Гурдон, теперь просто большая деревня, живописно расположенная на берегу реки Бле, в конце XVI века был прелестным городком; сюда свозилась большая часть товаров провинции Лимузен; он отличался упорством и гордостью своего дворянства, а главное -- чудотворным образом святого Амадура, к которому сходились на богомолье, и громадной шпагой, висевшей в церкви аббатства и принадлежавшей, говорят, паладину Роланду, который нанизывал на нее сарацин и махом перерубал горы язычником.
Дней пять или шесть спустя после описанных нами происшествий город Гурдон, всегда очень рано вечером стихавший и пустевший, был в необыкновенном волнении.
Улицы, площади, перекрестки кипели народом и солдатами, расположившимися биваком на открытом воздухе.
Всюду стояли форпосты и аванпосты; караулы расставлены были даже за стенами города. В городскую ратушу беспрестанно поступали эстафеты, и оттуда рассылались бесчисленные приказания командирам расположенных на разных позициях войск.
Самая ратуша походила на крепость, так она была вооружена.
Накануне утром в город приехал губернатор, монсеньор маркиз де Кевр, с многочисленным блестящим штабом. Сейчас же отправившись в ратушу, он сообщил старшинам королевские грамоты, которые, вероятно, были очень важны, потому что у старшин жалобно вытянулись лица, когда они выслушали их; некоторые даже побледнели.
Никто, однако, кроме присутствовавших на совете, не знал, в чем дело.
Два часа спустя стали понемногу прибывать войска; вскоре в городе стояло уже более трех тысяч человек кавалерии, пехоты и артиллерии.
Собрали крестьян, раздали им лопаты и заставили под наблюдением офицеров возводить ретраншементы вокруг города; между тем конные патрули разъезжали по деревням, собирая быков, коров, баранов, рожь, ячмень, каштаны -- одним словом, все необходимое для обеспечения города продовольствием. Сверх того, начальникам городской милиции велено было по первому зову набата быть готовыми браться за оружие.
Жители Гурдона, не следившие за политикой и знавшие обычно одну свою торговлю, ничего тут не понимали и только ужасались, не зная, чему приписать такие приготовления, заставлявшие ожидать, по крайней мере, осады, хотя и неприятель был им неизвестен.
В то же самое время особняк маркиза де Кевра сиял огнями; там раздавалась веселая музыка; в окнах мелькали танцующие пары; лестница была усыпана цветами; за длинным рядом комнат отеля, наполненных гостями, в совершенно отдаленной гостиной, слабо освещенной лампой с абажуром, сидели трое -- две дамы и мужчина.
Старшая, лет сорока пяти, была красивая женщина с бледным, худым лицом и блестящими черными глазами; монашеский костюм придавал величественность ее осанке; на груди сиял бриллиантовый крест.
Это была настоятельница Гурдонского монастыря урсулинок, младшая сестра маркиза де Кевра. Мужчина был сам маркиз -- здоровый старик лет шестидесяти пяти, с гордым взглядом и спесивым, загорелым в частых войнах лицом.
Он тревожно ходил взад и вперед по комнате, поглаживая длинную седую бороду.
Вторая дама была девушка лет семнадцати с нежными правильными чертами и большими, полными слез голубыми глазами; толстые пепельные косы красиво обрамляли овальное личико, бледное, как полотно; руки ее казались тоже мертвенно бледными от траурного платья. Это была мадмуазель Луиза де Кевр, единственная наследница маркиза.
Сюда только изредка долетала музыка, опущенные толстые портьеры заглушали звуки.
Обе дамы молча следили глазами за маркизом.
-- Ну, если вы требуете объяснения, -- сказал он, вдруг остановившись и нахмурив брови, -- так я скажу. Впрочем, и лучше разом кончить. Я не дамский угодник и не какой-нибудь сумасброд паж; я делаю то, что мне приказывает честь... Э, Боже мой! -- прибавил он с суровым добродушием. -- Я его люблю ведь, этого мальчика, почти родившегося при мне, я бы ему, может быть, простил.
-- Говорите, ради Бога, отец! -- горячо воскликнула девушка, сложив руки.
-- Мы ждем, маркиз, -- твердо произнесла аббатиса, остановив ее ласковым и вместе повелительным взглядом.
-- Ну, хорошо! Так знайте же, что молодой человек, увлеченный дурными советами...
-- Или доведенный отчаянием, -- грустно проговорила девушка.
-- Стефан де Монбрен, -- продолжал маркиз, притворясь, что не расслышал, -- сын моего лучшего друга, превосходного, храброго солдата, не раз проливавшего кровь за нашего короля... сделался негодяем, бунтовщиком, он заодно с восставшими крестьянами. Он стоит во главе их.
-- О! -- с отчаянием простонала девушка, задрожала, словно в лихорадке, и без памяти упала на руки к тетке.
-- Маркиз, маркиз, вы убили вашу дочь! -- с горьким упреком обратилась она к нему.
-- Я! -- вскричал, побледнев, маркиз и с ужасом бросился к дочери, которую боготворил.
-- Уйдите, мне нужно остаться с ней одной...
-- Но умоляю вас, сестра!
-- Уйдите, брат, если не хотите, чтоб она умерла на ваших глазах.
Маркиз не знал, на что решиться. В эту минуту за дверьми послышался страшный шум, и несколько мужчин вбежали в комнату с обнаженными шпагами.
-- Маркиз, скорее! -- призвал его граф де Фаржи. -- Истребители перерезали наши форпосты и аванпосты и ворвались в город! Идите или все погибло!
-- Как!.. Что?..
-- Слушайте, -- сказал де Фаржи.
На улице стоял страшный шум; гремели выстрелы, бил набат, стоны смешались с бранью. Отчаянные крики "Да здравствует король!" заглушались криками "Свобода! Свобода! Грабьте! Город взят!"
Времени терять было нельзя. В маркизе проснулась преданность вассала, и солдат сменил отца. Еще раз грустно взглянув на лежавшую в обмороке дочь, он выбежал, размахивая шпагой и крича: -- Вперед, господа! За короля!
Истребители действительно с неожиданным для такого, как их, войска искусством оцепили город и, по данному знаку разом бросившись на часовых, стоявших небрежно, полагаясь на свою численность, перерезали их и вошли в Гурдон. Они направлялись к главной площади, где сосредоточивался центр обороны.
Положение королевских войск становилось критическим: они лишились почти всей своей артиллерии, потому что, несмотря на все мужество, не в состоянии были противиться давившему их железному натиску.
Солдаты, не видя нигде поддержки, уже начинали подаваться, когда явившийся вдруг со своей свитой маркиз де Кевр поддержал их мужество.
Стефан де Монбрен командовал, бросаясь на своем вороном коне в самый пыл схватки, но ни один выстрел не задевал его. Королевские солдаты, стыдясь своей неловкости, а главное под влиянием суеверного страха крестились и переставали целиться в этого точно заколдованного человека, перенося огонь на других противников. И маркиз де Кевр совершал чудеса храбрости; даже неприятели любовались им и только парировали его удары, не нанося их в свою очередь.
Несколько раз он пробивался к Монбрену, чтоб покончить наконец с этим опасным вождем и вдобавок его личным врагом, но всякий раз между ними бросалась толпа сражающихся и отделяла их друг от друга.
Битва принимала все более и более ужасные размеры и превратилась наконец в рукопашную резню. Королевские солдаты видели неминуемую гибель и старались только подороже продать жизнь.
-- Господин де Фаржи, -- произнес скороговоркой маркиз де Кевр, -- через десять минут ни одного из нас не останется в живых; эти дьяволы непобедимы. Пока я буду стараться собрать около себя несколько уцелевших человек, чтоб с их помощью пробиться сквозь ряды неприятеля, приведите моих сестру и дочь, мы их поставим в середину, между нами, и спасемся или погибнем вместе.
-- Хорошо, маркиз, через две минуты я вернусь. Де Фаржи бросился в отель.
Маркиз между тем отдал приказание, и войска, узнав голос своего командира, сгруппировались вокруг него, образовав плотную массу; защищенные с тыла отелем, они подставили неприятелю свои мушкеты. Штыков тогда еще не было.
Наступило минутное страшное затишье, предвестник последнего, предсмертного усилия.
В это время вернулся граф де Фаржи, бледный, растерянный.
-- А где же дочь... сестра? -- вскричал маркиз, предчувствуя беду.
-- Пропали, -- с отчаянием отвечал граф, -- и невозможно понять, каким образом!
-- О, надо мной проклятие! -- мрачно прошептал маркиз. -- Этот дьявол велел увести их!.. Смерть врагам! -- крикнул он вдруг, энергично выпрямившись в седле. -- Им не удастся восторжествовать! Вперед! Вперед! Да здравствует король!
-- Да здравствует король! -- подхватили солдаты и бросились на Истребителей.
Те храбро встретили их, не отступив ни на пядь. Завязалась опять страшная борьба; бились с отчаянием. Маркиз, забывая личное горе, думал только, как бы спасти своих солдат. Он уже видел, что дальше сопротивляться невозможно, как вдруг раздался пронзительный свист, заглушивший крики сражавшихся. В ту же минуту мятежники расступились и свободно пропустили королевских солдат, которые бросились вперед с радостными криками. Они были спасены. Неприятель исчез и появился снова уже позади их линий.
Истребители удовольствовались взятием города и не хотели совершенно уничтожать врагов. Маркиз де Кевр со своей свитой, увлеченные толпой, вышли из Гурдона. Неприятель преследовал их по пятам и отогнал мили на четыре от города. Тут им удалось восстановить боевой порядок и они стали в начале одного узкого прохода, который легко могли бы отстоять, если бы мятежникам вздумалось довершить свою победу, но они ушли.
Освободившись от неприятеля, маркиз отдал графу де Фаржи приказания насчет войска, и тут только генерал уступил место отцу. Сердце старика разрывалось от горя, он рыдал, как ребенок, ему не на что было даже надеяться.
Через неделю королевские войска были выгнаны из провинции Лимузен, которой вполне завладели Истребители. Новый начальник сдержал слово: он совершил чудеса.