Графиня заперла на задвижку обе двери будуара, подошла к огромному портрету графа дю Люка и прижала крошечным пальчиком пружину, скрытую между украшениями рамы. В ту же минуту часть обоев отодвинулась, огромный портрет повернулся, и они очутились у входа в длинный темный коридор. Графиня взяла у Фаншеты лампу.
-- Идите за мной, мои союзники, -- сказала она, улыбнувшись. -- Вы видите, здесь, как во всех крепостях, есть тайные, никому не известные ходы. Я могу выдерживать осаду и уйти, не опасаясь, что меня кто-то остановит.
-- Morbleu! -- воскликнул капитан. -- Клянусь душой, само небо за нас. Это превосходное и надежное средство сообщения.
-- Да, -- с улыбкой подтвердила графиня, -- никто не подозревает о существовании этого подземелья. Оно идет очень далеко и имеет два выхода, один -- за заставой города, около Бастилии, а другой -- на берегу Сены.
-- И вам точно известно, что о существовании подземелья никто больше и не подозревает?
-- По крайней мере, я уверена, что о нем знает еще только один человек.
-- Гм! -- заметил как бы про себя капитан. -- А это много
значит.
-- Но нам незачем торопиться, -- проговорила графиня, снова запирая вход в коридор, -- прежде чем мы пойдем посмотреть подземелье, я вам расскажу, как сама о нем узнала. Это стоит послушать.
Поставив лампу на стол, она снова села. Сели и капитан с Фаншетой.
-- Я коротко расскажу вам. Когда граф дю Люк уехал от меня, как вы знаете, капитан, жизнь в Мовере сделалась для меня невыносимый; кроме того, мне хотелось всячески быть поближе к нему; с глупой нежностью любви я воображала, что разлука станет мне не так тяжела, когда мы будем дышать с ним одним воздухом; наконец, живя в том же городе, я надеялась лучше все узнать о муже. По моему приказанию мэтр Ресту, мой мажордом, отправился приискать где-нибудь в захолустье Парижа дом, в котором я могла бы жить одна, никому не известная. Через неделю такой дом был найден и куплен за безделицу из-за ходившей о нем какой-то страшной легенды, вследствие которой жители квартала боялись даже проходить мимо него, а хозяева и совсем его бросили много лет тому назад. Но дом был почти совершенно разрушен; приходилось поправить его весь, даже самые стены. Я написала своему архитектору, мэтру Персевалю.
-- Мэтру Персевалю?.. -- переспросил капитан, как бы что-то припоминая. -- Я, кажется, слышал эту фамилию.
-- Очень может быть. Это известный архитектор; если б только он не любил так карточную игру, он мог бы составить себе огромное состояние.
-- Да, да, -- продолжал капитан, -- мэтр Персеваль живет на улице...
-- Сент-Оноре, -- досказала графиня.
-- Он самый, -- подтвердил капитан. -- Только это мне и надо было, -- прибавил он мысленно. -- Что же дальше, графиня?
-- Я переговорила с Персевалем и просила его о главном: чтобы через две недели мне уже можно было переехать в дом, обещая за это прибавку в пятьсот пистолей. Он сейчас же принялся за дело, и оно пошло, как по маслу; однажды архитектор внезапно приезжает ко мне в Мовер. Разбирая часть одной стены, грозившей обвалиться, рабочие неожиданно нашли вход в коридор, который вел в подземелье с двумя выходами, как я вам говорила. Мэтр Персеваль немедленно приостановил работы и приехал ко мне спросить, что делать с этим ходом. Он обошел все подземелье; по его словам, оно было очень давно устроено, в нем нашлись даже побелевшие кости; оно было высоко и довольно просторно; сквозь незаметные трещины туда проникал воздух; вообще, по его словам, оно прекрасно сохранилось. В первую минуту я подумала заложить ход, но потом мне пришло в голову, что может быть, когда-нибудь он мне и пригодится, пожалуй. Я поехала с Персевалем в Париж и, велев кучеру ждать меня на Королевской площади, спустилась с архитектором в подземелье и осмотрела его. Мэтр Персеваль показал мне механизм, посредством которого отворяется ход, и научил отворять и запирать его; я просила, чтоб он провел коридор к моему будуару и закрыл его листом железа в величину портрета мужа, а в украшениях рамы скрыл бы пружину, которую я всегда могла бы без труда приводить в движение; таким образом, если бы и открыли случайно один из ходов, то ко мне все же нельзя было бы попасть без моего ведома. Я просила архитектора сохранить все в глубочайшей тайне и заплатила ему за это пятьдесят тысяч ливров. Мэтр Персеваль дал клятву и для большей безопасности сам приделал железную дверь, обтянул это место стены обоями, повесил портрет и приноровил пружину; это делалось ночью, и я одна помогала архитектору, светя во время работы. Видите, капитан, секрет никому не известен, потому что его знает, кроме меня, только архитектор.
-- Так, так, графиня, но еще лучше было бы, если б и он этого не знал. У мэтра Персеваля есть кое-какие маленькие грешки, хотя он очень хороший человек; он играет, например, а я, признаюсь, всегда остерегаюсь пьяниц и игроков; страсть, доведенная до высшей степени, делает в данную минуту самого рассудительного и честного человека безумцем.
-- О, неужели вы думаете?..
-- Я ничего не думаю, графиня; я только указываю на существующий факт. Но оставим это; сделанного не переменишь; если позволите, пойдемте теперь осмотреть ваше чудесное подземелье, которое почему-то сильно мне полюбилось.
-- Пойдемте, капитан; только предупреждаю вас, придется спуститься на шестьдесят три ступени вниз.
-- Morbleu! -- воскликнул, улыбнувшись, капитан. -- Довольно глубоко.
-- Благодаря этой глубине только, как мне сказал мэтр Персеваль, его до сих пор не открыли.
-- И я то же думаю, -- отвечал авантюрист. -- Дай Бог, -- прибавил он про себя, -- чтоб этого вскоре не случилось! Но я буду следить.
Графиня прижала пружину, взяла лампу, и они втроем вошли в коридор.
Он был довольно широк, но немножко сыроват вследствие недавних работ, которые тут производились. После нескольких поворотов начиналась винтовая лестница с железными перилами; ступени были широки, сухи и совершенно хорошо сохранились -- все шестьдесят три. Спустившись вниз, они очутились на маленькой площадке, в нескольких шагах от которой было два выхода.
Графиня пошла к правому; они в полном молчании быстро шли по небольшому узкому коридору. Сероватые стены казались одной из циклопических построек; пол был из мелкого, желтого, как золото, песка.
-- Мы идем теперь под Целестинским монастырем, -- сказала через минуту графиня и, указывая на большой выход влево, пояснила: -- Отсюда можно пройти в другую часть подземелья.
-- А! Понимаю, -- заметил капитан.
Через десять минут они вдруг очутились у большой каменной глыбы.
-- Вот мы и пришли! -- засмеялся авантюрист. -- Переход невелик.
-- Не правда ли? -- проговорила графиня. -- Теперь смотрите.
Она взялась за приделанное к камню медное кольцо и слегка потрясла его. Глыба медленно опустилась под землю.
-- Прелюбопытная вещь, ей-Богу! -- довольно произнес капитан.
-- Выйдите и посмотрите, нет ли кого на берегу, -- промолвила графиня.
Авантюрист вышел.
Он очутился на берегу Сены; справа и слева поднимались высокие деревья; перед ним виднелся остров Лувье. Кругом было темно и безлюдно. Капитан осмотрелся и вернулся к графине.
-- Никого нет, -- сообщил он.
-- Хорошо, идите же за мной. Они вышли из подземелья.
Наклонившись, графиня отыскала на одном из деревьев грубо вырезанный почти у самой земли мальтийский крест и показала его капитану; потом разрыла немного землю под деревом и открыла плоский широкий камень, посредине которого был бронзовый гвоздь с круглой головкой. Она потянула его к себе; каменная глыба сейчас же выдвинулась из-под земли, и вход в подземелье герметически закрылся; невозможно было догадаться, что он тут существует.
Затем графиня опять гвоздь.
-- Видите, -- спросила она.
-- Вижу, вижу, графиня; это очень просто.
Она вновь потянула гвоздь к себе, и каменная глыба скрылась под землю. Графиня опустила гвоздь, забросала камень землей и, спокойно войдя в подземелье, потрясла медное кольцо -- каменная глыба сейчас же поднялась на свое место.
-- Какие чудеса! -- прошептала Фаншета.
-- Теперь пойдемте к другому выходу, -- сказала Жанна.
-- Ну, признаюсь, графиня, все это меня сильно заинтриговало! -- воскликнул капитан.
-- Не правда ли? -- отвечала она с улыбкой.
Они отправились обратно той же дорогой, которой пришли, и вскоре достигли прохода, о котором мы говорили раньше.
-- Этим ходом мы наверстаем время, -- произнесла графиня.
Действительно, через пять минут они были уже во второй части подземелья, а десять минут спустя подошли к выходу, который был устроен так же, как и первый, только механизм находился посреди одного из сараев, которые ставят на полях, чтоб загонять туда дичь.
Капитан хорошенько все рассмотрел, чтоб после не ошибиться, выход запер, и через двадцать минут наши трое героев снова сидели в будуаре графини.
Обход подземелья занял всего час времени. Фаншета отперла задвижки у дверей.
-- Графиня, -- обратился к ней авантюрист, взглянув на часы, -- теперь двадцать минут десятого, а в десять мне непременно надо быть в одном месте; я могу остаться у вас еще только несколько минут; поэтому уговоримся сейчас же, как нам действовать.
-- Я жду ваших предложений, капитан; но мне жаль, что вы так скоро от меня уходите.
-- Я сегодня первый раз здесь, графиня; последующие мои посещения будут если не интересны, то все же подольше.
-- Надеюсь, -- отвечала она, ласково улыбаясь.
-- Ведь, конечно, графиня, вы ничего не станете предпринимать, не предупредив меня, чтобы я, предоставляя вам полную свободу действий, мог в случае надобности явиться к вам на помощь сам или послать кого-нибудь из надежных людей, которых у меня есть несколько человек под рукой. Я ни о чем вас не расспрашиваю и готов помогать, что бы вы ни задумали, только мне надо иметь возможность следить за вашей личной безопасностью.
-- Совершенно ценю вашу скромность, капитан; так всегда поступают порядочные люди; даю вам слово исполнить ваше желание, но обещаю также в важных обстоятельствах -- а они, к несчастью, могут очень скоро представиться--обратиться к вашему совету и поступать только по вашему указанию.
-- Моя рука и моя голова давно вам принадлежат, графиня; пользуйтесь ими, как угодно.
-- Ведь я и говорила, капитан, и опять повторю, -- с жаром вскричала Фаншета, взяв его за руку, -- что вы мужественный, благородный человек!
-- Ну, ну, дружок Фаншета, -- добродушно заметил авантюрист, -- право, можно подумать, что вы меня не знаете.
-- О, знаю, знаю, капитан! И Бог знает, что я вас люблю.
-- Да, полноте, Фаншета, черт возьми! Вы начнете говорить глупости.
-- Глупости, потому что расскажу графине, чем мы с мужем обязаны вам?
-- Ну вот! Так я и знал! Продолжайте, дружок мой, не стесняйтесь, только как кончите, так замолчите!
-- У! Гадкий вы, злой! -- воскликнула она со слезами на глазах.
-- Вот так-то лучше! И вернее, надо признаться; ведь помимо моей преданности вам, графиня, -- прибавил он, обращаясь к Жанне, -- и моей дружбы к вашему мужу, я не знаю за собой ни одного порядочного качества; право, если бы я встретил самого себя на улице, ни за что бы не поклонился, черт меня возьми! Страшно было бы скомпрометироваться перед честными людьми.
Это было сказано так серьезно, что графиня не выдержала и рассмеялась звонким смехом, от которого отвыкла в последние два месяца.
-- Что делать, графиня! Человек не совершенство, и меня надо принимать таким, каков я есть.
-- Что я и делаю от души, капитан.
-- В таком случае все пойдет хорошо, и как ни трудно наше дело, а я уверен, мы выйдем из него с честью.
-- Аминь! -- заключила Фаншета.
-- Так, дочь моя. Но простите, графиня, время летит, и мне пора уходить. Позвольте только еще одно слово. Когда я понадоблюсь вам, я всегда буду проходить через подземелье и три раза постучу кинжалом в железную дверь; иначе ведь сейчас возбудишь подозрение, а парижане страшно любопытны и любят сплетничать. В случае особенной крайности я никогда не буду приходить раньше девяти часов вечера. Если же вам нужно будет говорить со мной, так дайте мне знать через Фаншету; это никому не покажется подозрительным. Но приходить я буду всегда подземельем. Впрочем, сегодня Фаншета, как видно, не собирается уходить?
-- Да, капитан, я думаю переночевать у графини.
-- Так, так, милое дитя! В этом сейчас видна доверчивость мэтра Грипнара. Честь имею кланяться, графиня, если вам ничего не угодно поручить мне.
Он встал и почтительно поклонился.
-- Капитан, -- с чувством сказала Жанна, -- вы говорите, что любите меня, как отец, дайте мне вам сказать, что и я постараюсь любить вас, как дочь, а если верить сердцу, так это будет мне совсем не трудно.
-- Ах, графиня, этими словами вы положительно осуждаете меня на смерть, заставляя не щадить жизни для вас! Больше я ничего не могу сказать.
Он отвернулся, чтобы скрыть невольно выступившую слезу.
Графиня свистнула в серебряный свисток. Почти вслед за тем портьера поднялась и явился невозмутимый, важный мэтр Ресту.
-- До свидания, капитан, -- промолвила Жанна, с милой улыбкой протянув ему руку.
-- До свидания, графиня, -- сдавленным голосом отвечал авантюрист, почтительно целуя ей руку.
-- Проводите господина, -- распорядилась Жанна. Капитан еще раз поклонился и вышел.
-- Все равно! -- прошептал он, выйдя на улицу.--Фаншета, кажется, права, я так лучше сближусь со своей дочерью. Бедное, милое, кроткое создание! Она будет счастлива, даю себе в этом клятву!
Он торопливо пошел по улице, опустив глаза и глубоко задумавшись. Сворачивая за угол, он вдруг наткнулся на двух прохожих, шедших ему навстречу.
-- Да тише, болван! Что вы, ослепли что ли! -- сердито вскричал один из них.
-- Болван! -- повторил авантюрист. -- Это еще что такое, sang Dieu! Вы не знаете, с кем говорите!
-- Полноте, мэтр Персеваль, -- удерживал товарища другой прохожий. -- Ну что за ссоры с человеком, которого вы совсем не знаете, и в такую минуту! Кончим же прежде дело, ведь вот и дом!
-- Убирайтесь к черту! -- грубо отрезал тот. -- Да я и раздумал, меньше чем за сто тысяч ливров я вам ничего не скажу.
-- О, это уж слишком! Ведь мы условились!
-- Никаких условий нет, когда ничего еще не сделано. Кроме того, у меня еще остается несколько пистолей, я отыграюсь, да и я ведь дал клятву, а клятва священна, черт подери!
При имени Персеваля капитан навострил уши.
-- Ого! -- тихо проговорил он. -- Неужели в самом деле сам Бог за нас! Ну, посмотрим, parbleu! Ничего нельзя знать наперед.
Он стал прислушиваться к разговору, который вскоре сильно заинтересовал его.
-- Morbleu! -- заключил авантюрист. -- Нет, тут действительно сам черт вмешался!
И, Подойдя с этими словами к двум прохожим, уже собиравшимся идти дальше, он загородил им дорогу.
-- Э, господа! -- воскликнул он. -- Это что же значит? Вы уходите, не извинившись за грубость?
-- Чего еще нужно этому пьянице? -- вне себя крикнул архитектор.
-- Сам ты пьяница, скотина! Вынимай шпагу, или я тебе съезжу по физиономии!
С этими словами капитан выхватил шпагу и приготовился драться.
Мэтр Персеваль любил дуэли и был бурлив после выпивки, особенно когда у него в кармане свистело, а в настоящую минуту именно так и было. Он не заставил себя долго ждать. Но другой буржуа принял дело не так горячо. Бросившись между ними с распростертыми руками, он жалобным голосом запричитал:
-- Полноте, господа! Ради Бога, перестаньте! Неужели из-за одного слова вы станете резаться посреди улицы!
-- Оставьте нас в покое, мэтр Барбошон, черт вас возьми! -- злобно закричал архитектор.
-- Не деритесь, друг мой! Теперь, по крайней мере, не деритесь! Ведь это можно отложить и до завтра, ночью вы рискуете выколоть себе глаза.
-- Полноте! -- смеясь, заметил капитан. -- Луна отлично светит.
-- Может быть, -- вскричал мэтр Барбошон, продолжая стоять между противниками с распростертыми руками. -- Но уверяю вас, вы должны совершать свои великие подвиги только при солнце!
-- Ну, ну, мэтр Барбошон, вы меня ведь не надуете! -- посмеиваясь, произнес Персеваль. -- Я догадываюсь, почему вы вдруг стали так заботиться обо мне. Вам бы очень хотелось, прежде чем меня убьют, узнать...
-- Ну что ж! Я и не отпираюсь. Подумайте, ведь секрет стоит сто тысяч ливров, вы ведь сами сказали. Разве не жалко выпустить из рук такую сумму?
-- Ладно, ладно! Убирайтесь, -- насмешливо проворчал капитан. -- А то...
Он слегка кольнул ему руку.
Этого было достаточно. Мэтр Барбошон отскочил, крича, как зарезанный.
-- Бог свидетель, -- проговорил он торжественным голосом, дрожавшим немного от страха. -- Я почти жизнью жертвовал, чтобы спасти вас! Вы остаетесь глухи. Так деритесь же, жестокие люди, и черт вас возьми!
При таком неожиданном обороте фразы противники громко расхохотались, что, однако, не мешало им скрестить шпаги.
-- Судьба ваша решена! -- трагически продолжал мэтр Барбошон. -- Но, по крайней мере, никто не скажет, что я оставался равнодушным зрителем этого братоубийства! Убивайте же друг друга. Прощайте!..
Он повернулся на каблуках и пустился бежать так, что только пятки засверкали.
Между тем дуэль шла своим порядком. К несчастью архитектора, он был сильно пьян, да и противник его очень искусен.
Капитан сразу увидел свое превосходство и воспользовался им.
Дуэль недолго продолжалась. Вскоре Персеваль почувствовал, как шпага противника по самую рукоятку вошла ему в грудь.
-- Уф! -- вздохнул он, и кровь хлынула у него из горла.
Он тяжело рухнул на землю. Авантюрист наклонился посмотреть. Архитектор умер. Удар ловко пришелся и положил его на месте.
-- Morbleu! Вот некстати-то подвернулся бедняга! -- сказал капитан, обтирая лезвие шпаги и пряча ее в ножны. -- Ну, кто бы мне ни помог -- Бог или сатана, а помощь очевидна. Теперь я больше не боюсь измены. Все к лучшему!
И он весело пошел дальше, насвистывая какой-то венгерский марш.