НАЧАЛЬНИК ИЗБРАН
Гостиница "Олений Рог" занимала два этажа. На первом находилась знакомая нам общая зала, весьма обширная, почти столь же обширная, как и зала второго этажа. Последняя имела шесть окон, по три с каждой стороны; в ней стоял огромный дубовый стол со скамейками и шкаф -- вот и вся ее обстановка. Лестница из нижней залы прямо вела в верхнюю и закрывалась небольшой дверцей на полу.
Человек тридцать, одетые крестьянами и вооруженные с головы до ног, сидели за столом, заставленным различными кушаньями и напитками. Все это были люди очень подозрительной наружности. Они ели и пили с большим аппетитом. В углу стояло штук тридцать заряженных мушкетов. Одно из окон было открыто; снаружи к нему была приставлена лестница, которую сторожил часовой с ружьем на плече; перед ним на табурете стояли судок с кушаньем, кусок хлеба и кружка вина; он охранял своих товарищей.
Пирующие были не кто иные, как главные вожаки разрушителей. Хозяин, добродушный Грипар, охотно бы отказался от дохода, который доставили ему эти посетители, но, к несчастью, отказаться было невозможно: с этими людьми шутки были плохи.
Дверцы на полу растворились, и вошел Жан Ферре вместе с незнакомцем, все еще закутанным в свой плащ.
Все поднялись с мест.
-- Садитесь,-- сказал Жан.-- Все кончено.
-- Что там случилось? -- спросил один из вожаков.
-- Ничего особенного. Несколько дворян, возвращаясь с охоты, вздумали похозяйничать в трактире. Я их усмирил. Моего появления было достаточно, чтобы их угомонить. Больше нам никто не помешает -- будьте спокойны.
Все снова уселись. Взоры всех устремились на таинственного незнакомца в плаще. Жан Ферре снял шляпу и почтительно сказал ему:
-- Вы можете открыться, сударь; вам незачем больше скрываться: здесь все люди надежные, не выдадут, будьте уверены.
-- Я в этом не сомневаюсь,-- произнес незнакомец и сбросил с себя шляпу и плащ.
-- Господин Монбрен! -- воскликнули все в один голос.
-- Да, господа: Стефан де Монбрен! Я ваш друг и являюсь на ваш призыв,-- многозначительно произнес молодой дворянин.
Тогда все вожаки поднялись с мест и дружелюбно столпились вокруг него. Стефану исполнилось тогда не более двадцати двух лет. Это был красивый, высокого роста молодой человек, обладавший прекрасными манерами, но очень гордый. Одет он был в черный бархат и вооружен рапирой и двумя пистолетами за поясом; грудь его прикрывал легкий панцирь, без которого в то смутное время редко кто обходился. Широкий лоб, большие черные сверкающие глаза, тонкий, слегка согнутый клювом нос и большой рот с белоснежными зубами, тонкие усики, франтовски закрученные кверху, подбородок, украшенный эспаньолкой, резкие, выразительные черты -- все это придавало его лицу выражение энергии и отваги. Глядя на него, всякому становилось ясно, что в этом человеке скрыта железная воля и безграничная энергия.
В ту минуту он был бледен, но спокоен. Откинувшись назад, он левой рукой опирался на рукоятку рапиры, а правой крутил усы.
-- Садитесь, сударь! -- пригласил его Жан Ферре.-- Не желаете ли поужинать с нами?
-- Признаться вам откровенно -- я голоден. Я с раннего утра выехал из дома и, боясь опоздать на встречу с вами, нигде не останавливался.
С этими словами он без церемонии принялся за еду. Вожаки пришли в восторг от его непринужденности и простоты.
Молодой человек наполнил свою кружку вином и, поднеся ее к губам, произнес:
-- Господа! Пью за успех нашего дела!
Все восторженно закричали и чокнулись с ним. Ужин продолжался.
Тонкий наблюдатель, конечно, мог бы заметить, что молодой человек играет комедию. Порой лицо его как-то странно подергивалось; порой -- мрачно хмурилось. Несомненно, он отлично понимал всю серьезность своего поступка и предвидел ужасные последствия его. Вызов, смело бросаемый им дворянству, к которому он сам принадлежал и от которого его с этой минуты отделяла глубокая пропасть, был им тщательно продуман. Но все же он внутренне страдал, потому что убеждения его ничего общего не имели с убеждениями разрушителей; он не разделял ни их уверенности, ни их надежды. Он не верил в успех их дела и не желал этого успеха.
Но что же побудило его зажмурив глаза совершить этот роковой шаг? Страсть, роковая страсть, дошедшая до сумасшествия, личная обида, жажда мщения за себя и за отца, за свою утраченную невесту.
Никто не понимал, что происходит в душе Стефана. Разве только один Жан Ферре, поглядывавший на него со злой усмешкой. Все другие вожаки принимали за чистую монету все, что он им говорил за ужином.
Беседа за вином продолжалась еще очень долго. Наконец Жан Ферре, который ни на минуту не забывал цели сборища и ясно сознавал, насколько важно принять окончательное решение, направил разговор на главную тему.
-- Любезные товарищи и сообщники!-- провозгласил он, ударив рукояткой кинжала по столу с целью привлечь внимание и водворить тишину.-- Теперь, когда наш ужин закончен, отставим на время кувшины с вином и кружки, к ним мы можем вернуться потом и пить сколько душе угодно, обратимся к делу, для которого мы собрались сюда.
Вожаки тотчас же отодвинули на середину стола судки, тарелки, кувшины и кружки и устремили взоры на предводителя лиможских бунтовщиков -- Жана Ферре.
-- Мы вас слушаем,-- сказали они в один голос. Жан Ферре встал, окинул взором всех присутствующих и начал так:
-- Я не буду говорить вам об успехах восстания. Все вы участвовали в нем, проливали свою кровь, и, следовательно, вам лучше, чем кому-либо другому, известны блестящие результаты его. Бунт, начатый несколькими поселянами без всякой поддержки и почти без всяких средств, в настоящее время охватил три провинции, а вскоре, я уверен, он охватит всю Францию. Более пятидесяти тысяч людей, храбрых и самоотверженно преданных делу, идут по нашим следам. Мы -- сила, с которой королевской власти приходится считаться. Главная задача наша, однако, еще впереди. До сих пор нам приходилось иметь дело с мелкими силами, плохо вооруженными, плохо руководимыми и совершенно пассивно относящимися к делу. Мы их шутя разбили и уничтожили.
Жан на минуту остановился и перевел дух. Внимание присутствующих удвоилось. В комнате царила мертвая тишина.
-- Но в настоящее время нам придется бороться против правильно организованной, регулярной и испытанной военной силы, против военного искусства. Правительство проснулось наконец. Король, который раньше признавал справедливость наших требований и предоставлял нам свободу действий, теперь изменил свой взгляд благодаря подстрекательству лиц, его окружающих, чьи интересы совершенно противоположны нашим, то есть благодаря подстрекательству знати. На сей раз нам придется столкнуться лицом к лицу с испытанным войском старых закаленных солдат, предводительствуемых хорошими полководцами. Борьба будет кровопролитная, не на жизнь, а на смерть, но тем больше будет наша слава, если мы победим.
-- Мы победим! Мы победим!-- закричали с воодушевлением вожаки.
-- И я в этом убежден,-- продолжал громким голосом Жан Ферре,-- мы победим! Но при условии: нам нужно тесно сплотиться, образовать одну целую грозную армию. Дисциплине мы должны противопоставить дисциплину; военным талантам -- военные таланты. Нам нужен вождь, около которого мы могли бы сплотиться; голова, которая думает за нас и для которой мы являемся простыми, сильными орудиями. Не будем увлекаться: как ни велики наши успехи, но, в сущности, ведь мы неотесанные, серые мужики, ничего не смыслящие в военном деле и абсолютно не способные вести правильную войну. Словом, мы неучи, и при первом же столкновении с королевскими войсками мы будем побиты!
Поднялся страшный шум и гам. Жан Ферре спокойно подождал, пока уляжется волнение, вызванное его последними словами; затем он продолжал:
-- Я никогда не сомневался, что все мы готовы скорее умереть, чем уступить хоть одну пядь из наших требований. Но разве смерть является нашей целью? Нет, товарищи, кровь наша не должна быть пролита без пользы для дела, что мы защищаем. А чтобы достигнуть такого результата, нам необходим вождь, предводитель, и этого предводителя мы не должны выбрать из своей среды, ибо необходимо, чтобы командовал он один и чтобы мы ему беспрекословно повиновались. Согласны ли вы со мной, друзья?
-- Согласны! Верно!
-- На нашем последнем собрании вы уполномочили главных вожаков в трех провинциях выбрать от нашего имени главного предводителя, обещая признать их выбор заочно и дать клятву в безусловном повиновении тому, кого они изберут.
Взоры всех обратились на Стефана де Моибрена, который с величайшим вниманием слушал речь Жана Ферре. Монбрен был бледен; лицо Ферре, наоборот, пылало от воодушевления, и глаза метали искры.
-- Мы клянемся! -- закричали разрушители, поднимаясь с мест и поднимая руки.-- Но где же он, наш предводитель?
-- Вот он! -- воскликнул Ферре, указывая на Стефана де Монбрена.
-- Да здравствует Монбрен! -- все с невыразимым восторгом приветствовали Стефана криками, поклонами, рукопожатиями и стаканами.
Он поднялся с места и подал знак к молчанию.
Все смолкло.
-- Господа! -- начал он дрожащим голосом.-- Подумайте хорошенько о том, что вы делаете! Мы предпринимаем опасную игру! Борьба, в которую мы вступаем, есть борьба на жизнь и смерть. Нам предстоит или победа, или гибель!
-- Победа или гибель!
-- Вы хорошо знаете меня, не правда ли? Известно ли вам, что я дворянин, что я принадлежу к тому сословию, против кого вы боретесь?
-- Известно, известно!
-- Чтобы не было между нами никаких недомолвок и недоразумений! Вы знаете -- потому что моя история вам известна,-- что только ненависть и жажда мести руководят мною и заставляют меня принять ту опасную честь, какой вы удостаиваете меня, избрав своим начальником.
-- Это нас не касается, сударь!-- перебил его Жан Ферре.-- Нам нужно знать только одно.
-- Что же именно?
-- Принимаете ли вы начальство или нет?
-- Да! Но с одним условием.
-- Говорите!
-- Клянетесь ли вы в безусловном повиновении, безграничном и слепом? Клянетесь ли вы, что будете лишь простыми орудиями в моих руках, предоставив все планы и предначертания на мой страх и риск?
-- Клянемся! Клянемся!
-- Итак, господа, я согласен! С этой минуты я ваш начальник и таковым прошу вас всех меня считать. Не бойтесь ничего! Вскоре мы заставим роялистов серьезно призадуматься над вашими требованиями, положитесь на меня! А теперь, господа, я клянусь вам своим добрым именем и честью дворянина, что буду вам верен, буду служить вашему делу, которое отныне является и моим, всеми способами, даже смертью своей, до тех пор, пока вы сами не снимете с меня обязанности, какие добровольно на меня возложили.
При этом откровенном и чистосердечном признании вожаки покраснели от радости. Они уже давно знали Монбрена: они знали, что на его слова можно положиться.
Он продолжал:
-- Будьте готовы, господа, ибо скоро я открою вам свой план. А до того времени будьте настороже, тщательно проверьте ваших людей, следите за тем, чтобы оружие было в порядке, провианта и фуража достаточно -- скоро все это нам понадобится. Жан Ферре, Обриен и Пастурель будут моими адъютантами. Через них вы будете получать мои распоряжения, которые, согласно клятве, вы должны исполнять в точности и беспрекословно. Поняли вы это?
-- Поняли! Поняли!
Новый начальник взял кувшин, наполнил свою кружку до краев и поднял ее.
-- Я пью за равноправие и справедливость, за уничтожение сословных каст и привилегий, за успех нашего предприятия!
Этот тост был встречен с бешеным энтузиазмом. Стаканы были мгновенно осушены.
-- Теперь же,-- продолжал Монбрен,-- нам пора расстаться! Вы не состаритесь и на сутки, как получите вести обо мне.
Разрушители, еще раз заверив его в своей безграничной преданности, один за другим спустились через окно во двор и исчезли. В зале остались лишь Монбрен со своими тремя адъютантами. Он шепнул что-то Жану Ферре, и тот немедленно спустился в общую залу. Отсутствие его не продолжалось и десяти минут,
-- Ну как? -- спросил новый начальник.
-- Все улажено.
-- Каким образом?
-- Господин дю Люк -- благородный дворянин. Моя жена вскормила его сына, которому теперь десять лет. Я бы очень сожалел, если бы графу пришлось сегодня пострадать. Он дал мне слово, что будет держаться нейтрально и не примет участия в войне.
-- Ну, а...
-- Примеру господина графа последовали все остальные -- и тогда я их освободил. Они уже уехали.
-- Прекрасно! Ну, а тот дворянин, который прибыл в одно время со мной?
-- Какой дворянин? Я никого не видел.
Монбрен призадумался.
-- Будьте осторожны с хозяином,-- сказал он.-- Это хитрая лиса! Я очень ошибаюсь, если он не служит и нашим и вашим. Знаете ли вы, кто этот дворянин, который исчез под шумок?
-- Откуда же мне знать, сударь, когда я его и не видал?
-- Это граф Гектор де Фаржи, чрезвычайный эмиссар его величества короля! Понимаете вы теперь, почему я говорю, чтобы вы глядели в оба и не слишком бы доверялись Грипару?
-- Я запомню это, сударь! -- многозначительно заверил Жан Ферре.
-- А теперь едем! Сегодня ночью у нас много дел!
С этими словами они вышли из комнаты.