Несмотря на то что было только восемь часов утра, г-н Биго, интендант Канады, давно уже сидел в своем кабинете.
Так бывало каждый день; был час аудиенций, просители стекались в дом интендантства, приемные бывали наполнены людьми, пришедшими по большей части с требованием денег.
Интендант, стоя перед камином, где горел яркий огонь, со стереотипной улыбкой на губах отвечал просителю несколькими словами и переходил к другому.
Целый ряд просителей тянулся иногда часа два или три.
В этот день случайно приемные были почти пусты; едва ли было человек тридцать пять -- сорок; их отпустили очень быстро. Г-н Биго был человек лет около пятидесяти, хорошо сложенный, высокого роста, с прекрасными чертами лица, с кроткой и симпатичной физиономией и весьма любимый дамами, которым он платил тем же: втихомолку его обвиняли в том, что он разорил многих из них, чтобы составить собственное состояние. Маркиза Помпадур весьма уважала его; в ней он имел преданного и неизменного друга.
Голос интенданта отличался мягкостью; манеры грациозностью и утонченной вежливостью; те, которым, по несчастью, приходилось иметь дело с интендантом, а число их было велико, поговорив с ним минут десять, были буквально обворожены его магической и непобедимой привлекательностью.
Этот человек под прекрасной наружностью скрывал глубокие пороки -- эгоист, себялюбивый, он ценил только деньги; это была бездна всепожирающая и ничего не дающая. Его требования были громадны, но пороки и кутежи все поглощали; деньги, бывшие его кумиром, составляли только средство для удовлетворения его самых эксцентрических вкусов, как выразились бы в настоящее время.
Человек умный, одаренный значительными способностями, хороший работник, если бы он был честен, он сделался бы одним из выдающихся финансистов, но все эти действительные качества исчезали под его безграничной безнравственностью.
Таков был интендант Канады, человек без души, без сердца, без патриотизма, приготовлявший погибель Канады с целью воздвигнуть на ее развалинах постыдное благосостояние.
Приемы кончились. Биго сел за стол, заваленный бумагами, и собирался приняться за работу, как неожиданно один из секретарей интенданта вошел в кабинет.
-- А! Это вы, Варен, -- сказал интендант поднимая голову.
-- Да, -- отвечал чиновник, почтительно кланяясь начальнику.
-- Были ли вы у губернатора?
-- Точно так.
-- Видели маркиза де Водрейля?
-- Видел.
-- Ну что же?
-- Ничего; почты не было.
-- Вот странно; в народе ничего не говорят?
-- Прошу извинения; напротив, говорят очень много.
-- А! Что же говорят?
-- Да многое.
-- Например?
-- Предполагают если не поражение главнокомандующего, то по крайней мере неудачу.
-- Ого! Это важно.
-- Да, если это правда, но ничто не подтверждает этого слуха.
-- Добрались ли вы до источника этих слухов?
-- Пробовал.
-- Ну?
-- Ничего серьезного не нашел, это сплетни праздных людей, которые желают показаться сведущими, но в действительности не знают ничего.
-- Я хочу иметь положительные известия; я не могу оставаться в сомнении; делайте как знаете, но я хочу получить сведения сегодня же.
-- Однако, граф...
-- Это ваше дело. Я сказал вам то, что хотел, ступайте.
Субделегат Варен, с которым так бесцеремонно обошелся Биго, был влиятельным лицом в Канаде. Он вышел, не возражая.
Вошел швейцар и подал карточку г-ну Биго.
-- Ого! Вот визит, которого я вовсе не ожидал, -- проговорил сквозь зубы интендант, -- проведите этого джентльмена и, пока он будет со мной, не впускайте никого. Понимаете?
-- Да, никто не войдет.
Минуту спустя вошел посетитель. Имени его не доложил швейцар, который, опустив портьеру, тщательно притворил дверь и в ту же минуту удалился.
-- Ей-богу! Любезный друг, -- проговорил радушно Биго, -- я совсем вас не ждал; будьте желанным гостем; когда вы приехали?
-- Я еще негласно здесь; я приехал инкогнито.
-- Отлично! Но с вашим прекрасным фрегатом "Слава", что с ним вы сделали? Ведь его нелегко скрыть, он слишком заметен для этого, -- продолжал Биго, смеясь.
-- Я его оставил в Сен-Пьере. Он меня настигнет здесь не раньше четырех или пяти дней.
-- Великолепно, милый друг, но для чего же эта таинственность?
-- По многим причинам.
-- Из которых одни интереснее других, я в этом не сомневаюсь, -- проговорил, смеясь, Биго.
-- Вы сразу угадали. Прежде всего, я хотел доставить вам как можно скорее письма из Франции, и в особенности письмо от маркизы Помпадур.
-- Вот так внимание, за которое я вам весьма признателен. Эта милая маркиза все так же прекрасна?
-- Как никогда, и все более и более ваш друг. Последние меха, которые вы ей прислали, натворили чудес в Версале.
-- Очень приятно слышать.
Мы остановимся здесь на несколько минут. Граф де Витре, которого читатель, без сомнения, узнал, приехал в Квебек ночью. Свой первый визит он хотел сделать интенданту, своему другу и давнишнему союзнику. Граф прямо и отправился в интендантство. Почта, которую он привез из Франции, была слишком объемиста, чтобы поместиться в его портфеле. Остановившись в небольшом домике Каймана, граф просто-напросто положил ее в комод и запер ящик на ключ.
Эта неумышленная предосторожность спасла пакет с депешами, так как ясно, что если бы Матье знал об их существовании, то он не посовестился бы воспользоваться ими. Но так как Матье искал только портфель графа и, найдя его, прекратил свои поиски, он не мог и подозревать, что таким образом из его рук ускользнули, быть может, самые важные бумаги.
Естественно граф был очень обрадован, найдя пакет нетронутым там, где его положил.
На этот раз случай ему помог и оказал важную услугу.
-- Итак, -- продолжал граф, -- вы довольны?
-- Как нельзя быть больше.
-- Следовательно, все отлично.
-- Вы говорите, что никому не известно о вашем приезде?
-- Никому, кроме вас.
-- Тогда вы можете быть спокойны.
-- Я это знаю хорошо!
-- Но имеете ли вы мне что сказать?
-- Должны ли вы сомневаться в этом?
-- Я?.. Меньше всего на свете.
-- Однако же я вам писал, желая предупредить вас о моем приезде.
-- Вы мне писали?
-- Ну да.
-- Когда же это?
-- Шесть месяцев тому назад. Письмо отправилось на пароходе "Слон".
-- Я ничего не получал.
-- Вы шутите, мой друг.
-- Я никогда не шучу в делах серьезных.
-- Так это серьезно?
-- Даже очень.
-- Вы не получили моего письма?
-- Даю вам честное слово.
-- Тогда я здесь ничего не понимаю.
-- Как же это?
-- Да ведь вы же мне отвечали!
-- Что?.. Что вы говорите?
-- Я говорю, мой друг, что вы мне отвечали.
-- Ого! Это уже слишком!
-- В свою очередь я опять подтверждаю, что вы мне отвечали.
-- Мне очень любопытно видеть этот ответ.
-- Это легко.
-- Он при вас?
-- Вот.
И граф подал его Биго.
-- Вы знаете, что мне знаком ваш почерк, -- прибавил граф.
-- Да, и с давних пор.
-- Итак, читайте.
Биго развернул письмо и долго, старательно рассматривал его.
-- Ну что же? -- спросил граф.
-- Это какое-то чудо, -- отвечал Биго.
-- Что -- вы забыли?..
-- Нет!
-- Так что же?
-- Я удивляюсь способности так подделать.
-- Что вы говорите?
-- Я говорю, что я никогда не писал этого письма и, однако же, мой почерк так хорошо подделан, что я, черт побери, сам мог бы попасться.
-- Итак -- письмо подложно?
-- Подложно.
-- Что-то странно!
-- Ив самом деле, очень странно.
-- Это нечто фантастическое.
-- Но, всматриваясь в это письмо или, лучше сказать, разбирая каждую букву в отдельности, замечаются некоторые погрешности. Например, это "е" -- оно слишком закончено, смотрите; другая, более крупная ошибка, это число -- я его всегда ставлю вверху, здесь оно внизу. Но что всего серьезнее, так это, как вам известно, когда я желаю, чтобы моя рекомендация была солиднее...
-- Вы не ставите точки на "и" в вашей фамилии, я это знаю.
-- Смотрите на "и" -- точка над ним есть, видите?
-- Это верно, -- отвечал граф.
-- Подделыватель должен был игнорировать эту мелочь, известную только вам и мне.
-- Это так. Но подложный или нет этот ответ, он доказывает, что мое письмо достигло вас.
-- Уверяю...
-- Виноват, я плохо выразился, я хотел сказать, что мое письмо попало не к вам, но в интендантство.
-- А! Это важно.
-- Очень важно, ибо очевидно, что у вас есть изменники или, по меньшей мере, изменники в вашей канцелярии.
-- Я это заключение вывел давно и сейчас вам докажу. Вы читали письмо, так хорошо подделанное?
-- Конечно. Оно доставлено мне от вашего имени.
-- От меня?
-- Ну да.
-- И вы все рассказали подателю?
-- Рекомендованному вами мог ли я не доверять?
-- Конечно, нет.
-- Ну, я и отнесся к нему с полнейшей доверенностью.
-- Ай! ай! ай!
-- Это еще не конец. Рассказав все, я заплатил ему. Незаметно для меня он дал мне чего-то сонного и, воспользовавшись моим сном, выкрал все бумаги, которыми был наполнен мой портфель. Благодаря только какому-то чуду, письмо из Франции ускользнуло от его рук. Потом этот человек, все еще пользуясь моим сном, уехал, и по настоящее время мне не удалось его отыскать.
-- Что за побудительная причина могла заставить его так действовать?
-- Не могу знать, но, по моему мнению, эта измена -- дело наших врагов.
Интендант презрительно пожал плечами.
-- У меня немало врагов, я это знаю, но я их всех держу в своих руках, никто из них не посмеет и шевельнуться.
-- Вы ошибаетесь, мой друг. Ваши враги стараются немало и сильно нападают на вас в Версале.
-- Да, но маркиза там, чтобы защитить меня.
-- Не полагайтесь так на нее, поверьте мне, если жалобы, которые сыплются на вас в Версале, дошли бы до слуха короля, маркиза не нашла бы возможности защитить вас, и вы погибли бы.
-- Разве близко к тому? -- спросил интендант, дрожа.
-- Почти, мой друг; все зло происходит из вашей канцелярии. Ваши враги успевают там пронизывать все насквозь и, быть может, те, которым вы более доверяете, изменяют вам с большим ожесточением.
-- Но что делать? Где средство?
-- Не могу сказать, но оно должно быть, и ваше дело найти его. Несомненно, против вас существует заговор.
-- Все, что вы мне говорите, весьма логично и справедливо; но как открыть виновных?
-- Вы один можете открыть их. Они подделались под вашу руку в деле, в котором я просил вас об услуге; предположите же хоть на минуту, что эти презренные вздумали бы повторить свою проделку и письмо, переполненное наглою ложью, попало бы в руки одного из ваших версальских врагов. Что сталось бы тогда с вами?
-- Одна эта мысль приводит меня в ужас.
-- Это, однако же, случится непременно, если вы не примете предосторожностей; на вашем месте...
-- Посмотрим, что вы сделали бы на моем месте.
-- Я разогнал бы всех, мой друг, и вы, наверно, открыли бы таким образом заговор, тайно составленный против вас.
-- Но так я остался бы один.
-- Самое большее -- на несколько дней. В бумагах, которые эти господа, захваченные врасплох, не успели бы скрыть, вы легко добыли бы доказательства этого заговора.
-- Этот план недурен, -- отвечал Биго, -- я посмотрю... обдумаю...
-- Это ваше дело, но чем раньше вы начнете действовать, тем раньше избавитесь от ваших врагов; время летит, и если вы будете медлить, то зло усилится.
-- Я не буду спать, будьте покойны. На этот раз битва решительная. Они попытаются поколебать мое положение, но я не позволю низвергнуть себя как глупца.
-- И отлично сделаете. Теперь расскажите мне здешние новости, я ровно ничего не знаю, что здесь творится.
-- По совести, я знаю немногим больше вас.
-- Однако же, у вас главнокомандующим новый генерал.
-- Это правда, но до сих пор о нем мало говорят.
-- В Версале он слывет за достойного и храброго офицера. Генерал пользовался известной репутацией в немецкой армии.
-- Он, вероятно, потерял ее дорогой, -- насмешливо отвечал Биго. -- Генерал оставил Квебек почти месяц тому назад и двинулся навстречу англичанам.
-- А! а! Ну...
-- Ну и наобещал золотые горы, но ничего не исполнил; даже начинают поговаривать, что он разбит.
-- Это могло бы быть самым полезным для нас.
-- Да, но еще ничего не известно положительного, это только слухи.
Дверь кабинета отворилась, и показалась голова швейцара.
-- Не вам ли я приказал не впускать никого? -- проговорил Биго высокомерно. -- Почему вы ослушались меня?
-- Маркиз де Водрейль, генерал-губернатор Канады, желает вас видеть и сообщить вам нечто важное.
-- Подождите, -- отвечал Биго и, оборотившись к графу, спросил его: -- Желаете ли вы видеть губернатора?
-- Я предпочел бы не видеть его. Он для меня невыносим.
-- Войдите в эту комнату и оставьте дверь отворенной. Вы услышите все, что мы будем говорить.
-- Отлично, убегаю.
Граф встал и отправился в указанную ему интендантом комнату.
-- Попросите губернатора, -- сказал Биго, обращаясь к швейцару.
Швейцар приподнял портьеру и произнес:
-- Маркиз де Водрейль.
Биго встал и, улыбаясь, с самым любезным видом сделал несколько шагов навстречу губернатору.
Маркиз де Водрейль родился в Канаде; как все креолы, он обладал узким патриотизмом, который делает их врагами французов, рожденных в метрополии; де Водрейль стоял во главе партии креолов и никогда не упускал случая, когда к тому представлялась возможность, притеснять французов. Впрочем, человек честный, но мало развитой, он совершенно подпал под власть интенданта Биго, который делал с ним все, что хотел, не встречая никогда сопротивления.
-- А! Какой попутный ветер занес вас, г-н губернатор, в наши края, -- обратился к нему Биго, придвигая кресло. -- Дело, должно быть, очень важное?
-- Действительно так, г-н интендант, -- отвечал губернатор, садясь.
-- Вы получили известия, г-н губернатор.
-- Из армии, г-н интендант.
-- И эти известия хороши, конечно. Монкальм не из тех людей, который для первого своего дебюта позволил бы разбить себя англичанам. Мне хочется скорее услышать эти известия, в особенности, если они утешительны.
-- Судите о них. Вот в чем дело. Рига де Водрейль, мой брат, которого вы знаете...
-- Он, кажется, подполковник канадских милиционеров?
-- Он должен был быть полковником, его обошли, но оставим это.
-- Он храбрый солдат и храбрый офицер, весьма чтимый в армии.
-- Действительно. Итак, Риго де Водрейль прибыл в Квебек курьером от главнокомандующего.
-- Так это официально?
-- Вполне.
-- Англичане разбиты?
-- Наголову.
-- Я знал хорошо, -- произнес интендант, делая гримасу, -- я знал хорошо, что Монкальм выйдет победителем.
-- Блистательная победа. Наш главнокомандующий, располагая небольшим количеством людей, взял, почти в присутствии графа Лондона, командовавшего внушительными силами, взял, повторяю, укрепления Шуежена; овладел фортами Онтарио, Освего и Св. Георгия; взял в плен тысячу шестьсот человек, пять военных пароходов, не знаю сколько пушек. Короче сказать, наша победа стоит английскому правительству более пятнадцати миллионов. В руки генерала перешло также громадное количество съестных и боевых припасов и т.д., и т.п. Армия в восторге, энтузиазм не знает границ.
-- И есть из-за чего! -- сказал Биго. -- Это блистательная удача, и ею мы отомстили за поражение несчастного барона Диеско.
-- О, вполне! Что, вы думаете, мне нужно делать в этих обстоятельствах?
-- Ваша обязанность вполне намечена, господин губернатор, -- распространить повсюду это известие; отслужить благодарственный молебен в соборе; раздать милостыню хлебом и деньгами бедным; иллюминировать город, а когда генерал с армией возвратится, дать большой обед и потом бал.
-- Да, все будет так. Меня стесняет одно только.
-- Что же именно?
-- Раздача милостыни бедным.
-- Неужели я более не друг вам, что вас тревожит такое пустое обстоятельство?
-- О, г-н Биго, как вы любезны.
-- Такие пустяки!..
-- Может быть, но эти пустяки меня весьма затрудняли.
-- Теперь вы успокоились?
-- О, совершенно.
-- Раньше двух часов все, в чем вы нуждаетесь, будет доставлено к вам на дом.
-- Благодарю тысячу раз.
-- Не стоит благодарности. Главнокомандующий назначил в точности день своего возвращения?
-- Нет; он говорит только в депеше: "Я возвращусь с армией через несколько дней". Но, конечно, он меня уведомит.
-- Вероятно.
-- Теперь позвольте, г-н интендант, проститься; у меня много дела, надо все приготовить для празднования нашей победы. Конечно, мы ее отпразднуем завтра, сегодня уже очень поздно.
-- Я того же мнения.
-- Итак, до свидания.
-- До свидания, г-н губернатор. -- И Биго проводил его до дверей, которые тотчас же затворились.
Когда Биго возвратился, то он увидел графа сидящим на стуле, который был занят губернатором.
-- Что за несносный этот Водрейль, -- проговорил граф.
-- Да, но известия официальны.
-- К несчастью. Делать нечего, приходится притворяться.
-- Я так и делаю, как мне кажется.
-- Вы были удивительно хороши все время вашегосвидания.
-- Вы, значит, одобряете?
-- Другого ничего не оставалось делать; не следует, чтобы враги торжествовали вашу неудачу, делайте вид, что вы в восторге, и они придут в бешенство.
-- Я не доставлю им возможности радоваться, показав свою досаду.
-- Это было бы безумством, и одного этого обстоятельства было бы достаточно, чтобы погубить вас; напротив, надо стараться высказывать как можно живее радость, которой вы не разделяете.
-- Положитесь на меня.
-- Я их проведу. Но вы? Что вы думаете делать?
-- Не знаю. Вы были для меня последней соломинкой, за которую я ухватился; надеюсь отыскать негодяя, так обманувшего меня. Вы выскользнули у меня из рук, и теперь я не знаю, что делать.
-- У вас нет никаких нитей?
-- Ровно никаких.
-- Вот в каком я положении! Не забудьте, что этот негодяй меня знает, а я его не знаю; что у него в руках мои самые драгоценные бумаги.
-- Какого же черта вы носили с собой подобные бумаги?
-- Очень просто, чтобы их у меня не похитили.
-- Вы удивительно успели в этом!
-- Нельзя было предвидеть случая, жертвою которого я сделался.
-- Гм! Я не стану нападать на вас в беде. Есть ли у вас деньги?
-- Вы мне их предлагаете?
-- Если вы нуждаетесь, да.
-- Благодарю вас за такое сердечное предложение, но мне ничего не нужно, при мне есть сумма, которую я, конечно, не издержу. Мне нужно то, чего именно у вас и нет.
-- Быть может, и есть?
-- Что вы хотите этим сказать?
-- Выслушайте меня; средство, которое я вам предлагаю, может быть, иневажно, но в общем, и оно лучше, чем ничего.
-- Говорите же!
-- В нескольких шагах отсюда есть человек, о котором никто не знает, кто он есть в действительности. Только своего искреннейшего друга я могу свести с ним для переговоров.
-- Благодарю вас за помощь, я не окажусь неблагодарным; впрочем, вы сами знаете, что вы можете вполне рассчитывать на меня вВерсале.
-- Я знаю, вы уже доказали это мне не один раз.
-- Не будем обращаться к этим мелочам, мой друг.
-- Хорошо. Человек, о котором я вам говорю, был одним из лучших агентов сыскной полиции. Я не знаю, по какому случаю Сартин, начальник полиции, так любивший этого человека и имевший к нему полное доверие, внезапно уволил его и препроводил в Канаду с приказанием губернатору сбыть его с рук тотчас по прибытии.
-- Гм! Вероятно, опасались раскрытия какого-нибудь скандалезного дела.
-- Должно быть; губернатор, с которым, как вам известно, я делаю все, что хочу, и который не имеет от меня тайн, показал мне приказание и просил совета, как ему поступить. Я посоветовал ему отвечать, что приказание выполнено, и сказал ему, что беру на себя справиться с этим человеком; он был мне благодарен, так как роль палача не нравится ему.
-- Понимаю.
-- Ни губернатор, ни кто другой не видел этого человека. Во все время его переезда он был заперт в глубине трюма. Его высадили только ночью и по прибытии в тюрьму посадили в секретное отделение. Я был у этого человека и вел с ним долгую беседу. Короче говоря, я спас ему жизнь, и он готов пойти за меня в огонь и в воду.
-- Весьма понятно. Благодаря вам он возвратился с того света.
-- Я сделал его своим шпионом, этот агент производит чудеса, он рожден полицейским и в своем роде великий человек. Если б я вам рассказал все, что он делал для меня, вы не поверили бы, настолько это переходит границы возможного.
-- Вот так находка!
-- Вы в этом скоро сами убедитесь. Благодаря только ему мне удавалось до сих пор разрушать все попытки моих врагов.
-- Каких он лет?
-- Лет сорока, может быть, более, а может быть, менее. Он не имеет возраста; он меняет физиономию, как ему нравится. У него необыкновенный талант; все меняется в нем; ростом он кажется несколько выше или ниже, смотря по обстоятельствам.
-- Значит, он превзошел древнего Протея!
-- Он худ, но обладает геркулесовой силой, я видел, как он выделывал необыкновенные вещи.
-- У него, без сомнения, есть какое-нибудь имя?
-- Подложное, да.
-- Что нужды, настоящее или подложное, лишь бы назвать его как-нибудь, до остального нет дела.
-- Он назвал себя Жак Дусе.
-- Имя как раз подходящее к его деятельности.
-- Живет он на Соборной улице, 17, под вывеской ювелира; его называют богачом, и в действительности оно так; он недаром работает на меня; с другой стороны, кажется, и коммерция его процветает. Он имеет трех работников, пользующихся его полным доверием и заслуживающих того. Благодаря этому он может отлучаться, когда ему угодно и на неопределенное время. Он занимает весь дом, который достаточно велик и разделен на две половины, совершенно отдельные одна от другой. Покупатели входят через лавку, когда же я желаю его видеть, то вхожу через глухой переулок. В этом переулке, как вы увидите, ни справа, ни слева нет окон или дверей.
-- Черт возьми! Если нет ни дверей, ни окон, то как же входят простые смертные, а не чародеи?
-- Подождите же, нетерпеливый. В глубине переулка перед собою вы увидите сероватую плиту, немного отличающуюся от прочих. Вы крепко налягте на нее, потайная дверь растворится, и вы войдете.
-- Это весьма просто сделать днем, а ночью?
-- Я посещаю Дусе только по вечерам.
-- Но тогда...
-- Ну вот вы и затрудняетесь в пустяках, разве для ночи не существует фонаря?
-- Правда, я и забыл об этом.
-- Не ходите к нему раньше восьми часов вечера. Я уведомлю его о вашем посещении и, кроме того, дам вам рекомендательное письмо.
-- Еще рано, и я не знаю, что мне делать весь день.
-- Прежде всего мы позавтракаем, потом, если есть у вас визиты, вы их сделаете.
-- И в самом деле, мне нужно побывать в двух или трех домах.
-- Инкогнито?
-- Конечно.
Вечером, ровно в восемь часов, граф Витре вошел в переулок, налег на плиту, потайная дверь отворилась, и он проник в дом ювелира.
-- Посмотрим, не буду ли я на этот раз более счастлив? -- переступая порог потайной двери, проговорил граф.