Въ 188* году, въ одинъ изъ жаркихъ дней іюня мѣсяца, тѣсный ростовскій вокзалъ былъ переполненъ народомъ. Обычные звуки хлопотливой станціонной суеты, -- визгъ и грохотъ багажныхъ телѣжекъ, унылое гудѣнье паровозовъ, лязганье желѣзныхъ колесъ по рельсамъ, протяжные переливы сигнальнаго рожка, -- вторгаясь въ широко распахнутыя окна вокзала, нестройно смѣшивались съ гуломъ, топотомъ, шарканьемъ и непрестаннымъ говоромъ толпы, похожимъ на жужжанье. Внутри шумъ казался сплошнымъ и съ великою трудностью можно было разобраться въ немъ. Раскатистый дребезгъ подъѣзжавшихъ экипажей усиливалъ его до размѣровъ безпощадныхъ. Въ залѣ господскихъ классовъ быстро носились лакеи, потрясая фалдами своихъ замызганныхъ фраковъ; сновали во всѣ концы шустрые артельщики, съ изумительною готовностью угождая хорошо одѣтымъ пассажирамъ. Люди въ шляпахъ и пальто, въ англійскихъ каскахъ и лѣтнихъ костюмахъ, съ сумками черезъ плечо, съ зонтиками и мелкимъ багажомъ въ рукахъ, съ выраженіемъ заботы на лицахъ торопливо ходили взадъ и впередъ, сталкиваясь, извиняясь на ходу, перебрасываясь краткими сообщеніями, осаждая буфетъ и кассы, обременяя назойливыми запросами равнодушныхъ жандармовъ, съ видомъ величественнаго напряженія стоявшихъ тамъ и сямъ. Женщины сидѣли, точно насѣдки, окруженныя баулами и дорожными мѣшками. Иныя изъ нихъ тупо безмолвствовали, точно ошеломленныя окружающею суматохой; другія волновались, звонко и безтолково трещали, сбивая съ ногъ артельщиковъ противорѣчивыми приказаніями, и во всѣхъ своихъ движеніяхъ проявляли снѣдавшее ихъ безпокойство. И посреди мятущейся толпы нѣсколько самоувѣренныхъ фигуръ всѣмъ своимъ видомъ обозначали, что онѣ путешествуютъ въ первомъ классѣ, что у нихъ есть слуги и что имъ чужды суетливыя дорожныя заботы.
Черезъ 45 минутъ отходилъ почтовый поѣздъ на "Минеральныя воды".
Въ уголку отдаленнаго дивана, склонившись надъ стаканомъ давно остывшаго чая, въ застѣнчивой и какъ будто принужденной позѣ сидѣлъ довольно еще молодой человѣкъ. Онъ рѣзко выдѣлялся изъ толпы, гдѣ въ такомъ изобиліи преобладали удивительные нахичеванскіе носы, черные, какъ уголь, волосы, острые и блистающіе взгляды, лица и фигуры греческихъ, еврейскихъ и другихъ очертаній. Во всѣхъ подробностяхъ его облика сказывалась подлинная, черноземная Русь: свѣтлые глаза, русая бородка, рыхлый носъ и мясистыя, нѣсколько оттопыренныя губы, наивная простота въ движеніяхъ, какая-то тяжеловатая плотность во всемъ складѣ. Отличался онъ и своею одеждой. Ни у кого здѣсь не было черной войлочной шляпы съ такими преувеличенными полями, такого не въ мѣру длиннаго, мѣшковатаго пальто цвѣта недозрѣлой рябины, такихъ широконосыхъ лаковыхъ ботинокъ. И молодой человѣкъ какъ будто постигалъ это различіе. Еще бы ему не постигать! Какой-то армянинъ, лишь косвенно взглянувъ на него, сдвинулъ со стола его зонтикъ и, не сказавъ ни слова въ извиненіе, положилъ на мѣсто зонтика картонку съ жениною шляпкой; кокетливый жидокъ въ широкополой панамѣ безцеремонно притиснулъ его своимъ щегольскимъ чемоданомъ; вертлявый лакей двадцать разъ промчался мимо его стола и, двадцать разъ отозвавшись: "сею минутыю", все-таки, не приносилъ ему порцію давно заказаннаго "антрекота". И, вмѣстѣ съ накопленіемъ этихъ знаковъ явнаго пренебреженія, молодой человѣкъ все болѣе и болѣе сжимался въ своемъ уголку и нервически хмурился.
-- Pardon, monsieur, вы сидите на моемъ пледѣ, -- произнесъ надъ его ухомъ рѣшительный женскій голосъ.
Онъ вскочилъ, покраснѣлъ, какъ только могъ покраснѣть сквозь сильный загаръ, покрывавшій его лицо, и, смущенно отвративъ глаза, пробормоталъ:
-- Извините... извините, пожалуйста.
Пледъ взяли, кому-то сказали "merci". Молодой человѣкъ посмотрѣлъ изподлобья и встрѣтился съ насмѣшливымъ, тусклымъ взглядомъ, устремленнымъ на него въ упоръ; точно туманъ разостлался передъ нимъ; въ этомъ туманѣ онъ успѣлъ различить кокетливаго жидка, любезно склонившагося съ пледомъ, и около него щеголевато одѣтую дѣвушку, низенькую, стройную, съ лицомъ не то надменнымъ, не то скучающимъ и съ яркими,-- ему бросилась въ глаза эта яркость, -- странно искривленными губами. Она быстро отошла, унося пледъ и оставивъ за собой тонкій запахъ необыкновенно дразнящихъ благоуханій. Молодой человѣкъ, преодолѣвая смущеніе, хотѣлъ снова занять свое тѣсное мѣсто, но, замѣтивъ пристальный взглядъ сосѣда, съ обиднымъ любопытствомъ обращенный на него, вышелъ изъ-за стола и вмѣшался въ толпу, съ напускною развязностью переставляя свои ноги въ лаковыхъ ботинкахъ.
И, пробираясь къ выходу, онъ снова замѣтилъ смутившую его дѣвицу. И вдругъ ему стало любопытно разсмотрѣть ее поближе, узнать съ кѣмъ онъ ѣдетъ, угадать "какого полета эта птица",-- у него именно сложились въ головѣ такія слова. Онъ сѣлъ къ длинному столу, настойчиво попросилъ "порцію антрекота" и, въ ожиданіи этой порціи, сталъ наблюдать. Рядомъ съ дѣвицей сидѣла другая, черноволосая, румяная, съ крупными и мужественными чертами лица, въ длинномъ плащѣ, небрежно накинутомъ на широкія плечи, съ открытою, плохо причесанною головой. Онѣ обѣ завтракали. Отъ празднаго вниманія молодаго человѣка не скрылось, что первая ѣла точно нехотя, изысканно отставляя блѣдный мизинецъ, украшенный камеёмъ, односложно отвѣчая наклонившемуся надъ ней пожилому господину въ цилиндрѣ; другая работала ножомъ и вилкой съ неутомимою подвижностью, широко разставивъ локти, громко и отчетливо выбрасывая слова, не обращая ни малѣйшаго вниманія на кипѣвшую вокругъ суету. Она не понравилась молодому человѣку излишнею рѣзкостью своихъ движеній и своею преувеличенною самоувѣренностью; по его мнѣнію, эти "манеры" въ такомъ людномъ мѣстѣ были странны и неумѣстны. Но еще болѣе не понравился ему, хотя и совсѣмъ по другому поводу, господинъ въ цилиндрѣ: костлявый, прилизанный, съ внимательною улыбкой на измятыхъ губахъ, онъ точно ощупывалъ своимъ непріятно-проницающимъ взглядомъ; гладко выбритое лицо его съ узенькою полоской сѣрыхъ бакенбардъ казалось заостреннымъ; въ приличной улыбкѣ сквозила какая-то затаенная плотоядность. Въ дѣвушкѣ, съ которой говорилъ этотъ господинъ, примѣтно было нѣкоторое сходство съ нимъ: тотъ же слишкомъ правильный носъ съ тонкими и чуткими ноздрями, та же сѣроватая блѣдность въ лицѣ. Но на ея пунцовыхъ губахъ не лежало предупредительной улыбки и глаза были равнодушны. И отецъ, и дочь,-- молодой человѣкъ рѣшилъ, что между ними именно такія отношенія,-- были одѣты съ большою изысканностью: въ ея ушахъ свѣтились брилліанты, въ каждой подробности костюма сказывались модные вкусы и художественное усердіе дорогой портнихи; длинный темносиній "реденготъ" съ необыкновенною солидностью облекалъ тщедушныя тѣлеса господина въ цилиндрѣ, на его лѣвой рукѣ висѣло легонькое пальто изъ шершавой англійской матеріи.
"Надо полагать, иностранцы",-- подумалъ про себя молодой человѣкъ, прикасаясь къ тощему "антрекоту", наконецъ-то соблаговолившему явиться передъ его очами.
-- Жако! Жако!-- закричала черезъ столъ простоволосая, шумно отодвигая тарелку и отирая влажныя губы скомканною салфеткой,-- идите сюда, Жако!
И, расталкивая толпу, къ ней развязно подлетѣлъ нескладный, бородастый, несоразмѣрно большаго роста человѣкъ.
-- Что завзгодно вашей чести, сударыня Марѳа Петровна?-- воскликнулъ онъ, съ блаженною игривостью оскабляя лицо и низко кланяясь.
-- Когда поѣдемъ?... Узнали, съ которой станціи горы видны?... Много ѣдетъ народу на минеральныя воды?-- громко и быстро спрашивала Марѳа Петровна.
Жако мгновенно сталъ серьезенъ. Крутой лобъ его избороздился вдругъ набѣжавшими морщинами; во взглядѣ проявилась важность.
-- Изъ Таганрога былъ уже звонокъ. А горы... сейчасъ,-- онъ торопливо отстегнулъ свою сумку и, вынувъ изъ нея книжку, прочиталъ:-- "въ ясную погоду со станціи Невинномысской можно уже замѣтить отдѣльныя вершины горъ... А далѣе, со станціи Курсавки, въ ясную погоду виднѣется снѣжная цѣпь Кавказскаго хребта".
-- Ну, погода-то, кажись, ясная. А во сколько приходитъ поѣздъ на ту... какъ ее?
-- Невинномысскую?... Сейчасъ.-- Жако снова порылся въ сумкѣ и досталъ оттуда другую книжку, поменьше:-- въ Невинномысской... въ 3 ч. 53 мин. утра.
-- А въ этой... ну, въ другой?
-- Въ Курсавкѣ въ 5 ч. 43 мин.
-- Раненько; и спать некогда. А въ какіе часы теперь солнышко встаетъ?
Жако заметался, досталъ еще какую-то книжку, но требуемыхъ свѣдѣній въ ней не нашелъ и, чтобы скрыть смущеніе, сдѣлалъ смѣшную гримасу.
-- Въ этихъ широтахъ въ 4 часа съ нѣсколькими минутами восходитъ солнце,-- сообщилъ господинъ въ цилиндрѣ, обстоятельно процѣживая слова.
-- Какой вы астрономъ, однако!-- небрежно проронила дочь и, обращаясь къ Жако, сказала:-- Яковъ Мироновичъ, узнайте, пожалуйста, можно ли достать отдѣльное купе.
Жако раскланялся, прикащицкимъ жестомъ приподымая фуражку, игриво подпрыгнулъ и исчезъ.
"Вотъ юродивецъ!" -- съ изумленіемъ подумалъ молодой человѣкъ.
-- Вы, Юлія, доставляете много трудовъ господину Пленушкину,-- нерѣшительно вымолвилъ господинъ въ цилиндрѣ.
Дочь только шевельнула губами высокомѣрно.
-- Онъ малый услужливый,-- вмѣщалась Марѳа Петровна,-- его безъ этихъ услугъ скука одолѣетъ.
Господинъ въ цилиндрѣ оборотился къ ней.
-- Но согласитесь, ma-am-selle,-- сказалъ онъ съ преувеличенною любезностью,-- согласитесь, что господинъ Пленушкинъ,-- онъ понизилъ голосъ,-- имѣетъ очень странныя манеры и что...
-- Всякъ на свой ладъ,-- хладнокровно отрѣзала Юлія и продолжала по-французски:-- вы находите у него странныя манеры, я нахожу, что онѣ прелестны и, главное, искренни. Это главное.
Господинъ въ цилиндрѣ промолчалъ, слегка пожавъ плечами.
-- Ну, кривляться-то онъ здоровъ, это точно, -- произнесла Марѳа Петровна,-- только, вѣдь, и каждый на свой ладъ кривляется. Онъ у насъ "вьюношъ" молодой... исправится.-- И добавила, подымаясь:-- Пойдемте, Юлія, пройдемтесь: тощища тутъ въ этой толкотнѣ.
Юлія безпрекословно встала, оправила свой огромный турнюръ и молча послѣдовала за Марѳой Петровной. Господинъ въ цилиндрѣ непріязненно посмотрѣлъ имъ вслѣдъ.
"Значитъ, не отецъ. Кабы отецъ, не стала бы называть "мосье",-- сказалъ себѣ молодой человѣкъ.-- Кто же?... Мужъ?-- и не будучи въ состояніи отвѣтить на этотъ вопросъ, обратилъ свое вниманіе на публику.
Въ массѣ стертаго, слизаннаго, отполированнаго люда, въ массѣ соломенныхъ шляпъ и шляпъ-котелковъ, жакетокъ и пиджаковъ странно и рѣзко выдѣлялись люди и костюмы, напоминавшіе близость Азіи. Жестко остриженный кабардинецъ, украшенный непомѣрнымъ количествомъ серебра и оружія, съ осторожностью переступалъ въ своихъ тонкихъ чувякахъ, важно и подозрительно озираясь; эрзерумскій армянинъ въ зеленой шелковой нухѣ и высокой тегеранкѣ изъ фіолетоваго бархата высокомѣрно оглядывалъ своихъ нахичеванскихъ собратій, затянутыхъ въ узкое европейское платье; щеголь-грузинъ въ бѣлой, какъ снѣгъ, черкескѣ и низенькой кудрявой папахѣ, обшитой галунами, медлительно поводилъ своими прелестными бархатными глазами; подкрашенные персіяне въ шапкахъ, похожихъ на поповскія камилавки, и въ просторныхъ цвѣтныхъ архалукахъ гнусаво стрекотали на своемъ неуловимо быстромъ нарѣчіи. Молодой человѣкъ, разумѣется, не понималъ этихъ персіянъ, но впередъ былъ увѣренъ, что толкъ идетъ о какой-нибудь торговлѣ. Еще задолго до Ростова, также какъ и въ самомъ Ростовѣ, его слухъ постоянно былъ обременяемъ такими толками. Виды на пшеницу, надежды на пшеницу, свѣдѣнія о пшеницѣ, цѣны въ Лондонѣ, цѣны въ Марсели, цѣны въ Таганрогѣ... франки, шилинги, пенсы, фрахтъ, дисконтъ, курсъ, вексель, талонъ, барышъ, убытокъ, Скараманга, Вальяно, кули, мѣшки, выгрузка, тарифъ, доставка,-- эти и подобныя имъ слова непрерывно мелькали въ его ушахъ и порядкомъ-таки опротивѣли ему.
Онъ расплатился за "антрекотъ" и направился къ выходу. Крики извощиковъ встрѣтили его у подъѣзда: "Со мной пожалуйте, на рысачкѣ!" -- "Со мной, господинъ, вы со мной ѣздили!-- "Господинъ, господинъ, обратите свое вниманіе!" -- "Куда, дьяволъ, суешься на клячѣ?" -- "Не плошѣй тебя, желтоглазая морда!" -- "Господинъ, господинъ..." Изъ-за угла вывернулся околоточный и строго погрозилъ пальцемъ; извощики смолкли. Тогда молодой человѣкъ разсѣянно посмотрѣлъ въ даль. Грязные, закоптѣлые домишки въ тѣсномъ безпорядкѣ облѣпляли холмы. Вправо высилось неуклюжее зданіе собора. Тамъ и сямъ непривѣтливо краснѣли кирпичныя стѣны, темнѣла запыленная зелень рѣдкой и чахлой растительности, тянулись улицы, обозначаемыя пестрыми рядами крышъ. Высоко стоящее солнце освѣщало городъ сѣрымъ и скучнымъ свѣтомъ. Было жарко.
Молодой человѣкъ съ досадой зѣвнулъ и, снова встрѣтивъ выжидательные взоры безчисленныхъ извощиковъ, торопливо возвратился въ вокзалъ. Онъ кстати припомнилъ, что ему нужно купить билетъ.
-- Послушайте, гдѣ помѣщается касса для продажи билетовъ?-- спросилъ онъ, вѣжливо касаясь спины стоящаго артельщика.
Тотъ неопредѣленно махнулъ рукой. Молодой человѣкъ не удовлетворился этимъ,-- онъ ничего не понялъ, -- но, внезапно ощутивъ какую-то неловкость, не рѣшился повторить вопроса. И вдругъ онъ увидѣлъ рѣшетку кассы и жандарма, стоящаго около нея.
-- Вамъ который классъ?... Третій классъ направо,-- небрежно произнесъ жандармъ, обращая недоброжелательный взглядъ на подходящаго молодаго человѣка.
Тотъ вспыхнулъ, смѣрилъ жандарма съ головы до ногъ необыкновенно презрительнымъ взоромъ и, подойдя къ окошку кассы, заявилъ съ легкою дрожью въ голосѣ:
-- Перваго класса... до станціи Минеральныя воды...
Казалось, онъ кому-то угрожалъ этимъ заявленіемъ и остался ужасно доволенъ, когда жандармъ слегка вытянулся и выразилъ въ лицѣ своемъ почтительное недоумѣніе.
Между тѣмъ, звонокъ возвѣстилъ о приходѣ поѣзда изъ Таганрога. Длинная вереница новыхъ лицъ потянулась по платформѣ. Обмѣнивались привѣтствіями, взывали къ сторожамъ и носильщикамъ; прошла рота солдатъ торопливымъ, равномѣрно грузнымъ шагомъ. И опять посыпались слова: "Скарамавга, Вальяно, фрахтъ, Лондонъ, Марсель, нагрузка, выгрузка, курсъ, дисконтъ".
У дверей первокласснаго вагона молодой человѣкъ снова увидѣлъ занимавшихъ его пассажировъ. Господинъ въ цилиндрѣ, волнообразно преклоняя спину, пожималъ руку ясноглазаго, грудастаго барина, удивительно вымытаго, удивительно благоухающаго, великолѣпно одѣтаго въ лѣтній костюмъ изъ бѣлой шелковой матеріи.
-- Очень радъ, очень радъ, господинъ Зиллоти,-- пріятнымъ гортаннымъ баритономъ говорилъ баринъ, съ видомъ благосклонной снисходительности отвѣчая на пожатіе, -- я ожидалъ васъ встрѣтить... Дѣла идутъ... Но объ этомъ послѣ, послѣ!... Вы тоже въ Есентуки?... Да, батенька, лудить надо наши желудки, лудить,-- онъ искоса посмотрѣлъ на дѣвицъ, стоявшихъ подлѣ.
-- Позвольте познакомить васъ,-- встрепенулся господинъ въ цилиндрѣ, осторожно подхватывая барина подъ руку,-- дочь моя, Юлія Богдановна... Юрій Константиновичъ Содомцевъ... ma-amselle Вохина... господинъ Пленушкинъ.
Содомцевъ, въ свою очередь, привелъ спину въ волнообразное состояніе. Съ его розовыхъ губъ тотчасъ же слетѣли безукоризненныя французскія фразы, дѣвицамъ онъ пожалъ руки, Пленушкину учтиво поклонился, но руки не подалъ. Вохина отвѣтила ему по-русски, Пленушкинъ, видимо, обидѣлся и надулъ, губы и одна m-lle Зиллоти поддержала его обращеніе французскою же рѣчью и любезными разсужденіями о предстоящемъ Кавказѣ. Господинъ въ цилиндрѣ сладостно млѣлъ, но въ разговоръ не вступалъ и только почтительно вслушивался, наклонивъ на бокъ голову.
"Стало быть, отецъ",-- подумалъ молодой человѣкъ и пошелъ пріискивать артельщика.