ЗАЛОЖНИЦА
Графиня де Сент-Ирем находилась в состоянии особенного изнеможения. Прошло уже несколько часов, как она лежала на жалкой кровати, предоставленная своим размышлениям и измученная тяжелой неизвестностью.
Приехав в Париж несколько месяцев назад, живя в одиночестве, не имея знакомств, она не знала, что у нее были враги, и поэтому не могла понять ничего из всего с ней случившегося.
Может быть, имя графини дю Люк мелькало порой в ее думах, но только мелькало; она знала, что Жанна так одинока, так слабодушна, так неспособна принять какое бы то ни было решение, что даже мысль, чтобы подруга ее могла оказаться замешанной в ужасном событии, не приходила ей в голову. С одной только личностью она имела отношения, и отношения тем более страшные, что они оставались в тайне. Но эта личность постоянно употребляла для переписки с ней посредника.
Этим человеком, одно имя которого приводило ее в содрогание, был епископ Люсонский. Она первая, может быть, угадала, каким кровавым и зловещим ореолом будет позднее окружено его имя. Посредник, им избранный, был отец Жозеф де Трамблэ, ужасавший всех, с кем монаху приходилось сталкиваться.
Страшное подозрение кольнуло сердце графини Дианы и сжало его, словно железными тисками. Что, если отец Жозеф, утомленный вечными просьбами без очевидного результата, захочет отделаться от нее? Она была совершенно одна, без друзей, без родных, которые могли бы защитить или отыскать ее. Ее захватили на проезжей дороге, кто подумает потребовать у монаха отчета в ее таинственной смерти?
Да, так должно было случиться; так оно и есть, без сомнения!
Уже давно, пользуясь доверием агента будущего министра, она проникла в некоторые из страшных тайн его мрачной политики, тайн ужасных, смертельных, открыть которые значило бы погубить епископа Люсонской епархии.
С ней хотели покончить, чтобы могила закрыла ей рот навсегда. Таковы были мысли, блуждавшие в возбужденном мозгу графини Дианы в ту минуту, когда дверь с шумом раскрылась и она услышала шаги нескольких человек, приближавшихся к ее жесткому ложу.
Ей стало страшно; она думала, что это шли убийцы, и ждала последней минуты.
Но она переломила себя и оставалась внешне спокойна. Веревка, которой были связаны ее ноги, немного распустилась; потом с ее лица сняли повязку: она открыла глаза.
Около нее стояли двое мужчин: один держал факел, другой подгонял веревки так, чтобы она могла двигаться без особого труда. Эти два человека были в масках. Диана с минуту смотрела на них с ужасом в душе.
-- Кто вы и что вам от меня надобно? -- спросила она спокойным, нежным, как музыка, голосом.
-- Вставайте и идите!-- глухо отвечал ей один из тюремщиков.
Сопротивляться было бы нелепо; она это знала и покорилась.
С помощью одного из двух незнакомцев графиня спустилась с постели и кое-как встала на ноги. От долгого лежания связанной кровь обращалась в ней медленно, и во всем теле она чувствовала какое-то онемение.
Несмотря на нечеловеческие усилия держаться прямо, она пошатнулась, побледнела как смерть, и непременно бы упала, если бы один из двух тюремщиков не поддержал ее.
-- Мужайтесь, сударыня!-- сказал он.
При этих словах в ее сердце блеснул луч надежды. Через минуту она немного оправилась и с грустной улыбкой отвечала:
-- Идите, я пойду за вами.
-- Обопритесь на мою руку,-- возразил незнакомец.
-- Благодарю вас, мой друг,-- отвечала графиня,-- мне кажется, если мы пойдем не так быстро, я найду в себе силы идти одна за вами.
Они вышли из комнаты.
Минут через десять, пройдя по извилистым коридорам, проводники девушки сделали ей знак остановиться.
Один из них стукнул три раза в дверь рукояткой кинжала.
После двух минут ожидания дверь без шума отворилась, и девушка вошла в зал.
Вид комнаты поразил ее ужасом.
Яркий огонь пылал в огромном камине; в конце большого стола три замаскированных человека в широких плащах и в шляпах, надвинутых на лоб, сидели каждый перед высоким железным подсвечником со свечой из желтого воска и смотрели на подходившую Диану сверкающими взорами; у всех под рукой лежало по паре больших заряженных пистолетов.
В печальной картине было что-то леденящее сердце.
Графиня почувствовала, что она невольно бледнеет.
-- Подайте стул мадемуазель Диане де Сент-Ирем,-- сказал сухим тоном президент этого мрачного судилища, напоминавшего испанскую инквизицию.
Один из людей, сопровождавших графиню, принес табурет, на который она скорее упала, чем села. Наступило молчание.
-- Приготовьтесь к ответу,-- минуту спустя произнес президент.
-- По какому праву вы меня допрашиваете, и кто вы такие? -- надменно спросила она.
-- По какому праву? -- отвечал президент.-- По праву силы. Кто мы такие? Ваши судьи.
-- Действительно, вы сильны сравнительно с девушкой. Ну что же, допрашивайте, я не буду вам отвечать!
-- Будете отвечать или умрете!
-- Так убейте меня сию же минуту, низкие трусы; у вас хватает смелости только на угрозы беспомощной женщине!
-- Нет, малютка, мы не убьем вас сейчас; мы морские разбойники, бывали далеко за морем и научились зверствам диких индейцев; умеем мучить людей долгими, страшными пытками, прежде чем смерть закончит их страдания.
-- Не рассчитывайте запугать меня этим,-- отвечала она трепещущим голосом,-- истощите все ваши зверства надо мной -- я отвечать вам не буду.
-- Диана де Сент-Ирем, какой повод к ненависти подала вам графиня Жанна дю Люк?
Ярко сверкнули глаза молодой девушки; она опустила голову, стиснула зубы и оставалась безмолвной.
-- Берегитесь!-- сказал президент.
Она как будто бы не слышала.
-- Вы не хотите отвечать?
Снова молчание.
-- Хорошо! Ваше упорство вас губит.
Он сделал знак двум замаскированным людям, неподвижно стоявшим поодаль.
Те подошли и схватили Диану. Пока один держал ее, другой снимал с нее обувь; потом они подняли бедную девушку на руки, перенесли через комнату, положили на пол перед камином и стали держать в таком положении, что подошвы маленьких ног находились у самого огня.
Диана де Сент-Ирем была женщиной. Она обладала тем нравственным мужеством, которым в известных случаях жизни отличаются женщины, но никогда не испытывала физической боли; она принадлежала к числу щеголих, которых лелеют и нежат. В ней положительно не было того нервного и бессознательного мужества, которое порождается бедствиями, потому что она до сих пор не встречалась с несчастиями.
Едва ощутив прикосновение первого, несколько острого жара от раскаленных добела углей, она стала слабым созданием, каким и была в сущности, и после напрасных попыток освободиться из рук своих мучителей горько зарыдала.
-- Будете отвечать? -- спросил по-прежнему невозмутимо президент.
-- Да, да!-- вскричала она раздирающим голосом. -- Но избавьте меня от этих ужасных мучений!
-- Вы будете отвечать? Даете мне слово?
-- Клянусь! Только сжальтесь, сжальтесь, ради самого неба! О! Какое страдание!..
Президент подал знак.
Те же двое людей подняли девушку и посадили на прежнее место.
Ради справедливости мы должны заверить читателя, что огонь не коснулся даже кожи ног графини Дианы, но испытания было достаточно, чтобы убедить ее, что она находилась в полной власти неумолимых врагов, которые не отступят перед самыми страшными крайностями и добьются от нее желаемого признания.
Чувствуя себя побежденной, она покорилась в надежде отомстить им впоследствии.
-- Какова причина вашей ненависти к графике Жанне дю Люк? -- повторил президент, словно не произошло ничего особенного.
-- Никакой,-- отвечала она глухим голосом.
-- Однако вы ей изменили. Чем вы можете оправдать свое поведение?
-- Я любила ее мужа.
-- Вы лжете. Вы никогда не любили графа дю Люка, а завидовали и завидуете еще его бедной жене, которая спасла вас от крайности, взяла к себе в дом и была вам сестрою и другом. Вы любили прежде всего и больше всего одну себя! Вы рассчитывали основать свое благосостояние на несчастии той, которой обязаны всем! Любовь ваша к графу -- одна ложь. Злоупотребляя самым низким образом его слабым характером, вы придумали гнусную клевету, чтобы убедить его в неверности Жанны, разъединили супругов и посредством измены стали любовницей графа. Не довольствуясь этим, с целью погубить человека, которому отдались как последняя куртизанка, вы стали шпионкой Армана Ришелье, получали жалованье, чтобы выдавать ему все тайны несчастного графа, привести его к эшафоту и обогатиться его наследством. Правда ли это? Отвечайте, сударыня.
-- Да, -- чуть внятно сказала она.
-- И этого мало; в минуту безумного упоения вы украли у этого человека, потерявшего разум в ваших бесстыдных объятиях, портрет его бедной жены, последнюю память погибшей любви, которую ои носил, как святыню, у сердца.
-- О нет, нет! Этого я не делала!-- отчаянно отрицала Диана.-- Я была бы чудовищем, если бы действительно так поступила!
-- А! Наконец, вы сознаетесь, Диана де Сент-Ирем, Да, вы чудовище -- вот этот медальон!
Девушка опустила голову; холодный пот струился по ее лбу.
-- О Боже мой!-- воскликнула она в отчаянии.
-- Комедия! Гнусная комедия!-- сказал жестким голосом президент.-- Потому что вы не верите в Бога, которого призываете!
-- О!-- произнесла она, закрывая лицо руками,
-- Да, говорю вам, не верите. Вы хуже зверя, который любит и защищает детенышей; вы чудовище, Диана де Сент-Ирем! Если вы помните какую-нибудь молитву, прочитайте ее, потому что ваш час приближается!
-- О, пощадите, пощадите!-- взмолилась она раздирающим голосом, падая на колени и сложив руки.
С минуту все было тихо, и эта минута показалась ей веком.
Судьи совещались вполголоса, и она внимательно слушала, стараясь поймать хоть несколько слов из их разговора.
-- Может быть, у вас есть еще средство спастись,-- сказал мрачным голосом президент, когда совещание закончилось.
-- Говорите, о, говорите, какое это средство!
-- Ваш брат в нашей власти.
-- Мой брат!-- повторила она, подняв сверкнувший взор.-- Этого никогда не может быть!
-- Вы сомневаетесь? -- продолжал президент все так же невозмутимо.-- Хорошо! Пусть приведут сюда графа де Сент-Ирема.
Дверь отворилась; граф вошел в комнату.
-- Жак! Мой Жак!-- вскричала она, увидев его.
-- Диана! Так это правда? -- воскликнул он, бросаясь к сестре.
Они упали друг другу в объятия и долго стояли обнявшись.
-- Вы убедились, не так ли, Диана де Сент-Ирем, что участь вашего брата действительно в наших руках?-- сказал президент.-- Вы любите только его, он отвечает вам тем же, так слушайте внимательно: вы обяжетесь повиноваться без возражений, без ропота всем нашим приказаниям, какого бы они ни были рода. Ваш брат остается залогом в наших руках; за его жизнь отвечает ваше повиновение; при малейшей тени измены он будет заколот кинжалом. Если вы исполните, каковы бы они ни были, приказания, которые вам отдадут, то через двадцать четыре часа и вы, и граф получите свободу и даже,-- прибавил насмешливо президент,-- мешок с двумя тысячами пистолей, который отец Жозеф де Трамблэ вручил вам сегодня. Принимаете ли вы эти условия и обязуетесь ли их выполнить? Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать окончательно. Нам нет ничего легче, чем покончить с вами сию же минуту. О! Вы в наших руках, и на ваше спасение нет ни малейшей надежды, даже если все войска королевства придут освободить вас.
-- Сестра!
-- Молчи, Жак, молчи, братец, это необходимо! Мы по власти самых заклятых врагов!-- произнесла она отчаянным голосом.
-- О! Рано или поздно я отомщу за себя! Вы дорого поплатитесь, черные демоны, за все оскорбления, которые я вынес сегодня!-- с глухим гневом сказал молодой человек.
-- Не бойтесь, ваше сиятельство, вам предоставится случай для возмездия прежде, чем вы его пожелаете. Сударыня, отвечайте, принимаете ли вы наши условия?
-- А вы,-- спросила она,-- исполните ли ваши обещания?
-- Исполним, если вы сдержите свои.
-- Хорошо! Я согласна.
-- Поцелуйте вашу сестру, господин граф де Сент-Ирем, и помните: если вы не выйдете отсюда целы и невредимы, значит, она изменила своим обязательствам. Тогда пусть падет ваша кровь на ее голову!
-- О! Никогда, никогда!-- воскликнула Диана, кидаясь в объятия брата, -- Жак, мой возлюбленный Жак!
-- Повинуйся этим людям, моя бедная Диана, но я клянусь, в свою очередь, что Господь пошлет мне день справедливого мщения!
-- Вам надо бы вспомнить не Бога, а дьявола, граф де Сент-Ирем, потому что он один может слушать ваши воззвания. Теперь ступайте и, так как вы притворяетесь верующим, помолитесь, чтобы ваша сестра сдержала свои обещания; идите!
Брат и сестра еще раз простились, и молодой человек вышел из комнаты, гордо подняв голову.
Президент подал знак.
Один из замаскированных открыл какую-то дверь, исчезавшую за обоями.
-- Сударыня,-- обратился к Диане президент,-- войдите в ту комнату. Вам очень к лицу мужской наряд, найдете там костюм молодого пажа, который наденете; поторопитесь, через десять минут мы едем. Развяжите ее!-- прибавил он, обращаясь к помощникам.
Веревки были в минуту разрезаны; девушка вошла в соседнюю комнату, и дверь затворилась за нею.
Не прошло десяти минут, как Диана появилась, несмотря на страшную бледность, со спокойным личиком.
Она отступила в радостном изумлении, заметив, что ее судьи сняли маски, но сейчас же глубоко разочаровалась: она не узнавала ни одного из трех незнакомцев.
-- Сударыня,-- сказал президент, или по крайней мере тот, кто до сих пор один разговаривал с ней,-- мы уезжаем. Так как для нас очень важно, чтобы никто не узнал, где вы были все это время, я завяжу вам глаза мокрым платком и отнесу вас до места, где находится лошадь, на которой вы последуете за нами.
-- Хорошо!-- проговорила она, наклонив голову.
Пять минут спустя авантюрист, Дубль-Эпе, Клер-де-Люнь и трое из бездельников вышли из дома, уводя с собой Диану де Сент-Ирем с завязанными глазами.
Было семь часов вечера.
Ночь стояла темная, холодная; место было пустынное.
Они добрались до большой дороги, миновали рысцой деревню Рюэль и поехали по парижскому тракту.
В полумиле от деревни Ватан позволил Диане спять мокрый платок с глаз.
Действительно, у него больше не было необходимости опасаться нескромности девушки.
В эту минуту позади небольшого отряда послышался быстрый галоп приближавшихся всадников.
Капитан наклонился к Клер-де-Люню, шепнул ему несколько слов и, пропустив всех вперед, остался один в арьергарде.
Едва его спутники скрылись из глаз, как с ним поравнялся мчавшийся отряд.
-- Эй!-- крикнул Ватан.-- Куда вы так мчитесь, друзья?
Двое всадников остановили коней.
-- А, это вы, капитан!-- сказал один из них.
-- Должно быть, я,-- отвечал он шутливо.-- Но вы кто такие, позвольте спросить?
-- Мы вас узнали по голосу, капитан; мы едем из Сен-Жермена.
-- Так! В эту минуту все едут из Сен-Жермена. Если вам больше мне нечего сказать, так отправляйтесь своей дорогой!
-- Нам было бы очень грустно, капитан, если бы мы не имели удовольствия возвратиться в Париж в вашем обществе,-- сказал второй всадник.
-- Ага! Я вижу, что вы действительно меня узнали, ребята. Нам надо объясниться, черт побери! Нельзя терять времени. Так вы...
-- Макромбиш и Бонкорбо, которых начальник посылал в Сен-Жермен.
-- Ну! Что же там делается?
-- Все на ногах, капитан; объездная команда и отряд войск коннетабля давно снуют по окрестностям, разделившись на группы. Одна из них едет вслед за нами на расстоянии не больше ружейного выстрела,
-- Много их?
-- Шесть человек, капитан.
-- Пришпорим же коней, ребята!
Они поехали дальше и минуту спустя присоединились к товарищам.
Капитан со своим отрядом продолжал ехать шагом.
Через некоторое время послышался топот коней по твердому грунту шоссе.
Капитал оставил при себе четырех человек, отпустив остальных продолжать путь, и встал поперек дороги.
Вскоре во мраке показались силуэты нескольких всадников.
-- Стой! Кто тут? -- громко закричал капитан.
-- Отряд коннетабля. А вы кто такой?
-- Полицейский Парижского Караула. Подъезжайте по порядку!
Один из всадников отделился от группы и поехал навстречу Ватану, который, со своей стороны, сделал то же.
Они поклонились друг другу.
-- Я шевалье де Лестерель,-- представился первый.
-- Сержант коннетаблии,-- сказал авантюрист,-- это верно, милостивый государь, по кто же поручится мне, что вы не самовольно назвались так? Я капитан Ватан, помощник начальника дозора.
-- Мне это имя известно, милостивый государь, но позвольте и мне предложить вам тот же вопрос, который вы мне задали.
-- Мне нетрудно доказать вам свое право,-- отвечал капитан,-- для этого надо только огня.
-- За этим дело не станет, милостивый государь,-- сказал сержант.
Он вынул из-под лаща -потайной фонарь, открыл горевшую свечку и повернул ее к капитану.
Тот достал из кармана большой бумажник, вынул оттуда документ, развернул его и подал сержанту, который сделал то же самое.
-- Извините, милостивый государь,-- сказали они в один голос.
-- Служба прежде всего, сержант. Вы ничего не заметили?
-- Ничего, а вы, капитан?
-- Ни малейшего признака. В шесть часов вечера я получил приказание сесть на коня и наблюдать за дорогой от Сен-Жермена до деревни Рюэль; кажется, сегодня на этой дороге произошло какое-то похищение?
-- Действительно, капитан; предполагают, что тут замешана политика.
-- Судя по словам господина Дефонкти, так же думают и в Париже. Но, честное слово, так как мы встретились и вы тоже осмотрели дорогу по всем направлениям, я не поеду дальше и возвращаюсь в Париж.
-- И я вернусь в Сен-Жермен; со мной торговец, который был личным свидетелем похищения и первым поднял тревогу. Бедняга так напуган, что до сих пор не опомнился; вы бы, капитан, оказали снисхождение и проводили его до Парижа.
-- Охотно, сержант. Позовите, пожалуйста, бедного малого.
-- Эй!-- закричал шевалье де Лестерель.-- Господин Барбошон, пожалуйте сюда!
Торговец подъехат на муле полумертвый от страха.
-- Ну,-- сказал сержант,-- успокойтесь, почтенный господин Барбошон! Вот этот офицер соглашается проводить вас до вашего дома.
-- Господин офицер, конечно... совершенно напротив... тем более... моя бедная жена... я честный торговец...-- бормотал тот в смущении.
-- Не обращайте внимания на его бессмыслицу; он не помнит, что говорит, так напуган. До свидания, капитан, я возвращаюсь в Сен-Жермен.
-- Прощайте, сержант, а я еду в Париж, Они расстались.
Отряд коннетабля поехал крупной рысью.
-- Свяжите этого негодяя!-- приказал Ватан своим людям.
-- Меня? Но... господин капитан, умоляю вас, я семейный человек!-- в ужасе кричал несчастный.
-- Ладно! Довольно этих гримас, бесчестный мерзавец! Меня не обманете; я знаю, что вы начальник злодеев, которые совершили сегодня гнусное похищение.
-- Я?!-- воскликнул бедняга с таким комическим изумлением, что оно возбудило бы смех, не будь обстоятельства так серьезны.
-- Да, вы, вас узнали; ваше дело в суде, и процесс скоро кончится. Вас непременно повесят. Ну, в дорогу! Ни крика, ни слова, а не то я всажу вам пулю в голову, как собаке, негодный разбойник!
Бедный торговец хотел ответить, но не имел уже силы. Ужас парализовал в нем все человеческие способности, и он обратился в какую-то массу без мысли, без воли.
На часах пробило девять, когда капитан и его отряд въезжали в городские ворота. Всадники на минуту остановились в жалком трактире, который был им хорошо знаком и где, они знали, им не грозила никакая опасность.
Тут капитан, Клер-де-Люнь и Дубль-Эпе посоветовались между собой, и затем написано было два письма: одно Ватаном, а другое его крестником. Эти письма сейчас же отправили с двумя посланными. Двое бездельников в то же время, оставив лошадей в конюшне трактира, взяли несчастного Барбошона, спустились с ним к реке, отвязали какую-то лодку, куда посадили купца, спрыгнули в нее сами и уплыли.
Бедному торговцу (чьей нескромности следовало опасаться по крайней мере в течение суток) назначено было оставаться заложником у бездельников Нового Моста недалеко от его собственной лавки, где мадам Барбошон сокрушалась в ожидании мужа.
Другие всадники, составляющие часть экспедиции, рассыпались в разные стороны. Только трое начальников остались с Дианой де Сент-Ирем.
Всю дорогу девушка не произнесла ни слова. Она ехала мрачная, безучастная, погруженная в свои думы и машинально исполняла все приказания капитана.
Войдя в трактир, она села поодаль, скрестила руки, опустила голову и за все время не шевельнулась. Ее можно было принять за спящую, а между тем она больше чем бодрствовала: она выжидала удобного случая, как львица, попавшая в сети. Не зная еще, что ей готовили, она думала уже о мщении.
Условясь о своих будущих действиях, авантюристы поехали дальше, стараясь, чтобы графиня была постоянно между ними.
Ватан и его спутники предпочли ехать берегом Сены.
Достигнув Гревской площади, они сошли с лошадей, и Дубль-Эпе, взяв их за поводья, удалился в противоположную сторону.
Капитан и Клер-де-Люнь с Дианой продолжали путешествие пешком.
Дойдя до улицы Жофруа-Ланье, они снова остановились.
По приказанию авантюриста, графиня дала обернуть себе плащом голову, после чего Клер-де-Люнь взял ее на руки, и они двинулись дальше.
Переход был длинный, и во время пути Ватан и его товарищ не раз останавливались, вероятно, для отдыха.
Предосторожности были приняты так хорошо, что девушка не смогла определить ни протекшего времени, ни места, где они находились.
Наконец, после последнего привала, продолжавшегося дольше прежних, голову Дианы освободили, и ее поставили на ноги.
Она огляделась вокруг и, увидев при слабом свете небольшого фонарика, что она в подземелье, не могла удержаться от движения испуга.
-- Успокойтесь,-- заметил Ватан,-- вам не причинят никакого вреда, если вы сами не дадите к тому поводя. Мы уже прибыли и через несколько минут будем иметь возможность удостовериться в вашем повиновении.
-- Приказывайте,-- проговорила она сдавленным голосом.-- Разве я не в ваших руках?
-- Идем!-- сказал капитан.
Они пошли по извилинам подземелья.