ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ

Униженная и оскорбленная, отошла Клавдия от "подъезда" Елишкиных.

-- Что ж! -- шептала она про себя, -- я должна была знать, кто этот "сочинитель". Спасибо, хоть письмо написала!

-- Куда же мне теперь деваться? Домой? -- продолжала рассуждать Клавдия. -- Это невозможно. Одна мысль меня страшит... Придется отправиться с кем-нибудь, как было прежде, при начале моей теперешней "карьеры"...

Смеркалось. Молодой месяц с опущенными вниз рогами смеялся над землей, но не светил; по крайней мере, света его никто не замечал.

Клавдия шла по Тверской улице, и поклонник у нее скоро нашелся в лице какого-то старичка.

"Седине" Льговская обрадовалась... Молодость теперь не соблазняла ее...

Старичок оказался очень милым, любезным господином...

Он занял приличный номер в доме, выходящем на Страстной бульвар.

Потребовали ужин... И, любуясь все еще красивой Клавдией, старичок напевал вполголоса какой-то веселый мотив.

В номере было пианино.

Старичок спросил, любит ли Клавдия музыку, и, услышав благоприятный ответ, начал играть.

Дрожащие слабые руки плохо нажимали на клавиши, и получался какой-то слабый, бессильный и, вместе с тем, нежный звук...

Подали ужин.

Клавдия с большим удовольствием съела несколько кусочков горячей говядины и порядочно хлебнула красного вина...

Голова у ней кружилась...

Старичок проснулся рано... Номерные часы показывали только семь... Утреннее солнышко приветливо играло на дешевых обоях "комнаты любви", заглядывало в "спальню" и слепило глаза проснувшейся "вакханки".

Прощаясь с Клавдией, старичок дал ей пять рублей, но та их не взяла и попросила только "серебра" на извозчика.

Через полчаса она уже подъезжала к квартире Рекламского.

Тот же "траурный цербер" сидел у подъезда декадента и молча вручил ей ответный пакет. Вне себя от радости, Клавдия хотела было дать "привратнику" на чай, но тот хмуро отказался.

Льговская наняла извозчика на Ваганьково кладбище... "Вакханка" была уверена, что Рекламский точно исполнил ее просьбу...

В нетерпении Клавдия, сидя в "трясучем триндулете", распечатала конверт, и сейчас же из него выпал маленький пакетик. На нем был изображен череп.

Льговская стала читать объяснительное письмо поэта.

Декадент и тут не мог не "выкинуть козла", хотя для этого не было и "тени подходящего настроения"... Письмо Рекламского гласило:

"Объятую уже дыханием нирваны, любовницу роскошную, ее не мог приветствовать вчера я: я творил! Прошу принять мой дар смертельный; зовется морфий он... Я -- смерти жрец, я -- жрец ее свободы. Мое послание, дабы оно не смело очутиться в руках, не знающих блаженства казни вольной, молю вас -- истребите".

Клавдия на мелкие части разорвала "шутовство" декадента и стала поторапливать извозчика.

Приехав на Большую Пресню, ведущую прямо на Ваганьково, извозчик повеселел. Его маленькая, шустрая лошаденка то и дело обгоняла похоронные процессии. Отдающих последний долг так рано хоронимым трупам было немного: около некоторых "мертвецов" не шло никого, кроме носильщиков или факельщиков...