I
"МЕСТЬ МЕРТВЕЦА"
Только что начался новый академический год... Студенты-медики и профессора мало-помалу съезжались, и клиники, не сегодня-завтра, должны были открыться. Желающих лечь в клиники было большое количество. Но званных много, а избранных очень мало... В числе первых и уже "записанных" кандидаток была Клавдия. Она жила еще на даче, хотя летний сезон давно окончился...
Болезнь у нее началась с пустяков... После трех-четырех недель со дня "визита" к ней музыканта, у Льговской появилась на губах небольшая ссадина. Она на нее не обратила бы никакого внимания, если не знала бы "подробностей" смерти скоропостижно скончавшегося от пьянства в одном из ночлежных домов жениха Нади...
Клавдия приняла все меры, чтобы оградить как себя, так и своих поклонников от неприятных последствий этих "подробностей". Несмотря на то, что у нее была страстная, животная, не привыкшая к воздержанию натура, она совершенно отклоняла все "реальные" ухаживания своих друзей...
Ссадинка на губах "вакханки" явилась как раз в то время, когда она уже перестала бояться "последствий".
Клавдия тотчас же поехала к знаменитому профессору-специалисту на Мясницкую...
Осмотрев ее, профессор категорически заявил, что у ней сифилис.
-- Но вы не отчаивайтесь! -- ласково прибавил он к своему суровому "анализу". -- У вас, кажется, есть хорошие средства, а, самое главное, молодость, и мы вас совершенно вылечим. Будьте только терпеливы и аккуратно исполняйте мои приказания.
Профессор прописал ей рецепты и дал адрес массажистки-фельдшерицы.
-- Она вам все расскажет, -- сказал, прощаясь с Клавдией, старик-доктор, -- и поможет делать втирания...
Льговская спокойно выслушала это страшное "констатирование" и без отчаяния покорилась ему.
Мысль ее занята была только тем, как бы поискуснее скрыть свою болезнь до выздоровления ото всех. Она прекрасно знала, что обаяние ее, как и акции, от раскрытия "тайны" сильно обесценятся.
Но скрыть ей своей болезни не удалось.
Немного погодя все тело ее покрылось сыпью, как крупинками, а через неделю эти крупинки обратились в маленькие нарывчики... Лицо также было покрыто ими...
Профессор еще ласковей принял Клавдию (за первый визит Льговская оставила ему сто рублей) и откровенно ей заявил, что у ней редкая, тяжелая, но вполне излечимая форма пустулезного сифилиса.
-- Вам лучше всего лечь, -- разъяснял ей знаменитый дерматолог, -- в клинику. Лицо у вас будет покрыто большими нарывами, а потом ранками. Там вам будет спокойнее, а самое главное, у нас уход хороший и брезгливости в нас нет: мы привыкли и не к таким "красивым" больным! -- И при этих словах профессор улыбнулся. -- А потом, -- продолжал ученый, -- вы и науке послужите. Форма болезни у вас, для желающих быть в скором будущем докторами, очень интересная. Приезжайте хоть завтра, я для вас сегодня же все там приготовлю. Если желаете, я прикажу вам отвести отдельную комнату, она будет стоить недорого.
-- Нет, зачем же! -- устало проговорила Клавдия. -- В общей палате будет веселей.
-- А вы не боитесь видеть всегда перед глазами "безобразные проявления" болезни? Смотрите, я вас предупреждаю!
-- Бояться было бы глупо, когда сама, может быть, будешь хуже.
-- Ну, уж это неправда. Мы вас до этого не допустим. Болезнь вы захватили вовремя.
На другой день Клавдия, взяв с собой кое-что из белья и заложив все свои драгоценности за полторы тысячи рублей, так как денег у нее почти никогда не было, -- она была страшная транжирка и жила не по средствам, -- отправилась, не сказавшись никому, на свою новую квартиру.
Хорошо еще, что у Клавдии были драгоценности. Без них ей пришлось бы туго. Полушкин из рассказов прислуги понял, по приезде своем из месячного "отпуска", чем заболела Клавдия, и тотчас же реализировал ее богатую обстановку на квартире в Москве и на даче, которые были сняты на его имя. Выручив от самовольной продажи чужого имущества "кругленькую" сумму, он отдал ее папа на дела благотворения. Только картину Смельского "Вакханка" он пощадил и повесил у себя в кабинете, хотя, может быть, эта пощада для "красоты" была хуже лютой казни: быть перед глазами получеловека, полупоросенка!