Дон Бальтасар Турпид медленно смаковал стакан прекрасного французского коньяка, настоящего старого fine champagne, и ногтем мизинца смахивал пепел со своей сигареты. -- Вы говорили о вторичной неудаче, которую нам пришлось потерпеть, -- заметил дон Мануэль после минутного молчания.
-- Гм! Действительно, -- небрежно ответил дон Бальтасар, -- и даже очень важной неудаче: дон Фабиан Торрильяс де Торре Асула назначен министром юстиции.
-- Друг дона Порфирио Сандоса?
-- Он самый!
-- Voto a Brios! [ Клянусь святыми мощами! -- исп.] -- воскликнул дон Бальдомеро. -- Только этого недоставало, чтобы совсем доконать нас! И эта идея...
-- Какая?
-- Да эта ссуда денег! Вы просто сумасшедший!
-- Я? Ничуть не бывало!
-- Но это, вероятно, была шутка, мой друг?
-- Я не имею обыкновения шутить в делах, -- ответил дон Бальтасар серьезно. -- Раз мне предоставляется возможность устроить выгодную сделку, на то я ибанкир, чтобы не упустить ее.
-- Это правда; но снабжать деньгами нашего смертельного врага!..
Дон Бальтасар пожал плечами и сделал презрительную гримасу.
-- Вы ничего не понимаете в этих спекуляциях; я же в этом деле выигрываю двести, а может быть, и триста процентов! Надо быть дураком, чтобы не воспользоваться им.
-- Но каким образом дон Порфирио, этот старый плут, обратился именно к вам?
-- Разве вы забыли, что все, не исключая и дона Порфирио, считают меня вашим врагом?
-- А теперь он, наверное, окончательно убедился в этом мнении, найдя в вас такую готовность услужить ему!
-- Именно этого-то я и добивался и теперь торжествую: у нас установились с ним личные отношения.
-- Однако, мой друг, вы нас всех морочите. Право, вы очень милы! -- сказал дон Мануэль, нахмурив брови.
-- Как вы любезны, -- ответил дон Бальтасар, наклоняя голову с комической гримасой. -- Дамы до сих пор повторяют мне иногда тот же комплимент!
-- И что это за человек, черт побери! На него и рассердиться невозможно! -- воскликнул дон Мануэль, стукнув кулаком по столу.
Все рассмеялись.
-- Но, несчастный, -- начал опять дон Мануэль, -- вы вообразите, что ведь мы теперь все ставим на карту. Вся наша сила в нашем богатстве и нищете этих прощелыг. Им негде достать какую-нибудь тысячу пиастров, а вы настолько глупы, что даете им целых двести тысяч!
-- Да я дал бы им вдвое больше, если бы они попросили меня!
-- Но ведь это безумие! -- вскричал дон Мануэль в ярости.
-- Не волнуйтесь так, дон Мануэль, -- вмешался в разговор дон Бальдомеро. -- Я начинаю понимать комбинацию дона Бальтасара и вполне разделяю его мнение.
-- Как, вы согласны с...
-- С доном Бальтасаром? Безусловно!
-- Пусть он объяснится! -- резко произнес дон Корнелио Кебрантадор.
Дон Мануэль из осторожности вынужден был уступить своим сообщникам; затаив гнев, он внешне выглядел спокойным.
-- В таком случае, -- сказал он, -- пусть объясняется; я просто теряю голову среди тех несообразностей, о которых этот черт говорит уже целый час, точно насмехаясь над нами.
-- Никогда еще я не говорил более серьезно, чем в настоящую минуту, милый сеньор, -- ответил дон Бальтасар, -- и если бы вы не перебивали меня, то давно бы уже все поняли.
-- Так говорите же, я не произнесу больше ни слова!
-- Давно бы так. Прошу у вас только пять минут внимания. Надеюсь, что ваше терпение не истощится.
-- Слушаю, но прошу вас, милый сеньор, быть на будущее немного терпеливее. Наше положение известно вам лучше, чем кому бы то ни было. Следовательно, мы с вами оба прекрасно сознаем, что, невзирая на обширный круг наших связей, на большую численность наших единомышленников и те высокие посты, которые многие из них занимают в обществе, в армии или торговле, наше господство не продлилось бы и полгода во всякой другой стране, менее эксцентричной, чем наша. Достаточно какой-нибудь случайности -- все пойдет прахом, и мы погибли!
-- Однако вот уже скоро двадцать лет, как положение дел остается тем же и наше могущество лишь возрастает с каждым днем! -- с иронией сказал дон Мануэль.
-- Потому что мы в Мексике, где все идет вразрез с логикой; явная бессмыслица здесь будет иметь успех. К тому же, до сих пор на нас никогда серьезно не нападали.
-- Именно вследствие наших связей и массы наших сообщников, рассеянных не только по городам, но даже и по деревушкам.
Дон Бальтасар пожал плечами, заметно разволновавшись и гримасничая невозможным образом:
-- Но вы просто дурак! -- сказал он грубо.
-- Что?! -- выпрямился дон Мануэль.
-- Да, вы дурак, и я сейчас докажу вам, что прав. Вы воображаете, что наши связи, установленные нами такой дорогой ценой, и наши союзники выгородят нас в минуту опасности?!
-- А как же иначе! Для чего же мы и принимали их в свое товарищество?
-- Это вы их принимали, но не мы. Восстановим факты, пожалуйста!
-- Чего ради, не понимаю!
-- Это важнее, чем вы полагаете, милый сеньор! Повторяю вам, только вы один устроили этот союз, но не мы. Большинство из нас, и я первый, противились вашему образу действий. Но вы настаивали на своем -- и глупость была сделана. По справедливости, следовало бы оставить вас на произвол судьбы. Но если бы речь шла только о вас, я и не подумал бы изыскивать средства, чтобы выгораживать вас из того неприятного положения, в котором вы очутились. Но, к несчастью, вина одного из нас падает на всех остальных, и ваша погибель губит в то же время и всех нас; вот почему я и стараюсь не для вас, а для всего товарищества.
-- Однако пока что вы ничего не объясняете, а только изводите нас. Одними оскорбительными заявлениями вы ничего не докажете!
-- Потерпите, я начинаю. Во-первых, да будет вам известно, что все эти единомышленники сделаются нашими лютыми врагами, лишь только узнают о нашем падении; более того, они сами же донесут на нас, куда следует, чтобы вовремя оправдать самих себя.
-- О-о! Вы преувеличиваете, сеньор!
-- Вы так думаете? Ну, так знайте же, что они не дремлют и доносы на нас в полном ходу, в самой Мексике.
-- Не может быть! -- воскликнул дон Мануэль в ужасе.
-- Я говорю вам сущую правду!
-- Значит, все кончено, мы погибли!
-- Не совсем еще; но это может случиться, если мы тотчас же не примем надлежащих мер.
-- Что же нам делать! Valgame Dios! [ Боже мой! -- исп.] Что делать?
-- А-а! Наконец-то вы поняли! Много же времени вам понадобилось для этого!
-- Обвинения ваши теперь неуместны; нам некогда терять времени. Раз вы явились сюда, значит, у вас есть средства спасти нас.
-- Очень может быть! -- сказал банкир со зловещей усмешкой.
-- Какое же это средство?
-- Вы скоро узнаете, но сначала позвольте изложить вам план действия наших врагов, план в высшей степени гениальный, а потому и опасный для нас.
-- Я не понимаю вас. Нашему союзу грозит опасность, и моя обязанность защитить его.
-- Вот вы и ошибаетесь. Нападают не на союз, а лично на вас.
-- На меня? По какому же поводу?
-- Просто удивительно, милый дон Мануэль, как ваша память слабеет с каждым днем! Неужели вы забыли о своих старых грешках, как, например, о детях, вверенных вашей опеке, о наследстве, данном вам на хранение, и о некоторых статьях известного вам завещания? Да мало ли еще чего!
-- Что же, я сумею вывернуться, не беспокойтесь.
-- Верю вам; ну, а потом?
-- Как, потом?
-- Да раз выплывет это дело, то ваши враги употребят все средства, чтобы обеспечить себе успех. А разве вы не боитесь, что ваш знаменитый союз платеадос, представителем которого вы являетесь, дает вашим противникам немаловажные аргументы для улик против вас? Но наши враги не решились рисковать огромной суммой денег, необходимой для возбуждения процесса в Мексике, зная, кроме того, что у нас имеются приверженцы не только в министерствах, но даже среди приближенных самого президента? Таково было положение дел, когда пронунсиаменто все изменило, низвергнув наших друзей и заменив их врагами.
-- Пронунсиаменто, которому они, конечно, содействовали.
-- Изо всех сил; это был их единственный шанс на успех.
-- Действительно!
-- Очень рад, что вы согласны со мной. И лишь только новый образ правления вошел в силу, дон Порфирио Сандос, который, надо отдать ему справедливость, по своему недюжинному уму и неутомимой энергии является для нас опаснейшим врагом, начал с того, что провозгласил себя правителем Соноры; вы понимаете, для какой цели?
-- Viva Dios! Ради того, конечно, чтобы взять силой то, чего он не мог добиться по праву.
-- Не будем говорить о праве, раз мы сами не признаем его, хотя в ваших словах есть доля правды: владение стоит титула в штате, столь отдаленном от центра.
-- В особенности, когда имеешь власть губернатора этого штата, -- заметил дон Бальдомеро, -- и можешь распоряжаться войском и судами.
-- Совершенно верно, -- возразил дон Бальтасар, гримасничая, -- но чтобы достичь столь блестящего результата, то есть чтобы отомстить сеньору дону Мануэлю и уничтожить грозный союз платеадос, нужно немало денег.
-- А у дона Порфирио их совсем не было! -- воскликнул дон Мануэль, потирая руки.
-- Никому не известно наверняка, что есть у дона Порфирио и чего у него нет. Этот хитрый индеец всегда себе на уме: у него ничего не выведаешь; достоверно лишь то, что вот уже несколько лет как он слывет за вконец разорившегося человека. Одним словом, он решился заложить свои мексиканские поместья, единственные, которые у него остались, а также и свою асиенду дель-Пальмар. Я следил за ним не переставая и подал ему мысль обратиться ко мне, чем он и воспользовался; я изъявил готовность выручить его и сделал вид, что рад случаю сыграть с вами злую шутку, так как все убеждены, что я ваш враг. Но вместо шестидесяти тысяч, которые ему хотелось получить за дель-Пальмар, я предложил ему двести, но не в виде займа, а как плату за его владения, которые таким образом переходят в мою собственность. Дон Порфирио согласился не сразу, но я настаивал, и он уступил на следующих условиях: асиенда дель-Пальмар и мексиканский дворец заложены в мои руки; если через два месяца, считая со дня подписания акта, дон Порфирио не заплатит мне целиком всей суммы, а также процентов -- в общей сложности двухсот тридцати тысяч пиастров, -- то все его владения окончательно перейдут в мои руки.
-- О-о! Но...
-- Я еще не кончил; слушайте дальше!
-- Посмотрим, посмотрим!
-- При недостатке же денег дон Порфирио может расквитаться со мной, возвратив мне известное вам завещание и письменно обязуясь в будущем отказаться от всяких преследований по этому делу дона Мануэля де Линареса и вообще от всех нападок на него прямым или иным способом, по какой бы то ни было причине.
-- Вы мастерски провели это дело! -- в восторге воскликнул дон Бальдомеро.
-- Дело сделано прекрасно, -- проговорил дон Бенито де Касональ.
-- Да, действительно, вы хорошо придумали! -- сказал дон Корнелио Кебрантадор.
-- Договор подписан? -- спросил дон Кристобаль Паломбо.
-- Пять дней тому назад! -- отвечал дон Бальтасар со своей гримасой, на этот раз ужаснее обыкновенного.
Дон Мануэль с неописуемым удивлением смотрел на своих друзей.
-- Все, что мне ясно из этого дела, -- проговорил он наконец, -- это то, что у нашего врага не было ни одного реала [ реал -- мелкая испанская монета ], а теперь...
-- Он от этого решительно ничего не выиграл! -- прервал дон Бальдомеро сердитым голосом.
-- То есть, как же это? Что вы хотите сказать?
-- Я хочу сказать, что случилось именно то, что я предвидел. Сначала ему пришлось отделаться от неотложных долгов; затем, чтобы придать своему положению известный блеск, ему понадобилось обзавестись экипажами и прочее. Шестьдесят тысяч пиастров у него исчезли в один миг. Затем, необходимо было нанести визиты членам правления, чтобы заручиться их позволением действовать по своему усмотрению, с полной безопасностью. Таким образом, в данную минуту в кассе сеньора дона Порфирио Сандоса, губернатора Соноры, не найдется и сорока тысяч пиастров.
-- А-а! И больше никаких ресурсов! -- воскликнул дон Мануэль. -- В самом деле, милейший сеньор, вы все устроили просто прекрасно. Примите мои извинения; право, вы оказались очень ловким человеком.
-- Благодарю, сеньор, но это еще не все! -- сказал дон Бальтасар.
-- Что же еще?
-- Вы предоставили мне полную свободу действий?
-- Да.
-- В таком случае, я вполне воспользовался ею.
-- Каким образом?
-- Новый министр финансов, зайдя ко мне, стал жаловаться на плачевное состояние казны и крайнюю необходимость для правительства иметь деньги на текущем счету. Тогда я ответил ему, что несколько месяцев тому назад в Соноре появился негодяй, который своими происками причиняет огромный вред жителям этой страны, стращая их угрозами и так далее, что этот субъект, прозывающийся доном Торрибио де Ньебласом, вовсе даже не мексиканец, что это мой враг, ограбивший две мои асиенды, и что я рад был бы избавиться от него как можно скорее. Потом я так повел дело, предложив министру восемьдесят тысяч пиастров без процентов, что тот пожал мне руку, сказав, что мое заявление правильно и что он обратит на него должное внимание. Ну, что вы об этом думаете?
-- Я в восторге от ваших действий; вы ловко отразили удар, который нам собирались нанести.
-- Ив довершение всего у меня в портфеле имеется бумага, подписанная президентом республики и министром внутренних дел, уполномачивающая меня арестовать дона Торрибио де Ньебласа и дающая право употребить силу в случае нападения.
-- Это полномочие у вас?
-- Вот оно, -- сказал банкир, вынимая бумагу из портфеля и передовая ее дону Мануэлю.
Последний поспешно схватил ее и быстро пробежал глазами.
-- Эге, да вам выдали настоящий карт-бланш! -- радостно воскликнул он.
-- Почти что так! -- ответил дон Бальтасар с видимым спокойствием.
-- Не почти что, а точно, взгляните сами!
-- Ну, положим, что точно! Я спорить с вами не буду. Значит, вы теперь довольны?
-- Я восхищен, так будет вернее; не знаю, как и благодарить вас! Немало же вам пришлось похлопотать!
-- Хлопоты-то что, главное -- наш успех!
-- Успех нам обеспечен!
-- Вы думаете?
-- А как же, ведь факты налицо... Вам эта бумага обошлась, вероятно, очень дорого?
-- Нет, не особенно, тысяч в двадцать пиастров, не больше.
-- Да это, в сущности, пустяки!
-- И я того же мнения. Но, -- прибавил он с гримасой, наподобие обезьяньей, как если бы та проглотила неспелый фрукт, -- в уголке моего портфеля есть другая бумага, которая стоила мне несколько дороже.
-- Как, еще бумага?! Да вы начинены ими, что ли? -- рассмеялся дон Мануэль.
-- Эге! Знаете, человеческая природа ненасытна, и я не мог устоять перед последними расходами.
-- Какими расходами?
-- За бумагу, о которой я сейчас говорил.
-- Прекрасно; и вы говорите, что она стоила дорого?
-- Страшно дорого, сеньор, но я не раскаиваюсь.
-- Сколько же вы заплатили за нее?
-- Увы! Целых девяносто тысяч пиастров.
-- Caray! Это действительно дорого.
-- Вот вы уж и осуждаете меня!
-- Я? Нисколько! -- с живостью воскликнул дон Мануэль. -- Если бы вы истратили вчетверо больше, и то я нашел бы, что вы отлично сделали. Разве я не убежден в вашей преданности товариществу и дружбе ко мне? К тому же, вам предоставлен карт-бланш, которым вы можете пользоваться, пока вам это нравится.
-- В таком случае, сеньор, я не хочу больше играть с вами, как кошка с мышью, -- сказал банкир, вытаскивая из портфеля бумагу. -- Вот что я вам припас напоследок. Надеюсь, что, прочитав содержимое этого рескрипта, вы не будете сожалеть о девяноста тысячах пиастров.
Дон Мануэль дрожащими руками развернул бумагу и пробежал ее глазами.
-- Voto a Brios! -- вскричал он с жаром. -- Это невозможно!
-- Что невозможно, дорогой сеньор? -- спросил дон Бальтасар с гримасой.
-- Как? Я назначен алькальд-майором [ алькальд-майор -- главный городской судья ] Уреса!
-- Столицы штата Соноры, если я не ошибаюсь.
-- Ваша правда; но вы же просто гений, mil Rayos! [ Тысяча молний! -- исп.]
-- Вы понимаете, дорогой сеньор, что мы не могли спокойно ждать того удара, который нам готовил дон Порфирио Сандос; он -- губернатор Соноры, а вы -- алькальд-майор Уреса. Он располагает войсками, а вы -- судом и расправой. Что вы на это скажете?
-- Наше дело выиграно!
-- Я того же мнения; только, если позволите, я вам дам совет.
-- Говорите, говорите! Все, что вы придумаете, превосходно!
-- Извольте; после поступайте, как вам заблагорассудится. Дон Порфирио ничего не знает из того, что мной сделано и чего я добился для вас. Поддерживайте его в этом неведении как можно дольше, примите свои меры, не теряя времени, но так, чтобы все оставалось тайной. Дону Порфирио не устроиться раньше восьми-десяти дней; значит, вы можете действовать энергично, тем более, что теперь он не может напасть на вас.
-- Я сам нападу на него.
-- Напротив, берегитесь этого, вы можете испортить все дело. Ждите его атаки, а потом разом откройтесь и прижмите его. Это будет легко, так как все меры предосторожности будут приняты вами заблаговременно.
-- Вы рассуждаете благоразумно.
-- Пусть наш враг первым сбивается с пути, пусть он объявляет гражданскую войну, этим он навлечет на себя вину, так как нарушит порядок, который вы поддерживаете.
-- Этот план превосходен! -- воскликнул дон Бальдомеро. -- Я охотно присоединяюсь к нему.
-- Но мы должны сохранить все в тайне и действовать с большой осторожностью, -- заметил дон Бальтасар, -- только так мы и можем добиться успеха.
-- Благодарю за совет, сеньор, я в точности исполню его, -- сказал дон Мануэль, от души пожимая ему руку.
-- Дело предстоит трудное, -- сказал дон Бальтасар. -- Когда поймают ягуара, он защищается до тех пор, пока не издохнет.
-- Ну, мы поступим с нашими врагами, как с ягуарами на облаве.
-- Но врагам рисковать нечем, они не постоят ни перед чем, значит, мы должны ожидать с их стороны всего, чего угодно.
-- Да, да, эта последняя схватка будет ужасной; но лучше покончить со всем разом.
-- Что вы думаете делать? -- спросил дон Бальдомеро.
-- Я уже сказал вам, что намерен последовать совету дона Бальтасара и не терять ни минуты, так как наше спасение заключается в этом. Но для спокойствия нам необходимо разделить обязанности.
-- Я, -- сказал дон Бальтасар, -- тут бесполезен как банкир. А вот в Мексике мои услуги могут вам пригодиться, там я буду следить за нашими врагами, предотвращать измены и доносы на нас.
-- Совершенно верно. Когда вы хотите ехать?
-- С рассветом.
-- Прекрасно! А вы, дон Бальдомеро?
-- Дон Корнелио, дон Кристобаль и я -- мы будем подбодрять наших друзей и вербовать всех пиратов и бродяг.
-- Хорошо. Далее, дон Бенито де Касональ и я отправимся после вас в Урее, где наше присутствие необходимо. Итак, завтра рано утром, или, вернее, через несколько часов, так как теперь уже четыре часа утра, каждый из нас поедет в свою сторону.
-- Э-э! -- вскричал дон Бальтасар. -- Ведь я не лесной бродяга, дорогой сеньор!
-- Не беспокойтесь об этом, милейший дон Бальтасар! Я дам вам, мой друг, конвой, который будет сопровождать вас и покинет лишь тогда, когда вы будете в полной безопасности.
-- Ну, слава Богу, надеюсь, что не попадусь в какую-нибудь западню.
-- Вы приедете целы и невредимы, будьте спокойны. В Мексике знают о вашем путешествии?
-- Знают, что меня там нет и думают, что я в Веракрусе, отлучился по делам.
-- Отлично. Это даже лучше, чтобы не знали, с какой стороны вы явитесь. Теперь, -- добавил банкир, вставая, -- постарайтесь соснуть часика два-три, желаю вам приятного сна!
-- Еще одну секунду! -- сказал дон Бальдомеро. -- Мы забыли о главном.
-- О чем именно?
-- Мы не решили, где соберемся опять.
-- Правда, правда, я совсем теряю голову. Ну, так...
-- Позвольте, -- прервал дон Бальдомеро, -- в четырех-пяти милях от Тубака у меня есть асиенда, та самая, которую вы мне продали, дон Мануэль.
-- Монте-Негро?
-- Она самая! Место это очень удобное. Если вы не придумаете ничего лучшего, то, по-моему, там нам безопаснее всего встретиться: во-первых, мы будем у себя, а во-вторых, мы сможем контролировать все пути, ведущие в Сонору.
-- Да, это место выбрано удачно и всем нам прекрасно известно; к тому же, в крайнем случае, там нам будет удобнее всего защищаться.
-- Итак, значит, решено? -- спросил дон Бальдомеро.
-- Решено! -- ответили в один голос все присутствующие. После этого, расставшись друг с другом, все разошлись по своим покоям, приготовленным заранее.
Не успели за предводителями платеадос закрыться двери, как послышался слабый шум, после которого открылась часть стены, легко повернувшись вокруг себя, и в образовавшемся проеме показалась человеческая фигура.
Это был дон Торрибио де Ньеблас.
Он обвел комнату испытующим взглядом.
-- Прекрасно, -- пробормотал он со странной улыбкой, -- я тоже буду присутствовать на этом собрании! До скорого свидания, господа; вы тут держали совет не одни!
Он отступил назад, исчез в отверстии, и стена приняла свое обычное положение, так что самый опытный глаз не мог бы открыть этого секретного прохода.