Вильям Павлет, охотник, на которого Валентин Гиллуа возложил деликатное поручение с двумя своими товарищами проводить донну Долорес де Кастелар и дона Пабло Гидальго до первых американских учреждений, исполнил это поручение со всем знанием и преданностью, которые Валентин, знавший его с давних пор, мог ожидать от него.
Путешествие, немного замедлявшееся сначала маловажными случаями, окончилось при самых благоприятных условиях; путешественники не были ни разу обеспокоены ни пограничными бродягами, бандитами, не имеющими ни веры, ни нравственности, которыми изобилуют окрестности жилищ, ни краснокожими, разбойниками не менее опасными, наконец, никакими дикими животными, которых встречается много в Скалистых горах.
Павлет, казалось, владел безошибочным инстинктом на далеком расстоянии чуять приближение врага и избегать его.
Один только серый медведь, появившись внезапно перед лицом путешественников, выказал покушение загородить им дорогу.
Страшное животное дорого поплатилось за эту злополучную фантазию.
Павлет, к большой радости донны Долорес, убил его и завладел великолепной кожей, так что совершил в некотором роде выгодное дело.
Северная Америка имеет ту особенность, что в ней внезапно, без всякой постепенности, переходишь от полнейшего варварства к самой утонченной цивилизации.
Середины нет, она не может существовать у народа, который находится в состоянии зарождения.
Едва перешли вы границу, как с одной стороны, позади, на расстоянии выстрела, вы видите пустыню со всеми ее величественными ужасами, а с другой стороны вы окружены полнейшей цивилизацией.
Город Форт-Снеллинг, куда вступили наши путешественники через четыре дня после того как оставили Валентина Гиллуа, был двадцать лет тому назад простым складочным местом товаров, теперь же это хорошо построенный город, освещенный газом, заключающий в себе все утонченности самой изысканной роскоши и имеющий огромное торговое значение, которое простирается до самой Европы.
Первой заботой дона Пабло по прибытии в Форт-Снеллинг было остановиться со своей невестой в первой гостинице города; отдохнув и переменив платье, потому что то, которое он носил до сих пор, превосходное для путешествия в лугах, не согласовалось более со средой, в которую он был поставлен, он попросил Павлета отвести его к банкиру, к которому Валентин Гиллуа дал ему письмо.
Пройдя несколько великолепных контор, где занималось множество чиновников, дон Гидальго был введен к самому банкиру.
Банкир, настоящий джентльмен, в самом строгом значении этого слова, принял прекрасно своего посетителя и, ознакомившись с содержанием письма, которое ему передали, отдал себя в его полное распоряжение.
-- Вас рекомендуют мне с очень хорошей стороны, сеньор, -- сказал мистер Максвел, -- кроме того, для меня большое удовольствие, если я могу сделать что-нибудь приятное мистеру Валентину.
-- Этот охотник, должно быть, очень богат? -- спросил с любопытством молодой человек.
-- О! -- сказал банкир с громким смехом, -- он мог бы купить целый город, если бы захотел.
-- Вы его хорошо знаете?
-- Кто не знает Валентина Гиллуа; он охотился за бизонами по течению реки святого Петра, прежде чем нам пришла в голову мысль построить Форт-Снеллинг; он оказал нам много громадных услуг; мы расположились, как вы можете видеть, в совершенно неприятельской земле; Кроу и племя Сиу окружают нас со всех сторон; население краснокожих теперь еще в шесть или семь раз многочисленнее нашего.
-- Как, неужели столько индейцев в Минозоте?
-- Их число превосходит тридцать тысяч; это по преимуществу кровожадные, немилосердные, дикие люди, которые ненавидят белых.
-- Я заключаю из ваших слов, что вы скорее собрались, чем утвердились в настоящей неприятельской земле.
-- Положительно так, сеньор, -- отвечал банкир, -- но наше население, возрастающее с каждым днем, составлено из людей преданных, людей необычайной силы и мужества; первые попытки колонизации были по необходимости очень трудны; против нас восстало все: страна, жители, животные, климат, все было нам чуждо; цивилизация в Америке идет быстро, но какою ценой это происходит?! Каждый шаг, сделанный нами, стоит потоков крови; мы выдерживаем каждый день громадную борьбу с варварами. Устройство Форт-Снеллинга, самого важного города в стране, состоялось только благодаря чудесам смелости и нашей предприимчивости. Дикие, у которых законно мы покупаем земли, нападают на нас, сжигают наши хижины, грабят наши поезда, расставляют для нас западни самые бесчеловечные! Отсутствие религии и ненависть управляют всеми их поступками; они продают свои земли с задней мыслью -- не отдавать их нам; в Европе же сожалеют об участи несчастных индейцев, так несправедливо ограбленных жадными американцами и убиваемых, как животные.
-- Но все-таки, милостивый государь, ведь не все же индейцы таковы, как вы их описываете.
-- Конечно нет, я хотел вам то же самое сказать; между ними встречаются часто умные, честные, придерживающиеся закона, но таких небольшое число; мистер Валентин, который лучше других знаком с расой краснокожих, соглашается сам, что честных наций меньшая часть; он оказал нам много услуг до начала колонизации; без него и без того громадного влияния, которым он пользуется между индейскими племенами, нам никогда бы не удалось крепко утвердиться в этой стране.
-- У него великое сердце и редкий ум.
-- Его высоко почитают все в Минозоте; белые и краснокожие позволяют изрубить себя за него; если бы он захотел, то со своим огромным состоянием, при обширных сведениях и чудном характере он достиг бы многого в стране, где знают все-таки цену практическим людям; но он упрямится в своем желании жить в пустыне; он любит индейцев, ему нравится быть посреди них.
-- Они, следовательно, хороши, -- сказал дон Пабло, -- если человек, о котором мы говорим, так сильно заинтересован ими.
-- Конечно, между ними встречаются и хорошие люди, сеньор, и даже довольно много их; никто, вероятно, не старался более меня их изучить; к несчастью только, эта раса равнодушна и противится всякому прогрессу и цивилизации.
-- Понятно, цивилизация и прогресс прибыльны для них в очень посредственной степени, вы, вероятно, согласитесь с этим?
-- Эта правда, но не по их вине; видите ли что, сеньор, всякая раса, вредная для общества вообще и которая упорствует в борьбе против общественного интереса, против людей, животных, растительности, должна непременно погибнуть -- это непреложный закон природы; Америка дана нам самим Богом, чтобы заботиться о ее образовании, нравах, а в данную минуту пересоздать весь громадный род человеческий, восстановить в этой девственной стране высший уровень нравственного развития, так низко упавший в Старом свете, одряхлевшем в пороках и который при малейшем толчке распадется в прах, невозможно. Нам предстоит сыграть роль, дарованную Провидением; все, что откажется преклониться перед этим уровнем, должно окончательно исчезнуть; краснокожие не хотят породниться с цивилизацией, тем хуже для них: они будут совершенно стерты с лица земли, как это случилось с народами, жившими задолго до них и от которых находят только в пещерах остатки окаменелых костей; да иначе не может быть, если определено, чтобы прогресс сделал свое дело и небесная воля, которая влечет нас помимо самих себя вперед, была бы исполнена.
-- Я думаю, сеньор Максвел, что вы предоставляете Провидению такую роль, о которой оно никогда и не думало.
-- Вы еще увидите, увидите, сеньор.
Дон Пабло встал; банкир отсчитал ему сумму, означенную в заемном письме, и они расстались, пожав друг другу руки.
Дон Пабло отправился к первому лавочнику, где он сделал несколько закупок, и возвратился в гостиницу.
На другой день Павлет и два других охотника пришли проститься с доном Гидальго и донной Долорес; Павлет был в восторге: он продал за хорошую цену шкуру серого медведя мистеру Максвелу; теперь поручение, данное ему, было выполнено, и он спешил возвратиться в Скалистые горы.
Молодой испанец вручил охотнику письмо на имя Валентина Гиллуа, написанное сообща двумя молодыми людьми, в котором они благодарили за громадное одолжение, которое он им оказал; напоминали ему об обещании приехать повидаться с ними, уверяли его, что счастье, которым они ему обязаны, не будет полным до тех пор, пока он не посетит их, просили его не забывать их и быть уверенными в их вечной благодарности; письмо было надписано доном Пабло и донной Долорес.
Дон Пабло после этого подарил каждому из охотников по паре шестиствольных револьверов.
Такой же подарок был вручен Павлету для передачи Кастору, которому молодые люди также многим были обязаны; более всего, конечно, тем, что он познакомил их с Валентином Гиллуа.
Донна Долорес, не желая отстать в щедрости от своего жениха, подарила каждому из этих храбрых людей, которые проводили ее с такой безопасностью, золотые часы с двойной крышкой, прося их передать от ее имени такие же Кастору.
Последний подарок очень порадовал охотников; затем, простившись с изъявлениями искренней благодарности и неизменной преданности, они удалились.
На другой день дон Пабло и его невеста оставили город Форт-Снеллинг, чтобы продолжать свое путешествие.
В минуту отъезда они в последний раз простились с охотниками, которые не дали им удалиться, не поблагодарив их вторично.
Через два часа Павлет и его два товарища, Янсен и Леман, в свою очередь, оставили город, чтобы отправиться по дороге к Скалистым горам, которых обнаженные вершины рисовались на дальнем горизонте, подобно серым облакам.
Им нужно было более двух дней, несмотря на то, что лошади их были приучены к длинным переходам, чтобы достигнуть обширной равнины, называемой страной Высоких трав.
В самом деле, эта страна представляла из себя вид громадного луга, пересеченного многочисленными потоками воды, где трава достигала необыкновенной вышины и где не встретишь ни одного дерева.
Ничто не может передать вида пустынного и вместе с тем этого величественного океана зелени, в котором ничто не прерывает однообразной правильности и который служит для кроу местом охоты за бизонами и лосями, изобилующими в этой пустыне. Павлет и его двое спутников подвигались вперед так осторожно, что не встретили ничего дурного во время этого перехода, около пятидесяти миль, пользующегося, и совершенно справедливо, дурной репутацией самого опасного места.
Утром третьего дня около десяти часов они достигли первых уступов Скалистых гор; вечером расположились лагерем на самой горе.
За два или три часа перед заходом солнца Павлет заметил множество следов, что заставило его предположить, что по дороге предшествовал им довольно значительный отряд.
Следы принадлежали, по всей вероятности, людям белой расы; но кто такие эти белые, вот что важно было знать.
Часто бывает более опасным встретить в пустыне людей одинакового цвета кожи, чем краснокожих.
В варварских странах пословица: "homo homini-lupus", -- применима во всей своей силе.
Пустыня служит естественным пристанищем для всех противников цивилизации, которые промышляют в ней разным образом и не признают других законов, как силу.
Вследствие этого охотники решили удвоить предосторожности.
Вечером, когда настало время остановиться на ночлег, случай открыл им довольно глубокий грот, в котором они удобно поместились со своими лошадьми и могли развести огонь, чего не осмелились бы сделать если б раскинули лагерь в лесу.
Ночь была прекрасная; небо было усеяно множеством блестящих звезд, но не освещено луной, почему было довольно темно; кроме того ночь была очень холодна, что заставило путешественников почувствовать всю прелесть постоянно поддерживаемого огня, для того чтобы иметь возможность согреться и приготовить себе пищу.
Когда лошади были распряжены и накормлены, охотники занялись своим ужином, который не требовал больших приготовлений; подкрепив себя, они вышли в лес, чтобы запастись сухими дровами, необходимыми для поддержания огня в продолжение ночи.
Скоро они в один из углов грота набросали огромную кучу хвороста.
-- Товарищи, -- сказал тогда Павлет, -- я сейчас заметил свет между деревьями в близком расстоянии от места, где мы находимся.
-- На расстоянии выстрела, -- сказал Янсен, -- я его тоже заметил.
-- Что же вы думаете об этом?
-- Я думаю, -- сказал Янсен, -- что этот огонь разложили люди, расположившиеся в соседстве с нами.
-- Что это за соседи -- вот вопрос, -- сказал Леман.
-- Это белые, -- сказал чистосердечно Павлет.
-- Вы уверены в этом? -- спросили оба охотника.
-- Совершенно; я узнал это сегодня после обеда по их следам.
-- Хорошо, но, может быть, огонь, который вы заметили, зажгли совершенно не они.
-- Я утверждаю противное.
-- Чем это можно доказать?
-- Самим огнем; не заметили ли вы, как я, Янсен, что от этого огня столько же дыму, как и пламени?
-- Действительно, я заметил это, что меня склоняет на сторону вашего мнения.
-- Одни только белые, и притом белые, мало привыкшие к жизни в лугах, могут зажечь огонь без всяких предосторожностей; краснокожие или старые охотники этого не сделают; в лесу, кажется, нет недостатка в сухом дереве.
-- Это, правда, большая неосторожность.
-- Я заключаю, что наши соседи белые люди, малоопытные, и, по всей вероятности, это пограничные бродяги.
-- Я не понимаю, почему пограничные бродяги придут в горы: здесь им нечем поживиться; они останутся скорее в окрестностях селений.
-- Это правда; но, может быть, мы имеем дело с эмигрантами вроде капитана Кильда, то есть продавцами человеческого мяса.
-- Это второе предположение мне кажется более вероятным, чем первое; я думаю, что будет недурно, если мы уверимся, правда ли это!
-- Да, и чем скорее, тем лучше.
-- Это ваше желание, товарищи? -- спросил Павлет.
-- Без сомнения, -- сказал Янсен, -- нам важно знать, чему придерживаться относительно наших незнакомцев.
-- И для того, чтобы принять необходимые предосторожности и не быть застигнутыми врасплох, -- присовокупил Леман, -- потому что нам, вероятно, придется иметь дело с врагами.
-- Хорошо, -- возразил Павлет, -- я пойду разведаю, кто они такие; сидите спокойно здесь у огня; раньше чем через час я сообщу вам все новости.
-- Во всяком случае, не сдавайтесь только сами.
-- О нет, еще нет никакой опасности; до скорого свидания.
-- Желаем успеха, -- сказали ему его товарищи.
-- Благодарю вас, -- отвечал он.
И затем вышел из грота.
Охотники расположились на ночь на склоне отлогого уступа горы, который спускался в долину; противоположный спуск был круче, и за ним-то, вероятно, расположились незнакомцы, соседство которых так беспокоило охотников.
Храбрый Павлет, покинув грот, долго осматривался, чтобы увериться в направлении, по которому он видел огонь, потом, подумав с минуту, как будто составлял в голове какой-нибудь план, он повесил ружье на плечо, подошел к ближайшему дереву и стал лезть на него с ловкостью и легкостью обезьяны.
Достигнув главной ветви этого дерева, охотник поколебался с минуту, потом придвинул к себе ветку соседнего дерева и перескочил на него; короче сказать, он стал перепрыгивать с дерева на дерево с такою уверенностью в движениях, верностью и ловкостью, которые бы сделали честь любому гимнасту по профессии.
Этот странный способ перемещения, усвоенный охотниками, имеет двойную выгоду; таким образом можно было достичь известного места гораздо быстрее, чем пробираясь через чащу и хворост, и при этом не оставить никаких следов своего прохождения; этот род путешествия, употребляемый часто в девственных лесах краснокожими и охотниками, получил характерное название: воздушный след.
При некоторых обстоятельствах кочевые жители степей совершают таким образом переходы часто в несколько миль, ни разу не касаясь ногою земли.
Павлету было достаточно нескольких минут, чтобы перейти гору и очутиться не только на границе долины, но около самого убежища незнакомцев.
Прибыв сюда, охотник спрятался на самом густом дереве, которое служило ему импровизированной обсерваторией, и стал озираться вокруг.
Перед ним, действительно, расстилался лагерь белых людей -- его долгая опытность не обманула его; но только этот лагерь был гораздо значительнее, и число собравшихся в нем людей было гораздо более, чем он сначала предполагал.
Разложен был не один огонь, а десять; около каждого из них охотники или лежали и предавались сну, или сидели на корточках, куря и разговаривая между собой.
Увидев их многочисленность, Павлет понял, что если они оставили после себя следы, то это произошло не от неведения индейских привычек, а от пренебрежения к предосторожности, которая казалась ребяческой при той силе, какой они располагали.
Достойный охотник еще более утвердился в этой мысли, когда между людьми, сгруппировавшимися около огней, он встретил несколько знакомых лиц. По числу путешественников этих было около восьмидесяти.
Павлет не заметил ни одной женщины.
Это не были, следовательно, торговцы невольниками. С ними не было ни повозок, ни животных.
Это не были тем более странствующие купцы.
Десять тюков средней величины, очень заботливо связанные, были сложены в кучу около хижины из ветвей, единственного жилища, бывшего в лагере.
Лошади путешественников, между которыми виднелись шесть мулов, были привязаны к колышкам и поглощали с жадностью их запасную пищу.
Перед огнем, горящим в небольшом расстоянии от хижины, два человека разговаривали между собой, куря тонкие сигары из соломы маиса.
-- Это мексиканцы, -- прошептал охотник, -- каким чертовым ремеслом занимаются они и зачем попали сюда?
Он стал внимательнее разглядывать обоих индивидуумов.
Первый, хоть очень молодой на вид, был лет шестидесяти, его волосы были седые, его черты выражали доброту и откровенность; в настоящую минуту он казался озабоченным.
Другой был молодой человек высокого роста, с нежными и выразительными чертами лица; его добрая и мечтательная физиономия, может быть, слишком красивая для мужчины, поражала неизъяснимым выражением силы воли, энергии; у него были голубые глаза и длинные белокурые волосы, ниспадающие шелковистыми локонами на плечи; тонкие усы, едва пробиваясь, образовали темную полоску над верхней губой; ему было не более двадцати лет.
На нем был надет вполне удобный живописный костюм лесных охотников; все в его манерах обнаруживало человека расы и носило отпечаток знатности, без смеси надменности.
На его гордом лице, но вместе с тем симпатичном, было тоже заметно облако мечтательной задумчивости.
-- Эти люди, как кажется, не охотники за бизонами, не разбойники лугов, но и не купцы, -- прошептал про себя охотник после тщательного осмотра. -- Кто же они такие? Я должен это знать. Они меня не убьют, надеюсь, -- прибавил он, смеясь, -- не дав мне времени объясниться. Вперед! Нужно решиться на это предприятие; кто знает, может, я попаду в более знакомое общество, чем предполагаю.
Эти размышления были сделаны с быстротою человека, привыкшего решаться немедля; охотник, заметив точно положение часовых, стоящих на некотором расстоянии друг от друга, вокруг прогалины, сполз вниз с дерева и направился твердым шагом к лагерю, не стараясь заглушить шум своих шагов.
Едва охотник сделал шагов десять, как услыхал шум, который его привычное ухо не могло не распознать.
Это был звук взводимого курка.
-- Эй! -- закричал он, -- без подобных шуток, прошу вас; не спускайте, я ваш друг.
-- Друг или враг, остановись, если не хочешь, чтоб я всадил тебе в грудь пулю, -- отвечал грубый голос угрожающим тоном.
-- Пусть будет так, вы меня скоро узнаете. -- "Странно, -- прибавил он про себя, -- это голос, который я слышал где-то".
Послышался шум в кустах, хворост раздвинулся, и показались два человека, держа перед собою ружья и положив палец на спуск.
-- Кто вы такой? И что нужно вам? -- спросил человек, говоривший прежде.
-- Черт меня побери, если это не голос старого товарища Тома Трика! -- произнес охотник, не отвечая на вопрос, предложенный ему.
-- Да, я Том Трик, что ж из этого? -- сказал тот же голос недовольным тоном.
-- Такой же всегда любезный и ласковый, мой дорогой друг, -- сказал охотник, смеясь. -- Как ты меня не узнаешь, старый медведь?
-- Да накажет меня Бог, если это не Павлет, -- вскричал Том Трик с большим удивлением.
-- Однако это хорошо, тебе нужно было много времени, чтобы меня узнать.
-- Что ты делаешь здесь? -- спросил Том Трик, спустив курок и опуская ружье, -- движение, которому последовал и его молчаливый товарищ.
-- Я пришел повидаться с тобой, -- отвечал он, смеясь.
-- А! -- воскликнул тот с недоверием.
-- Да, сейчас, сидя на дереве, чтобы лучше обозреть лагерь, я узнал тебя и, признаюсь, не мог отказаться от желания пожать тебе руку.
-- Это очень любезно с твоей стороны, -- отвечал Том Трик, насмехаясь, -- пойдем сюда, может быть, наш капитан пожелает тоже поговорить с тобою.
-- Сколько ему угодно; я очень рад.
И они пошли, не вступая более в разговор.
Через пять минут они входили в лагерь.
Новость о прибытии незнакомого охотника распространилась повсюду.
Все были на ногах, оглядывали с любопытством новоприбывшего, который с беззаботностью приближался между двумя людьми, служащими ему телохранителями.
Многие из охотников узнали Павлета и радушно приветствовали его.
Этот с радостью отвечал на их любезности, жал всем руки, так что в сопровождении значительной свиты он был введен к капитану.
Как и предполагал Павлет, капитаном этого многочисленного отряда был старик, который, как это заметил охотник со своего насеста, сидел перед огнем невдалеке от хижины и разговаривал с молодым человеком высокого роста и с гордой осанкой.
Увидев приближающихся охотников, ведущих с собою незнакомца, он прервал разговор и, обратившись к подходящим, спросил:
-- Что случилось такое, мои дети? Кто этот незнакомец, которого вы привели ко мне и который, кажется, знаком с большинством из вас?
-- Совершенно верно, капитан, -- ответил Том Трик, -- мы знаем его очень хорошо.
-- Кто не знает Павлета, охотника за бизонами, -- сказал другой.
-- Да, да, -- вскричали несколько голосов сразу, -- это Павлет, наш товарищ!
-- Хорошо, так он не враг нам? -- сказал старик, улыбаясь.
-- Относительно этого нечего опасаться; я клянусь в этом! -- возразил Том Трик.
-- Так зачем же привели его ко мне как пленника?
-- Потому что, капитан, приказ остается приказом; я знаю только это; он хотел войти в лагерь, я его остановил, хотя мы с ним друзья; я поступил бы точно так же, если бы это был мой брат.
-- Вы поступили хорошо, Том Трик, -- отвечал капитан и, обратившись к охотнику, который до сих пор не мог вставить ни одного слова, спросил его: -- Вы пытались проникнуть в наш лагерь?
-- Да, капитан, -- ответил охотник с почтительным поклоном, -- но Том Трик сказал вам, что я хотел это сделать открыто, не прячась, как честный человек, который просит гостеприимства, а не как шпион, который умышляет измену.
-- Это правда, -- произнес Том Трик, -- Павлет не может быть изменником, это известно, не правда ли, господа?
-- Павлет храбрый охотник, мы отвечаем за него, -- сказали присутствующие в один голос.
-- Довольно, дети мои, -- сказал улыбаясь, капитан, -- отправляйтесь по своим местам; что касается вас, охотник, вы получите гостеприимство, которого искали; садитесь здесь, около меня, я хочу поговорить с вами.
-- Я к вашим услугам, капитан, я для этого и пришел.
По приказанию капитана охотники удалились, пожав дружески руку Павлета.
Этот же уселся на черепе бизона, напротив капитана.
-- У вас много друзей между ними, -- сказал, улыбаясь, старик.
-- Тут нет ничего удивительного, сеньор, -- отвечал Павлет добродушно, выбивая свою трубку, -- вот уже пятнадцать лет, что я охочусь в степи, они знают меня почти все.
-- Это справедливо; но каким образом случилось, что вы очутились один в лесу в этот час ночи и что вы, старый охотник за бизонами, принуждены просить гостеприимства в моем лагере?
-- Хорошо, я вижу, сеньор, что вы хотите знать мою историю.
-- Да, разве вы находите неудобным мне ее рассказать?
-- Я? Почему это? Менее всего на свете; мне нечего скрывать, благодаря Бога.
-- Тогда, если вы не очень устали, выпив стакан рому в честь вашего прибытия, вы объясните нам повод вашего присутствия здесь.
-- Я скажу вам все, что вы пожелаете, капитан, что касается стакана рому, хотя я и не страстный до него охотник, я приму его от вас с удовольствием ввиду того, что очень холодно.
-- Итак, в добрый час, вот это хорошо сказано, -- возразил весело капитан, -- я думаю, что мы сойдемся.
-- Я также уверен в этом, сеньор, -- сказал Павлет тоном хорошего расположения духа.
Капитан позвал слугу, сидящего около хижины, отдал ему нужные приказания, которые были тотчас же исполнены.
-- За ваше здоровье, любезный охотник, -- сказал старик, чокаясь стаканом с охотником и молодым человеком.
-- За ваше также, капитан, -- ответил Павлет. И он выпил залпом свой стакан. -- Вот это хорошо, -- сказал он, подавая стакан слуге, -- говоря без лжи, я нуждался в этом. -- Он зажег свою трубку. -- Вы хотите знать, как я попал к вам, сеньор? -- спросил он через минуту.
-- Да, если вы не имеете ничего против этого.
-- Менее всего на свете, капитан; вот все дело в двух словах: прежде всего, сеньор, вы должны знать, что многие из моих товарищей и я собрались в Скалистых горах, в окрестностях реки Ветра, чтобы совершить очень трудный переход. Это путешествие продолжается уже несколько месяцев; несколько дней тому назад нам удалось спасти одну молодую девушку, которую увели индейцы Красной реки, не знаю, с какой целью, и которую ее жених, дон Пабло Гидальго, просил нашего начальника освободить, что и было сделано; когда донна Долорес была возвращена своему жениху, очень богатому мексиканцу, наш начальник сказал обоим молодым людям: это еще не все, что вы счастливы, но вам нечего более делать здесь, возвратитесь лучше к себе в Соединенные Штаты сейчас же, не медля; так как, вероятно, у вас нет с собой денег ввиду того, что деньги не нужны в пустыне, разве для того чтобы из-за них убивать друг друга, то вот вам заемное письмо к банкиру в Форт-Снеллинге, куда я постараюсь препроводить вас, вашу невесту и ваших слуг в сопровождении трех моих товарищей, что касается денег, которые вам предлагаю, вы мне их отдадите когда-нибудь при свидании. Итак, мне поручили проводить с двумя моими товарищами этих добрых молодых людей до Форт-Снеллинга, откуда они отправились в карете до парохода, идущего по Миссисипи Исполнив поручение, мои товарищи и я отправились в обратный путь, чтобы присоединиться как можно скорее к нашему начальнику, который в настоящую минуту сильно нуждается в нашей помощи.
-- А кто ваш начальник, мой друг? Можете вы сказать мне?
-- Почему же нет, сеньор, это один из самых славных охотников в степи, любимый и уважаемый всем светом; белые и краснокожие высоко его почитают, но для каждой вещи будет свое время, позвольте мне кончить.
-- Это справедливо, -- продолжайте.
-- Вот уже три дня, как мы в дороге; перейдя страну Высоких трав, мы сегодня вступили в горы; не правда ли, мы не потеряли даром времени?
-- В самом деле, вы хорошо шли.
-- Сегодня утром я напал на ваш след.
-- Это было не трудно.
-- Правда, вы не стараетесь скрыть его; сегодня вечером, набирая хворост для нашего сторожевого огня, я заметил ваши огни; в пустыне преимущественно не следует доверять своим соседям, людям или животным -- все равно, еще скорее людям, потому что из ста человек девяносто девять всегда имеют злые намерения.
-- Печальная истина, -- сказал старик, качая головой.
-- Вот уже пятнадцать лет, как я охочусь в лугах, знаю по опыту много вещей, знаю, чего держаться в случае опасности; несмотря на это, после ужина я сказал своим товарищам: наши соседи не дают мне покоя, я хочу знать, как должно держаться относительно них; оставайтесь спокойно здесь и грейтесь у огня, я же пойду разузнавать. До вашего лагеря я достиг, перелезая с дерева на дерево, рассмотрев вас хорошенько, я приготовился уже возвратиться, как, посмотрев на вас, капитан, мне пришла в голову одна мысль, так что вместо того чтобы уйти назад, я решился представиться в ваш лагерь. Вот и все; вы знаете теперь столько же, как и я.
-- Нет, это еще не все, -- возразил старик, улыбаясь, -- вы не сказали мне, какая это мысль пришла вам в голову, заставившая вас представиться мне.
-- Это правда, капитан, благодарю вас, что вы напомнили мне об этом, я совершенно позабыл. Ко всему этому представьте себе, что мы очень любим нашего начальника, мы позволим изрубить себя, чтобы оказать ему услугу; он знает нашу дружбу и платит нам тем же, только с избытком; более месяца он очень беспокоится, не получая никаких известий от своего друга, которого он покинул в поселении и который обещал присоединиться к нему; в продолжение некоторого времени он беспрестанно повторяет: подождем, дон Грегорио не замедлит приехать, и тогда...
-- Какое имя произнесли вы? -- вскричал с живостью старик.
-- Имя друга нашего начальника, которого он ожидает, дона Грегорио, разве вы знакомы с ним?
-- Может быть. Не называет ли он его другим именем?
-- Он называл его вот, кажется, как: доном Грегорио... Венальтом... Бечарда... ах, да вот как -- доном Грегорио Перальта!
Старик и молодой человек находились в величайшем волнении, они обменивались блиставшими от радости взглядами, их глаза были наполнены слезами, между тем как лица сияли.
-- О! В этом видна рука Божия! -- вскричал старик в волнении, -- это она привела сюда охотника.
-- Что с вами, сеньор? -- спросил Павлет, совсем смутившийся и не зная, что подумать. -- Может быть, не желая, я причинил вам огорчение?
-- Нет, мой добрый друг, напротив, вы доставили мне громадную радость.
-- Да, да, мой друг, -- вскричал молодой человек, протягивая ему руку, -- охотник, который управляет вами, носит имя Валентина Гиллуа, не правда ли?
-- Да, Валентина Гиллуа, Искателя следов, -- отвечал Павлет.
-- При нем находится индейский вождь, его друг, брат, -- возразил молодой человек в сильном волнении, которого он не старался скрыть.
-- Курумилла, начальник Арокана, а что, если случайно моя мысль оказалась хорошею и, сам того не зная?..
-- Нашел друга своего начальника: да, мой друг, я дон Грегорио Перальта, я хочу присоединиться к нему и ищу его.
-- О, небесная воля! Это сама судьба посылает меня вам, -- вскричал радостно охотник, -- будьте покойны, достойный сеньор, вы не проищете долго Валентина Гиллуа, я вам обещаю это; я проведу вас прямо к нему.
-- Хорошо, мой друг, я соглашаюсь на это.
-- И я вас благодарю, я приемный сын, брат...
-- Донны Розарио, молодой девушки, которую мы хотим освободить.
-- Да!
-- А что же! -- вскричал охотник, хлопнув себя по бедрам так, что этот удар был способен положить на месте быка, -- я хорошо сделал, что послушался мысли, пришедшей в голову, и вошел в лагерь?
-- Да, мой друг, какими счастливыми вы сделали нас! -- вскричали оба человека, пожимая с жаром его руки.