Дело, порученное Лунному Свету генералом Карденасом, не трудно было исполнить: следы мексиканцев ясно отпечатались на земле. На основании этого охотник подозревал, что выслеживание было только предлогом для генерала удержать его при себе, чтобы в случае ловушки наказать. Однако оба продолжали ехать рядом, весело переговариваясь и, по-видимому, очень довольные друг другом.
День был великолепный. Небо синее, солнце ослепительное. Листья деревьев, омытые дождем, блистали зеленью и росой. Ночная гроза освежила воздух, и горячие лучи солнца, осушая влагу, заставляли землю дымиться подобно жерлу кратера. Птицы щебетали в листве, белки прыгали с ветки на ветку, а иногда олени и антилопы, спугнутые лошадьми, появлялись в высокой траве, взглядывали испуганными глазами на путешественников и разбегались по всем направлениям.
Невольно и люди, и животные поддавались влиянию этой роскошной природы. Они вдыхали полной грудью воздух, насыщенный сладким запахом цветов и деревьев, и чувствовали себя счастливыми.
-- Да здравствует деревня! -- сказал генерал. -- Хорошо дышать чистым воздухом после того, как в течение нескольких дней принужден был оставаться между каменными стеками!
-- Да, вы правы, генерал, -- отвечал радостно канадец,. -- Жизнь в пустыне прекрасна, а в городах она немыслима. Люди глупо сделали, настроив их и загромоздив горизонт, когда перед ними открывались простор и свобода! К черту города! Самый прекрасный дом не сравнится с кучей травы, в которой радостно поют стрекозы!
-- Вы любите пустыню, сеньор Лунный Свет?
-- Я, генерал? Я родился в ней. Мой отец состоял на службе у компании Гудзона в качестве траппера. Мать произвела меня на свет на берегах одного из наших великолепных канадских озер. Мои глаза открылись под величественными зелеными сводами девственного леса. Первый горизонт, увиденный мной, был изрезан цепями гор, горделивых гребней которых никогда не попирала нога человека. О, генерал! Жить в пустыне без всяких стеснений, чувствовать свободное биение сердца в груди, вдыхая всеми порами благоухание трав, не сожалея о прошлом, не заботясь о будущем. Замечать, что живешь и невольно становиться лучше, так как находишься ближе к богу, великая книга которого всегда раскрыта пред тобой -- вот единственно возможное существование для человека с неиспорченной душой. Другое -- постоянное рабство, постоянное принуждение, атрофирующее мысли, уничтожающее разум и превращающее человека в худо собранную машину, в сварливую и злую тварь, которая до могилы тащится бледная, болезненная и разочарованная.
-- Черт возьми! Вот это я называю энтузиазмом! -- сказал, смеясь, генерал. -- К несчастью, все хорошо только в теории. Что сталось бы с цивилизацией, если бы каждый последовал вашему примеру?
-- Ах, да! -- вскричал охотник с презрительной улыбкой. -- Вот великое слово -- цивилизация! Попросту говоря, это рабство, огрубление масс в пользу честолюбивого и ненасытного меньшинства, общество бандитов, украшенных пышными титулами и громкими именами, где сила -- единственный закон, где на доказательства отвечают тюрьмами и ружейными выстрелами, где все оплачивается: рождение, смерть, даже испорченный воздух, которым дышат на грязных, узких улицах, в слишком низких и тесных домах. К черту цивилизацию мошенников, изобретших ее для своей выгоды! Цивилизация -- это чума и все болезни, сокрушающие человечество! Я не хочу ее знать!
Генерал слушал охотника с возрастающим удивлением, эта нервная речь невольно убеждала его. Перед ним первый раз находился типичный лесной бродяга, который в волнении резко и грубо высказал свои взгляды на жизнь цивилизованных людей. До сих пор таких странных натур он еще не встречал.
Разговаривая таким образом, генерал и канадец достигли брода, где утром бежал Сотавенто.
Отряд сделал минутную остановку. На другом берегу реки, на расстоянии около двух миль, начиналась цепь высоких лесистых гор. Огромный провал открывался среди этих гор и образовывал узкое ущелье, единственное место, где могли переправиться испанские войска.
Генерал изучал с возрастающим беспокойством мрачный пейзаж, раскинувшийся перед ним.
Все было молчаливо и печально кругом. Напрасно Карденас исследовал равнину в подзорную трубу. Он ничего не видел кроме скученных деревьев, среди которых, казалось, невозможно было проложить себе путь. По следам, оставшимся на почве, несомненно было, что мексиканская армия следовала через ущелье.
Генерал нахмурил брови и подозрительно взглянул на охотника.
Тот, отставший немного, чтобы натянуть подпругу у лошади, подъехал.
-- Понимаю! -- сказал он.
-- Что вы понимаете?
-- Я понимаю, что вы подозреваете меня, генерал, черт возьми!
-- А если бы и так? -- спросил тот, пристально глядя на него.
-- Вы были бы неправы, вот и все!
-- Почему так?
-- По тысяче причин!
-- Назовите хотя бы одну.
-- Для какой цели вести мне вас в западню?
-- Чтобы изменить мне, vive Cristo! Так как, я предполагаю, вы принадлежите к мексиканской армии.
-- Я действительно принадлежу к этой армии, -- подтвердил охотник, -- что же из этого?
-- Как! -- вскричал с гневом генерал. -- Что из этого? То, что вы шпион и что я велю вас расстрелять!
-- Это неблагоразумно, генерал!
-- Пусть. Молитесь богу!
-- Такой человек, как я, всегда готов явиться перед ним. Могли бы вы сказать то же?
Генерал сердито топнул ногой.
-- Но дайте мне объяснения, по крайней мере! -- сказал он.
-- Я дал вам одно, вы не захотели его принять!
-- Поищите другое!
-- Хорошо, лучшего я не требую, -- сказал охотник, по-прежнему хладнокровно и добродушно. -- Что произошло между нами? Я известил вас, что мексиканцы покинули лагерь, оставив свое имущество. Разве я солгал? Нет, я вам ничего не сказал, кроме правды. Вы захотели пуститься в погоню за инсургентами. Вместо того, чтобы подстрекать вас к этому, я, напротив, просил остаться в Когагуилу. Разве так бы поступил изменник? -- Не думаю. Вы потребовали, чтобы я следовал за вами. Я повиновался. Моя роль ограничилась только этим, не правда ли, генерал? Теперь вы очутились против ущелья, где боитесь встретить засаду, и хотите взять меня туда. Справедливо ли это? Если вы действительно боитесь ловушки, то вам легко поправить дело.
-- Как?
-- Черт возьми, повернуть и мчаться быстрее в Когагуилу. Если мексиканцы рассчитывали завлечь вас в западню, они будут более в убытке, чем вы, так как оставили в ваших руках оружие и боевые снаряды.
Генерал задумался.
-- Что бы вы сделали на моем месте? -- спросил он.
-- Я?
-- Да!
-- Честное слово, я буду откровенен с вами, генерал! Мы, жители пустыни, понимаем мужество диаметрально противоположным образом, чем вы. Как мы ни бьемся, чтобы спасти свою жизнь или добычу, мы рискуем только в таком случае, если имеем, по крайней мере, двадцать четыре шанса в свою пользу.
-- А в настоящем случае?
-- Я вернулся бы в Когагуилу тем же шагом, каким выехал, т. е. галопом, вот что бы я сделал. Я понимаю, что вы поступите иначе!
-- А! -- сказал генерал, проницательно глядя на него. -- А по какой причине?
-- Ну, генерал, вы намерены смеяться. Вы знаете ее так же хорошо, как и я: прикажите меня расстрелять и покончим с этим.
-- Я, -- отвечал он, -- не прикажу вас расстрелять: изменник вы или нет, но вы говорили искренне. Идите, куда хотите, вы свободны!
Канадец невольно почувствовал себя тронутым.
-- Благодарю вас, генерал. Теперь верьте мне, не двигайтесь дальше!
-- Так опасность действительно существует?
-- Я не мог бы этого сказать. Однако, признаюсь, я плохого мнения об этой черной дыре, виднеющейся там внизу. За ней, мне думается, скрывается гроза.
-- Да, я чувствую, что должен бы последовать вашему совету, но, к несчастью, не могу этого сделать. Войска моего господина, короля, не могут отступать перед таким презренным врагом.
-- Вы лучше знаете, как должны поступать. Но, повторяю, берегитесь!
-- О! Будьте покойны, я буду осторожен. Ну так прощайте, уезжайте, пока не завязалось дело.
-- Вы этого хотите? Прощайте и благодарю, генерал, я не смею пожелать вам успеха!
Канадец поклонился в последний раз, повернул коня и удалился галопом по направлению к Когагуилу.
Генерал следил за ним глазами, пока тот не исчез за возвышением.
-- Своеобразный человек! -- произнес он. -- Если это шпион, то я никогда не видал подобного!
Между тем следовало на что-нибудь решаться. Время проходило. Генерал выстроил офицеров в линию.
-- Кабальеро, -- сказал он откровенно, когда они собрались вокруг него, -- боюсь, что мы совершили большую неосторожность, пустившись с такими слабыми силами преследовать врага. Я считаю необходимым узнать ваше мнение прежде, чем переехать реку, позади которой в ущелье, если я не ошибаюсь, находится страшная засада. Ответьте мне откровенно: что нам делать? Отважно пуститься вперед или мирно вернуться на наши главные квартиры?
Почти все офицеры были того мнения, чтобы идти вперед, рискуя всем. Отступление в присутствии врага могло иметь такое же отрицательное влияние на престиж испанской армии, как проигранная битва. Все эти храбрые солдаты стыдились бежать от невидимого врага. Существовало ведь только подозрение, которое могло оказаться ложным, тем более, что равнина продолжала оставаться пустынной и ничего подозрительного не замечалось.
-- Хорошо, кабальеро, -- сказал генерал, кланяясь офицерам, -- мы едем вперед с помощью бога! Если судьба изменит, мы погибнем, как честные люди. Да здравствует Испания!
-- Да здравствует Испания! -- повторили офицеры с энтузиазмом.
-- Капитан дон Луи Обрегозо, -- продолжал генерал, -- возьмите двести всадников и отправляйтесь прямо в ущелье. Будьте особенно осторожны и слишком не увлекайтесь. Дон Педро Кастилла поддержит вас в случае нужды с пятьюстами всадниками. Остальная армия переедет реку только после вашего возвращения. Отправляйтесь!
Оба названные генералом офицера почтительно поклонились и немедленно стали проводить приказ в исполнение. Скоро разведывательные отряды переехали реку вброд и галопом помчались по равнине.
Между тем генерал приказал солдатам выстроиться в колонну, чтобы меньше потерять времени на переправу, и в подзорную трубу стал внимательно следить за передовыми отрядами.
Второй из них, находившийся под начальством капитана Кастилла, остановился почти на половине пути от реки к ущелью.
Капитан Обрегозо решительно двинулся к ущелью, выслав вперед разведчиков. Отряд приблизился таким образом почти к самому каньону, не встретив никаких признаков врага. Тут капитан сделал остановку.
-- Дети мои, -- сказал он солдатам. -- Если неприятель спрятался там, то глупо всем нам лезть в пасть волка. Достаточно для этого нескольких охотников. Ну, кто хочет идти за мной?
В ответ на этот призыв не раздалось ни слова.
-- Как! -- вскричал капитан, хмуря брови. -- Никто не вызывается! Никто не решается за мной следовать!
-- Совсем не то, капитан, -- отвечал старый сержант ворчливым тоном. -- Вы хорошо знаете, что все мы охотно пойдем с вами даже в преисподнюю! Выберите сами, кого хотите!
-- В добрый час! -- весело сказал капитан, указывая шпагой на нескольких солдат.
Те немедленно вышли из рядов и выстроились позади него. Поручив временно командование отрядом своему лейтенанту, капитан Обрегозо приказал ему ни в коем случае не выезжать в ущелье, повернул коня и скрылся там со своим слабым конвоем.
Прошло несколько минут томительного молчания. Вдруг послышалась пальба, и две лошади без всадников, выскочив на равнину, стали носиться по ней.
-- Капитан! Спасем капитана! -- вскричали драгуны, яростно потрясая своим оружием, и, не слушая увещеваний лейтенанта, напрасно старавшегося удержать их, бросились беспорядочной толпой в ущелье. Офицер, видя бесполезность своих усилий, отважно помчался впереди.
Тогда раздались уже не отдельные выстрелы, а регулярная и интенсивная перестрелка.
-- Поддержим наших братьев! -- вскричал капитан Кастилла, вынимая шпагу.
-- Вперед! Вперед! -- отвечали солдаты.
Второй отряд галопом исчез в проклятом ущелье, которое, как пасть ада, поглощало все, ничего не возвращая.
Генерал, как мы сказали, внимательно следил за движением разъезда.
-- Несчастные! -- вскричал он при виде происшедшего. -- Безумцы! Они будут все до одного перебиты. Вернитесь! Вернитесь! Я вам приказываю! -- кричал он, не думая о том, что те были слишком далеко, чтобы расслышать его приказание.
Впрочем, если бы они и расслышали его, то не могли бы повиноваться: они уже не владели собой.
Между тем солдаты, оставшиеся на берегу реки, видели, что происходило на равнине и стали роптать на свое бездействие, яростно потрясая ружьями и едва удерживаясь от выстрелов.
-- Неужели мы позволим перерезать своих братьев? -- сказал один старый офицер, гневно кусая усы.
-- Молчите, кабальеро! -- свирепо остановил его генерал. -- Если бы эти люди слушали мои приказы, ничего подобного не случилось бы!
-- Но зло сделано, генерал, мы не можем покинуть семьсот человек!
-- Смотрите! Смотрите! -- вскричали солдаты, указывая на группу всадников, выехавших из ущелья. За ними мчались преследователи, настигли их и перебили.
Этот случай переполнил чашу терпения солдат. Род помешательства овладел ими и, не желая ничего слушать, многие из них направили лошадь в реку.
-- Остановитесь! -- вскричал генерал громовым голосом. -- Если вы непременно хотите идти на неминуемую смерть, то дайте мне по крайней мере управлять вами!
Солдаты, несмотря на возбуждение, узнали голос, которому привыкли издавна повиноваться, и невольно остановились.
Тогда генерал восстановил порядок, насколько это было возможно. Переезд через реку совершили быстро.
Очутившись на равнине, пехотинцы сошли на землю и выстроились в ряды. Генерал расположил их так, чтобы они могли поддержать кавалерию и сами получать поддержку от нее. Потом, вынув свою шпагу, блеснувшую на солнце, он вскричал громким голосом:
-- Я бросаю ножны! Вперед! За короля и Испанию!
-- Да здравствует Испания! -- вскричали солдаты.
Испанская армия бросилась, как лавина, к ущелью, где все еще слышался шум невидимого сражения.