Через несколько дней после приключений, описанных в предыдущей главе, в двадцати часах езды от Арауко, в девственном лесу среди миртовых деревьев и кипарисов, покрывающих первые отроги Кордильер, вечером, около костра, над которым жарилась дикая коза, сидели четыре человека. Эти четверо были наши старинные знакомые: Валентин, Луи, Курумила и Трантоиль Ланек. Граф задумчиво склонил голову на руки. Валентин сидел, опершись о миртовое дерево, покуривал из индейской трубочки, лаская Цезаря и вычерчивая на земле разные фигуры.
Это была небольшая полянка, какие часто встречаются в американских лесах. Рядом с ней довольно большое пространство было покрыто поваленными деревьями, рухнувшими от старости или разбитыми молнией. Оно было ограничено двумя холмами, у подошвы которых шумел поток, сбегающий с Кордильер. Место было самое удобное для полуденного отдыха, тенистое, прохладное. Но для ночлега оно было не совсем хорошо именно потому, что вблизи был поток, куда приходили на водопой дикие звери, что было видно по многочисленным следам. Индейцы были слишком опытны, чтобы по доброй воле заночевать в таком месте. Только невозможность идти дальше заставила их остановиться тут на ночь.
Лошади были привязаны к дереву недалеко от костра. День выдался ненастный, но ночь, кажется, обещала быть спокойной. Путешественники жадно принялись ужинать, чтобы поскорее улечься спать, так как они очень устали. За ужином никто не промолвил ни слова. Окончив трапезу, индейцы подложили сухих ветвей в огонь и, завернувшись в пончо, заснули. Граф последовал их примеру. Валентин и Цезарь остались на страже.
Никто бы не узнал теперь в этом задумчивом, серьезном человеке, который внимательно прислушивался ко всему и жадно вглядывался во тьму, веселого и беззаботного отставного вахмистра, каким еще недавно был Валентин. Бурные приключения совершенно изменили его характер. Благородные инстинкты, которые спали в глубине его сердца, теперь проснулись под влиянием величественной и могущественной природы Кордильер. Перемена, начавшаяся в нем под влиянием дружбы с графом, увеличивалась все более и более по мере пребывания в Новом Свете.
Большое влияние оказали на него также индейские предводители. От них он научился отдавать себе во всем отчет. Звуки пустыни стали теперь понятны для него. Хотя по временам он и отпускал шутки и веселился, как прежде, но только поверхностный наблюдатель мог из этого заключить, что он остался таким, как был.
А ночь все дальше и дальше двигалась к утру. Уже месяц прошел две трети своего пути. Валентин разбудил Луи, чтоб самому немного отдохнуть. Граф сел на его место. Он также изменился за это время; это был уже не изнеженный дворянчик, готовый упасть в обморок при мало-мальски сильном волнении. Он загорел, руки его огрубели, усталость теперь почти не действовала на него, да и самый характер сделался тверже.
Уже около часа прошло, как граф заменил своего молочного брата на часах. Цезарь лежал, растянувшись у костра. Вдруг он вскочил и, рыча, стал нюхать воздух.
-- Ну, Цезарь, -- сказал Луи, лаская пса, -- чего ты вскочил? Что заприметил?
Собака посмотрела на графа своими умными глазами, помахала хвостом и потом снова зарычала пуще прежнего.
-- Хорошо, -- сказал Луи, -- нечего понапрасну будить других. Пойдем-ка, Цезарь, вдвоем и посмотрим, что там такое.
Луи осмотрел свои пистолеты и винтовку и сделал знак собаке, которая следила за его движениями.
-- Пойдем, Цезарь, -- сказал он. -- Ну, cherche![ Ищи! ] Пес словно ожидал этого слова. Он бросился вперед, обнюхивая кусты, по временам останавливаясь и осматриваясь вокруг. Граф шел за ним. Цезарь переплыл ручей и побежал по лесу, нюхая землю и помахивая хвостом. Граф шел за ним таким образом около трех четвертей часа, иногда останавливаясь и прислушиваясь. После многочисленных поворотов пес остановился, оглянулся на своего господина и потихоньку зарычал.
Граф осторожно отвел руками ветки кустов, взглянул вперед и вздрогнул. Он едва не вскрикнул от изумления. В десяти шагах от него на большой поляне лежало вокруг огня до пятидесяти индейцев. Они крепко спали, мертвецки пьяные -- последнее было ясно, потому что вокруг беспорядочно валялось несколько мехов, пустых и с водкой, из некоторых сочились еще остатки жидкости. Но не это так сильно поразило графа. Он невольно вздрогнул, увидев невдалеке мужчину и женщину, крепко привязанных к дереву. Мужчина стоял с поникшей головой, из его больших глаз струились слезы. При взгляде на молодую девушку, привязанную к другому дереву, он глубоко вздыхал. Девушка, казалось, была без памяти; верхняя часть ее тела была неестественно наклонена вниз.
-- О, -- прошептал Луи, -- Боже! Дон Тадео! Неужели это его дочь?
Увы! Это была именно она, донья Розарио. Кровь прилила к сердцу молодого человека. Он судорожно схватился за пистолеты и хотел было броситься вперед, как вдруг кто-то положил руку на его плечо и прошептал:
-- Осторожней!
Граф обернулся. Перед ним стоял Трантоиль Ланек.
-- Осторожней? -- спросил с упреком граф. -- Или предводитель не видит?
-- Я вижу, -- отвечал тот, -- но пусть и мой брат посмотрит, -- прибавил он, -- и увидит, что уже поздно.
И он указал пальцем на нескольких индейцев, которые проснулись -- или озябнув, или услышав шум, произведенный нашими друзьями. Индейцы приподнялись и стали оглядываться вокруг.
-- Правда, -- прошептал Луи в отчаянии. -- Господи! Господи! Ужели Ты не поможешь нам?
Предводитель между тем взял графа за руку, и они отползли на несколько метров назад, чтоб индейцы не заметили их.
-- Но, -- спросил молодой человек, вдруг остановившись, -- мы их спасем, предводитель, да?
Пуэльх покачал головою.
-- Сейчас это невозможно, -- сказал он.
-- Брат, -- возразил Луи, -- теперь, когда мы нашли их, мы должны немедля их спасти. Время не терпит, вы видите, жизнь их в опасности.
Предводитель улыбнулся.
-- Мы попробуем.
-- Благодарю, -- с жаром отвечал молодой человек.
-- Возвратимся теперь к нашим друзьям, -- сказал Трантоиль Ланек. -- Терпение, терпение, -- прибавил он торжественно. -- Ничто нам теперь не мешает. Через час мы пойдем за ними. Но прежде мы все четверо должны посоветоваться и наметить план действий, чтобы не испортить дела.
-- Хорошо, -- грустно отвечал граф.
Оба воротились на ночлег, где Курумила и Валентин крепко спали.
То, что видели Трантоиль Ланек и граф, произошло после ухода от Антинагуэля почти всех его воинов. С некоторого времени он стал позволять дону Тадео видеться с дочерью, они могли свободно ходить по стану. Токи хотел обнадежить их близким освобождением, чтобы потом сильнее поразить неожиданной жестокостью. Дон Тадео не доверял этой притворной милости Антинагуэля. Нелепое предчувствие говорило ему, что это не к добру. Но старался быть спокойным, чтобы не испугать дочь. Бедная девушка была так рада, что снова увидела дорогого отца. Казалось, она позабыла, что они в плену, ласкалась и всячески старалась развеселить дона Тадео.
Когда было объявлено решение народного собрания, дон Тадео с дочерью сидели в палатке на краю стана. Услышав шум, они подумали, что, вероятно, отряду приказано сняться, и спокойно ожидали, когда придут уведомить их об этом. Но никто не приходил, и скоро все снова утихло.
Кончив кататься по земле и стонать, Антинагуэль вскочил, мрачно улыбнулся и подошел к своим мозотонам. Поблагодарив их за верность, он объявил, что желает угостить их. Индейцы, страшные охотники до водки, услыхав предложение токи, поклялись, что до смерти не покинут его. Скоро начался пир. Когда все достаточно выпили, Антинагуэль приказал вытащить дона Тадео и его дочь из палатки и крепко привязать друг против друга к деревьям, чтобы они не убежали ночью. С этого момента начал он выполнять свою клятву о мщении.
Вот объяснение сцены, виденной графом и Трантоиль Ланеком. Возвратившись на ночлег, они разбудили Валентина и Курумилу. Индейцы уселись вокруг костра для совета, пригласив французов последовать их примеру.
Луи внутренне негодовал на медлительность индейцев. По его мнению, без долгих рассуждений надо было броситься преследовать похитителей. В то же время он понимал, что в предстоящей борьбе помощь ульменов была необходима. А потому, подавив свое нетерпение, он стал спокойно ожидать, закурив сигару.
После довольно долгого молчания, когда сигары и трубки были выкурены, Трантоиль Ланек начал:
-- Воинов много. Мы можем одолеть их только хитростью. С тех пор как мы стали преследовать Антинагуэля, мы не знаем ни того, что случилось с ним, ни положения бледнолицых. Нужно узнать, что хочет сделать токи со своими пленниками, действительно ли жизнь их в опасности. Чтоб разузнать обо всем, я пойду в стан Антинагуэля. Токи не знает, что связывает меня с его пленниками, он будет со мной откровенен. Мои братья последуют за мною издали. Ночью я возвращусь к ним.
-- Ладно, -- отвечал Курумила. -- Мой брат мудрый воин, он успеет в этом деле. Но пусть он помнит, что идет к Черным Змеям, самому коварному из арауканских племен. Когда он будет у них, пусть он взвешивает хорошенько каждое слово, прежде чем произнести его, каждое движение, прежде чем сделать его.
Валентин с удивлением поглядел на своего молочного брата.
-- Что это значит? -- спросил он. -- О каких индейцах идет речь? Или мы напали на след Антинагуэля?
-- Да, -- печально отвечал граф, -- дон Тадео и его дочь недалеко от нас, и их жизнь в опасности.
-- О, -- вскричал Валентин, вскакивая и хватаясь за винтовку, -- чего ж мы ждем? О чем еще спорить?
-- Увы, -- отвечал граф, -- что могут сделать четверо против пятидесяти?
-- Правда, -- согласился Валентин, снова усаживаясь. -- Теперь я понимаю. Предводитель прав, надо действовать хитростью.
-- Предводитель, -- сказал Луи, -- ваш план хорош, но мне кажется, его надо немного изменить.
-- Пусть мой брат говорит. Он мудр, я последую его совету, -- отвечал Трантоиль Ланек, вежливо кланяясь.
-- Нам надо предусмотреть все, чтобы наш план удался во что бы то ни стало. Вы пойдете в стан, а мы издали за вами. Только если вам не удастся присоединиться к нам, то дайте об этом знать условным сигналом, криком какой-нибудь птицы. Если ваша жизнь будет в опасности, известите нас другим сигналом, чтобы мы могли поспешить к вам на помощь.
-- Мой брат хорошо говорит, -- подтвердил Курумила. -- Если предводителю будет грозить опасность, он закричит, как коршун-перепелятник. Если ему придется остаться ночевать с Черными Змеями, он трижды прокричит, как щегленок.
-- Хорошо, -- отвечал Трантоиль Ланек, -- что еще скажет мой брат?
Граф порылся в мешке, вынул бумагу, написал на ней несколько слов, сложил вчетверо и подал предводителю.
-- Необходимо, чтобы те, кого мы хотим освободить, знали о нашем намерении. Может быть, дон Тадео не узнает моего брата. Чтоб не произошло недоразумения, предводитель отдаст эту записку молодой девушке.
-- Все будет сделано, -- отвечал, улыбаясь, предводитель.
-- Теперь по следам! -- воскликнул Курумила. -- Не то мы опять потеряем их.
-- Да, время! -- подхватил Валентин, вскакивая в седло.
Европейцу трудно себе представить, с каким терпением индейцы отыскивают следы. Нагнувшись к земле, они внимательно рассматривают все встречающееся на дороге, не пропустят ни листочка, ни щепочки. Они ползут по берегу ручья, чтобы поглядеть, нет ли следов на песке, и часто возвращаются на несколько верст назад, если попадут на ложный след. Ведь индейцы, преследуют ли их или нет, все равно маскируют свои следы. На этот раз Антинагуэль, которому было важно, чтобы никто не знал, куда он скрылся, делал это особенно тщательно. Поэтому как ни опытны были наши предводители, они часто сбивались. Только после великих усилий удалось им выследить неприятеля.
На второй день вечером, когда наши друзья остановились на ночлег на склоне холма, у входа в пещеру, Трантоиль Ланек простился с ними. Он пришпорил коня и скоро исчез. Его путь лежал к тому месту, где Антинагуэль должен был остановиться на ночь. Зоркие глаза его различили вдали тонкую струю дыма. Когда он подъехал к стану, перед ним возникли два индейца и сделали ему знак остановиться. Трантоиль Ланек остановил коня.
-- Куда едет мой брат? -- спросил один из них, подходя к предводителю, между тем как другой остался немного поодаль.
-- Марри-марри, -- отвечал предводитель, закидывая на плечи ружье. -- Трантоиль Ланек узнал след своих братьев Черных Змей. Он хочет покурить у их костра, прежде чем поедет дальше.
-- Пусть мой брат следует за мною, -- отвечал индеец.
Он едва заметно кивнул своему товарищу, и они пошли вперед по направлению к стану. Трантоиль Ланек последовал за ними, беззаботно глядя по сторонам и в то же время замечая малейшие подробности. Через несколько минут они были в стане. Место для ночлега токи выбрал чрезвычайно удачно. Это была горка, с которой открывался вид во все стороны. Горели несколько костров. Пленники, по-видимому, были свободны и сидели под деревом, индейцы, казалось, не заботились о них. Антинагуэль снова начал милостиво обходиться со своими пленниками: место, где он собирался совершить коварный замысел, было уже недалеко. Прибытие пуэльха заинтересовало всех. Его провели к предводителю.
Так как Трантоиль Ланек был в почете среди аукасов, Антинагуэль встретил его приветливо, сидя на самом возвышенном месте горки. Оба предводителя раскланялись, произнеся священное марри-марри, обнялись, положив друг другу правую руку на левое плечо, и подошли к костру, от которого из уважения отошли все воины. Предводители сели друг против друга и молча закурили трубки. Когда эти важные церемонии закончились, Трантоиль Ланек, знавший хорошо хитрый и коварный нрав своего собрата, заговорил первый.
-- Мой брат Антинагуэль охотится со своими молодцами? -- спросил он.
-- Да, -- коротко отвечал токи.
-- И счастливо?
-- Очень, -- сказал с мрачной улыбкой Антинагуэль, указывая на своих пленников, -- пусть мой брат откроет глаза и поглядит.
-- Оах! -- воскликнул Трантоиль Ланек, словно он до того не видел испанцев. -- Бледнолицые! В самом деле, охота была славная! За этих пленников дадут большой выкуп.
-- Тольдо Антинагуэля одиноко. Он хочет жениться на бледнолицей девушке с небесно-голубыми глазами.
-- Оах! Но зачем мой брат держит у себя Великого Орла белых?
Антинагуэль тонко улыбнулся. Пуэльх понял значение этой улыбки.
-- Мой брат великий воин, -- заметил он. -- Кто может угадать его мысли?
Трантоиль Ланек встал. Он пошел будто бы осматривать стан, хвалил место, выбранное для ночлега, удивлялся порядку, но сам между тем незаметно подходил к пленникам. Антинагуэль был очень доволен мнением такого опытного воина, как Трантоиль Ланек. Не мог он удержаться и чтобы не похвастать перед гостем красотой своей невесты, и сам подвел ульмена к пленникам.
-- Пусть мой брат посмотрит, -- сказал он, -- разве эта девушка не достойна стать женою предводителя?
-- Она хороша, -- холодно отвечал Трантоиль Ланек, -- но я бы променял всех бледнолицых женщин за один мех огненной воды [ водки ], вроде тех, какие у меня за седлом.
-- А они с водкой? -- живо спросил Антинагуэль, и его глазки загорелись.
-- Не хочет ли мой брат поглядеть?
Токи обернулся. Пуэльх воспользовался этим движением, чтоб бросить на колени доньи Розарио записку графа. Та быстро схватила ее в левую руку.
-- Вот что я подумал, -- сказал он, чтоб отвлечь внимание Антинагуэля от пленников. -- Солнце заходит, мавкавис[ перепел ] кричит в траве, если моему брату угодно, мы с его воинами разопьем один из этих мехов. Я рад, что могу отблагодарить его за гостеприимство.
Они удалились. Через несколько минут началась попойка. Индейцы еще не совсем оправились после недавнего кутежа и рады были опохмелиться.
Донья Розарио сначала не поняла, что за записка упала к ней на колени, и взглянула на отца, как бы желая спросить его совета.
-- Прочти, Розарита, -- сказал дон Тадео, -- быть может, это от друзей.
Молодая девушка, дрожа, развернула письмо. В нем не было ничего особенного, но луч надежды загорелся в сердце девушки, когда она прочла его. Вот что было в письме: "Ободритесь, сеньора; мы надеемся скоро освободить вас".
Пробежав эти строки, она подала письмо отцу и сказала:
-- Кто это пишет? Неужели мы можем надеяться? Дон Тадео также внимательно прочел его.
-- Не следует отчаиваться, -- серьезно сказал он. -- Все в воле Божьей. Неужели ты не догадалась, кто это пишет? Или ты забыла наших друзей-французов?
Девушка улыбнулась сквозь слезы и склонила головку на грудь своего отца. Он нежно поцеловал ее в лоб.
Попойка между тем продолжалась. Окончив один мех, принялись за второй, а затем и третий. Большинство индейцев уже свалились наземь. Только Трантоиль Ланек и Антинагуэль продолжали пить. Наконец, токи закрыл глаза, выронил рог, из которого пил, пробормотал несколько несвязных слов и захрапел.
Трантоиль Ланек осмотрелся вокруг; все спали, кроме него и пленников. Убедившись в этом, он дал знак пленникам, чтобы они ободрились, и быстро исчез за деревьями, как дикая коза, преследуемая охотниками.
-- Кто это? -- прошептала донья Розарио.
-- Я знаю этого человека давно, -- отвечал дон Тадео, -- у него благородное сердце. Он друг наших друзей.