-- Садись в мою карету, нунций, -- говорил граф Шуазель, выходя из Смольного. -- Я тебя довезу до палаццо Юлия. А дорогой мы поговорим о многом.
Теперь он особенно походил на злого попугая, со своим крючковатым носом, насмешливыми глазами и едкой улыбкой на губах, маленький и быстрый в движениях.
Он впрыгнул в карету, как птица в клетку, за ним нунций занес свой квадратный экклезиастический башмак.
Граф приказал опустить занавески окон и ехать медленно, как будто карета была пустая.
-- Кажется, можно считать несомненным, нунций, что эта роза, в приятном обществе которой мы только что были, отцвела и увяла навсегда. В ней нет благоухания, и замок Лоде будет для нее гербарием. Видел ли свет что-либо подобное? -- со злой усмешкой продолжал Шуазель. -- Старая дева -- платоническая фаворитка императора... С этим покончено, и навсегда! Черные глаза Лопухиной, ее двадцать один год и свежесть беленького личика, по законам природы не могли не возобладать над сорока годами и чувственным прекраснодушием, этим -- как говорят тяжелые немцы --. Schönseligkeit нашей приятельницы. Что делает теперь граф Юлий? -- спросил Шуазель нунция.
-- Брат устраивает свои дела. Вдова Скавронская обладает двумя миллионами ежегодного дохода, -- отвечал нунций, -- она еще прекрасна; как вдова внучатого брата Петра Третьего, отца императора, она в фантазии его заняла место родственницы и будет считаться принадлежащей к высочайшей фамилии. Приготовляя все для торжества бракосочетания, брат запирается с художником и поэтом Тончи и они вместе сочиняют торжественную кантату, -- cantata a eseguirsi all occasione delle faustissime nozze di sua eccellenza la signora contessa con sua eccelenza il signor conte, -- переходя с французского на итальянский язык, с улыбкой говорил нунций.
-- Когда же будет свадьба?
-- Осенью, в октябре.
-- А как же с обетом безбрачия бальи и командора ордена?
-- Применение к обстоятельствам! -- пожал плечами нунций. -- Два командорства приносят брату 300 тысяч франков дохода. К тому же, сам будущий гроссмейстер ордена, император Павел, не исполняет обета. Разве что ему захотелось бы избавиться от опеки прекрасной супруги.
-- Когда примет гроссмейстерство государь? -- спросил граф.
-- Не знаю. Во всяком случае, скоро. Мальтийский, орден, вмещая в себя древнейшие дворянские роды всей Европы, явится оплотом против якобинства и безбожия, потрясающих монархии. Но, кроме того, святейший отец возлагает большие надежды, что когда император-схизматик станет во главе ордена, подчиненного римскому престолу, когда, таким образом, и сам он подчинится его святейшеству, то это будет шагом к соединению церквей -- событие радостное и давно ожидаемое всем христианством. Святейший отец готов даже переселиться на Мальту, под охрану русского отряда, и предпринять паломничество в Петербург для личной беседы с императором. Над этой особой задачей работает аббат Губер, столь счастливо излечивший мучительную зубную боль императрицы Марии Федоровны, перед которой оставалось бессильным искусство придворных врачей.
-- Аббат Губер! Иезуит! -- изумился Шуазель. -- Но ведь он в сношениях с первым консулом Наполеоном Бонапартом, якобинским исчадием адского заговора, погубившего престол Капетов.
-- Послушайте, граф, -- сказал нунций, взяв его за руку. -- Ты ведь знавал когда-то виконта Талейрана?
-- Талейран! -- вскричал Шуазель. -- О, это товарищ моего детства, интимный друг юности и первых шагов моих при дворе! Но ведь то было давно. Я еще знавал епископа Талейрана. С тех пор он, увлеченный вихрем революции...
-- Был последовательно министром иностранных дел Конвента, Директории, и, наконец, первого консула Бонапарта. Милый друг, я видел его в Вене и виконт Август Талейран-Перигор шлет тебе со мной дружеский привет и напоминает о нежных чувствах былых дней. Они живы в сердце виконта!
-- Очень рад, но... орудие Бонапарта! Я -- легитимист, приверженец монархии Капетов, имея законного короля Людовика XVIII...
-- В Митаве, -- подсказал, улыбаясь, нунций.
-- Пока -- в Митаве, -- строго сказал Шуазель. -- Но мощное покровительство императора Павла, коалиции монархов Европы и золото Англии скоро возвратят несчастному отечеству законный порядок, а трону Франции и Наварры наследника Святого Людовика.
-- И я первый буду приветствовать это счастливое событие, -- сказал с важностью молодой нунций.
-- Но Бонапарт и виконт Талейран?..
-- Конечно, они не станут работать на осуществление планов коалиции. Виконт Талейран занят иной идеей -- видеть Наполеона Бонапарта императором французов. Это величайшая тайна, величайшая! -- прошептал нунций онемевшему от изумления Шуазелю.
-- Виконт Талейран напоминает поэтому о юношеских днях и узах дружбы графу Шуазелю-Гуфье! -- сладко улыбаясь, вкрадчивым шепотом сказал нунций на ухо своему спутнику.
Красное от природы лицо графа стало пламенным.
-- Как же согласить с дружбой Талейрана, дело, которому я предан? -- спросил граф.
-- Очень просто, -- беззаботно отвечал нунций: -- поднявшись на высоту святого престола, на холмы Рима и Ватикана. С этой всемирной высоты все примиряется и объединяется! Благое дело -- преклонение выи императора-схизматика и с ним миллионов диких руссов под иго единой спасающей церкви, под власть первосвященника Рима и вселенной! Благое дело -- коалиция монархов против масонов и якобинцев и адского духа времени, потрясающего и разрушающего основы европейских обществ! Благое дело и реставрация монархии Капетов! Но благим же делом с высоты святого престола явится и то, что чистейшие руки святейшего отца папы Пия VII возложат корону на императора французов, ныне первого консула Наполеона Бонапарта и, с тем вместе, возвратят клирикам Франции их права и имущество!
Нунций торжественно умолк. И граф несколько мгновений хранил молчание, пораженный грандиозностью планов, развернутых перед его воображением нунцием.
Вдруг попугай тряхнул клювом, острый пламень соображения озарил его круглые глазки, и, с жаром пожав руку нунция, он сказал:
-- Проезжая через Вену, передай виконту Талейрану выражения самых пламенных дружеских чувств от товарища невинных игр детства графа Шуазеля-Гуфье! Прелестные воспоминания! Счастливые времена! Леса, поля прекрасной Франции! Приют Невинности и мира! О, моя мать! О, невинность! Прелестные, прелестные воспоминания! Вы были для меня источником самых чистых наслаждений! Благоговею перед вами!