Мы хотели бы коснуться только трех проблем в учении Эпиктета: его идеи свободы, его представления о божестве и о соотношении в человеке материального и духовного.
Еще В. Э. Олдфазер писал, что наивысшей ценностью, доступной человеку, по учению Эпиктета, является свобода51. Невозможно не согласиться с этим утверждением. Опыт бывшего раба, знавшего, что такое рабство и как отличается от него свобода, заставлял его считать «свободу даже в негативном смысле» (выражение В. Э. Олдфазера), то есть простое отсутствие прямого принуждения, высшим благом, дарованным провидением человеку. Уже давно отмечалось, что тема свободы занимает в его трудах основное место. Слово «свобода» (и производные от него: «свободный» или «быть свободным») в трудах Эпиктета встречается более 130 раз. Это примерно в 6 раз чаще, чем в Новом Завете, и в 2 раза чаще, чем в книге Марка Аврелия (для сравнения используются произведения примерно одновременные и со сходным содержанием).
Естественно, что его понимание свободы иное, чем у стоиков предшествующих поколений, хотя и ранее стоицизм делал упор на внутреннюю свободу. Главная задача Эпиктета — научить, как при всех обстоятельствах сохранить свободным свой внутренний мир. Эта проповедь обращена ко всем людям, но за ней стоит личный опыт бывшего раба, у которого нет иного достояния, нежели его внутренний мир — последняя твердыня человеческого достоинства. Свобода обретается, по мнению Эпиктета, не путем удовлетворения желаний, а путем отказа от них52, что также явно расходится со старым стоицизмом и особенно идеями Сенеки. В этом тезисе Эпиктета нельзя не видеть влияния его жизненного опыта, хотя на первый взгляд здесь следует видеть результат влияния учения киников.
Эпиктет абсолютно равнодушен ко всем идеям переустройства общества, которые были столь важны для раннего стоицизма, или рассуждениям о наилучшем правителе, столь важным для Сенеки. Дело даже не в том, что после царствования Нерона сама идея просвещенного правителя, воспитанного мудрецами стоической школы, выглядела не только нелепой, но и чудовищной. Думается, что, кроме того, опыт его учителя Музония Руфа, пытавшегося вмешаться в политику, а также опыт Сенеки, делавшего одно время большую политику, послужили для него уроком. Честный борец за мир и справедливость Музоний Руф и Сенека, доведший принципы стоицизма вблизи трона до состояния «применительно к подлости», каждый своим опытом показали их более молодому современнику, что надежды на реформирование мира в соответствии с принципами стоицизма совершенно иллюзорны.
Единственная надежда для Эпиктета — это внутреннее совершенствование человека. Его внутренний мир пронизывает частица божественной мудрости, и для того, чтобы стать добродетельным, необходимо смотреть внутрь, пытаться постичь эту заложенную в нас частицу. Человек совершенствуется не благодаря чтению Хрисиппа, а следуя примерам добродетели. Основное, из чего следует исходить, это тот факт, что боги нам дали во власть не внешнее — тело, имущество, близких, жизнь, а лишь нашу способность правильно использовать внешние восприятия и выносить на основе их правильные суждения, дали свободу выбора и отказа, желания и отвращения. Пользуясь этой способностью, человек будет свободен, не будет ни осуждать кого-либо, ни льстить кому-либо53. Он не будет ни к чему привязываться и будет все происходящее воспринимать как волю богов (Ерiсt., Соnv., I, 1, 15).
Для Эпиктета идея божества имела много большее значение, чем, например, для Сенеки. Эпиктет воспринимает божество не совсем так, как остальные стоики. Исходя из типичной для стоицизма идеи о божестве как верховном правителе космоса и всепроникающей силе, он вместе с тем отходит от пантеистических представлений ранней Стои, рассматривая божество более личностно, указывая на то, что человек должен славить бога и не роптать на него на основе собственного суждения. Если с человеком случаются несчастья, то это не потому, что бог его ненавидит, а потому, что бог его желает закалить. В общем же, бог создал человека для счастья, и человек может быть счастлив.
Идея любви к богу и идея человека как любимого создания божества уже носились в воздухе. Эти идеи приняло и развило христианство, но нечто похожее мы видим и у Эпиктета.
Наконец, есть еще одна идея, общая для ранних христиан и для Эпиктета. Эта идея также расходится с принципами ранней Стои. У Эпиктета довольно явственно проскальзывает противопоставление духовного и материального в человеке. Для ранних стоиков материя и дух, в сущности, были неразделимы. Огненный принцип пронизывал всю материю и не существовал вне ее. Эпиктет же приближается в своем понимании взаимоотношения этих двух начал к тому, что мы часто видим у ранних отцов церкви — прямое противопоставление материального и духовного, находившего свое выражение в формуле: «Тело- темница души». Этот принцип несколько позднее стал главным у последовательных дуалистов, таких, как манихеи.
Эпиктет, один из поздних стоических мудрецов — учителей жизни, занимает особое место в истории духовных исканий человечества. Современник поздних евангелистов, он, оставаясь стоиком, тем не менее подошел так близко к новому взгляду на мир и человека в мире, принесенному христианством, как это только было возможно для человека иного мировоззрения. В свое время Ф. Энгельс назвал Сенеку «дядей христианства». Однако таким родством создатели этого учения вряд ли бы стали гордиться. Неизмеримо больше прав на идейное родство с учением Иисуса Христа имеет бывший раб Эпиктет.
Л. Маринович, Г. Кошеленко