В то время как флибустьеры приближались к острову Аруба и останавливались там, чтобы оттуда, по их выражению, налететь, как коршуны, на Маракайбо, этот несчастный город, не зная ужасной опасности, нависшей над его головой, смеялся, плясал -- словом, пировал напропалую.
В сезон прибытия судов из Европы испанский флот вошел в бухту и бросил якорь перед городом.
Колонисты, остающиеся одни восемь месяцев в году, слишком удаленные от таких больших центров, как Веракрус, с трудом могли доставать вещи первой необходимости, которых у них совершенно не было, и потому с живейшим нетерпением ждали появления кораблей, чтобы обменять табак, какао, строевой лес, золото, серебро, жемчуг на различные европейские товары: инструменты, муку, материи и многое другое.
На этот раз корабли прибыли прямо из Кадиса, не останавливаясь ни в какой гавани, так что они доверху были наполнены грузом.
В город беспрестанно входили мулы, тяжело навьюченные тюками из асиенд [Поместье, ферма в Латинской Америке.]; они проходили по улицам, весело бренча бубенчиками.
По приказанию губернатора на Пласа-Майор, Главной площади, были раскинуты шатры, выстроены навесы для временных магазинов. Одним словом, это была ярмарка, которая должна была продлиться месяц и во время которой, по милости прибытия чужестранцев, население города увеличилось почти вдвое.
По вечерам улицы освещались как бы по волшебству и на всех площадях танцевали с тем увлечением и с теми веселыми криками, которые составляют самую привлекательную сторону характера южных народов, столь веселых и беззаботных.
У дона Фернандо д'Авила было много дел. Он должен был поддерживать порядок в этой толпе и наблюдать, чтобы торги шли честно с обеих сторон, потому что европейские купцы, зная, как нужны их товары, и будучи очень жадны, без всякого зазрения совести запрашивали сто пиастров за вещь, стоившую десять. Из-за этого вспыхивали споры и ссоры, которые губернатор улаживал с большим трудом, так как и колонистов, и испанцев очень трудно было урезонить.
Поэтому дон Фернандо против своей воли вынужден был уделять очень мало времени своей питомице, которая почти всегда оставалась одна взаперти в своих комнатах. Но девушка не жаловалась на одиночество, напротив, она была ему очень рада, ведь таким образом она могла без всяких помех думать о том, кого любила. Большую часть дня девушка проводила, сидя на балконе, спрятавшись за шторой, пристально устремив глаза на озеро, погруженная в бесконечные мечтания. Иногда она приподнимала голову и, обращаясь к нье Чиале, сидящей возле нее и перебирающей четки, говорила своим нежным голоском:
-- Не правда ли, кормилица, мой возлюбленный скоро вернется?
Старуха с досадой качала головой; она не отвечала или бормотала какие-то слова, которые девушка не могла расслышать. Правда, она вовсе и не слушала, что говорила кормилица, а предпочитала улыбаться своим мыслям и вновь возвращаться к своим сладостным грезам.
Два или три раза нья Чиала старалась дать ей понять, что гораздо лучше было бы, вместо того чтобы вести затворническую жизнь, выходить вместе с ней из дома, осмотреть город, посетить европейские лавки, наполненные восхитительными безделушками, которые так нравятся женщинам -- и знатным дамам, и горничным -- и за которые столь многие из них отдают свою душу в когти дьяволу.
Донья Хуана на каждую подобную просьбу своей кормилицы отвечала сухим "нет" или возражала, что ей не нужны ни кружева, ни вещицы, что ей хорошо дома, и тотчас погружалась в свои прерванные размышления.
Однажды утром при возобновлении настойчивых просьб ньи Чиалы девушка, печальная в этот день, сама не понимая отчего, так как вроде бы ничто не оправдывало такого расположения ее духа, с досадой оставила свое место на балконе и направилась к двери, без сомнения с намерением отвязаться от настойчивых просьб старухи, запершись в своей спальне или в будуаре, когда вдруг дверь отворилась и на пороге показался дон Фернандо д'Авила.
-- Милая Хуана, -- сказал он без всяких предисловий, -- я пришел просить вас поехать со мной в гавань. Говорят, что у капитана корабля "Тринидад" есть чудесные кружева и великолепные материи. Он хочет показать их вам, поскольку уверен, что ваш вкус будет определять здешнюю моду и что товары, выбранные вами, будут иметь огромный сбыт. Он пригласил нас также позавтракать на его корабле. Я принял приглашение за себя и за вас. Этот капитан -- прекраснейший человек, и мне не хотелось бы рассердить его. Приготовьтесь же, но поскорее, потому что капитан ждет нас на пристани и сам доставит на свой корабль.
Молодая девушка закусила губу, состроила гримаску и, поздоровавшись с своим опекуном, которого она еще не видала в это утро, медленно ответила:
-- Я нездорова и не могу выезжать, сеньор, я буду очень вам благодарна, если вы избавите меня от этой поездки.
-- Ну, ну! -- ответил он с улыбкой. -- Напротив, вы никогда не были так здоровы! Вы свежи и румяны, как роза. Будьте добры, Хуана, не отказывайте мне. Вы заставите меня не сдержать свое слово, что будет очень неприятно для меня и очень огорчит доброго капитана. Кроме того, я убежден, что свежий воздух пойдет вам на пользу.
-- Я постоянно повторяю ей это, а она не желает меня слушать, -- заметила старуха, обрадовавшись подоспевшей помощи.
-- Молчите, кормилица, -- сердито воскликнула девушка, -- вы только и умеете, что мучить меня.
-- Как дети неблагодарны, Господи Боже мой! -- прошептала старуха, сложив руки и устремив взор к небу.
-- Могу я надеяться, что вы поедете со мной, Хуана? -- вновь спросил дон Фернандо.
-- Если вы требуете, сеньор...
-- Давайте же договоримся, милое дитя: я ничего не требую, я прошу. Если вам это неприятно, я беру назад свою просьбу, не будем больше говорить об этом; я извинюсь перед капитаном. Как вы сами понимаете, если вы останетесь дома, то и мне незачем отправляться к нему на корабль.
Он поклонился своей питомице и сделал несколько шагов по направлению к двери.
-- О! Простите меня, сеньор, -- воскликнула донья Хуана, поспешно подходя к нему и взяв его за руку, -- простите, если я рассердила вас. Я сама не знаю, что со мной происходит. Это независимо от моей воли. Я никогда не чувствовала себя подобным образом.
-- Неужели вы действительно больны? -- спросил губернатор с отеческой заботливостью.
-- Не могу вам сказать; мне хочется плакать, сердце мое стучит так, словно мне угрожает большое несчастье.
-- Вы немножко сумасбродны, -- заметил дон Фернандо, смеясь. -- Ваше упорное уединение с некоторого времени -- единственная причина всего этого.
-- О! Не смейтесь, сеньор, умоляю вас! Смею вас уверить, что я очень страдаю, -- сказала она со слезами на глазах.
-- Если так, милое дитя, вам надо лечь в постель и позвать доктора.
-- Нет, нет, я поеду с вами; кажется, вы правы и свежий воздух рассеет эту непонятную тоску.
-- Вы действительно согласны ехать со мной, Хуана? Хочу заметить, что не намерен навязывать вам своей воли.
-- Благодарю вас, сеньор, но я сама предпочитаю выехать. Я прошу у вас только несколько минут, чтобы взять шарф и накинуть мантилью на плечи.
-- Я подожду сколько вам угодно.
-- Только две минуты. Пойдемте, кормилица.
И донья Хуана, легкая, как птичка, бросилась из комнаты.
-- Увы, почему она не моя дочь! -- прошептал старый офицер, подавляя вздох.
Молодая девушка появилась почти тотчас.
-- Не долго ли я отсутствовала? -- спросила она, улыбаясь.
-- Вы просто очаровательны, моя обожаемая дочь.
-- Пойдемте, пойдемте, -- ответила она с лукавым видом, -- теперь, когда я исполнила вашу просьбу, вы опять сделались любезны.
Они вышли. На полпути к гавани они встретили капитана корабля "Тринидад", который, потеряв терпение дожидаться их на пристани, решил идти к ним навстречу.
Капитан был еще молод, с умным и решительным лицом. Прежде он служил офицером на военном испанском флоте и слыл моряком образованным и опытным.
Шлюпка для гостей была готова. По знаку капитана она подплыла к пристани.
За несколько минут они добрались до "Тринидада", великолепного трехмачтового судна с десятью бронзовыми пушками, похожего скорее на военный корабль, чем на мирное торговое судно.
На судне царил полный порядок. Губернатор и его питомица были приняты с должными почестями. Под навесом был приготовлен стол с пышным завтраком для четырех персон.
Представив губернатору своих офицеров, капитан пригласил лейтенанта, старого моряка, с которым плавал уже давно, сесть за стол вместе с ним, предварительно испросив позволения у дона Фернандо д'Авила, которое тот поспешил дать. После этого капитан велел подавать завтрак.
Кушанья были превосходные, вина -- отборные. Донья Хуана, как бы желая забыть свое дурное расположение духа, а также невольно увлеченная новизной впечатлений, оживленным видом рейда и красотой пейзажа, как будто совершенно забыла о своей тоске, была очаровательна, весела, смеялась и поддразнивала старого лейтенанта, который не понимал ее шалостей и представлял из себя пресмешную фигуру, что еще больше веселило сумасбродную девушку.
-- Ну, Хуана, -- спросил ее опекун, -- жалеете вы теперь, что поехали со мной?
-- Не напоминайте мне об этом, дон Фернандо, я была глупа, теперь я поумнела. Сеньор капитан, покажите мне ваши прекрасные вещи.
-- Об этих вещах судить вам, сеньорита, их никто еще не видел; прежде чем их распаковать, я ждал вас, зная ваш несравненный вкус, чтобы посоветоваться.
-- Предупреждаю вас, что я буду очень строга.
-- Я этого желаю, сеньорита, ведь вещи, которые понравятся вам, непременно произведут фурор среди других дам.
-- Смотрите, не ошибитесь, сеньор капитан, наши дамы кичатся своим вкусом.
-- Иначе и быть не может, сеньорита, только я убежден, что ваш вкус превосходит их.
-- А вы льстец, сеньор капитан, -- заметила донья Хуана, смеясь. -- Когда же вы намерены разложить передо мной эти ослепительные вещи?
-- Тотчас после завтрака.
-- А вы, сеньор лейтенант, -- обратилась она к старому морскому волку, который, чтобы не конфузиться, ел и пил без меры, -- вы ничего не привезли?
-- Я, сеньорита? -- переспросил он, чуть не подавившись, так торопился ответить, и бросая вокруг себя испуганные взгляды. -- Что я мог привезти, сеньорита?
-- Ну, я не знаю; вещицы какие-нибудь, кружева или, может быть, золотые гребни, которые носят знатные севильянки.
-- Нет... Кажется, нет.
-- Как, кажется? Разве вы этого не знаете наверняка?
-- Извините, сеньорита, я знаю наверняка, что у меня есть только кисея для пологов.
-- О-о, это очень хорошо! -- вскричала донья Хуана, всплеснув руками. -- А ничего другого у вас нет?
-- У меня есть только серебряные шпоры.
-- Для дам?
-- О нет! Для мужчин. Однако если вы соблаговолите их принять, сеньорита, я буду очень рад вам предложить.
-- Шпоры или кисею?
-- И то и другое, сеньорита, -- ответил он, почтительно поклонившись ей.
Молодая девушка рассмеялась так громко и заливисто, что старый офицер был буквально поражен. В эту минуту к капитану подошел юнга и, поклонившись ему, шепнул на ухо несколько слов.
-- Сеньор губернатор, -- сказал капитан, поворачиваясь к дону Фернандо, -- с вами желает говорить какой-то человек.
-- Пусть подождет, -- ответил дон Фернандо, -- у меня не так часто выпадает свободная минута, чтобы половину этого драгоценного времени тратить на дела.
-- Извините, сеньор, но этот человек сказал, что он пришел по очень важному делу и что когда вы узнаете его имя, вы тотчас примите его.
-- А-а! Какое странное требование у этого человека! Кто это такой?
-- Кажется, моряк, -- почтительно ответил юнга.
-- И он сказал вам свое имя, которое должно так безотказно подействовать на меня?
-- Сказал, сеньор губернатор.
-- Что же это за имя?
-- Агуир.
-- Как! -- вскричал губернатор, вскочив и побледнев как смерть. -- Вы говорите, Агуир?!
-- Да, Агуир, сеньор губернатор.
-- Как странно! Есть у вас, любезный капитан, какое-нибудь место, где я мог бы без свидетелей поговорить с этим человеком несколько минут?
-- В моей каюте, сеньор губернатор.
-- Хорошо. Покажите мне, как туда пройти, и проводите туда этого человека. Любезная Хуана, во время моего отсутствия, которое не может быть продолжительным, эти господа покажут вам все свои чудеса.
-- Ступайте, ступайте, -- ответила донья Хуана, -- надеюсь, что эти известия не надолго лишат нас вашего общества.
Губернатор поспешно направился за капитаном, который отвел его в свою каюту и оставил там, попросив с неотразимой испанской вежливостью чувствовать себя здесь как дома и действовать сообразно с этим. Через минуту на лестнице раздались тяжелые шаги и в каюту в сопровождении юнги вошел Агуир. Дон Фернандо движением руки отпустил мальчика и обратился к шпиону, который почтительно остановился возле двери:
-- Какими судьбами попали вы в эти края, Агуир? Какой добрый ветер занес вас сюда?
-- Ветер недобрый, сеньор, -- ответил тот двусмысленно, -- я, напротив, считаю его дурным.
-- Но вот уже целый месяц как погода великолепна.
-- Страшные бури не всегда приходят с небес.
-- Иногда их приносят люди, не так ли? Шпион молча поклонился.
-- Откуда вы?
-- Прямо из Веракруса, на бригантине самого вице-короля.
-- Герцога Пеньяфлора?
-- Да, сеньор.
-- Гм! Стало быть, дело серьезное?
-- Мало того, дело крайне важное, сеньор.
-- Хорошо, я слушаю вас.
-- Я привез с собой письмо от вице-короля, которое уведомит вас обо всем лучше, чем я, сеньор, -- сказал Агуир, вынимая большой запечатанный конверт из своей шляпы и подавая его губернатору.
Дон Фернандо живо схватил его и распечатал дрожащей рукой. В нем заключалось всего несколько строк, но известия были так важны, что, несмотря на свое мужество, губернатор побледнел.
-- Итак, -- сказал он через минуту, подняв голову, -- это верные известия?
-- Самые верные, сеньор, я сообщил их вице-королю.
-- От кого вы их узнали?
-- Я сам все видел и слышал.
-- Флибустьеры готовят экспедицию?
-- Ужасную.
-- Но, может быть, эта экспедиция направлена не против нас?
Шпион улыбнулся с иронией.
-- Проезжая сюда, я прошел мимо двенадцати кораблей, направлявшихся к Арубе.
-- Кто командует флотом?
-- Сам Монбар Губитель.
Дон Фернандо задрожал при этом страшном имени.
-- Вам известно, присоединился ли уже Монбар к своему дьявольскому флоту?
-- Нет еще, так как он ненадолго свернул с дороги, чтобы захватить фрегат "Жемчужина" и четыре бригантины, что были снаряжены губернатором для уничтожения флибустьерских поселений на Тортуге.
-- И что же? -- с беспокойством спросил дон Фернандо.
-- Монбар взял фрегат на абордаж на реке Эстера, потом вошел в гавань Санта-Мария, недалеко от Пуэрто-дель-Принсипе, захватил бригантины и потопил их, безжалостно умертвив команду. Через двое суток Монбар будет на Арубе, где флот только и ждет его, чтобы начать свои действия.
-- Да сжалится над нами Всемогущий Господь! -- вскричал дон Фернандо, падая на стул. -- Если не свершится чудо, мы погибли!..