал Морган с пленительной улыбкой. -- Если б я не любил так Лорана, меня бы просто обуяла зависть!
-- И ты был бы неправ, -- весело возразил молодой человек, -- кроме Монбара здесь никто столько не делал для флибустьерства, как ты, Морган.
-- Тысяча возов чертей! -- гаркнул Пьер Легран, так сильно ударив по столу стаканом, что он разлетелся вдребезги. -- После стольких чудес, сотворенных Прекрасным Лораном, чтобы проложить нам путь, если мы не возьмем Панамы в течение одного часа, я торжественно объявлю нас всех олухами, и собаки-испанцы будут вправе повязать нам тряпки в виде хвостов, чтобы вдоволь поиздеваться над нами.
При этой оригинальной выходке Пьера Леграна неудержимый хохот овладел присутствующими; но так как, в сущности, хотя и в несколько странной форме, храбрый адмирал выразил чувство, общее для всех, то восторженные рукоплескания раздались со всех сторон.
-- Наполняйте свои стаканы, -- распорядился Монбар. Флибустьеры повиновались.
Адмирал встал, и в следующее мгновение сотрапезники последовали его примеру.
-- Братья, -- произнес Монбар своим звучным голосом, -- я пью за здоровье Лорана, моего брата-матроса, который отдает нам в руки Панаму, самую богатую кладовую испанского короля в Америке! За здоровье Лорана! -- воскликнул он, чокаясь с капитаном.
-- Братья! -- ответил Лоран. -- Я сделал только то, что каждый из вас сделал бы на моем месте; вы доказали, чего стоите, и еще как доказали! Но вы любите меня, я знаю, и потому снисходительны ко мне. Благодарю вас от всей души. Ваше одобрение радует меня больше, чем я могу выразить; но я не считаю, что заслужил его в той мере, как вы говорите. Теперь я должен просить вас предоставить мне случай совершить такое дело, которое оправдало бы ваши восторженные и чересчур высокие похвалы.
Монбар улыбнулся и сделал знак, чтобы все сели обратно на свои места.
-- Мой товарищ-матрос прав, братья! -- вскричал он весело. -- Мы к нему действительно пристрастны; с какой стати осыпать его похвалами, что же он сделал такого удивительного? Ничего, или почти ничего; вы ведь сами тому свидетели.
-- Да, да, разумеется! -- со смехом ответили Береговые братья.
-- Мы только любим его, как он сам это сказал, -- прибавил Медвежонок Железная Голова.
-- Известное дело, он лентяй, -- сказал Пьер Легран и разразился хохотом.
-- Лентяй, вот именно то, что я имел в виду, Пьер, -- заметил Монбар, продолжая улыбаться, -- он задумал эту грандиозную экспедицию, одна мысль о которой пугала даже самых храбрых. Так что ж? Это еще ничего не значит! С одним только Мигелем Баском, таким же лентяем...
-- Никуда не годится этот черт Мигель, это всем известно, -- перебил Пьер Легран, который так и катался со смеха.
-- Вдвоем, без друзей, без всякой поддержки, без надежды на помощь откуда то ни было, они смело высадились на берег, отправились в Панаму и так неловко вели дела, что -- прости Господи! -- мы войдем в город, я надеюсь, без единого выстрела... Но все это, разумеется, ничего не значит.
-- Ей-Богу, ничего! -- вскричали флибустьеры, которые забавлялись, словно озорные школьники. -- Ровно ничего, совершенные пустяки.
-- Итак, -- продолжал Монбар, -- мой брат-матрос совсем смущен; он стыдится своего бездействия до сих пор, тогда как мы сделали все, что только могли! Так будем же пристрастны к нему еще раз, братья, предоставим ему случай оправдаться в наших глазах.
-- Он очень в этом нуждается, -- заметил Пьер Легран с такой комичной серьезностью, что все просто схватились за бока.
Когда стих взрыв хохота, Монбар продолжал:
-- Завтра с восходом солнца флот подойдет к Чагресу. Тебе, Лоран, -- не для того, чтобы дать случай отличиться, но в знак высокого уважения, -- братья поручают взять с берега форт Сан-Лоренсо-де-Чагрес; он слывет неприступным, и никто из нас до сих пор не мог овладеть им. Доволен ли ты, мой друг? Находишь ли, что мы сумели выбрать то, чего достойна твоя неукротимая храбрость, и наградить тебя по заслугам?
Последние слова были произнесены с такой торжественностью и таким глубоким чувством, что флибустьеры просто не нашли слов, чтобы выразить свой восторг.
Лоран встал; он был бледен, глаза его сверкали странным огнем.
-- Братья, -- сказал он хриплым голосом, -- завтра форт Сан-Лоренсо окажется в наших руках -- или я буду мертв! Благодарю!.. Ваши руки!
Мгновенно все протянули ему руки.
-- Я не могу обнять вас всех, -- продолжал он, -- поэтому обниму своего брата-матроса.
Флибустьеры обнялись при исступленных рукоплесканиях своих товарищей.
-- Теперь я жду ваших приказаний, адмирал, -- сказал Лоран немного погодя.
-- Нужно отправляться, и чем скорее, тем лучше, -- ответил Монбар.
-- Не пройдет и часа, как я буду в дороге.
-- Необходимо быть у форта на восходе солнца.
-- Буду.
-- Двести валла-ваоэ, отборных воинов из этого храброго племени, под командой Хосе примкнут к твоему отряду, как и Бартелеми с остальными Береговыми братьями, посланными к индейцам.
-- Тем лучше; имея такую поддержку, я ручаюсь за успех.
-- Приказываю не открывать огня по форту, пока не завяжется ожесточенного сражения со стороны моря.
-- А что относительно остального?
-- В остальном действуй по своему усмотрению.
-- Спасибо! -- с чувством проговорил Лоран, и гордая улыбка осветила его лицо.
-- Ты, видно, уже составил себе план, -- заметил Монбар.
-- Быть может.
-- И сообщишь мне?
-- Если ты потребуешь; но я предпочел бы ничего не говорить тебе. Ты наверняка засыплешь меня замечаниями, которые поколеблют мою веру в успех. Знай только, что я хочу захватить форт обманом.
-- Гм! Трудно это сделать, когда флот станет бомбардировать город.
-- Именно на это я и рассчитываю.
-- Я уже сказал, что ты волен действовать как хочешь.
-- Смотри, лентяй, не засни в сражении, -- пошутил Пьер Легран и рассмеялся.
-- Приложу все старания, чтобы этого со мной не случилось, -- в тон ему ответил Лоран и, склонившись к уху Монбара, прибавил шепотом: -- Мне надо сообщить тебе кое-что с глазу на глаз.
-- Когда хочешь, брат?
-- Сейчас, если можно.
-- Пойдем.
Они оставили за столом своих товарищей, которые продолжали пить и курить, и прошли в смежную каюту.