На полпути между асиендой дель-Меските и вентой дель-Потреро, то есть на расстоянии около сорока миль от каждого из этих пунктов, вечером того дня, когда начинается действие настоящей главы, на берегу маленькой безымянной речки сидели два человека. Они беседовали друг с другом, закусывая пемекамом.
Это были уже известные нам канадец Транкйль и его друг, негр Квониам.
Шагах в пятидесяти от них у подножия гигантской лиственницы, в чаще, образованной плющом и кустарником, был привязан жеребец-двухлеток.
Бедное животное после тщетных усилий освободиться от веревки, которой оно было стреножено, поняло наконец всю бесполезность своих усилий и печально улеглось на землю.
Оба наших героя, которых мы в конце пролога видели молодыми, уже достигли того возраста, когда половина жизни прожита. Хотя годы и не оказали большого влияния на их физическую силу, тем не менее в волосах охотника уже пробивалась седина, а на лице, которое стало коричневым от постоянного пребывания на воздухе, показались многочисленные морщины.
За исключением этих легких признаков, служащих печатью зрелого возраста, ничто не обличало в канадце какой-либо перемены в отношении физических сил -- напротив, глаза его видели вдаль так же хорошо, как и прежде, стан был прямым, а руки и ноги сохранили прежнюю крепость и силу.
Что же касается негра, то в его внешности не произошло никаких перемен, и он казался вечно юным. Впрочем, он приобрел за это время некоторую солидность, пополнел, не утратив, однако, своей беспримерной подвижности.
Место, где расположились наши лесные охотники, поистине было одним из самых живописных во всей прерии.
Полуночный ветерок очистил небо, темно-голубой свод которого был теперь покрыт мириадами звезд, среди которых ярко выделялся Южный Крест. Луна проливала беловатый свет, придававший предметам фантастические очертания, и ночь приобретала ту бархатистую прозрачность, которая вообще свойственна сумеречному свету. При каждом порыве ветра деревья качали своими влажными верхушками, с которых лился дождь на росшие внизу кустарники.
Река плавно текла посреди поросших лесом берегов и казалась далеко протянувшейся серебряной лентой. В ее спокойной поверхности, как в зеркале, отражались дрожащие лучи луны, которая уже успела совершить около двух третей своего пути по небу.
В прерии царило такое безмолвие, что легко можно было расслышать падение сухого листка или легкое содрогание древесной ветки, происшедшее от того, что по ней проползло какое-нибудь незначительное пресмыкающееся.
Оба охотника вполголоса беседовали друг с другом. Могло, однако, показаться странным, что люди, вполне освоившиеся с лесной жизнью, позволили себе на этот раз нарушить ее правила, требующие, чтобы на ночлег располагаться на вершине какой-нибудь возвышенности, и устроили свой ночной лагерь на самом краю откоса, отлого спускавшегося к реке и носившего на своей илистой почве более чем подозрительные следы, принадлежавшие по большей части животным из числа крупных плотоядных.
Несмотря на довольно чувствительный ночной холод и обильную ледяную росу, охотники не разводили костра. Тем не менее для них, по-видимому, было крайне необходимо хоть чуть-чуть согреться, в особенности же для негра, который в своем одеянии, состоявшем всего-навсего из панталон, прикрывавших его ноги, да из рваного сарапе, буквально стучал зубами от холода.
Транкиль, одетый в более теплый костюм мексиканских поселян, казалось, вовсе не замечал холода. Держа ружье у своих ног, он изредка бросал свой никогда не ошибающийся взор на покрытую мраком окрестность, прислушиваясь к малейшему шуму, какой только был доступен его слуху. Это не мешало ему перебрасываться словами с негром, не обращая при этом никакого внимания ни на его гримасы, ни на то, что он дрожал как осиновый лист.
-- Значит, вы не видали сегодня нашей малютки, Квониам? -- сказал Транкиль, обращаясь к негру.
-- Да, я не видал ее целых два дня, -- отвечал негр.
Канадец вздохнул.
-- Мне следовало бы к ней отправиться, -- проговорил он, -- дитя осталось совершенно одиноким, а теперь война привлекла в эти места всех бездельников и пограничных бродяг.
-- Ба-а! У Кармелы есть клюв и когти. Она сумеет выйти из всякого затруднения и не дать себя в обиду.
-- Проклятие! -- вскричал Транкиль, потрясая карабином. -- Если кто-нибудь из этих негодяев осмелится сказать ей что-нибудь такое!.. то...
-- Да не беспокойтесь вы до такой степени, Транкиль, вам ведь известно, что если кто-нибудь осмелится ее оскорбить, то у нее не будет недостатка в защитниках. Кроме того, Ланси не покидает ее ни на минуту, а вы ведь знаете его верность.
-- Да, -- пробормотал охотник, -- но Ланси всего лишь обычный человек.
-- Вы совсем погрузились в отчаяние от тех мыслей, которые ни с того ни с сего приходят вам в голову.
-- Я люблю этого ребенка, Квониам.
-- Да ведь и я люблю эту прелестную шалунью. Подождите, пока мы застрелим ягуара. Тогда мы и отправимся в дель-Потреро. Вы согласны?
-- Отсюда очень далеко.
-- Ну вот еще! Всего-навсего три часа пути. Отвечайте же, Транкиль, ведь вы знаете, что теперь очень холодно, я в буквальном смысле сейчас окоченею. Проклятое животное! Скажите, пожалуйста, чем оно теперь занимается? Наверное, бродит где-нибудь в стороне вместо того, чтобы прямо идти к нам.
-- Чтобы дать себя застрелить, не так ли? -- с улыбкой возразил Транкиль. -- Быть может, ягуар подозревает о том, что мы здесь ему готовим.
-- Очень возможно: эти проклятые звери так хитры. Постойте, вот жеребенок что-то затрясся -- наверное, он что-нибудь почуял.
Канадец слегка обернулся.
-- Нет, пока еще ничего не заметно, -- ответил он.
-- Нам придется прождать его целую ночь, -- с неудовольствием пробормотал негр.
-- Вы всегда останетесь самим собою, Квониам, то есть вечно будете выражать нетерпение и упорство! Что бы я вам ни говорил, вы вечно будете стоять на своем и не понимать меня. Сколько раз повторял я вам, что ягуар самое хитрое животное из всех существующих! Хотя мы и расположились с подветренной стороны, однако для меня ясно, что он нас почуял. Он бродит тайком вокруг нашей стоянки, боясь подойти поближе. Как вы сами уже сказали, он бродит из стороны в сторону без всякой определенной цели.
-- Гм! А долго, по вашему мнению, будет совершать он эту прогулку?
-- Нет, так как должна же у него появиться жажда. В нем борются теперь три чувства: голод, жажда и страх. Последний понемногу ослабевает и скоро совсем исчезнет -- это вопрос времени.
-- Да вот мы уже почти целых четыре часа не можем этого дождаться.
-- Терпение! Самое главное сделано, и скоро мы, я в этом убежден, узнаем о нем что-нибудь новенькое.
-- Дай-то Бог, а то я совсем умираю от холода. Но вы хотя бы знаете, он очень крупный?
-- Да, следы его широки. Но едва ли я ошибусь, если скажу, что он не один.
-- Вы так думаете?
-- Я почти готов побиться об заклад -- невозможно, чтобы один ягуар натворил столько вреда в продолжение менее чем восьми дней. По словам дона Иларио, из его стада исчезло до десяти голов скота.
-- О! -- вскрикнул Квониам, радостно потирая руки. -- Мы хорошо поохотимся, так как очевидно, что их целая стая.
-- Я сам так же думаю. То, что они так близко подходят к асиенде, показывает, что у них есть детеныши.
В ту же минуту безмолвие пустыни нарушилось хриплым ревом, несколько походившим на отдаленное мяуканье кошки.
-- Вот его первый призыв, -- заметил Квониам.
-- Он еще далеко.
-- О! Он не замедлит к нам приблизиться.
-- Нет, он пока не помышляет об этом.
-- Гм! Так куда же он направляется?
-- Слушайте.
Рев, похожий на первый, но с прямо противоположной стороны, раздался в это мгновение уже не на столь далеком расстоянии от охотников.
-- Что я вам говорил! -- спокойно заметил канадец. -- Ягуар не один.
-- Да я в этом и не сомневался. Кому же и знать привычки этих кошек, как не вам?
Бедный жеребенок поднялся на ноги; он весь дрожал. Полумертвый от ужаса, он старался спрятать свою голову между передними ногами, испуская в то же время жалобное ржание.
-- Гм! -- проговорил Квониам. -- Бедное, невинное существо -- оно предчувствует свою неизбежную гибель.
-- Я надеюсь, что этого не случится.
-- Ягуар растерзает его.
-- Да, если мы не убьем ягуара раньше.
-- Уверяю вас, -- ответил негр, -- я буду просто счастлив, если этот несчастный жеребенок избегнет гибели.
-- Он уцелеет, -- сказал охотник, -- я выбрал его для Кармелы.
-- Ба-а! Так зачем же вы его сюда привели?
-- Чтобы он привык не бояться ягуаров.
-- Да ведь это прекрасная мысль! В таком случае, вопрос об участи жеребенка перестает меня волновать.
-- Так и должно быть, думайте лучше о ягуаре, который может подойти справа, а я буду следить за тем, который слева от нас.
-- Решено!
Почти в тот же самый момент раздался с той и с другой стороны рев, но уже гораздо сильнее, чем прежде.
-- Им хочется пить, их ярость пробуждается, и они решаются подойти поближе.
-- Хорошо! Не нужно ли нам приготовиться?
-- Нет, можно еще подождать. Наши враги все еще в нерешительности, бешенство их не дошло пока до такой степени, чтобы они забыли всякое благоразумие.
Так прошло несколько минут. Временами поднимался ночной ветерок, приносивший с собою неведомые звуки, кружась, проносился над охотниками и скоро терялся где-то в отдалении.
Охотники были спокойны и ждали, не трогаясь с места. Глаза их были устремлены в темноту, а уши готовы уловить малейший подозрительный звук. Они держали свои ружья наготове, чтобы немедленно встретить врага, который, правда, еще не показывался, но чье приближение и неизбежное столкновение с которым они уже предугадывали.
Вдруг канадец вздрогнул и быстро нагнулся к земле.
-- О! -- вскричал он с выражением сильнейшей тревоги. -- Что такое делается в лесу?
Рев ягуара зазвучал, подобно раскатам грома.
Ответом на него был крик ужаса и частый топот лошади, приближавшийся с неимоверной быстротой.
-- Живее! -- закричал Транкиль. -- Кому-то грозит смертельная опасность, ягуар его сейчас настигнет.
Оба охотника мужественно двинулись вперед в том направлении, откуда слышался рев.
Казалось, что весь лес содрогается, так как отовсюду слышались крики, которые то звучали насмешливо, то выражали собой ужасную тревогу.
Хриплое мяуканье ягуаров доносилось беспрестанно.
Лошадиный топот, услышанный охотниками, казалось, доносился теперь со всех сторон.
Охотники, почти задыхаясь, все время бежали вперед, перепрыгивая с изумительной быстротой через попадавшиеся им на пути канавы и рытвины. Страх за участь незнакомцев, которых они стремились спасти, придавал им силы.
Вдруг неподалеку от охотников раздался вопль ужаса, прозвучавший еще более резко и отчаянно, нежели первый.
-- О-о! -- вскричал Транкиль как человек, совершенно потерявший голову. -- Это она! Это Кармела!
Он прыгнул вперед, подобно тигру, и стремительно ринулся туда, откуда послышался крик. За ним последовал Квониам, который во время этого бешеного бега ни на шаг не отстал от своего товарища.
Внезапно в чаще воцарилась мертвая тишина, всякий шум и крики прекратились, точно в сказке. Слышалось только прерывистое дыхание охотников, которые еще продолжали бежать.
Но это безмолвие скоро нарушилось яростным ревом хищника, обеспокоенного треском ветвей. Сверху прыгнуло что-то огромное, промелькнуло почти над самой головой охотников и исчезло в лесу. В ту же самую минуту ночной мрак прорезал звук ружейного выстрела, вслед за которым тотчас же раздался предсмертный рев ягуара и чей-то крик ужаса.
-- Мужайтесь, нинья [Нинья -- малышка; ласковое обращение к девушке.], мужайтесь! -- прогремел невдалеке мужской голос. -- Вы спасены!
Охотники, собрав последние силы, побежали вперед еще скорее и скоро достигли места, где разыгрывалась сцена борьбы.
Странное и вместе с тем внушающее ужас зрелище представилось их испуганному взору.
На довольно узкой тропинке без чувств лежала на земле женщина, возле которой билась в предсмертной агонии лошадь с растерзанными внутренностями.
Женщина лежала без движения и казалась мертвой.
Два детеныша ягуара, присев, словно кошки, на задние лапы, пристально смотрели на нее горящими глазами и уже готовились сделать прыжок в направлении своей жертвы. В нескольких шагах от них с яростным хрипением катался по земле раненый хищник, делая яростные попытки броситься на человека, который, опустившись на одно колено и выставив вперед свою обмотанную сарапе левую руку, в правой руке держал широкий нож, готовясь мужественно встретить нападение зверя.
Позади этого человека стояла лошадь, вытянув вперед шею и опустив книзу уши. Ноздри ее дымились, и вся она дрожала от страха. Подруга ягуара, крупная самка, притаившись на макушке лиственницы, пожирала глазами соскочившего с лошади всадника, с силой размахивая в воздухе мощным хвостом и издавая глухое рычание.
Всю эту картину, описание которой отняло у нас столько времени, охотники заметили с одного взгляда. С быстротой молнии наши смельчаки, обменявшись друг с другом условными знаками, распределили между собой роли.
Квониам бросился к детенышам и, схватив их за шеи, размозжил им головы о большой камень, между тем как Транкиль, прицелившись из своего ружья, выстрелил в самку как раз в ту минуту, когда она сделала прыжок по направлению к всаднику. Затем охотник с неимоверной живостью повернулся назад и ударом приклада покончил с другим ягуаром, который повалился мертвым у его ног.
-- А-а! -- произнес охотник, опуская ружье на землю и отирая с лица холодный пот.
-- Она жива! -- закричал ему Квониам, почувствовавший всю горечь в восклицании своего друга. -- Она только в обмороке от испуга, но она спасена.
Охотник медленно обнажил свою голову и, поднимая глаза к небу, с выражением глубочайшей благодарности тихо произнес:
-- Боже, благодарю Тебя!
Между тем к Транкилю подошел всадник, которого ему удалось спасти столь чудесным образом.
-- Теперь я ваш должник, -- сказал он, протягивая руку своему спасителю.
-- Нет, это я в долгу перед вами, -- прямодушно отвечал ему охотник. -- Если бы не ваше самоотверженное поведение, я пришел бы слишком поздно.
-- Я сделал только то, что сделал бы всякий другой, будь он на моем месте.
-- Может быть, но как ваше имя?
-- Чистое Сердце. А ваше?
-- Транкиль. Дружба наша должна быть вечной.
-- Охотно принимаю ее. А теперь позаботимся о том, чтобы привести в чувство эту бедную девушку.
Оба новых друга еще раз крепко пожали друг другу руки и направились к Кармеле, около которой уже хлопотал Квониам, употреблявший все усилия, чтобы вывести ее из состояния глубокого обморока, в котором она находилась.
Когда же Транкиль и Чистое Сердце заменили Квониама у тела молодой девушки, то последний принялся поспешно собирать сухие ветви, чтобы развести огонь.
Между тем через несколько минут Кармела очнулась и скоро была уже в состоянии объяснить, зачем она попала в этот лес, вместо того чтобы спокойно спать у себя в венте дель-Потреро.
Рассказ девушки продолжался в течение нескольких часов, вследствие ее слабости и испытанного ею сильного потрясения. Мы же вкратце передадим его читателю в следующей главе.