Второе действие следует за первым без антракта. Лишь только опустился занавес, как за кулисами раздается звонок, звучащий продолжительно и с нервными подергиваниями. Слышен голос режиссера: "На места, господа, на места. Эй, плотники, скоро вы установите сходни?.. Я же вам еще вчера приказал... Не время, голубчик, -- я из-за вас не намерен задерживать репетицию... Все в сборе?.. Что?!.. Светозаров еще не готов?., этого недоставало". Гул голосов заглушает слова режиссера. Справа из-за занавеса появляются два театральных плотника со сходнями. Слышны звуки рояля, на котором наигрывают какой-то восточный танец с модернистической гармонизацией. Плотники лениво устанавливают сходни в партер. Слева из-за занавеса появляется режиссер в сопровождении электротехника. Наружность режиссера, равно как и его костюм, изобличают тенденцию "быть не как все": очень много претензии в лохматой с проседью прическе, в черном галстухе, завязанном нарочито небрежно, в манере курить папиросу. Электротехник же, по-видимому, из "простых", усатый, веснушчатый, с розовым носом, выдающим приязнь к алкоголю.

Режиссер (плотникам). Живей, братцы, живей!., и покрепче, пожалуйста, -- я из-за вас шеи ломать не намерен. (Электротехнику, нагибаясь над рампой.) Нет, вы только полюбуйтесь, в каком виде вы содержите лампочки. Пыль, грязь, голубые все выгорели, разбитые и не подумали заменить... Что ж, мне самому этим прикажете заняться? так на что тогда электротехника держат... зачем вы нам нужны, в таком случае?.. Не могу же я как нянька за вами ходить -- у режиссера свои обязанности, посложнее, чем ваши.

Сконфуженный электротехник вытирает пыль с лампочек.

(К плотникам.) Можете идти обедать потом. Скажите только, чтобы дежурный остался. А верхового не нужно, потому что декорации только к вечеру поспеют. Да прежде чем уйдете, рояль подвиньте к первой кулисе и занавес поднимите.

Через некоторое время, достаточное для установки сходней, плотники уходят.

(Режиссер, без паузы, вновь обращаясь к электротехнику.) Ну что, убедились теперь, что на вас нельзя положиться! -- пыль, грязь, паутина. Немудрено, что на сцене темнота кромешная. (Садится на корточки, приводит пальцем по лампочкам, еще не вытертым электротехником, и тычет ему палец под нос с укоризненным видом.) Полюбуйтесь, пожалуйста. И это в такой пьесе, как " Уио уаснз"*, где требуется аджиорное* освещение полуденного солнца. (Вытирает пыль с пальца платком и встает.) Черт знает что такое. А еще требуют от меня художественной постановки. Ну как я вообще могу режиссировать, когда все, начиная с электротехника, готовы мне свинью подложить... (От усердной работы электротехника, который к этому моменту вздумал вытряхать тряпку, режиссер чихает.) Апчхи... прямо задохнуться можно. Зарубите себе на носу, что это будет не простая моя постановка, а художественная -- стало быть, электрические эффекты на первом плане, поняли? Я хочу, чтобы "Quo vadis" вышел шедевром, настоящим шедевром. Понимаете?

Электротехник. А что это значит -- "шедевр", Аристарх Петрович?

Режиссер. Шедевр значит идеал. Чище вытирайте, пожалуйста.

Электротехник. Одеял... и много одеял этот Квовадис на себя навьючит?

Режиссер. Не одеял, а идеал.

Электротехник. Уж очень вы ученый человек, Аристарх Петрович, а мне так даже невдомек, кто этот самый Квовадис: полководец, царь или жулик какой-нибудь.

Режиссер. "Quo vadis" значит "куда идешь".

Электротехник. Ах, вот оно что... Ну и куда же, Аристарх Петрович?

Режиссер. Что "куда"?

Электротехник. Да "идешь"-то! далеко или близко?

Режиссер (в затруднении). Гм... Ну, это как смотреть. Скажу только, что с вами далеко не уйдешь, при таком отношении к делу.

Электротехник. Помилуйте, Аристарх Петрович.

Режиссер. Вы забываете, какая на вас важная лежит задача... Ведь если драматург просвещает своей пьесой публику, то только потому, что электротехник освещает его пьесу на сцене... Без освещенья не может быть и просвещения. Поэтому вы каждый раз должны посвятить все свои силы, чтобы осветить пьесу как следует. Поняли?

Электротехник. Понял, Аристарх Петрович. А чья это пьеса, этот Квовадис самый?

Режиссер. Моя. То есть фабула Сенкевича, а переделка моя. Но это нисколько не меняет дела: как Сенкевича, так и меня вы должны освещать одинаково хорошо.

Электротехник. И даст же Бог талант людям. Вот уж, действительно, "куда идешь". Далеко пойдете, Аристарх Петрович, право слово. И пьесы сочиняете, и в каждую пылинку на лампочке вникаете. Умудрил Господь.

Слева входит актер на роли любовников; в руках его римская туника, вышитая золотом. К моменту его появления плотники, установив сходни, уходят за занавес направо; режиссер же и электротехник, пройдя ряд рамповых лампочек слева направо, находятся к этому моменту около суфлерской будки.

Актер на роли любовников. Аристарх Петрович, я этого костюма не надену.

Режиссер. Как так?.. вы же знаете, что сегодня репетиция в гриме и костюмах.

Актер на роли любовников. Да, но это не по мне.

Режиссер. Что не по вам?

Актер на роли любовников. Костюм.

Режиссер. Вылитый римский. Какой вам еще нужен?

Актер на роли любовников. Такой, чтобы сидел хорошо.

Режиссер. А вы были на примерке?

Актер на роли любовников. Был. Но после меня заходил еще Степанов.

Режиссер. Степанов играет Нерона.

Актер на роли любовников. Ну вот, а он сказал портному, что будет играть Марка Виниция, то есть в очередь со мной. Режиссер. Ну так что ж?

Актер на роли любовников. А то, что портной сшил наполовину для меня, наполовину для Степанова. Режиссер. Да он вам впору?

Актер на роли любовников. Мало ли что впору! Мне и смертный саван впору, это еще не основание, чтоб я его надел. Режиссер. Почему?

Актер на роли любовников. Потому что умирать еще не собираюсь.

Режиссер. Нет, я не о саване спрашиваю, а об этом костюме.

Актер на роли любовников. Это тот же саван. Выпустить актера в плохо сшитом костюме -- все равно что похоронить его по первому разряду.

Режиссер. У вас вечные отговорки! -- то костюм плохо сшит, то суфлер вас подводит, то нога болит, то еще что-нибудь... Сами вы ролей не учите, на репетиции опаздываете, к спектаклю за пять минут появляетесь; и вообще так относитесь к делу за последнее время, что поневоле вам дублера назначаешь.

Актер на роли любовников (лениво). Бросьте ваши нотации, я в них не нуждаюсь. Скажите лучше, переговорили ли вы с директором о моей прибавке к жалованию; я при такой дороговизне, как теперь, решительно не...

Режиссер (перебивая). Господи, какой вы странный, Петр Петрович! Неужели вы не слыхали, что директор связался с каким-то американцем, который набирает труппу из других театров, и потому ему не до прибавок артистам, которые завтра же, быть может, будут уступлены этому американцу, чтобы дьявол побрал его со всей его затеей.

Актер на роли любовников. А что это за затея?

Режиссер. А черт его ведает.

Поднимается занавес. Декорации отсутствуют. Сцена представляется в том виде, какой ей свойствен на репетициях в провинциальных театрах. В глубине, шагов восемь от рампы, -- козлы, на которых доски, изображающие трапезу на пиру Нерона; за ними скамьи с цветными подушками для "возлежания". Такой же примитивно-театральный "стол" и "ложе", только вдвое меньших размеров, стоят и налево. Направо же, приблизительно такого же протяжения, как стол налево, помост, на котором высятся две фантастичные арфы и лежит "флейта Пана". В общем "установки" образуют букву "П" на коротких ножках с интервалами между ними и "перекладиной". Справа виден рояль, скрывающий своим корпусом и пюпитром с нотами музыканта, за исключением его ног, опирающихся на педали. Актеры и актрисы одеты в затейливо безвкусные костюмы, претендующие на эпоху Рима времен Нерона. Среди них трое в одеждах "ассирийских музыкантш" и танцовщица-босоножка в туфлях на босу ногу и в легком халатике, отчасти скрывающем довольно откровенный костюм ассирийки. При поднятии занавеса одни сидят на столах и на помосте, другие на скамьях, третьи гуляют парами, четвертые стоят, оживленно беседуя и куря папиросы.

Электротехник (добравшийся со своей пыльной тряпкой до конца рампы, направо, показывает режиссеру вывинченную им лампочку). Это уж не моя вина. (Его плохо слышно за гулом актерских голосов.)

Режиссер. Перегорела?., очевидно, вы ставите подержанные лампочки...

Электротехник. Да Боже избави...

Режиссер. Отчего ж другие не перегорели?

Электротехник. Да разве в душу им влезешь?

Режиссер. В душу нет, а вот в карман дирекции -- это другое дело.

Электротехник. Бога вы не боитесь, Аристарх Петрович.

Режиссер. А вы -- лишних расходов. (К актерам.) Начинаем, господа. (Хлопает в ладоши.) Начинаем... Прошу на места. На места!

Актеры занимают свои места в следующем порядке: "Нерон" и "Поппея" посредине за средним столом; направо от "Нерона" -- "Тигелин"; налево от "Поппеи" -- "Петроний"; с правой стороны стола, за узкой его стороной, полуусаживаются, полуукладываются, имитируя древнеримское возлежание, комик труппы, исполняющий роль "Вителия", толстый, обрюзгший, небрежно подгримированный, и "Кальвия Криспинилла", очень мало похожая на разнузданную гетеру, которую она тщится изобразить; с левой стороны стола у18 -а -у18* к "Вителию" и "Криспинилле" помещаются "Нигидия" и "поэт Лукан". За отдельным столом налево устраиваются "Лигия", изображаемая несколько полноватой, в отличие от "Поппеи", артисткой, и артист на роли любовников, т. е. Светозаров, исполняющий в партикулярном платье и без грима роль "Марка Виниция". Все пирующие увенчаны венками из бумажных роз, производящих довольно жалкое впечатление. Направо на помосте размещаются "ассирийские музыкантши" -- две арфистки и одна флейтщица, а перед ними, скинув халатик -- танцовщица-босоножка. Один-единственный "раб", с волосатыми руками и неуклюжими движениями, обносит всех бутербродами, которые покоятся в ограниченном количестве на белом простом блюде. Из-за портала справа выбегает, семеня ножками и докуривая на ходу папиросу, старенький суфлер с экземпляром пьесы; он не без труда и не без молчаливых проклятий спешно занимает место в своей будке; так как гул голосов не прекращается, то режиссер снова хлопает в ладоши.

Режиссер. Тише... Тсс... (Кричит наверх в сторону колосников.) Бутафор на месте?

Голос сверху. Я вместо него.

Режиссер. Кто?

Голос сверху. Я, я, не беспокойтесь, Аристарх Петрович.

Суфлер (высовываясь из будки, режиссеру). Помощник там. Бутафор не может сегодня.

Режиссер (наверх). Ах, это вы, Иван Иванович... А где же бутафор?

Голос сверху. У него жена родит сегодня. Оживление среди актеров.

Режиссер. Ах, вот что... Цветы готовы?

Голос сверху. Готовы.

Режиссер. Розы?

Голос сверху. Да

Режиссер. Много?

Голос сверху. Так себе.

Режиссер. Знаете, когда сыпать?

Голос сверху. Будьте покойны.

Режиссер (хлопает в ладоши). Начинаем... Музыка... Номер первый...

Музыка играет эпиталаму* из оперы "Нерон" А. Г. Рубинштейна*. Актеры делают вид, что пьют, едят и вообще стараются, что называется, "жить на сцене". Режиссер достает справа, из-за портала, стул и усаживается у края рампы.

Больше жизни, господа... неги, неги больше... не забудьте о сладострастии... Беспрерывная пластика. Опьяненье, истома, разгул, но вместе с тем придворные манеры... Петроний, задавайте тон!.. Нерон, ваш изумруд... лорнируйте им направо и налево...

Нерон исполняет требуемое.

Больше зверства во взгляде!., помните, что Нерона считали Антихристом... Кровожадные манеры, осанка и тому подобное... Хохочите... общий хохот.

Все актеры смеются, как-то вдруг и нелепо искусственно.

Больше веселья, больше жизни, огня побольше и пресыщения... Петроний, больше иронии. Виниций, больше страсти! Поппея, больше разврата... Лигия, больше христианского мученичества...

Музыка прекращается. Неловкая пауза.

Ну что же?., чьи слова?.. Диалог! Начинайте!..

Суфлер (надсаживаясь). Это и есть заложница, в которую...

Нерон (спохватившись). Ах да, виноват. (Напы щ енным тоном.) Это и есть заложница, в которую влюбился Виниций? (Смотрит в "изумруд" на Лигию.)

Петроний (тоном фата). Да, цезарь, это она.

Нерон. Как зовут ее?

Петроний. Лигия.

Нерон. Виниций считает ее красивой?

Петроний. Да, но на твоем лице, несравненный знаток, я прочел уже приговор относительно нее. Ты можешь не произносить его, я знаю. "Слишком узка в бедрах". Готов побиться об заклад, что хоть во время пира, когда все лежат, трудно судить о фигуре, но ты уже сказал себе: "слишком узка в бедрах".

Нерон. Верно: слишком узка в бедрах.

П о п п е я (с демонстративной усмешкой). Хороши "узкие" бедра, нечего сказать.

Нерон. Виноват, это ваша реплика?

Поппея. Нет, это мое мнение.

Режиссер (встает). В чем дело, что такое?

Поппея. Ничего особенного, отдаю лишь должную дань удивления "узким" бедрам г-жи Аркадьевой.

Л и г и я. Прошу оставить мои бедра в покое!

Поппея. О, пожалуйста, ваши бедра меня не касаются, но ваша роль, которая принадлежит мне по праву, а-а, это извините, меня очень касается.

Режиссер (язвительно). Простите, но для роли Лигии нужны не только подходящие бедра, но и подходящий талант.

Поппея. Совершенно верно. Странно только, что талант артистки замечается вами лишь после ужина с нею. Но не всем же одинаково приятно ваше общество...

Нерон (слегка нервничая). Дальше, господа, (по роли) "слишком узка в бедрах".

Поппея. Да уж, действительно. Как раз для "художественной постановки". Ха, ха, ха.

Режиссер. Чш... Довольно, или я вас оштрафую! (Садится.) Дальше.

Комик (играющий роль "Вителия" с фарсовыми интонациями и, по-видимому у охмелевший до "возлияний" на "пиру Нерона"). Ты ошибаешься, Петроний. Я держусь мнения цезаря.

Петроний. Прекрасно. Я только что утверждал, что у тебя большой ум, а цезарь сказал, что ты осел. (Хохочет вместе с другими "пирующими".)

Режиссер (кПетронию). Ну кто так смеется?!.. Разве Петроний может так смеяться, будучи агЪкег'ом е1е╖аптлашт*. Надо элегантно смеяться, что-нибудь вроде: ха, ха, ха... (Показывает "элегантный" смех.) Вот так хотя бы. Попробуйте.

Некоторые фыркают.

Петроний (копируя режиссера, чуть-чуть пародируя). Ха, ха, ха... Все хохочут самым искренним образом.

Режиссер (изведенный). Господа, если ваши "хи, хи, хи" не прекратятся, -- я брошу репетицию и оштрафую смеющихся. Актеры. Да ведь нам же по пьесе полагается смеяться!

Режиссер. Так по пьесе и смейтесь, а не по моему адресу -- я вам не мальчишка. Дальше.

Л у к а н. А я верю в сны; да и Сенека говорила мне недавно, что... Режиссер. Сенека был мужчиной! "говорил", а не "говорила". Л у к а н. Суфлер, подавайте громче! Суфлер. Надо роли учить. Лукан. Надо роли учить. Режиссер. Не балаганьте.

Лукан. Я повторяю то, что мне подсказывает суфлер.

Режиссер. Приберегите остроумие для комедии, а то в комедии играете так, что публика зевает, а в драме готова лопнуть со смеху.

Лукан. Еще бы, если вместо луны у вас какой-то горшок поднимается на горизонте.

Режиссер. Довольно. Дальше.

Лукан. Сенека говорил мне недавно... (К "рабу", который снова сунулся к нему со своими бутербродами.) Да отвяжитесь, ради бога!.. В десятый раз лезет со своим дурацким блюдом -- играть не дает.

Режиссер ("рабу"). Надо меру знать... Уйдите покамест.

Раб уходит.

Лукан. Сенека говорил мне недавно, что тоже верит в сновидения.

Нерон. А гадание?.. Мне как-то было предсказано, что Рим перестанет существовать, а я буду владыкой всего Востока.

Петрбний. Гаданье и сон имеют много общего... (Режиссеру.) Я думаю, дальше можно сократить. Монолог не ахти какой ценности.

Режиссер. Опять сократить?.. Я же сократил что можно. Нельзя же вместо пьесы давать публике какой-то обгрызок. (Суфлеру, подойдя к нему.) Дайте ваш экземпляр. (Идет с суфлерским экземпляром к "Петронию" и сличает вместе с ним его роль со своими суфлерским экземпляром, что-то вычеркивая и споря урывками.) "Гаданье и сон"... Хм... "гаданье"...

Актер на роли любовников ("Лиши"). Да, насчет гаданья... Был я наконец у этой знаменитой гадалки.

Лигия. Ну и что же вам сказала гадалка?

Режиссер. Просто чудеса в решете. Как на ладони все видит. Такой, говорит, ангажемент получим, что... (Целует концы пальцев.)

Лукан (подходя к ним). О чем вы, господа? О новом антрепренере балакаете? Говорят, такой богач, каких мало, и не то чтобы оригинал, а вроде как бы фанатик... "идея" у него какая-то, -- одним словом, апостол.

Танцовщица-босоножка. Откуда вы слыхали?

Л у к а н. Вчера за ужином директор рассказывал... Правда, я не все усвоил, уж больно забористый херес попался, -- ну а все же был поражен. Да и как не поразиться -- где ж это слыхано, чтоб антрепренер антрепренеру, значит, своему же сопернику выдавал из труппы кого хочешь на выбор. Так сказать, "сманивать" бы с места позволил. Тут или какая-нибудь подлая сделка, или...

Режиссер (заканчивая обсуждение купюр и "вымарывание"). Вот и все. (Хлопает в ладоши.) Господа, продолж...

Нерон (принимавший участие вместе с Петронием в выяснении купюр). Виноват, какая же моя реплика? ведь этак выйдет бессвязно. Я не понимаю...

Режиссер. Господи... в трех соснах заблудились. Смотрите. (Показывает на своем экземпляре.) Вителий хохочет... и сейчас же ваши слова.

К ним подходит комик, заинтересованный упоминанием своей роли. Режиссер нервно заканчивает свои объяснения.

Лукан (не отходя от группы, часть которой он только что составлял). Который час?

Актер на роли любовников (смотрит на часы). Половина первого. А что?

Лукан. Не ровён час... Можно ждать с минуты на минуту. Директор говорил, что, кажется, сегодня утром...

Танцовщица-босоножка (вглядываясь в темноту зрительного зала). Опять какие-то посторонние забрались в партер... Ишь, темень какая!.. Не разобрать даже, кто. Зачем их пускают на репетиции?

Лукан. Да это все свои... У меня прекрасное зрение... (Всматривается в партер.) Дети бутафора... сестры кассирши... брат электротехника...

Танцовщица-босоножка. А там дальше... в глубине? Лукан. Да чего вы беспокоитесь?

Танцовщица-босоножка. Как "чего?" А вдруг этот "американец "... Лукан. Что?

Танцовщица-босоножка. ...сидит себе незаметно в глубине и уж выбирает, критикуя нас вовсю.

Лукан. Вот фантазия! Директор сказал, что приведет его прямо на сцену... даже, кажется, хотел заехать за ним...

Режиссер (возвращая суфлеру его экземпляр пьесы). Тише!., по местам!..

Все занимают прежние места.

Итак -- сокращенье... Реплика у Вителия меняется. (Комику.) Отметьте: "гаданье и сон имеют много общего". После этих слов ваш смех. Давайте.

Комик. Сейчас. (Отмечает, серьезный, карандашом в своей роли и потом заливается фарсовым смехом.)

Режиссер. Нерон, ваши слова.

Нерон. Чего хохочет эта бочка сала?

Петроний. Смех отличает людей от животных, и у него нет иного способа показать, что он не свинья.

Комик (играя с сильным нажимом "педали комизма"). Я уронил патрицианский перстень, доставшийся мне от отца.

Нерон. Который был сапожником...

Вителий-комик отвечает смехом и начинает искать перстень в складках пеплума Кальвии Криспиниллы.

Н и г и д и я. Ищет чего не потерял.

Лукан. И что ему не понадобится, если бы и нашел... Ха, ха, ха...

Криспинилла (комику, тоном возмущения). Послушайте, Семен Аркадьевич, ведите себя прилично!

Комик. У меня в ремарке сказано (читает по роли) "ищет свой перстень в складках платья Криспиниллы"... Виноват, вы играете Криспиниллу?

Криспинилла. Я.

Комик. Ну вот я и ищу у вас. Чего вы придираетесь?

Криспинилла. Надобно условно, а не так, чтобы... Невежа. Вы отлично понимаете, о чем я говорю, если не пьяны.

Комик. "Условно"?.. Ради бога, научите, голубушка! 20 лет на сцене, а как это "условно" искать, мы, артисты реального направления, ей-богу, не понимаем...

Криспинилла. Стало быть, по-вашему, если в пьесе сказано, что "отрубает ей голову", вы и в самом деле мне голову срубите?

Комик. Вот так пример. Да где же, кроме балагана, вы такие пьесы видели?

Криспинилла. Во всяком случае я требую, чтоб вы вели себя прилично. Я не какая-нибудь. По роли вам не полагается давать волю рукам.

Комик. По роли?.. А вас когда-нибудь пороли, родная?.. Ох, живи мы в век Нерона и будь вы моею рабыней, я бы вас ежедневно, как Петроний Эвнику, порол бы, приговаривая: "не придирайся, уважай артиста, 20 лет искусству прослужившего". И уж будьте уверены, порол бы не "условно", а самым, извините, реальнейшим образом.

Криспинилла. А я, живи мы в век Нерона, бросила бы такого развратника на съедение зверям да еще аплодировала бы как сумасшедшая.

Режиссер. Довольно, господа, довольно!.. Остается только порадоваться, что вы живете не при Нероне, так нечего и мечтать... Дальше.

Танцовщица-босоножка. Дальше мой "танец ассирийской невольницы". Только нельзя ли опустить занавес... там посторонние... Режиссер. Ну так что же?

Танцовщица-босоножка. Ведь это же не генеральная репетиция?

Режиссер. Все равно, мне нужно общее впечатление. Я буду сам смотреть из зала. Кстати, надо проверить эффект падающих с потолка роз. (Кричит наверх.) Вы помните, что сейчас цветочный дождь?

Голос сверху. Помню.

Режиссер (спускается по сходням в зрительный зал, говоря на ходу). Не забудьте, господа, что это художественная постановка. Здесь важна каждая мелочь. Музыка, вступление!

Слышны звуки рояля, на котором исполняется музыка томной восточной пляски.

Танцовщица-босоножка (сбрасывает туфли и уже хочет встать в позу, как наступает на гвоздь). Опять гвозди на сцене. (Подымает гвоздь.) Это тоже относится к "художественной постановке"?

Режиссер (вставая в среднем проходе театра, кричит зычным голосом). Подмести сцену! Иван!

Актер на роли любовников (кричит налево за кулисы). Иван, подметите скорее.

Танцовщица-босоножка (в сторону рояля). Подождите, маэстро...

Музыка смолкает. Входит рабочий с метлой.

Поппея. Опять будут пылить! -- вы же знаете, какие у меня слабые легкие!

Сверху падают на стол, на актеров и на рабочего с метлой бумажные розы.

Актеры. А-а... цветочный дождь? Смотрят все наверх.

Танцовщица-босоножка (рабочему, начавшему было подметать сцену). Надо было раньше, никакого порядка. Всякое настроение может пропасть.

Нерон (визгливо). Ай... черт возьми, этак без глаза можно остаться! (Вертит в руках бумажную розу, попавшую ему в глаз.) Да она на проволоке, проклятая?.. (Кричит в зрительный зал.) Аристарх Петрович, этак мы все окривеем, голубчик.

Режиссер. А зачем вы смотрите наверх?., что за любопытство такое. Помните, что вы благородные римляне, которых ничем не удивишь.

Комик (бросая бумажную розу в рабочего с метлой). Как, даже вашей "художественной постановкой"? Ну нет, и они бы удивились.

Общий смех.

Танцовщица-босоножка (рабочему). Сейчас не время -- надо было раньше. (В сторону рояля.) Маэстро, начинайте.

Раздается музыка восточной пляски. "Ассирийские музыкантши" перебирают струны арф. Режиссер, в партере, отбивает такт то рукой, то ногами. Танцовщица-босоножка старательно пляшет. Бумажные розы с шуршанием шлепаются на сцену. Рабочий с метлой почесывает затылок и уходит.

Лигия (во время танца босоножки). Ах, Марк, гибка, прекрасна эта невольница. Но взгляни на Поппею, как прекрасна она, наша божественная Августа.

Актер на роли любовников (с жаром). Да, она прекрасна, но ты прекрасней во сто крат... Коснись губами этой чаши с вином, чтобы я мог потом прижать свои к этому же месту...

Она пьет из чаши, потом он.

Я видел тебя в доме Авла у бассейна, и я полюбил тебя... И я сейчас вижу тебя такой, как тогда, хотя и закутана ты в одежды. Сбрось их, как это сделала Криспинилла. И боги, и люди жаждут любви.

Комик (Криспинилле). Виноват, вы играете Криспиниллу?

Криспинилла. А вам что?

Комик. А то, что вы должны быть по пьесе раздеты.

Криспинилла. Еще что вздумали?!

Комик. Вы слышали, что говорит Марк Виниций? "Сбрось свои одежды, как это сделала Криспинилла". Вы играете Криспиниллу?

Криспинилла. Отвяжитесь, Семен Аркадьевич. Серьезно говорю вам, отвяжитесь.

Комик. Сначала сбросьте одежды, потому что этого требует "художественная постановка". (Крежиссеру.) Правда? (Хочет сорвать с нее пеплум.)

Криспинилла. Вы хотите, чтоб я дала вам пощечину, пьяная морда!.. Пустите... (Выскакивает из-за стола.)

Режиссер бросается на сцену.

Режиссер. Что такое, в чем дело?

Танец прерывается.

Криспинилла. Прикажите этому идиоту держать себя прилично, или я за себя не ручаюсь!

Режиссер. О боги, ни одной репетиции не могут без скандала.

Танцовщица-босоножка (режиссеру). Я вам говорила, что лучше опустить занавес... Охота быть посмешищем перед посторонними... Надо иметь самолюбие...

Комик (проходя к рампе). А почему здесь посторонние? Кто их пустил? (Орет в зрительный зал.) Господа, здесь вам не место... Уходите... Ну, ну, живей!.. Пошевеливайтесь... Ишь, набрались... и кто вам позволил?

Режиссер (к публике). Будьте любезны, господа, освободить театр от своего присутствия, или я должен буду принять меры, которые вряд ли для вас желательны.

Актер на роли любовников (к публике). Господа, ничего поучительного, красивого или возвышенного вы в нашем театре не увидите. Надеюсь, убедились сами. Уйдите, пожалуйста, -- это грустное зрелище. Мы сами знаем, что жалки и смешны в нашей претензии изображать героев, не нося в душе ничего героического. Не срамите же нас своим присутствием... Ну что забавного в том, что люди ломаются из-за куска хлеба, неспособные на трудную созидательную работу, "ломаются", воображая, что это служение искусству, человечеству, высокой идее облагораживания душ! Вы теперь видели, как современные жрецы Мельпомены готовятся к облагораживанию ваших душ. Надеюсь, этого достаточно, чтобы отвадить вас раз навсегда от театра. Уйдите же, пожалуйста, и не срамите нас своим присутствием!

Режиссер (актеру на роли любовников). Ну, батюшка, а вы уж и скажете тоже!..

Комик (хлопая по плечу актера на роли любовников). Обрадовался человек!

Режиссер. Прямо через край хватили!.. (Кпублике.) Еще раз, господа, настоятельно прошу вас удалиться... Честью прошу.

Д-р Фреголи (появляясь в зрительном зале у рампы в сопровождении несколько сконфуженного директора). Может быть, вы сделаете для меня исключение?

Легкое замешательство среди актеров; некоторые покидают свои места и спешат с любопытством навстречу вновь прибывшему.

Директор (входит на сцену вместе с д-ром Фреголи). Господа, позвольте вам представить доктора Фреголи, который пожаловал сюда в качестве антрепренера театра, нуждающегося в хороших актерах. Из интересов солидарности я дал разрешение на переговоры с вами и, таким образом, доктор Фреголи наш гость, которого прошу любить и жаловать.

Д-р Фреголи (кланяясь). Я очень благодарен господину директору за лестную рекомендацию, но должен сразу же оговориться, что я антрепренер театра, в котором, с точки зрения профессиональной, нет решительно ничего театрального: нет декораций, нет занавеса, нет рампы и даже нет намека на суфлерскую будку. Он зовется "Жизнью", этот замечательный театр. И если он имеет свои преимущества, то рядом с ними он не чужд и недостатков. Прежде всего, это очень старомодный театр, с отжившими традициями, с до сих пор не сыгравшейся труппой, где главные роли играют сплошь и рядом не достойнейшие, а ловкие интриганы, театр, где годами царит засилие бездарных режиссеров, где играют черт знает какой репертуар и играют плохо, не считаясь иногда ни с суфлером, ни с партнерами. В нем нужны коренные реформы, начиная с материального положения труппы, так как нельзя же допустить, в самом деле, чтобы в то время, как одни актеры голодают, другие получали бы баснословный оклад... Впрочем, последний вопрос кажется близок к своему разрешению, так как подавляющее большинство уже решительно настаивает на приглашении управляющего труппой... Вы, конечно, слыхали о нем! личность весьма почтенная, несмотря на свое нелегальное происхождение. Я говорю о Социализме... Он обещает очень много, начиная с распределения ролей на более справедливых началах. Но, к сожалению, его специальность -- вопросы чисто материального характера. Это, конечно, уже много -- разрешить эти вопросы, но это еще не все, что требуется. В самом деле -- сделать всех равноправными в отношении материальных благ не значит еще достичь того же в отношении благ духовных и эстетических. А между тем на свете миллионы людей, лишенных интимных радостей благодаря убожеству, миллионы наших ближних, для которых равноправие Социализма должно звучать горькой насмешкой. Это, конечно, не аргумент против Социализма, это лишь аргумент в пользу того, что мы должны еще что-то сделать, еще что-то предпринять в интересах высшей морали.

Директор (вкрадчиво). Простите, доктор Фреголи, но... в труппе очень мало лиц со средним образованием, и я боюсь, не все вас поняли...

Несколько голосов. "Вот тебе раз..." "При чем тут среднее образование..." "Что ж тут непонятного"?

Д-р Фреголи (серьезно). Имейте в виду, господа, что я пришел в театр "не нарушить закон, а исполнить". Я только рядом с официальным театром, как лабораторией иллюзий, ратую и за театр неофициальный, как за рынок сбыта этих иллюзий, театр, еще больше нуждающийся в реформах по организации, ибо он -- сама Жизнь, Жизнь, где иллюзия нужна не меньше, чем на этих подмостках, и где, раз мы не в силах дать счастье обездоленным, мы должны дать хотя б его иллюзию. Это самое главное. Я сам актер, но мое поприще не сцена театра, а сцена жизни, куда я призываю и вас, мастеров в искусстве творчества спасительных иллюзий. Всем сердцем верю в миссию актера, сходящего с этих подмостков в кромешную тьму жизни во всеоружии своего искусства! ибо мое искреннее убеждение, что мир спасется чрез актера и его волшебное искусство.

Танцовщица-босоножка (взволнованно). Я начинаю понимать вас, не знаю только, верно ли...

Директор (д-ру Фреголи). Позвольте я им объясню вашу идею попросту! так сказать, на примерах.

Д-р Фреголи (улыбаясь). Пожалуйста.

Директор. Я возьму ваши же примеры... Господа... доктору Фреголи пришло в голову следующее. Существуют несчастные, которым никакой социализм не поможет, потому что им недостает того, что дороже всяких материальных благ: таланта, красоты, силы духовной, здоровья, юности и тому подобное. Живет, допустим, старичок одинокий, жалкий, никому не нужный. Идти в богадельню, то есть "сдать себя в архив", еще не хочется, а так жить, без друзей, без близких, тоже не бог весть как сладко. Вот доктор Фреголи и приглашает вас, как опытных актеров, завести знакомство с подобным несчастным, прикинуться его приятелем и скрасить своей дружбой остатки его дней. (Д-ру Фреголи.) Верно я вас понял?

Д-р Фреголи. Отличный пример.

Директор (актерам). Или, например, заставьте себя притвориться влюбленным в какую-нибудь дурнушку, на которую, что называется, "никто не польстится".

Легкий смех среди актеров.

Д-р Фреголи. Простите, господа, но разве это так уж трудно или смешно в глазах профессиональных ]еипез ргепнегз, влюбляющихся ежедневно на сцене как в красивых актрис, так и в некрасивых?

Директор. Кому это трудно, может посвятить свое искусство другому, например, больным детям, брошенным их здоровыми сверстниками. "Оденьтесь, -- говорит доктор Фреголи, -- клоунами, паяцами, полишинелями и отдайтесь в руки бедняжек как живые игрушки".

Среди актеров недоумение, смешки, шушуканье.

Комик. Виноват, доктор Фреголи, вы... вы предлагаете нам это в шутку или всерьез?

Д-р Фреголи. А это уж как вам угодно принять, так и принимайте.

Комик. Ага... Гм... Хорошо-с... Мы вас поняли, доктор Фреголи. Оч-чень трогательная идея, безусловно, благотворительная, можно сказать. Но позвольте, не вдаваясь в ее критику, спросить: а какой же гонорар сулите вы за такую игру "на сцене жизни", как вы выражаетесь? Ведь актеры -- имейте в виду -- и без того эксплуатируются на всяческих благотворительных спектаклях и концертах. (К труппе.) С одного вола двух шкур не дерут, так ведь, товарищи?

Д-р Фреголи (слегкой иронией, слегка передразнивая интонации комика). Оч-чень характерный вопрос для профессионального актера. Вы спрашиваете, какая польза лицедеям от подобной "затеи"?

Комик. Вот именно.

Д-р Фреголи. Я вам отвечу, как Сократ, что добродетель -- знание, которое приобретается практическим путем. Роль создает характер человека порою так же, как человек, играя, создает характер роли. Через преображение -- к преобращению. Измениться к лучшему -- разве это не достаточная награда?

Движение среди актеров.

Комик. Ну, знаете ли, за 20 лет службы на сцене я бы не прочь заработать что-нибудь посущественнее.

Сдержанный смех среди окружающих.

Д-р Фреголи. Я не застигнут этим смехом врасплох. Кому же неизвестно, что, если б общество не оплачивало труда сестер милосердия, их было бы меньше, чем требуется? Когда-нибудь то же общество или само государство возьмет на себя и оплату труда "актеров" и "актрис милосердия", как я их называю, а пока... пока нужна частная антреприза, и вот я обращаюсь к вам и как антрепренер, и как драматург пьесы, которую я собираюсь поставить на "сцене жизни" под своей личной режиссурой.

Директор. Конкретно доктору Фреголи требуются в данный момент только трое исполнителей: двое артистов и одна артистка; амплуа: любовник, комик и субретка*. Условия: тот же оклад жалованья, что и у меня, плюс 25 процентов; срок -- с завтрашнего дня по Великий пост.

Д-р Фреголи. Это мой первый опыт постановки пьесы в жизни при участии профессиональных актеров. Поэтому я очень просил бы откликнуться на мой призыв, господа, тем более что пьесу я предлагаю нетрудную.

Танцовщица-босоножка (выступая вперед, восторженно). Я согласна. Гожусь в субретки?

Д-р Фреголи (пожимая ей руку). Милости просим. Комик, господин директор, тоже откликнулся. Вот уже двое.

Директор. Что вы хотите сказать? На что вы намекаете?

Комик. А на вашу роль в прологе к этой пьесе.

Директор. Какую роль?

Комик. "Честного маклера"... не знаю только, какой процент вам причитается.

Смех среди актеров.

Впрочем, извиняюсь, -- это вопрос деликатный.

Директор (задетый за живое). Знаете что? всему должны быть границы -- даже вашему остроумию. Вы стали просто несносны за последнее время. Говорю совершенно серьезно: если доктор Фреголи избавит нас от вашего присутствия, никто, я полагаю, в труппе не заплачет.

Криспинилла. Да уж, от меня слез не ждите.

Комик. Ну что ж, и я не заплачу, так как наверное в труппе доктора Фреголи я найду больше уважения к таланту, 20 лет верой правдой прослужившему искусству.

Д-р Фреголи. Во всяком случае, вас ждет не меньше уважения.

Сдержанный смех среди артистов.

Комик. И то хлеб... Гожусь вам? Д-р Фреголи. Милости просим.

Директор (к танцовщице-босоножке). А вот вас, родная, не хотелось бы лишиться! сами знаете, что в "Стио уас из", например, вы...

Режиссер (подскочив к танцовщице-босоножке). Послушайте, вы шутите? Я ничего не понимаю... это всерьез?.. Да как же мы без вас... Нет, вы нарочно, очевидно... Вас некем заменить, вы сами знаете.

Танцовщица-босоножка. Пустяки, возьмете из кафе-шантана, публика не больно разбирается в тонкостях искусства... Было бы лицо смазливое да икры хорошие. А таких сколько угодно найдете.

Директор. А как же муж? Вам придется разлучиться в таком случае... Да и позволит ли он?

Актер на роли любовников. Позволю, не беспокойтесь... Разрешаю и благословляю...

Танцовщица-босоножка (задетая за живое). Ему ведь до меня все равно, разве вы не знаете, что это за человек?

Актер на роли любовников. Очевидно, господин директор лучше меня знает. Да и все здесь, верно, кроме тебя, поняли, при каком условии я даю свое разрешение.

Директор. Как!., и вы меня покидаете?!.. (Хватается за голову с преувеличенным отчаянием, хотя и не без нарочито комического оттенка.)

Актер на роли любовников. Если я только пригожусь доктору Фреголи, какой же может быть вопрос...

Д-р Фреголи (пожимая ему руку). О, я на вас рассчитывал... я только ждал, чтоб вы откликнулись...

Актер на роли любовников (ему). Всем сердцем, милый доктор. Вы меня безумно заинтриговали... Мне любо все необычайное, и "Дон Кихот" моя настольная книга... Спросите у жены.

Танцовщица-босоножка. Это правда. (Любовно берет его под руку.)

Директор (д-ру Фреголи). Вы коршун, сударь. Да, да. Вы для меня злой коршун, таскающий из моего гнезда любимых птенцов...

Комик ему низко кланяется.

Не о вас говорят...

Смех среди окружающих.

Д-р Фреголи (улыбаясь). Но этот коршун прилетел сюда на крыльях любви и с вашего согласия.

Директор. Я был под гипнозом. Ей-богу, я словно был под гипнозом, давая коршуну свое согласие.

Режиссер. Потерянного не воротишь, господин директор. Лучше подумать, кем нам заменить уходящих... Можно вас отвлечь на минуточку?.. (Уводит директора под руку в глубину сцены налево.)

Нерон (идет вслед за ними). Что касается роли Виниция, вы можете быть спокойны, господин директор...

Нигидия идет также вслед за режиссером и директором вместе с другими артистами, несколько взволнованными как происшедшим, так и предстоящим перераспределением ролей.

Нигидия. Имейте в виду, что роль ассирийской невольницы...

Ее слова теряются среди гула актеров, которые обступили режиссера с директором, отмахивающихся от них, как от назойливых мух, в тщетной попытке уединения. На первом плане сцены и у авансцены остаются лишь д-р Фреголи, актер на роли любовников, танцовщица-босоножка и комик.

Танцовщица-босоножка (д-ру Фреголи, на фоне несколько утихшего гула голосов). К кому я должна поступить в услужение? Расскажите, в чем наши обязанности, наши роли. Я буду горничной, кухаркой, судомойкой?

Д-р Фреголи. Вы будете просто "веселой служанкой". (Ко всем.) Это очень скучный дом, господа, куда я вас приглашаю жильцами... и ваша первая задача -- позаботиться, чтобы он стал другим.

Актер на роли любовников. Что это за дом?

Д-р Фреголи. Я говорю о меблированных комнатах некоей Петровой Марьи Яковлевны, где требуется, так сказать, быстрая "театральная помощь". Один из жильцов уже пробовал повеситься. Дочь Марьи Яковлевны сохнет с каждым днем.

Комик. А в каких ролях должны мы выступить?

Д-р Фреголи. Я предлагаю вам роль доктора: смех, как известно, лучшее лекарство, а ваше амплуа -- "комик-гротеск", не правда ли? К тому же директор говорил мне, что вы военный фельдшер по образованию.

Комик. Какого же врача я должен разыгрывать: военного, штатского, по нервным заболеваниям или по женским болезням?

Д-р Фреголи. Я думаю, лучше всего военного врача в отставке. Практики, скажете, нет, пенсия маленькая. Вообще, прикиньтесь пришибленным судьбой, но далеко не унывающим. Каждый день по анекдоту за обедом, хорошо? -- это мы даже отметим в контракте. Я сообщу вам потом все подробности. (Актеру на роли любовников.) Вы же возьмете на себя роль Дон Жуана или, вернее, нежного Ромео в образе скромного агента по страхованию имуществ. Бедны, скромны, симпатичны и обольстительны для женского сердца...

Комик (актеру на роли любовников, иронически). Изображай самого себя, и баста.

Д-р Фреголи (продолжая обращение к актеру на роли любовников). Надо создать иллюзию влюбленного для дочки этой самой Марьи Яковлевны и стать товарищем ее жильца-студента, которому нужна моральная поддержка. (Беря за руку танцовщицу-босоножку и ее мужа.) Кокетливая болтовня миловидной служанки и сердечность товарища, перед которым не боишься высказаться, снедаемый тоской, излечат, надо думать, окончательно "убежденного самоубийцу". Как видите, роли нетрудные, но ответственные... Сам я возьму на себя роль благодушного резонера в образе представителя фабрики граммофонных пластинок. Отныне моя фамилия Шмит, господа, запомните.

Все улыбаются.

Танцовщица-босоножка. Скажите, господин Шмит...

Д-р Фреголи (подсказывает). Карл Иванович.

Танцовщица-босоножка (повторяет, улыбаясь). Карл Иванович, а почему на столь ответственные роли вы выбрали артистов захудалого провинциального театра, а не столичных, например, или...

Д-р Фреголи (мягкоперебивая). Сподвижники Великого Учителя не спрашивали его, почему Он искал их в Галилее, а не в Иерусалиме.

Актер на роли любовников. Знаете, доктор, с сегодняшнего дня я верю гадалкам. Ей-богу... А вы? Д-р Фреголи. Смотря какая гадалка.

Труппа во главе с директором и режиссером возвращается на сцену.

Директор (д-ру Фреголи). Ну что, договорились? не изменяете своего выбора?

Д-р Фреголи. Остается только подписать контракты.

Директор. В таком случае, пожалуйста ко мне в контору.

Д-р Фреголи (комику, актеру на роли любовников и его жене). Идемте, господа!

Директор, доктор Фреголи, комик, актер на роли любовников и танцовщица-босоножка уходят направо.

Режиссер (хлопая в ладоши). На места!.. Репетиция продолжается. Я беру на себя роль Лукана, Ганецкий -- Нерона, Степанов -- Виниция, Горский -- Вителия, а госпожа Шатрова -- ассирийской невольницы. Музыка! Начинайте.

Музыка играет; изображавший Лукана занимает место Нерона, игравший Нерона возлегает на месте Виниция, игравший Тигеллина -- на месте Виттелия, игравшая Нигидию становится на место танцовщицы-босоножки, а сам режиссер садится на место Лукана. Снова появляется раб с бутербродами на блюде, которые он снова то и дело тычет под нос Нерону и его сотрапезникам.

Нерон (бывший "Лукан", читая по тетрадке). Это и есть заложница, в которую влюбился Виниций?

Петроний. Да, цезарь, это она.

Нерон. Как зовут ее?

Петроний. Лигией.

Нерон. Виниций считает ее красивой?

Петроний. Да, но на твоем лице, несравненный знаток, я прочел уже приговор относительно нее: "слишком узка в бедрах". Нерон. Верно! слишком узка в бедрах.

Лигия (режиссеру, указывая на партер театра). Опять там какие-то посторонние. Не опустить ли лучше занавес?

Режиссер (встает и вглядывается в зрительный зал). Да уж, довольно мне публичных скандалов. (Кричит в кулисы.) Опустите занавес! (Садится на место Лукана.)

Поппея (шипит в сторону Лиши). Знает кошка, чье мясо съела, боится.

Режиссер (кричит). Занавес! Занавес.