Через час после того как граф Оливье уехал из дому, на расстоянии мушкетного выстрела от стен замка остановились двое всадников, по всей видимости господин и слуга, и, став за группой деревьев, как будто советовались между собой. Они были плотно закутаны в широкие плащи, и поля надвинутых на лоб шляп закрывали им верхнюю часть лица; видимо, им не хотелось быть узнанными. Породистые, но забрызганные грязью лошади едва шли, вероятно проделав большой и тяжелый путь.
-- Лектур, -- спросил господин, -- далеко ли еще до Парижа?
-- Три с половиной мили, монсеньор, -- почтительно доложил его спутник.
-- Далеко, дружище! -- с нетерпеливым жестом произнес незнакомец.
-- Да, монсеньор, особенно с измученными двухдневной дорогой лошадьми.
-- А между тем мне непременно надо в город; что делать? Ах, мой бедный Лектур, не везет нам в нашем предприятии! Жаль, что я не послушался твоего совета!
-- Не жалейте, монсеньор, -- успокаивал его спутник, стараясь придать веселость тону, -- может быть, в эту самую минуту Бог помогает нам больше, чем вы думаете.
-- Что ты хочешь сказать, друг мой? -- полюбопытствовал незнакомец.
-- Посмотрите, монсеньор, вы видите, что это перед вами?
-- Да что? Высокие стены замка, который, насколько я могу судить отсюда, должен быть значительным и в хороших руках мог бы в случае надобности славно выдержать осаду.
-- Он в хороших руках, монсеньор. Это замок Мовер, принадлежащий графу Оливье дю Люку.
-- Неужели, Лектур?! -- быстро вскричал незнакомец. -- Но в таком случае мы спасены! Ведь граф дю Люк, помнится, один из самых ревностных наших единоверцев?
-- И один из самых преданных ваших сторонников, монсеньор.
-- Так, так, мой друг; хотя я и не знаю графа лично, но мой брат де Субиз очень хвалит его. Не думаю, чтобы он отказал нам в гостеприимстве.
-- Ваше имя, монсеньор, откроет вам...
-- Тс-с, Лектур! Мое имя не должно произноситься! Мы беглецы, мой друг, не забывай этого. Если бы мсье де Люинь знал, как мы близко, он бы живо арестовал нас. Надо быть осторожными; как ни честен и благороден граф дю Люк, мы должны хранить самое строгое инкогнито.
-- Это правда, монсеньор; не будем вводить ближнего в искушение, как говорит своим медовым голосом епископ Люсонский, -- отвечал, смеясь, де Лектур.
-- Конечно, -- весело сказал незнакомец. -- Ведь граф не один живет в замке.
-- А в наше несчастное время деньгами самого честного можно подкупить.
-- Разумеется.
-- Так мы отправимся прямо в замок, монсеньор?
-- Я -- да; а ты поезжай в деревню, вон там, на берегу реки, и добудь лошадь, а если нельзя, переночуй в трактире и завтра чуть свет незаметно проберись в Париж. Ты имеешь мои словесные инструкции, ты мой молочный брат; все знают, что у меня нет от тебя секретов; мои друзья хорошо тебя примут и поверят тебе.
-- Но вы как же, монсеньор?
-- Я буду ждать здесь, в замке; тут я в безопасности и по первому твоему знаку явлюсь к тебе.
-- Хорошо, монсеньор, тогда я ухожу; завтра до полудня повидаюсь с вашими друзьями и узнаю, насколько можно верить их обещаниям.
-- Да постой же, ветреник, дай прежде руку!
-- Ах, простите, монсеньор! -- вскричал де Лектур, почтительно прикасаясь губами к протянутой руке.
-- Эх, дитя мое, разве мы не братья по душе? -- ласково промолвил незнакомец. -- Не забывай же, что я пока барон де Серак!
-- Слушаю, монсеньор; не забуду, тем более что вы ведь уже не в первый раз барон де Серак, -- лукаво прибавил де Лектур.
-- Ты несносный болтун, но добрый малый, поэтому я тебя прощаю, -- засмеялся незнакомец.
-- Благодарю вас и до свидания! Счастливого успеха, монсеньор!
-- И тебе также, мой неизменный друг! Только, пожалуйста, не заставляй меня долго сидеть в этом замке. Ты знаешь, окрестности Парижа небезопасны для нас теперь. Кроме того, и время не терпит.
-- Будьте спокойны, монсеньор, ни секунды терять не стану.
Незнакомец сделал легкий дружеский знак рукой и шагом поехал к замку, а де Лектур -- к деревне, огни которой сверкали, точно звезды, в ночной темноте.
-- Кто идет? -- окликнул через минуту часовой. Незнакомец остановился.
-- Эй, друг мой! -- крикнул он ему. -- Один из единоверцев графа дю Люка желает его видеть и передать ему письма.
-- Потрудитесь подождать немного, ваша милость, я сейчас позову кого-нибудь, -- ответил часовой.
-- Хорошо, мой друг; но я издалека, лошадь моя измучилась, и я тоже.
-- Всего только несколько минут!
Через пять минут приотворилась калитка, и в нее проскользнул человек, весь в черном. Это был мэтр Ресту, моверский мажордом.
-- С кем имею честь говорить? -- спросил он, почтительно кланяясь.
-- Я барон де Серак, -- представился приезжий, -- единоверец графа дю Люка, и прошу впустить меня в замок; я приехал издалека с важными письмами.
-- Господина графа нет дома в настоящую минуту, но сохрани Бог, чтобы двери замка не открылись перед таким почтенным вельможей, как господин барон де Серак.
Мост сейчас же был опущен, и мнимый барон въехал на парадный двор замка, где его встретил тот же мажордом, вошедший через калитку.
-- Добро пожаловать в Мовер, господин барон, -- сказал он с поклоном, -- и позвольте попросить вас распоряжаться, как у себя дома.
-- Благодарю вас за гостеприимство, mon maitre [ Мой господин -- фр.], -- отвечал барон. -- Не могу ли я засвидетельствовать свое почтение графине, так как графа нет дома?
-- Графиня ушла к себе, сударь; в отсутствие графа она никого не принимает, но все желания господина барона будут исполнены.
-- В таком случае нельзя ли передать графине вот этот пакет?
Барон достал несколько писем, запечатанных по тогдашним обычаям шелковинкой; одно из них он подал мажордому, с поклоном взявшему его и передавшему слуге.
-- Пожалуйста, -- продолжал приезжий, -- распорядитесь, чтоб позаботились о моей лошади; она отличной породы, и я очень дорожу ею.
-- Не беспокойтесь, господин барон, мы знаем толк в дорогих лошадях. Какова бы ни была ваша лошадь, уход за ней будет хороший.
-- Так покажите мне дорогу, mon maitre!
Мажордом провел барона по ярко освещенным коридорам в большую и высокую комнату, отлично убранную, с огромной кроватью на возвышении, ярко пылавшим камином и обильным ужином на столе.
Приезжий улыбнулся.
-- Вот так гостеприимство! -- весело воскликнул он.
-- Гость всегда посылается Богом, -- с почтительным поклоном произнес мажордом. -- Все, что есть лучшего в доме, должно быть к его услугам.
-- Друг мой, -- обратился к нему барон, -- у меня есть слуга тут, в деревне, около Парижа... возможно, он будет меня спрашивать.
-- Его сейчас же проведут к вам, господин барон, в любое время дня и ночи.
-- Я его жду дня через два. А долго не приедет господин дю Люк?
-- Мы ждем господина сегодня ночью.
-- Прекрасно! Так если бы граф приехал ночью и пожелал меня видеть, я буду готов и счастлив явиться к нему, несмотря ни на какой поздний час.
В эту минуту вернулся слуга, относивший графине письмо, и низко поклонился.
-- Графиня, -- доложил он, -- получила письмо господина барона. Графиня благодарит, что господин барон удостоил принять ее скромное гостеприимство, и за отсутствием господина графа дю Люка сама будет иметь честь пожаловать к господину барону после ужина, если господин барон согласен принять их на несколько минут, прежде чем ляжет почивать.
-- Передайте мое глубочайшее почтение графине, мой друг, за ее любезность; скажите, что я полностью к ее услугам и сочту за счастье лично извиниться перед ней за беспокойство, которое произвел в ее доме своим неожиданным приездом.
Слуга поклонился и ушел за мажордомом. Барон принялся ужинать, бросив на стул шляпу, плащ и рапиру. Он с самого рассвета скакал, не останавливаясь перекусить чего-нибудь.
Барон де Серак, как мы его будем называть пока, по наружности был настоящий принц, путешествующий инкогнито. Он был высок и, несмотря на свои пятьдесят лет, очень строен; манеры ясно обличали в нем придворного. У него были каштановые волосы, белая, нежная кожа с легким румянцем, чудесные зубы, пунцовые губы, большие, блестящие глаза, немножко длинный нос и высокий лоб; маленькие, изящные руки и ноги свидетельствовали о хорошем происхождении.
Костюм был в высшей степени прост, но сшит с большим вкусом.
Утолив немножко голод, барон глубоко и серьезно задумался, так глубоко, что по временам поднимал вилку взять кусок дичи и снова опускал ее на тарелку, не замечая, что ничего не взял; стакан стоял перед ним пустой. Наконец, вынув из потайного кармана какие-то бумаги, он стал внимательно, с лихорадочной поспешностью просматривать их; они были все шифрованные. Глубокое внимание к своему делу не мешало ему, однако, быть настороже, потому что при послышавшемся за дверью легком шуме он быстро поднял голову, скомкал и спрятал письма в карман и опять принялся за ужин.
Почти вслед за тем поднялась портьера, и вошел слуга; доложив о графине дю Люк, он мигом скрылся, и портьера опустилась за молодой женщиной.
Барон бросил салфетку и поспешил к ней навстречу.
-- Графиня, -- сказал он, слегка кланяясь, -- мне совестно...
-- Что я так бесцеремонно принимаю такого достойного вельможу, как вы! -- перебила она. -- Господин барон, я пришла лично извиниться перед вами.
Слегка опершись кончиками пальцев на протянутую руку барона, она подошла к креслу у камина и села. Барон почтительно стоял перед ней.
-- Прошу вас сесть, -- проговорила она, -- ведь вы здесь дома!
Он сел.
-- Барон, -- продолжала графиня, -- я обычно никого не принимаю без мужа, но делаю исключение для вас, потому что вы приехали с письмом от одной из самых близких моих подруг.
-- От мадмуазель де Росни, нынешней герцогини де Роган, -- добавил барон.
-- Да. Мы с Мари де Росни вместе воспитывались и очень дружны между собой; я знаю свою подругу и, читая ее письмо, заключила, что человек, которого она так горячо мне рекомендует, должен быть или хороший друг ее, или очень близок ей.
-- Действительно, графиня, я имею честь принадлежать к самому интимному кружку мадам де Роган и могу подтвердить, что очень близок ей, -- отвечал, тонко улыбнувшись, барон.
-- Я все хорошо знаю из письма, барон, и хотела показать вам, как высоко ценю рекомендацию своей подруги, принимая вас сама в отсутствие графа!
-- Я не знаю, как выразить вам свою благодарность за такую честь, графиня.
-- Приняв мое гостеприимство так же чистосердечно и с таким же удовольствием, как я предложила его вам, и пользоваться им, сколько угодно.
-- Благодарю вас, графиня, но не решусь злоупотреблять вашей любезностью; я пробуду в замке не больше двух-трех дней.
-- Позвольте надеяться, барон, что графу удастся уговорить вас остаться подольше.
Барон низко поклонился прелестной женщине, которая, казалось, действительно так счастлива была принять его в своем доме.
-- Граф дю Люк, -- сказал он, помолчав с минуту, -- благородный, прекрасный вельможа и пользуется большим уважением между единоверцами; я знаю, что герцог де Роган, по лестным отзывам о нем своего брата, господина де Субиза, очень хотел бы с ним познакомиться.
-- Дружба, с которой господину де Субизу угодно относиться к графу, делает его снисходительным.
-- Нисколько, графиня; господин де Субиз в этом отношении только отголосок общего мнения всех вождей нашей партии; мне очень жаль, что отсутствие графа лишает меня чести засвидетельствовать ему мое почтение.
-- Он скоро вернется, барон, сегодня ночью, вероятно, и завтра утром будет к вашим услугам.
Поговорив таким образом еще некоторое время, графиня простилась и встала. По свистку явились ее горничные. Барон почтительно проводил графиню до дверей и низко поклонился. Поблагодарив его за любезность милой улыбкой, она ушла.
Через несколько минут вошли слуги, убрали со стола, освежили воздух в комнате, открыв и потом снова закрыв окна, подложили дров в камин, поставили у постели вазу с розмариновой веткой в вине, смешанном с медом, и ушли, спросив сначала, не нужно ли еще чего-нибудь барону.
Он поблагодарил их и остался один, но не лег спать, а, надев приготовленный для него великолепный парчовый халат, снова принялся за чтение шифрованных бумаг, прерванное приходом графини.
Несколько часов сряду барон читал, приводил бумаги в порядок и написал несколько, большей частью тоже шифрованных, писем. Только в четвертом часу утра он лег, не имея больше сил выдерживать, положил бумаги под подушку, придвинул на всякий случай пистолеты и шпагу и крепко заснул.
На другой день, рано утром, приехал от графа нарочный сказать графине, что, к своему большему сожалению, по не зависящим от него обстоятельствам граф не может быть раньше чем дня через три.
Графине это было очень неприятно, но пришлось покориться. Она любезно извинилась перед гостем; он, боясь показаться назойливым, собрался было уехать, но графиня просила его остаться подождать возвращения графа в полной уверенности, что муж одобрит ее поступок.
Познакомившись ближе, они перестали церемониться между собой и изгнали скучный этикет. Графиня и Диана всеми силами старались сделать жизнь в замке приятной гостю, болтали с ним, гуляли в моверском парке и окрестностях, устраивали рыбную ловлю с факелами -- одним словом окружали его всевозможным вниманием, как умеют это делать только женщины, когда захотят.
Прошло пять дней, а о графе не было ни слуху, ни духу; графиня тревожилась, не зная, чему приписать такое продолжительное отсутствие и упорное молчание.
Раз утром мэтр Ресту доложил барону де Сераку, что его спрашивает какой-то господин, называющий себя де Лектуром.
Барон велел сейчас же привести его. Они долго о чем-то говорили между собой; после этого секретного разговора барон сделался очень серьезным и собрался ехать в тот же день.
Ни графиня, ни Диана не могли убедить его остаться. Он уехал вместе с де Лектуром.