Через некоторое время в библиотеку вошла под руку с государем императрица Мария Федоровна.
Появление ее было подобно сошествию олимпийской богини из тех, что купались в море света на плафоне в овальной гостиной замка. Как зеркало светлые, черты ее прекрасного лица составляли разительную противоположность с курносой маской императора.
Она остановилась в нескольких шагах и сказала супругу, пристально глядя на Евгения:
-- Il a l'air bien nourri!
-- C'est un joli garcon! -- отвечал император.
Принц поспешил произнести довольно витиеватое приветствие по-французски.
-- Смотрите, он весьма недурно говорит по-французски! -- сказал император. -- Браво, милостивый государь!
-- Ваше величество, я обучен несколько и русскому языку, -- поспешил похвастать Евгений.
-- Вот как! Но ведь русский язык чрезвычайно труден для вас, немцев. И где же вы этому выучились?
-- Дома в Карлсруэ у меня был учитель русского языка.
-- Русский учитель в Карлсруэ! Прекрасно! -- хлопая в ладони, сказал Павел. -- Нет, как он обучен, а? Не то, что наши российские олухи!
-- Это меня удивляет, -- сказала императрица. -- Родители моего племянника, конечно, сделали все возможное, чтобы Евгений был достоин ваших милостей, государь.
-- Он обучен отлично, я это и говорю. Но почему наши русские растут невеждами? Сыновья вельмож в его лета только и знают, что лазить на голубятни.
Тут одобренный похвалами принц чересчур развязно вмешался в разговор:
-- Ваше величество совершенно ошибаетесь, я боюсь, что не выдержу экзамена, но буду прилежно учиться и, может быть, наверстаю то, чего мне недостает.
-- Браво! браво! -- вдруг громко сказал император. -- Браво! браво! браво!
И так повторял в продолжение целой минуты почти беспрестанно.
Императрица, видимо, несколько встревожилась этими бесконечными "браво" и заметила, что в Европе юноши более путешествуют, причем многое видят.
-- Да, конечно, путешествия развивают человека и необходимы для его образования, -- согласился император, успокаиваясь.
-- Знаете, ваше величество, путешествия не делают человека умнее, -- еще развязнее и бойче сказал принц.
-- Почему вы так думаете? -- с улыбкой спросил Павел Петрович.
-- Да потому, что Иммануил Кант никогда не выезжал из Кенигсберга, а мысль его обнимала весь мир, -- брякнул мальчик фразу, которую двадцать раз слышал от ротмистра фон Требра.
Лицо Павла Петровича омрачилось. Императрица стала подобна мраморной статуе.
Дибич опять посинел, словно ему затянули петлю на шее.
У Павла Петровича началась одышка. Он откинул голову назад. Морщины бороздили его лоб, как сильный ветер поверхность вод. Вдруг он сильно топнул ногой.
-- А что такое, маленький человечек, знаете вы о Канте? -- сурово спросил он у Евгения.
В голове принца мелькнула мысль о решительном отвращении Павла Петровича ко всем философам, которых он считал причиной революции, источником безбожия и якобинства и всех развратных правил и воспалительного состояния умов, потрясшего троны и алтари Европы.
-- Я ничего не знаю о творениях Канта, ваше величество, -- бойко поспешил поправиться мальчик. -- Они для меня иероглифы. Но этот мыслитель сам сделался историческим лицом, и его не обходят молчанием в классах истории.
Император судорожно расхохотался.
-- C'est excellent! -- вскричал он, схватил принца за обе руки. -- C'est excellent! C'est excellent! -- повторил он раз. десять подряд. Повернулся потом столь же судорожно к императрице, снова захохотал изо всей мочи, и, как бы довольный собою, ударил себя ладонью несколько раз в грудь.
Эхо разнесло дикий хохот императора под гулкими сводами грандиозных покоев замка.
-- C'est excellent! ха! ха! C'est excellent! ха! ха! ха! -- смеялся император.
И вдруг успокоился.
-- Savez vous, que ce petit dr ole a fait ma conquete? [Знаете ли вы, что этот маленький проказник меня завоевал?] -- сказал он императрице, со странным выражением напирая на последнем слове.
И столь же неожиданно вышел, послав еще раз принцу рукой поцелуй и напевая какие-то трели...
Слова: "J'en suis charmée" -- замерли на устах встревоженной императрицы. Следя за удаляющимся императором, она, казалось, вдумывалась с беспокойством в причину этой странной выходки.
Потом, обратясь к принцу, произнесла по-немецки, скороговоркой, полукротко, полусерьезно и слегка грозя ему пальцем:
-- А все же ты маленький смельчак! Сыночек мой, ведь здесь слова взвешиваются строже, чем в Карлсруэ. Да и вообще ребенку приличнее молчать, чем слишком много говорить. Прими это к сведению, если хочешь быть счастлив. Пойдем ко мне.
Императрица ласково обняла за шею мальчика и провела его в свою голубую гостиную.
-- Если ты хочешь быть счастливым, -- продолжала императрица, -- то знай, что здесь каждое слово может тебе повредить.
-- Ах! вне отечества для меня нет счастья! -- сказал принц. -- Но воля родителей для меня священна.
-- Молчи, коль скоро их любишь.
-- Я буду нем, милая тетя, как рыба. Но я не умею притворяться.
-- Кто же тебя к этому принуждает?
-- Генерал Дибич. Он того мнения, что его любил Фридрих Великий. Отсюда он выводит, что великий знаток искусства подстраиваться к монарху, который...
Императрица вздрогнула и зажала мальчику рот рукой.
-- Ради Бога, только не надо подобных рассуждений! Ты доброе, невинное дитя, но тебя надо заботливо охранять, чтоб ты не обжегся на огне.
-- Ах, милая тетя, -- указывая на пар, выходивший из их уст, сказал принц Евгений, -- тут скорее можно замерзнуть, чем обжечься.
Императрица улыбнулась.
-- Неисправимое дитя! -- сказала она. -- Но я не дам тебе ни обжечься, ни замерзнуть. Я заменю тебе здесь мать и не дам тебя в обиду.
Императрица с любовью прижала его к груди, словно скрывая в объятиях от грозящей опасности, и поцеловала.
-- Ты напомнил мне моего любимого брата! -- сказала она, и в очах ее засверкали слезы.
Принц поцеловал ее платье.
-- Расскажи мне о родителях, о том, что ты делал в Карлсруэ!