Эль Салтилло, называемый также Леон-Викарио, расположен километров на 700 к северу от Мехико, в центре прекрасной, хорошо возделанной равнины. Этот город, теперь богатый и обладающий более чем двадцатитысячным населением, был весьма известен уже в эпоху испанского владычества и пользовался славой благодаря своему здоровому климату.
Мы не будем говорить о теперешнем Салтилло, а постараемся дать понятие об этом городе в ту эпоху, когда происходила наша история.
Как все города, основанные испанцами, он изобиловал церквами, некоторые из которых были очень красивы и богаты. Его улицы были широкие и чистые, а дома -- каменные, что довольно редко в Мексике, где люди всегда находятся под страхом землетрясения.
Благодаря многочисленным источникам, бьющим из почвы на большей части улиц, земля, без этого сухая и бесплодная, считалась плодородной. Салтилло был тогда главным пунктом торговли испанцев с краснокожими, которые выменивали здесь необходимые для себя вещи.
Население города разделялось на два класса: испанцев или, вернее, так называемых испанцев, так как большинство из них едва имело восьмую долю европейской крови, а также индейцев Flascaltegues, действительно умных и трудолюбивых обитателей города...
После полудня в городе началось шествие при звуках труб, установленных по обоим сторонам образа Св. Девы. Когда шествие кончилось, образ вернулся в собор.
Тотчас после этого открылась ярмарка со сластями и печеньем, с играми на открытом воздухе, которая должна была продолжиться восемь дней.
Правитель, живший обыкновенно в Когагуиле, столице интендантства, прибыл в Салтилло, чтобы присутствовать на этом оригинальном празднике, славившемся по всей стране и привлекавшем массу иностранцев.
Путешественники въехали в город часа два спустя после открытия ярмарки и очутились вдруг среди толпы гуляющих, запрудивших улицы и прервавших в иных местах движение.
Маленький отряд с большими усилиями продвигался среди этих волн народа, теснившегося вокруг с криками и смехом и пускавшего во все стороны петарды и ракеты. Чем более путешественники проникали внутрь города, тем труднее им было двигаться. Наконец, толпа так сплотилась вокруг, что всадники потеряли возможность сделать хоть шаг вперед.
-- Черт бы побрал этих глупцов с их праздником! -- проворчал канадец, бросая гневный взгляд на окружающую его человеческую стену. -- Мы не можем, однако, оставаться в таком положении до вечера.
-- Есть средство двинуться, если вы хотите! -- сказал пеон.
-- Какое?
-- Поворотить в боковую улицу, оставить лошадей в гостинице и отправиться дальше пешком. То, что невозможно для всадника, для пешего может быть достигнуто локтями и плечами, если он силен. Правда, мы рискуем нарваться на неприятности, но нельзя сделать яичницу, не разбив яиц. Я думаю, что нам другого не остается.
-- Vive Dios! Вы на этот раз правы, будь вы величайшим мужем из всей Новой Испании! -- вскричал радостно канадец. -- Я немедленно последую вашему совету.
Но оказалось, что это не так легко сделать, как думал охотник. Во время невольной остановки народ так сгрудился вокруг них, что они очутились словно в тисках.
Надо было, однако, освободиться от этой давки, становившейся каждую минуту все более сильной. По приказу Диего Лопеса двое задних пеонов начали тихо осаживать своих лошадей -- повернуть их назад было немыслимо. Канадец и его спутники стали в это же время незаметно трогать своих лошадей направо и налево. Мало-помалу свободное пространство вокруг них увеличилось.
Но тогда вокруг несчастных путешественников возник ужасный концерт из криков, проклятий и угроз, к которым напрасно примешивались просьбы и мольбы людей, ушибленных или придавленных к стенам.
Скоро смятение достигло ужасающих размеров. Уже засверкали в лучах солнца синеватые лезвия длинных ножей, которые мексиканцы постоянно носят за голенищем правого сапога. Уличные бродяги, как и предвидел Диего Лопес, также не замедлили принять участие в этом деле.
Положение путешественников становилось поистине затруднительным, как вдруг один из злых весельчаков, шатающихся на ярмарке, для которых катастрофа -- всегда зрелище, вывел их из затруднительного положения, вероятно, невольно.
Этот достойный соперник парижских гаменов имел запас петард и ракет, которые он с чрезвычайным удовольствием пускал в ноги женщин или в карманы мужчин, случайно попадавшихся на дороге. В тот момент, когда гнев народа достиг своего максимума, шутник зажег ракету и направил огонь в ноздри лошади канадца. Животное, уже напуганное криками и ударами, пришло в ярость, поднялось на дыбы с гневным ржанием и бросилось с опущенной головой в самую середину толпы, опрокидывая все на пути и прокладывая широкий путь для остальных всадников. Последние помчались во всю прыть, не обращая внимания на разбитые головы и задавленных женщин и детей.
Клари был слишком опытным наездником, чтобы позволить лошади сбросить себя. Не будучи в силах остановить ее и желая уменьшить возможные последствия, он постарался направить лошадь в боковую улицу, которую заметил направо.
Скоро, благодаря быстроте своих коней, четверо всадников, за которыми с яростными криками гналась толпа, оказались вне опасности быть настигнутыми, на совершенно пустынной улице.
Лошадь канадца успокоилась и скоро взяла умеренный аллюр. -- Sangue de Cristo! -- вскричал канадец как только успел вздохнуть. -- Какая тревога! Я думал, что мы не выберемся!
-- Э! -- сказал Диего Лопес. -- Немного оставалось до того, чтобы наши тела стали добычей ножей. Я до сих пор дрожу, как курица! -- воскликнул он с невольным содроганием.
-- Наше положение в один момент было критическим! Будь проклят демон, поджегший ноздри моей лошади. Ведь мы раздавили, может быть, около двух десятков этих несчастных! Я никогда не прощу себе этого!
-- Нет, -- отвечал пеон. -- Благодаря богу, они натерпелись больше страха, чем боли. К счастью, двери домов были открыты и они могли найти там убежище. Лишь двое или трое были ранены.
-- Дай бог, чтобы несчастье не было сильным, но что делать теперь?
-- Отправиться в ближайшую гостиницу и оставить там лошадей.
-- Я не требую лучшего, отправимся же!
-- Однако, где мы? -- сказал пеон, стараясь узнать местность. -- Vive Dios! -- вскричал он через минуту, -- нам повезло: в нескольких шагах отсюда есть гостиница. Подъезжайте.
Они двинулись вперед и скоро достигли того места, о котором говорил Диего Лопес.
Все мексиканские гостиницы сходны между собой, так что тот, кто знает одну, знает все.
Путешественники, взявшие с собой постели, пищу и корм лошадям, не будут нуждаться там ни в чем. Тот, кто пренебрегает этими предосторожностями, рискует сном на голой земле и голодной смертью. Хозяева дают только воду и одеяло, бесполезно спрашивать что-либо еще. Ни на золото, ни на серебро там не получишь и папиросы. Правда, мексиканские владельцы гостиниц обладают одним драгоценным качеством, или, вернее, четырьмя драгоценными качествами.
Они дерзки, упрямы, как быки, принимают путешественников, имевших счастье им понравиться и к тому же -- воры.
К счастью, Диего Лопес давно знал хозяина гостиницы, куда он привел своих спутников, -- без этого они рисковали остаться на ночь без приюта.
Но, благодаря вмешательству пеона, хозяин согласился принять путешественников и позволил им отвести лошадей в конюшню.
Когда лошади были расседланы и получили добрую порцию маиса, канадец завернулся в плащ и приготовился выйти.
-- Куда вы? -- спросил Диего Лопес.
-- Вы хорошо знаете, -- отвечал тот. -- Во дворец.
-- Вы решились, несмотря на то, что я вам говорил?
-- Более, чем когда-либо.
-- Тогда подождите меня.
-- Зачем?
-- Carai! Чтобы я проводил вас! Как вы найдете дорогу в незнакомом городе?
-- Это правда, благодарю вас.
Пеон, приказав своим товарищам дожидаться его, поклонился хозяину гостиницы, ответившему ему с покровительственным видом, и вышел в сопровождении канадца.
Чтобы воздать должное Оливье Клари, признаемся, что он мало сомневался в вероятных последствиях поступка, который собирался совершить. Слова пеона достигли его ушей. Он не питал ни малейших иллюзий относительно своего положения, и, несмотря на обещания графа Мельгозы, хорошо знал, что рисковал попасть на виселицу.
Но канадец был одним из тех людей, которые никогда не уклоняются от своих обязанностей и доводят принятое решение до конца, не обращая внимания на последствия.
Поэтому, когда Диего Лопес, узнав, что его спутник католик, проникся к нему дружескими чувствами и дал совет дожидаться его господина, охотник встретил это предложение молчанием и завел разговор о посторонних делах.
Несмотря на большое скопление народа по случаю праздника и следовавшей за ним ярмарки, наши путешественники не встретили серьезных затруднений на пути. Этому, правда, способствовала их наружность, внушавшая невольное уважение.
Хотя они принуждены были продвигаться вперед тихо, однако, через короткое время достигли площади Mayor, где могли вести себя легче и свободнее.
Мы уже упомянули, что Леон-Викарио был большой город, что его улицы и площади были широки и обширны.
Площадь Mayor, самая большая из всех, имела действительно грандиозный вид. По двум ее сторонам располагались порталы в виде монастырских переходов, украшенные лавками, где продавались всевозможные товары. Две другие стороны заняты были собором и cabildo или ратушей.
В центре площади возвышался монументальный фонтан, из которого била струя холодной и чистой воды. Этот фонтан был обнесен оградой из бронзовых цепей довольно любопытной работы. Множество приехавших на ярмарку странствующих купцов расположилось на площади с разными безделушками.
Оба мужчины, вошедшие на площадь через улицу Мерседес, были вынуждены пересечь ее по всей длине, чтобы достичь ратуши, временной резиденции генерала, правителя интендантства.
Эта ратуша была в то время (не знаю, существует ли она теперь) каменной постройкой тяжелой и неуклюжей архитектуры, прорезанной узкими окнами, снабженными толстыми железными полосами.
Двое часовых прохаживались со скучающим видом перед главным входом.
-- Мы пришли! -- сказал Диего Лопес, останавливаясь против описанного нами некрасивого здания.
-- Наконец-то! -- отвечал канадец, с любопытством осматриваясь кругом. -- Carai! Я начинал уже думать, что мы никогда не достигнем цели нашего пути.
-- Вот она. Вы требовали, чтобы я провел вас сюда, я это сделал.
-- И я вам благодарен. Теперь, честно выполнив не очень веселую обязанность, возложенную на вас, оставьте меня и примите участие в празднестве.
-- Черт меня возьми, если я это сделаю, -- отвечал пеон, -- я слишком огорчен.
-- Ну! Зачем же так огорчаться? Я уверен, что все кончится гораздо лучше, чем вы думаете.
-- Я желаю этого, но не надеюсь и не буду более стараться вас удерживать: нельзя заставить безумного не делать сумасбродных поступков.
-- Благодарю! -- сказал, смеясь, Оливье Клари.
Диего Лопес печально покачал головой.
-- Я буду поджидать своего господина, -- продолжал он. -- Граф имеет большое влияние на правителя, и, если вы не будете повешены, то, надеюсь, он спасет вас.
-- Гм, я также надеюсь не быть повешенным!
-- Как знать! -- пробормотал пеон.
Канадец, которому не особенно нравились дурные предупреждения, поспешил оставить своего мрачного спутника.
Последний проводил охотника взглядом, пока тот не исчез в ратуше, потом вернулся в дом, бормоча:
-- Все равно, я не уеду, прежде чем не узнаю, будет ли он повешен. Это самое меньшее, что я должен сделать для католика.