У "ЛИБЕРАЛИСТОВ" ЕЛИШКИНЫХ
Бодрой, энергичной походкой Клавдия вышла из ворот кладбища. Могила художника подсказала ей, как дальше жить... "Вакханка" бесповоротно решилась последовать ее совету... Заходящее солнышко играло своими лучами на золотых куполах и "вершинах" памятников... Казалось, этот свет проникал и к покойникам и грел их белые кости...
-- Где мне только переночевать? -- мучилась Клавдия.
Денег у нее почти не было... "Знакомых", к которым теперь можно было заглянуть, также не имелось...
-- Разве к Елишкиным! -- соображала она, садясь на конку. -- Поеду к ним. Они мне много должны... Может быть, малую часть отдадут...
Супруги были дома. "Сам" занимался составлением ругательного письма к редактору "Спичек"... Его на днях выгнали из недельных обозревателей за вопиющую безграмотность и скуку "пера" и этот отдел "доверили" другому, явному литературному вору, Холопицкому, умевшему ловко "обрабатывать" недоносков-редакторов и чужой материал.
Письмо у "либералиста" не вытанцовывалось и "писатель" был в скверном настроении духа.
Елишкина возилась с детишками, когда пришла к ней за долгом Клавдия. "Гимназическая" подруга, имея легкое представление о настоящей "роли" в обществе Клавдии, была очень поражена ее приходом и даже слегка напугана. Однако, она пригласила ее в свою комнату... Доброе сердце глупенькой, легкомысленной женщины, засушиваемое различными фарисеями-"радикалистами", не могло не принять своей бывшей подруги, которой оно было так много обязано.
Елишкин услыхал о приходе Клавдии и его "воробьиная" натура была до "содержимого" в костях (мозга в них не имелось!) возмущена подобным осквернением его домашнего, священного очага. Не будь он по натуре трусом и не имей обыкновения нападать на слабых, он сейчас бы показал себя! Но теперь его маленькая, мизерная фигурка, кривой носик, оседланный для шика "пинсню", только могли дышать бессильной злобой...
-- Постой!.. -- шептали его бескровные губы. -- Я покажу своей дуре, как принимать подобных женщин в моем семейном доме, где бывают Буйноиловы, Мольцовы!
Клавдия написала у подруги какое-то письмо и, краснея от стыда, видя нищенскую обстановку Елишкиных, попросила дать ей, в счет уплаты долга, хоть три рубля.
"Жена писателя" со слезами на глазах призналась, что у них всего капитала два рубля и заложить нечего. Рубль все же дала Елишкина Клавдии.
Льговская, прощаясь, попросила у подруги позволения переночевать у нее одну ночь...
Елишкина согласилась...
Клавдия наняла извозчика на Мясницкую, к декаденту Рекламскому...
-- Авось, он дома, -- предполагала Клавдия. -- А если нет, у меня на всякий случай написана записка. Думаю, что он исполнит мою просьбу... Он, кажется, не хвастун и не врун...
У "жилища" декадента сидел грубый "цербер"-лакей, одетый в какой-то смешной, черный с белым костюм.
-- Господин мой дома, но никого три дня принимать не будет, -- сказал привратник на вопрос Клавдии. -- Они-с пишут-с... Письмо я передам. Если нужен ответ, зайдите завтра рано утром.
Клавдия оставила письмо у лакея и поехала на ночевку к Елишкиным. Но ее не приняли.
Льговской отворил сам "либералист".
-- Покорно прошу, -- говорил он, захлопывая перед носом Клавдии дверь, -- нас оставить в покое, или я принужден буду обратиться к полиции...