Симон Сэдбери, кентерберийский архиепископ и канцлер Англии, был человек представительной наружности, которая еще более выигрывала от роскоши и великолепия его одежд. Его подрясник и далматика, а также обувь и перчатки были покрыты богатейшим шитьем из золота и белого шелка. Перчатки, сверх того, были украшены даже драгоценными камнями. Его голову покрывала шелковая шапочка.
Высокого роста, с преисполненным гордости выражением лица, архиепископ держал себя с большим достоинством. То был человек редкого ума, обладавший замечательно правильным суждением во всех делах, как церковных, так и светских. Симон Сэдбери пользовался большим влиянием на государственных советах в последнюю половину предшествовавшего царствования -- король Эдуард III очень дорожил его мнением.
Призванный на пост канцлера по вступлении на престол Ричарда II, он выполнял обязанности своей почетной должности с замечательным искусством и добросовестностью, что не мешало, однако, его врагам возводить на него бездоказательные обвинения.
Со времени своего вступления на архиепископский престол в 1374 году Симон Сэдбери много потрудился на благо Кентербери: он улучшил внутреннее устройство собора, расширил свой дворец, поправил приходившие в ветхость городские стены и построил новые ворота, которые остались памятником его деятельности.
Сэр Роберт Гэльс, гроссмейстер госпиталитов св. Иоанна {Госпиталиты, или иоанниты -- члены старейшего из духовно-рыцарских орденов, вызванных Крестовыми походами и поддерживавших Иерусалимское королевство. Он возник в 1099 году из госпиталей (гостиницы с больницами; от лат. hospes -- чужеземец, гость) для богомольцев, устроенных итальянскими купцами в честь Иоанна Милостивого. Внешним отличием госпиталитов от других подобных орденов был черный плащ с белым крестом. Глава их назывался великим мастером (фр. grand maotre, англ. Grand Master, или лорд св. Иоанна) или, по укоренившемуся потом немецкому произношению, гроссмейстером. Иоанниты были любимым орденом Пап, которые одаряли его многими привилегиями. Около 1300 г., когда пали владения христиан в Палестине, иоанниты переселились на о. Родос. В описываемое время они процветали особенно: по ходатайству Пап к ним перешло много сокровищ ордена храмовников, уничтоженного тогда французским королем.} и лорд-казначей, отличался крайне суровой наружностью. Редко кто видел хоть малейший проблеск улыбки на его строгом лице. Орлиный нос, черные проницательные глаза, желтый цвет лица, гладко выбритые щеки и черные, коротко подстриженные волосы -- вот каков был этот человек. Его шею охватывал широкий ворот, унизанный драгоценными каменьями. Он был облачен в длинную мантию черного бархата, с широкими рукавами, опушенными соболем. На голове его была черная бархатная шапочка без всяких украшений.
Когда архиепископ и лорд св. Иоанна приблизились медленной, величавой поступью, лорд-мэр и сэр Джон Филпот отступили в сторону, а Ричард спустился с помоста.
Почтительно склонив голову, король не подымал ее до тех пор, пока архиепископ не произнес над ним благословения. Затем он поблагодарил его милость, архиепископа и лорда-казначея за то, что они так поспешно явились на его приглашение.
-- Никогда еще мы не нуждались так в ваших мудрых и осторожных советах, как теперь, -- сказал король.
-- Я уже давно опасался этого взрыва, государь, -- сказал архиепископ. -- И все-таки он разразился над нами внезапно. Нам следовало быть лучше подготовленными, нас ведь немало предостерегали.
-- Совершенно верно, ваша милость, -- сказал король. -- Но на предостережения не было своевременно обращено внимания. Теперь же перед нами возникает вопрос: как лучше подавить мятеж? Пожалуйте сюда поближе, вы, мой лорд-мэр, и вы, сэр Джон Филпот. Мы желаем также воспользоваться вашими советами, сэр Симон Бурлей и сэр Евстахий Валлетор: вы также должны прийти нам на помощь.
С этими словами король возвратился на свое место. Архиепископ встал по правую от него руку, между тем как все остальные столпились у подножия помоста.
-- Ваше величество изволили спросить, как лучше подавить этот мятеж, -- сказал сэр Симон Бурлей. -- Это -- такой вопрос, на который, как я сильно опасаюсь, никто из нас не сможет дать удовлетворительный ответ. Минута для восстания была так хорошо выбрана, что оно застало нас совершенно врасплох. Наши войска находятся теперь в Бретани и в Испании; отозвать же наши силы с севера значило бы подвергать себя опасности немедленного вторжения врага из Шотландии. У нас едва хватит ратников для защиты Лондона. Как же мы можем при таком положении думать о нападении на мятежников?
-- Две тысячи человек могут быть хоть сейчас выставлены в лондонском Сити, -- сказал сэр Джон Филпот. -- И если его величество поручит мне команду над ними, я могу немедленно выступить против мятежников. Даю свою голову на отсечение, если мне не удастся рассеять эту мятежную шайку.
-- Ваше предложение очень нам нравится, сэр Джон, -- заметил Ричард. -- Что вы на это скажете, милорд лорд-мэр? Можете ли вы уделить две тысячи человек?
-- Нет, государь! -- отвечал сэр Уильям Вальворт. -- Половины, даже трети этого числа нельзя теперь взять. Как я уже докладывал вашему величеству, среди граждан есть много недовольных, эти враждебно настроенные лица не замедлят произвести бунт, если ратники, которые одни только сдерживают их теперь, будут выведены.
-- Вы совершенно правы, -- заметил сэр Симон Бурлей.
-- Вот если бы здесь был герцог Ланкастер! -- воскликнул сэр Роберт Гэльс.
-- Гораздо лучше, что он в Роксбурге! -- воскликнул Филпот. -- Если бы он был здесь, то скорее принял бы предводительство над мятежниками, нежели помог бы в их усмирении.
-- Вы клевещете на его милость! -- с негодованием воскликнул лорд-казначей. -- Если бы его милость был здесь, то вы никогда не посмели бы высказать против него такое обвинение!
-- Остаюсь при своих словах, -- неустрашимо объявил Филпот.
-- Это обвинение лживо! -- воскликнул Чосер, выступая вперед. -- Так же лживо, как и то, которое ты сейчас высказал против меня, будто я принимал участие в заговоре мятежников в Дартфорде.
-- У меня есть доказательства моих слов: вечером накануне взрыва вас видели совещающимся с главарем мятежников, -- возразил Филпот. -- Советую его величеству задержать вас в Тауэре до тех пор, пока не будет подавлен мятеж.
-- Охотно останусь пленником, если его величество питает какое-либо сомнение в моей верности трону.
-- Добрый мастер Чосер! Вы уже известны как горячий приверженец нашего дяди, -- заметил Ричард. -- Мы были бы очень рады видеть вас у нас в Тауэре, но не как пленника, а как гостя, вот почему вы отправитесь туда вместе с нами.
Чосер поклонился и отступил в сторону, но он не преминул кинуть угрожающий взгляд на сэра Джона Филпота.
-- Как я сожалею, что назначили этот злополучный подушный налог! -- заметил король. -- Он привел к самым несчастным последствиям.
-- Собственно, не этот налог вызвал взрыв, государь, хотя он и может показаться непосредственной его причиной, -- возразил архиепископ. -- Среди крестьян уже давно заметно было недовольство.
-- И у крестьян есть основательные поводы к недовольству, -- заметила принцесса. -- Однако коль скоро теперь выясняется, что у его величества нет войска, чтобы разбить мятежников, то не лучше ли будет начать с ними переговоры и исполнить их просьбы, если только, конечно, они не предъявят непомерных требований?
-- Ваше замечание, государыня, вполне основательно, -- прибавил архиепископ. -- Было бы очень полезно выслушать их требования, по крайней мере можно бы выиграть время.
-- Но не следует обольщать их призрачными надеждами, в противном случае они еще более озлобятся против нас, -- сказала принцесса.
-- Прежде чем его величество может дать какое-либо обещание мятежникам, он должен знать, чего именно они просят или, вернее, требуют, -- заметил лорд-казначей.
-- Совершенно верно -- согласилась принцесса. -- Но я нахожу, что королю следует встретить их в примирительном духе.
-- В своих переговорах с мятежниками его величество должен будет всецело руководствоваться их отношением к нему, -- сказал архиепископ. -- Возможно выказать благосклонное внимание на их просьбы и мольбы, но отнюдь не следует сдаваться на угрозы.
-- Никогда! -- воскликнул Ричард. -- Я скорее соглашусь умереть.
-- Я также не особенно сочувствую этим переговорам с мятежниками, -- заметил сэр Симон Бурлей. -- Но мне кажется, что иного выхода у нас нет.
-- Верно! Разумеется, мы должны или воевать с ними, или вступить в переговоры! -- воскликнул сэр Евстахий Валлетор. -- Что касается меня, то я подал бы голос за открытую борьбу...
-- Где они находятся теперь? -- спросил лорд-мэр.
-- Вчера еще они были в Кентербери, -- отвечал сэр Симон. -- Без сомнения, они находятся там и теперь, если только жители города не выгнали их.
-- Сильно опасаюсь, что горожане примут их сторону, -- сказал архиепископ. -- Многие из них так же ненадежны, как и те лондонские граждане, о которых упомянул лорд-мэр.
-- Мне очень грустно слышать это от вашей милости, -- заметила принцесса. -- Я думала, что город Кентербери так же предан трону, как и все остальные города Англии. Если же дело обстоит так, как ваша милость описываете, то я сильно опасаюсь, что мой сын, сэр Джон Голланд, и его молодые вельможи подвергнутся какой-либо опасности.
-- Разве вы оставили их там, государыня? -- спросил архиепископ.
-- Они вынуждены были искать убежище в городе, чтобы избежать встречи с мятежниками, -- отвечала она.
-- И с тех пор вы не имели о них известий?
-- Никаких, ваша милость.
-- Не беспокойтесь о них, государыня, -- заметил король. -- Сэр Джон Голланд уже возвратился. Вы можете видеть его и нескольких его спутников в конце залы, у дверей. Он, наверно, сообщит нам самые последние известия о мятежниках.
-- Я очень рада его видеть, признаюсь, я уже сильно тревожилась за него, -- сказала принцесса.
Минуту спустя сэр Джон Голланд уже приблизился к королевскому кружку. По жалкому состоянию его одежды видно было, что ему пришлось совершить долгий и трудный путь. Вот почему его появление возбудило тяжелое чувство тревоги у всех лиц, собравшихся около короля. Его сопровождал сэр Осберт Монтекют, имевший такой же изнуренный вид.