Прошло уже два дня, как Антинагуэль соединился со своими мозотонами, которым была поручена донья Розарио. Оба отряда слились в один. Токи сначала думал удалиться в землю пуэльхов. Но проигранное сражение имело роковые последствия для арауканцев. Главнейшие тольдерии были сожжены испанцами, города разрушены, жители убиты или уведены в плен. Кто мог бежать, те бродили в лесах. Когда они узнали, что токи жив и бежал, то соединились и прислали к нему гонцов с просьбою о помощи и с требованием, чтобы он встал во главе войска для защиты границ.
Антинагуэль был очень рад этому движению против врага. Он воспользовался им для усиления своей власти, которая начала уже колебаться. Теперь токи изменил свой маршрут и во главе ста воинов пошел к Биобио, между тем как по его приказанию гонцы рассеялись по всей стране, призывая народ к оружию. Токи, конечно, не мечтал уже об увеличении арауканских владений. Его целью было теперь добиться с оружием в руках мирных условий, не слишком тягостных для его соотечественников. Словом, он хотел по возможности исправить плачевное положение дел. Подойдя к реке, Антинагуэль расположил свой стан у брода через Биобио, на вершине того холма, который занимало несколько дней тому назад его тогда еще многочисленное войско.
Но чилийская граница сильно изменилась за это время. Батарея в восемь пушек была воздвигнута для защиты брода. По берегу ходили испанские патрули, внимательно наблюдая за движением индейцев. Было около двух часов пополудни. Казалось, в стане никого нет, кроме нескольких часовых, которые стояли, опершись на длинные тростниковые копья. Все было тихо. Воины забрались под деревья и в кусты, чтобы спрятаться от палящих лучей солнца.
Вдруг на противоположном берегу раздался звук труб. Ульмен, командовавший передовым отрядом, ответил на вызов толпы звуками трубы и вышел поглядеть, что случилось. Три всадника-парламентера в блестящих мундирах стояли на том берегу, подле них трубач держал знамя. Ульмен также поднял знамя и въехал в реку навстречу всадникам.
-- Чего желают предводители бледнолицых? -- спросил надменно ульмен.
Один из всадников отвечал:
-- Ступай и скажи тому, кого ты зовешь аукасским токи, что один из высших офицеров желает говорить с ним о важном деле.
Глаза индейца сверкнули при этом оскорблении, но он тотчас же успокоился.
-- Я пойду и справлюсь, захочет ли наш великий токи говорить с вами, -- презрительно сказал он. -- Но думаю, что навряд ли он захочет выслушивать чиаплосов.
-- Негодяй! -- вскричал с гневом один из всадников. -- Ступай скорей, не то...
-- Ради Бога, успокойтесь, дон Грегорио, -- прервал его другой всадник.
Ульмен удалился. Через несколько минут он подал знак испанцам, что они могут переехать на его сторону. Антинагуэль, сидя под великолепным кипарисом, ожидал парламентеров, окруженный пятью или шестью преданнейшими ульменами. Три офицера остановились перед ним, но не спешивались.
-- Что вам нужно? -- грубо спросил их токи.
-- Выслушайте, да повнимательнее, -- сказал дон Грегорио.
-- Говорите скорей, -- прервал его токи.
Дон Грегорио, не обращая на это внимания, продолжал:
-- Дон Тадео де Леон у вас в плену.
-- Да, человек, которого вы так называете, действительно мой пленник.
-- Отлично. Если завтра утром, в третьем часу после восхода солнца он не будет нам выдан здравым и невредимым, заложники, которые в наших руках, и восемьдесят пленников будут расстреляны на ваших глазах, на самом берегу реки.
-- Вы можете делать все, что вам угодно, -- холодно отвечал Антинагуэль. -- Что сказал токи, то свято: он поклялся убить своего врага и убьет его.
-- А, так, ну, так знайте, что я, дон Грегорио Перальта, с своей стороны, клянусь, что в точности сдержу свое обещание, о котором я только что говорил.
И, быстро повернув лошадь, он уехал в сопровождении своих товарищей.
В словах Антинагуэля было больше хвастовства, чем реальной угрозы. Если б не дьявольская гордость, он приказал бы вернуть дона Грегорио, ибо знал, что это человек, который не задумается выполнить свое обещание. Антинагуэль решил снять стан и удалиться, уверенный, что чилийцы, узнав об этом, не посмеют казнить заложников и пленных из боязни погубить дона Тадео. Такое решение было весьма остроумно и приведено в исполнение так поспешно, что чилийцы долго не знали об уходе аукасов. Но положение Антинагуэля не улучшилось, а, напротив, стало еще более критическим. Он был слишком слаб, чтоб напасть на чилийцев и, одержав победу, заставить их заключить мир. И потому решил все время маневрировать вдоль границы, чтобы чилийцы не знали, где именно он находится, и не могли принудить его принять невыгодные условия мира. Ему нужно было выиграть время. Хотя аукасы и подымались по зову его гонцов и спешили к нему на помощь, но нужно было подождать, пока успеют прийти на сборное место более отдаленные племена.
Со своей стороны, чилийцы, довольные, что со смертью генерала Бустаменте прекратились внутренние раздоры, весьма мало заботились о продолжении войны, которая не могла принести им какой-либо существенной выгоды. Им надо было отдохнуть от гражданской распри, а потому они ограничивались защитой своих границ и искали средства, чтобы вступить в серьезные переговоры с главнейшими предводителями арауканцев.
Дона Грегорио все упрекали за угрозу, высказанную во время переговоров с Антинагуэлем. Да и он сам, узнав, что токи вместе с пленниками удалился, понял всю опрометчивость своего поступка. Тогда чилийцы прибегли к другим средствам. Они оставили всего десять заложников, а других ульменов, внушивших, как надо действовать, щедро одарив, освободили. В надежде, что освобожденные предводители, возвратясь к своим племенам, употребят все усилия, чтобы заключить с чилийцами мир, и созовут народное собрание, на котором Антинагуэль будет низложен. Арауканцы больше всего дорожат своей вольностью. И потому чилийцы надеялись, что освобожденные ульмены расскажут им, что Антинагуэль поставил их вольность на край пропасти, что, если они будут продолжать войну, испанцы окончательно покорят их.
Возвратимся теперь к Антинагуэлю. Через несколько часов после того, как индейское войско снялось со стоянки у брода через реку Биобио, токи приказал остановиться. Когда отряд спешился, Антинагуэль отобрал двадцать воинов, преданных ему до фанатизма, и велел приготовиться сопровождать его. Через несколько минут они были готовы. Антинагуэль вскочил на коня и поскакал, сопровождаемый всадниками. Хотя гордость не позволяла Антинагуэлю пойти на уступки, угрозы дона Грегорио тем не менее сильно подействовали на него. Токи боялся, как бы чилийцы и в самом деле не расстреляли заложников и пленников. Последствия этого могли бы быть весьма гибельны для Антинагуэля -- арауканцы восстали бы против него. Поэтому, первый раз в жизни, он решил уступить -- вернуться назад и возобновить переговоры с доном Грегорио. Антинагуэль надеялся перехитрить его, выпросить отсрочку и таким образом безнаказанно погубить дона Тадео. Время не ждало, и потому Антинагуэль, как только его отряд остановился, поспешил сдать командование одному из ульменов и поскакал во всю прыть к броду через Биобио, чтобы прибыть к назначенному доном Грегорио сроку.
Было только восемь часов вечера, а потому Антинагуэль надеялся, что поспеет вовремя. Когда он прибыл в чилийский лагерь, то узнал, что дон Грегорио, избранный президентом республики, поспешил отправиться в Сант-Яго, а вместо себя оставил генерала Фуэнтеса. Генерал был человеком добрым. Он с почетом встретил токи и долго разговаривал с ним. В результате их переговоров было решено: все аукасские пленники, кроме заложников, уехавших с доном Грегорио в столицу, будут выданы чилийцами. Со своей стороны, Антинагуэль обязался возвратить через восемь дней дона Тадео, который, как солгал токи, содержится далеко в горах.
Помимо отсрочки, которой добился Антинагуэль, у него была и еще одна задняя мысль. Он сразу понял, что чилийский генерал не хочет продолжения войны. И вот токи задумал за время перемирия собрать войско и совершить набег на пограничные земли Чили. Его разведка донесла, что большая часть чилийских войск направилась внутрь страны, а с генералом Фуэнтесом осталось всего две тысячи солдат, считая конницу и саперов. Стало быть, на успех набега можно было вполне рассчитывать. Об освобождении дона Тадео Антинагуэль и думать не хотел. Он откладывал месть только на время, когда сможет совершить ее безнаказанно. Воротясь в свой стан, токи вновь разослал гонцов собирать войско. С восходом солнца отряд снялся и стал маневрировать, чтобы сбить с толку вражеских лазутчиков, то углубляясь в горы, то возвращаясь назад, чтобы не удаляться от сборного пункта.
За это недолгое время в Араукании произошли события, о которых следует рассказать. Замысел чилийцев удался как нельзя лучше. Освобожденные предводители вернулись к своим племенам и употребляли все силы, чтобы заключить мир. Это удалось, и вот почему. В приморских землях живут гуилихи -- племя земледельцев. Они занимаются разведением скота и ведут прибыльную меновую торговлю с соседними чилийскими землевладельцами. Война задела прежде всего эти мирные племена, так как военные действия также шли на прибрежных равнинах вплоть до первых отрогов Кордильер. Гуилихи были в ужасе от того, что их нивы потоптаны, деревни сожжены, скот убит или угнан. Словом, война совершенно разорила их. Они боялись, что при новом вторжении врагов они потеряют и то, что еще осталось, и потому были заинтересованы в скорейшем заключении мира. Гуилихи, составляющие самое значительное арауканское племя, решили во что бы то ни стало возобновить добрые отношения с соседями.
Освобожденные из плена предводители, благодарные чилийцам за свободу, а особенно за богатые подарки, сильно поддерживали это движение. Они открыто говорили, что всему виною -- Антинагуэль, что он причина всех несчастий, и стращали своих земляков, что может быть еще хуже. Гуилихи жадно слушали эти речи, ибо они были выражением их собственных мыслей.
Кончилось это тем, что на берегу Карампанга было собрано большое народное собрание. Собравшиеся избрали шесть человек из числа самых уважаемых и мудрых предводителей. Под начальством апоульмена по имени Рысь они отправились с тысячью воинов к Антинагуэлю, чтобы сообщить ему решения совета. Выборные прибыли в стан токи, который, как мы уже говорили, передвигался с места на место, не удаляясь, однако, от сборного пункта. Токи, увидев облако пыли, решил, что это воины спешат к нему на помощь, и вскрикнул от радости. Теперь, сказал он про себя, есть с кем совершить набег.
Антинагуэль поклялся умертвить дона Тадео на том самом месте, где испанцы надругались над его предком Кадегуалем. Это место было близ испанского города Талька, недалеко от границы. Вот почему токи до этого дня словно забыл о доне Тадео: он ждал войска. Вот почему еще ему нужен был этот набег. Индейцы беспощадны, когда дело касается мести. Для них недостаточно просто убить человека. Для них важно, где именно и каким образом убить.
Отряд гуилихов между тем приближался к стану Антинагуэля. Токи с неудовольствием заметил, что он шел под предводительством Рыси, одного из влиятельнейших апоульменов, его всегдашнего противника. Когда войско подошло на расстояние десяти шагов от стана, по знаку Рыси все остановились. Один из воинов подошел к Антинагуэлю и стоявшим подле него ульменам. Он остановился, почтительно поклонился предводителям и объявил, что прибыли посланцы от народного собрания. Затем Рысь и шесть выборных сошли с коней и, подойдя к токи, церемонно раскланялись и сели у костра. Через несколько минут Рысь встал, сделал два шага вперед и начал свою речь.
-- Привет всем предводителям и воинам от имени великого народного собрания в Арауко! Уверенные, что все наши соотечественники сохраняют веру в Пиллиана, мы желаем им мира во имя доброго божества, дарящего жизнь взамен святого повиновения!
Вот что мы постановили. Война неожиданно обрушилась на наши обильные нивы и превратила их в пустыни. Наши посевы вытоптаны конскими копытами, жатва погибла, наши тольдо сожжены, жены и дети унесены бурей. Мы не хотим больше воевать, нужно немедленно заключить мир с бледнолицыми. Рысь и шесть ульменов сообщат о нашем желании великому токи. Я сказал. Хорошо ли я говорил, сильные мужи?
Все молчали. Ульмены Антинагуэля были поражены этой речью и с беспокойством смотрели на своего предводителя. Антинагуэль натянуто улыбнулся.
-- На каких условиях постановило великое народное собрание быть миру? -- спросил он сухо.
-- Условия таковы, -- спокойно отвечал Рысь, -- Антинагуэль немедленно выдаст своих бледнолицых пленников, распустит воинов, которые возвратятся в свои тольдерии. Аукасы заплатят бледнолицым дань: две тысячи овец, пятьсот вигоней, восемьсот быков, и топор войны будет зарыт под крестом Бога бледнолицых.
-- О, о! -- заметил токи с горькой усмешкой. -- Это тяжкие условия. Должно быть, мои братья сильно перетрусили, что приняли их? А что, если я откажусь утвердить эти постыдные условия, что тогда?
-- Мой отец утвердит их, -- тихо, но твердо сказал Рысь.
-- А если нет? -- гневно вскричал токи.
-- Пусть мой отец подумает. Невозможно, чтобы таково было его последнее слово.
Антинагуэль был взбешен этой скромной настойчивостью. Как он ни был хитер, но не увидел, что тут есть западня, и попался в нее.
-- Я повторяю всем вам, -- сказал он дрожащим от гнева голосом, -- а также всем окружающим меня предводителям, что я отвергаю эти постыдные условия! Никогда я не соглашусь утвердить их! Это позор моей стране! Теперь вы слышали мой ответ и можете хоть сейчас ехать восвояси.
-- Еще не сейчас, -- отвечал Рысь, -- я не кончил.
-- Что еще?
-- Совет, состоявший из мудрых мужей всех племен, предвидел отказ моего отца.
-- Вот как? -- насмешливо спросил Антинагуэль. -- Что ж измыслили ваши мудрецы?
-- Вот что: секира токи отнимается у моего отца. Аукасские воины освобождаются от клятвы, данной ему. Нет ему ни воды, ни огня во всей арауканской земле: он изменник своего отечества. Кто последует за ним, тот также изменник. Арауканский народ не хочет больше страдать из-за честолюбия человека, не способного руководить им. Я сказал!
Слушая этот страшный приговор, Антинагуэль стоял неподвижно, скрестив руки на груди, гордо подняв голову и презрительно улыбаясь.
-- Это все? -- холодно спросил он.
-- Да, -- отвечал Рысь. -- Сейчас я пошлю гонца в стан объявить решение совета.
-- Посылайте кого хотите, -- отвечал Антинагуэль, пожимая плечами. -- Вы можете отнять у меня секиру токи, можете объявить меня изменником, -- я уверен в своей правоте. Но вот чего вы не можете сделать -- и это самое главное, -- вы не отнимете у меня моих пленников. И казню я их самой страшной казнью. Счастливой дороги!
И Антинагуэль пошел твердым шагом, будто бы ровно ничего не случилось. Он вернулся в стан, но там ждало его страшное известие. После объявления решения совета все воины оставили его, одни с радостью, другие с сожалением. Из восьмисот воинов у него осталось всего тридцать восемь. Это были или родственники, или мозотоны, предки которых еще служили его предкам. Рысь насмешливо поглядел на бывшего великого токи и поскакал, сопровождаемый воинами. Когда Антинагуэль увидел, что почти все изменили ему, в великой печали бросился он на землю, закрыл лицо своим пончо и -- застонал!