ЗАКЛИНАНИЕ

Королева и вновь вошедший любезно раскланялись, но карлик и его подруга кошачьей породы обнаружили недвусмысленные признаки неудовольствия вторжением Друида в их владения. Ощетинив шерсть, оскалив зубы и выгнув дугой спину, кошка, подобно бешеной ведьме, приготовилась встретить чужеземца зубами и когтями, а карлик, не менее взбешенный, осматривался вокруг в поисках какого-нибудь более грозного орудия. Однако же Друид, расположившись у ног своего хозяина, отнесся к этим проявлениям враждебности с равнодушием и презрением, не спуская своих блестящих глаз с астролога, в котором он, казалось, угадывал врага.

Прежде всего Екатерина спросила пришедшего, присутствовал ли он на королевском ужине. Получив утвердительный ответ, она продолжала свои расспросы.

-- И ваш противник также был там, не правда ли?

-- Он там был, ваше величество, -- отвечала маска.

-- Занимал ли он стул, который обыкновенно предназначается ему возле нашей дочери Маргариты? -- поспешила спросить Екатерина.

-- Кавалер Кричтон сидел рядом с королевой Наваррской, -- отвечала маска.

-- И она... она пила за его здоровье, обратили вы на это внимание, сеньор?

-- Я видел, что вино было налито, я слышал, как ваша дочь тихим голосом предложила выпить за здоровье Кричтона. Он поднес кубок к губам...

-- Ах! Слава Богородице! -- вскричала торжествующая Екатерина. -- Это вино принесет ему бессмертие. Руджиери, звезды обманули тебя, твой гороскоп неверен. Питье выпито, наш враг умер. Сеньор, вы желанный гость, вы принесли нам радостные известия, мы обещали вам, что вы узнаете дальнейшую судьбу Кричтона, когда встретитесь здесь с нами. Этот кубок...

-- Был отравлен, -- отвечала маска. -- Я это знаю, ваше величество.

-- Ах! Неужели его действие было так быстро? Так он умер?

-- Он жив.

-- Он жив?

-- Драгоценный камень его кольца вовремя предупредил об угрожающей опасности. Он не дотронулся до смертоносного питья.

-- Какая неудача! -- вскричала Екатерина. -- Но хотя отрава не сработала, двадцать кинжалов окружают Лувр, он не может миновать их.

-- Кричтон оставил Лувр и теперь в безопасности, -- отвечала маска. -- Он обманул бдительность ваших шпионов.

-- Вы видите, что моя наука не обманула меня, -- сказал тогда Руджиери, который, несмотря на провал всех замыслов, не мог удержать радости при этом мнимом торжестве его астрологических познаний. -- Мои опасения были не напрасны.

-- Замолчи! -- закричала королева-мать. -- Мы приглашали вас сюда, сеньор, для того, чтобы поговорить с вами о делах более важных, чем побег этого шотландца, и просим извинить нас, что пришлось так долго разговаривать с вами об этом. Мы не привыкли к поражениям. Матерь Божья! Нас бы нисколько не удивило, если бы этот баловень счастья, считая себя неуязвимым и кичась своей удачей, осмелился явиться сюда, чтобы постараться спасти джелозо, как он хвалился в присутствии всего двора нашего сына. Дай Бог, чтобы он привел в исполнение свое намерение. Но нет, даже и его смелость имеет пределы.

-- Ваши желания могут быть удовлетворены, ваше величество. Я не сомневаюсь, что Кричтон сдержит свое слово.

-- В эту же ночь?

-- Да, в эту же ночь.

-- Уверены ли вы, что он уже не пришел?

-- Сеньор!..

-- Ваше величество, этот вопрос совершенно уместен. Он знает, что вы мне назначили свидание, он ушел из Лувра точно в таком же костюме, как мой, он ускользнул от вашей стражи, он дал клятву, что попытается спасти джелозо. Почему же не поискать его здесь?

-- Вы забываете, сеньор, что лишь один человек владеет нашей перчаткой. Хотя ваш противник и имеет одинаковый с вами костюм, такую же маску, но без этого пропуска он не войдет в наш дворец.

-- Мой враг, ваше величество, снабжен предписанием короля, которое обязана уважить даже ваша стража, -- отвечала маска.

-- Как? Неужели это правда? -- вскричала Екатерина. -- И точно, мы этого не ожидали. Руджиери, кому поручена наружная охрана? Сколько у нас вооруженных людей? Я спрашиваю, кто на карауле внизу?

-- С полдюжины испытанных храбрецов, между ними испанец и один уроженец Анака, который сегодня вечером поступил на службу к вашему величеству. Они не побоятся пустить в дело стилет, и кроме того, этот шотландец нанес им обиду, требующую возмездия, так как они студенты университета.

-- Хорошо! Позови их ко мне.

Руджиери постучал ногой по паркету.

-- Ваше величество, -- сказала маска, -- я привык встречаться с моими противниками в открытом месте, шпага против шпаги. Я не могу хладнокровно видеть здесь убийство.

-- Убийство? -- повторила Екатерина с презрительной улыбкой. -- Так нельзя называть исполнение приказа королевы. Что же они не идут, Руджиери?

Едва произнесла она эти слова, как несколько темных фигур вошли через подъемную дверь, открытую карликом, и стали в молчании перед королевой. Между этими людьми находились два знакомых читателю человека -- испанский студент Каравайя и гигант Оборотень. Казалось, эти злодеи попали в свою природную стихию, и их угрюмые лица чрезвычайно соответствовали тому роду занятий, на которое они подряжались.

-- Станьте позади этих изваяний, -- сказала королева, с повелительным жестом обращаясь к мрачной группе, -- а тот, у которого самый надежный кинжал, пусть останется здесь.

-- Я прошу ваше величество удостоить меня этой чести, -- сказал Каравайя, -- мой кинжал никогда не изменял мне.

-- Постарайся нанести удар, более верный, чем тот, который был направлен сегодня утром в ту же самую грудь, в грудь кавалера Кричтона.

-- Так мне придется иметь дело с Кричтоном, ваше величество?.. -- вскричал Каравайя.

-- Молчи и делай, что тебе приказывают, -- повелительно сказала Екатерина.

Каравайя вынул кинжал и занял указанное ему королевой место.

-- Я полагаю, что теперь он не ускользнет от нас, -- с торжеством воскликнула Екатерина.

-- Возможно ли, ваше величество, чтобы вы могли равнодушно присутствовать при этом убийстве?

-- Вы сами будете свидетелем нашего спокойствия, вы нас еще не знаете, сеньор.

-- Я слышу шаги, -- сказал Руджиери, -- это идет он.

-- Готов ли ты? -- спросила королева у испанца.

-- Мой кинжал жаждет упиться его кровью, -- отвечал Каравайя. -- Я вижу, что под сводами нижнего прохода промелькнуло домино, но это не Кричтон, этот человек -- под маской.

-- Молчи, глупец, это он!

-- Ваше величество! -- вскричала с решительностью маска. -- Это убийство не свершится, пока я здесь.

-- Не думаете ли вы защищать вашего врага? -- сказала, посмеиваясь, Екатерина. -- Итальянец говорит о прощении!

-- Я не прошу ваше величество помиловать Кричтона, я очень хорошо вижу, что вы неумолимы. Но только прошу вас отсрочить его смерть до тех пор, пока вы не сведете нас вместе. Прикажите схватить его и позвольте ему объясниться. Но не велите убивать, пока я не сниму маску.

Ужасная улыбка промелькнула на лице Екатерины.

-- Если бы вы на коленях умоляли меня об этой милости, если бы от этого зависело мое вечное спасение, то и тогда я не отложила бы ни на секунду моего возмездия. Поняли вы меня, сеньор?

-- Совершенно! -- отвечала маска, с решимостью кладя руку на эфес шпаги.

Воцарилось глубокое молчание, все притаили дыхание. Было что-то страшное в этом убийстве, которого ожидали ежеминутно, и сердца присутствующих были тронуты ужасом. Синеватое лицо Руджиери стало бледнее лица мертвеца.

Одна Екатерина не поддалась этой человеческой слабости. На ее лице сияло торжественное выражение, она внимательно прислушивалась к приближающимся шагам. Шум стал явственнее, и вскоре черное перо показалось из подъемной двери.

Екатерина подала знак испанцу, он поднял кинжал и отступил назад, чтобы нанести более верный удар. Вновь прибывший, медленно поднявшись, испустил крик удивления, когда взор его упал на Екатерину и ее собеседников. В эту минуту при свете лампы блеснуло орудие испанца, но удара не последовало. Его рука была внезапно остановлена клыками Друида. Кинжал упал на пол. Вновь прибывший, костюм и маска которого были совершенно такие же, как у Кричтона, вздрогнул, оглядываясь вокруг с нерешительностью.

-- Спасайтесь! -- закричал ему Кричтон. -- Ваши замыслы разрушены, ваша хитрость открыта, вашей жизни угрожает опасность. Спасайтесь!

-- Мои люди могут меня услышать, -- отвечала маска, поднося к губам свисток.

Но не успел еще прозвучать свист, как подъемная дверь закрылась с глухим звуком под его ногами. Карлик внезапно повернул пружину и задвинул засов.

Екатерина встала, устремив проницательный взор на человека в маске.

-- Минуту тому назад мы говорили вам, сеньор, что вы нас мало знаете. Берегитесь, чтобы не пришлось слишком дорого заплатить за это познание. Мы прощаем вам ваше безрассудство из уважения к вашей молодости, но поостерегитесь еще раз возбудить наше негодование. Пословица говорит, что оскорбляющий чертит на песке, а оскорбленный на мраморе. Наша вражда начертана на алмазе. Этот человек оскорбил нас, и, клянусь именем моего отца, он умрет.

-- Что все это значит, ваше величество? -- спросила маска голосом, до того похожим на голос ранее пришедшего кавалера, что даже самое чуткое ухо не смогло бы уловить разницы и что даже сама Екатерина вздрогнула.

-- Именем Богородицы всех скорбящих! -- вскричала королева, обращаясь к первому из пришедших. -- Если бы я не была уверена в вашей подлинности, то не знала бы, что и думать. Удивительный маскарад.

-- С моей стороны нет никакого обмана, -- отвечала маска надменным голосом. -- Ваше величество поддается хитрости другого.

-- Хотя вы и держите себя очень надменно, мессир, -- отвечала королева, -- но ваша самоуверенность вам ничуть не поможет. Сорвите с него маску.

По этому приказу королевы солдаты, предводительствуемые Оборотнем, выскочили из засады.

-- А! Именем Святого Антуана, назад! -- закричала маска, с решительностью занимая оборонительное положение. -- Я убью первого, кто подойдет!

-- О! Вы отказываетесь снять маску? -- сказала королева. -- Вы сами зачитали свой приговор, мессир.

-- Перед вами, ваше величество, я не откажусь обнаружить свои черты, -- возразила маска, -- но в присутствии этих грубых солдат -- никогда! Вы забываете, к кому обращено ваше оскорбление.

-- Нет! Клянусь Богом, мы этого не забыли, -- отвечала Екатерина. -- Мы обвиняем того, кто осмелился открыто обнаружить неуважение к нашей власти, кто грозился вырвать из наших рук молодую девушку, которую мы держим в заключении, и сам предложил свою голову как ставку в этой борьбе. Он потерпел неудачу и, конечно, не может ждать от нас помилования.

-- Но это слова Кричтона, ваше величество!

-- А вы и отказываетесь открыть нам лицо Кричтона.

-- Ну так прикажите вашим людям сорвать маску с того кавалера, что стоит рядом с вами.

-- Дерзкий! -- вскричала королева. -- Мы попусту теряем время. Берите этого человека, убейте его, а потом будет достаточно времени рассмотреть его лицо.

-- Остановитесь, разбойники! -- вскричал первый из незнакомцев в масках, вынимая шпагу и становясь между вновь прибывшим и нападающими. -- Остановитесь, или...

-- Да падет ваша кровь на вашу же голову! -- вскричала с гневом королева. -- Я вас предупредила.

-- Только с одним условием, ваше величество, соглашусь я вложить шпагу в ножны, -- сказала маска.

-- Если это условие -- жизнь Кричтона, то вы напрасно будете выдвигать его, -- отвечала Екатерина.

-- Я не требую жизни Кричтона, я прошу только отложить ваше возмездие. Дозвольте мне переговорить несколько минут с вашим величеством и прикажите этим людям, чтобы они только тогда пустили в ход оружие, когда я сниму маску.

-- Да будет по-вашему, -- отвечала Екатерина. По знаку королевы человек в маске был обезоружен и арестован Оборотнем и его шайкой прежде, чем смог оказать какое-либо сопротивление. Его руки были связаны кожаным поясом одного из солдат. Во время этого события Каравайя насилу вырвался от Друида, оставив в его зубах клочья своей одежды и кожи. Бормоча проклятия, он со стыдом возвратился к своим товарищам.

-- Выслушайте меня, ваше величество, -- с яростью вскричала маска, с трудом в бешенстве выговаривая слова. -- Повторяю вам, вы поддались гнусному обману. Прикажите, чтобы обе маски были сняты в одно время, и вы рассудите нас.

-- Что касается этого, мы намерены поступать так, как нам заблагорассудится, мессир, -- отвечала Екатерина. -- Слуги, отведите его в караульную. Наблюдайте, чтобы не вошли его приверженцы, а если будет сделана попытка освободить его, то действуйте, не ожидая нашего приказа.

-- Мы понимаем, ваше величество, -- сказал Оборотень грубым голосом, сгибая свое огромное туловище перед королевой.

Мы должны заметить, что гигант был выбран этой шайкой в предводители -- так легко подчиняется чернь грубой физической силе.

-- Вы ничего более не прикажете, ваше величество? -- спросил он с новым поклоном.

-- Я надеюсь, -- вмешалась первая маска, -- что ваше величество прикажет обращаться с вашим пленником с вежливостью и уважением, которых он заслуживает в качестве честного и достойного рыцаря. Вы дали мне обещание, что он не подвергнется опасности до тех пор, пока я не сниму маски, но я скорее соглашусь снять ее тотчас, чем подвергать благородного дворянина грубым оскорблениям шайки негодяев, и если бы я был на его месте, то охотнее подставил бы свою грудь под их кинжалы, чем стал бы переносить подобные оскорбления.

-- Я не вижу причины оказывать уважение тому, кто сам не уважает нас, сеньор, -- отвечала Екатерина насмешливым тоном, -- но я исполню ваше желание. Уведите пленника, -- продолжала она, обращаясь к Оборотню. -- Обходитесь с ним с уважением, совместив его с бдительным надзором. Он хорошо сделает, употребив несколько минут отсрочки, которую мы ему даруем, на приготовление к загробной жизни, которая так близка от него. Наблюдайте за ним строго, вы мне отвечаете за него своей жизнью.

-- Ваше величество, -- снова воскликнула маска, -- клянусь спасением души, вы обманываетесь.

-- Уведите его! -- вскричала королева.

И маска, не успев произнести ни одного слова, была спущена в тайник, железная дверь которого тотчас закрылась.

Карлик выразил свое удовлетворение множеством прыжков. Екатерина захлопала в ладоши, как она это обыкновенно делала, когда была очень довольна, и, обращаясь к кавалеру, сказала ему с любезной улыбкой:

-- Теперь мы коснемся темы, очень близкой вашему сердцу, сеньор, и поговорим о той, которую этот бедный Кричтон надеялся освободить, то есть о джелозо. Может быть, вы желаете ее видеть?

-- Я ради этого и пришел сюда, -- прозвучал ответ. Королева сделала знак Руджиери. В сопровождении своего карлика астролог направился к части комнаты, задернутой занавесками. Там он принялся чертить на паркете линии, между тем как его товарищ поджигал в жаровне дрова из разных экзотических деревьев, на которые время от времени бросал какой-то благовонный порошок. Комната тотчас же наполнилась облаком дыма.

-- Неужели прежде, чем она придет, нужно исполнять какой-нибудь магический обряд? -- спросил с нетерпением человек в маске.

-- Разве я не говорил вам, что тут есть колдовство, против которого требуются заклинания? Эта молодая девушка находится под влиянием невидимых, но могущественных существ, над которыми эти чары всесильны. Мало того, что вы ее увидите, вы также узнаете, с помощью какого колдовства поработила она вашу душу на такое продолжительное время.

-- Не требуется заклинаний, чтобы открыть тайну этого очарования, -- отвечал с нетерпением наш влюбленный. -- Та, которая блеском глаз затмевает звезду Альдебарана, которая своими воздушными формами не уступит самой сильфиде Аглае, -- та не нуждается в колдовстве, чтобы увлечь сердце любовника. Я без твоей помощи знаю источник очарования.

-- Можете ли вы точно так же угадать причину отвращения, которое она питает к вам, благородный сеньор? Можете ли вы сказать, чье влияние дает ей силу противиться вашему страстному обожанию?

-- Влияние, против которого бессильны наука и волшебство, -- как человеческое, так и сверхъестественное, -- влияние добродетели, -- отвечал кавалер.

-- Ба! -- вскричал Руджиери, пожимая с презрением плечами, -- честь мужчины и верность женщины, подобно драгоценностям, украшающим одежду, очень красивы на словах, но в действительности очень мало приносят пользы тому, кто ими владеет. Я не понимаю, какая выгода в подобных, служащих только для украшения, качествах, и не очень-то верю в их существование. Но во всяком случае, в отвращении, которое эта молодая девушка питает к вам, сеньор, нет и следа добродетели. Она предпочитает вам другого и, кроме того, находится под влиянием талисмана, который я снял у нее с шеи сегодня утром. Возьмите этот ключ, сеньор, он был погружен мною в любовный напиток, до того действенный, что не замедлит привлечь ее любовь к тому, кто будет его носить. Скоро вы замените в ее сердце Кричтона.

Собеседник взял ключ и стал внимательно рассматривать искусную работу. А Руджиери удалился, чтобы снова приняться за свои таинственные обряды.

-- Пока наш астролог занят своими окуриваниями, -- сказала Екатерина, принимая доверчивый тон, -- вы узнаете тайну, которую мы желаем вам сообщить и которая, как мы уже говорили вам, непосредственно вас касается.

-- Тайна, относящаяся ко мне, ваше величество? -- спросил кавалер, глаза которого все время были устремлены на золотой ключик в его руке. -- Касается ли она в каком-либо отношении джелозо?

-- Клянусь Богородицей! -- воскликнула с презрением Екатерина. -- Кажется, Руджиери не ошибся, утверждая, что эта девчонка вас приворожила. Она постоянно у вас в мыслях. Но неужели вы думаете, мой прекрасный влюбленный, что она успела отуманить своими чарами и нашу голову до того, что мы станем заниматься делами актрис?

-- Простите меня, но я думал, что вы сделали какое-либо открытие относительно происхождения этой молодой девушки. На этом ключе есть надпись, из которой я извлек кое-что, относящееся к ней.

-- В самом деле? -- сказала Екатерина. -- Что же узнали вы из этой надписи?

-- Что она дочь одной дамы из Мантуи, принадлежавшей к высшему кругу, имя ее Джиневра.

-- Как вы узнали это, благородный сеньор? -- спросил астролог, тревожно оборачиваясь к нему.

-- Посредством этого ключа, на котором под действием сильной кислоты, в которую ты погрузил его, проступили начертанные на нем слова: Джиневра, дочь Джиневры Малатеста, Мантуа.

-- Боже мой! -- вскричал астролог, весь дрожа так, как будто он увидел привидение.

-- Что с вами? -- спросила королева.

-- Ничего, государыня, ничего, -- пролепетал Руджиери, желая, как казалось, скрыть то волнение, которое было вызвано открытием, произведенным кавалером. -- Но ведь есть еще что-нибудь. Нет ли еще чего-нибудь, благородный сеньор? Дайте мне этот ключ, для чего я выпустил его из рук?

-- Разве он послужил бы тебе? -- сказала с презрением Екатерина. -- Твоя наука, которой ты чванился, не помогла тебе открыть эти сокровенные знаки. Но что же означают эти мистические буквы и это изображение? Можете ли вы разобраться в этой новой тайне, сеньор?

-- Изображение представляет планету Сатурн, под властью которой находится, по мнению последователей сокровенных наук, металл, из которого сделан этот ключ. Эти буквы -- кабалистические, сходные с буквами иудейской Книги Чисел. Если их подобрать, то слагается изречение, которое можно перевести так:

Золото! Отправившее жизнь отца,

Золото! Обесчестившее мать,

Золото! Служи для их дочери охраной ее чести,

Предохрани ее сердце от огня и меча,

От всякого невоздержанного желания,

От отца, покинутого небом.

-- Странная надпись! -- вскричала Екатерина. -- Клянусь честью, сеньор, вы обнаружили немало искусства, разобрав ее. Мы сомневаемся, что наш пленник Кричтон, про которого говорят, что он не менее Пика де Мирандоля сведущ в таинствах кабалистики, мог искуснее истолковать ее. Но любовь прозорлива.

-- Позвольте мне взглянуть на эту надпись, благородный сеньор, -- сказал Руджиери, дрожа от волнения. -- Я бы хотел собственными глазами исследовать эти буквы.

-- Не теперь, не теперь, -- прервала его Екатерина решительным голосом. -- И без того эти пустяки слишком долго мешали нам приступить к переговорам. Какое тебе дело, кто был отцом или матерью этой молодой девушки?

-- Напротив, мне очень нужно это знать! -- вскричал астролог. Но вдруг, одумавшись, прибавил: -- Мои чары были бы сильнее, если бы я знал это.

-- Ясно, что ты не понимал ни значения, ни свойства этих букв, -- отвечала королева. -- Теперь же принимайся за дело без лишних проволочек.

Руджиери, видя, что сопротивление бесполезно, медленно удалился, бросив взгляд, исполненный нежности, на амулет, который он так безрассудно уступил другому и который, казалось, перейдя в другие руки, приобрел в его глазах гораздо больше смысла.

-- Ваше величество желает сообщить мне что-нибудь? -- сказал кавалер после ухода астролога. -- Вы позволите мне напомнить об этом?

-- Мы должны сообщить вам тайну, не менее необыкновенную, чем та, которую вы только что случайно открыли, -- сказала королева. -- Но прежде, чем объявить вам нашу тайну, мы желаем осведомиться, заметили ли вы между красавицами, наполнявшими в эту ночь Лувр, одну, занимавшую первое место среди наших фрейлин, которая была некоторое время предметом внимания короля, нашего сына?

-- Ваше величество говорит о девице Эклермонде? -- спросил с трепетом кавалер. -- Возможно ли, чтобы ваше сообщение относилось к ней?

-- Мое открытие касается Эклермонды, сеньор, -- отвечала королева. -- Вероятно, вы уже слышали, что с ее рождением связана тайна.

-- Я узнал из придворных слухов, что Эклермонда сирота, что она происходит из дворянской гугенотской фамилии, но что ее имя старательно скрывается по вашему приказу даже от нее самой.

-- Я вижу, что слух, распространенный по моему приказу, достиг и ваших ушей, -- продолжала Екатерина. -- Эта история не лишена справедливости. Эклермонда -- дочь главы гугенотской партии, и этот глава -- Людовик I Бурбон, принц Конде.

С минуту кавалер, казалось, был сражен изумлением. У него вырвалось только одно удивленное восклицание, и потом он погрузился в глубокое молчание, ошеломленный известием, сообщенным ему королевой. Екатерина не сводила с него глаз.

-- Наше открытие возбуждает ваше удивление, -- сказала она. -- Эклермонда происходит из дома, не менее знаменитого, чем ваш дом.

-- И точно, это известие несказанно удивило меня, ваше величество, -- проговорил человек в маске. -- Эклермонда, принцесса Конде! Возможно ли это?

-- Посмотрите эти бумаги, подтверждающие ее происхождение, -- отвечала Екатерина, кладя перед кавалером пакет, переданный ей Руджиери. -- Прочитайте эту депешу Таванна, который завладел принцессой, когда она была еще ребенком. Прочитайте эти инструкции кардинала Лоренского, это показание солдата, который ее взял, это свидетельство той особы, на попечение которой она была отдана, и наши собственные письма, относящиеся к этому времени. Просмотрите эти документы, и вы будете вполне убеждены в истинности наших слов.

Кавалер взял дрожащей рукой пакет и поспешно прочитал бумаги.

-- Я убежден, ваше величество, -- сказал он, окончив чтение. -- И вероятно, тайна происхождения принцессы неизвестна принцу, ее брату?

-- Генрих Бурбон думает, что его сестра погибла в детстве, -- отвечала королева. -- Мы расскажем вам вкратце, каким образом принцесса попала в наши руки, и вы увидите, что предположения ее брата были не лишены оснований. В то время как Людовик Бурбон бежал из Нуаэ в Ла-Рошель, солдаты, находившиеся в засаде по нашему приказанию в горных проходах близ Сансерра с целью отрезать беглецам отступление, настигли носилки, в которых помещалась принцесса с обоими детьми, и совершили на них нападение. Каким-то чудом принцесса с сыном спаслась, но прелестная девочка, только что отнятая от груди, была захвачена торжествующими солдатами. Конде во главе своих воинов напрасно употреблял все свои усилия, чтобы отбить похищенного ребенка. Он делал такие отчаянные усилия, что пришлось прибегнуть к хитрости, чтобы остановить его. Ребенок, отнятый у кого-то из его свиты, был брошен под ноги его лошади. Обманутый криками своих противников, думая, что против воли он содействовал смерти дочери, принц в отчаянии направил все свое внимание на спасение жены и сына, с которыми и успел бежать. С этого дня и до того времени, как его кровь обагрила поле битвы при Жарнаке, Конде не знал, что его дочь жива. Для него она как бы не существовала.

Глубокий вздох вырвался из груди кавалера, когда Екатерина на минуту остановилась, чтобы увидеть, какое впечатление произвел ее рассказ. Вероятно, вполне удовлетворенная, она продолжала:

-- Месяц спустя после описанного мной происшествия прелестный белокурый ребенок был принесен к нам в Лувр посланцем от Таванна. "Молодая косуля захвачена, -- писал маршал в своем письме, которое лежит перед вами, -- но олень увернулся от нас". По совету кардинала де Лоррена, самого мудрого и прозорливого из советников, принцесса была воспитана в полном уединении и неведении о своем сане. Также по совету кардинала, причины которого подробно объяснены в этих бумагах, она была воспитана в правилах кальвинизма, исповедуемого ее семейством. Не так давно, чтобы успешнее скрыть наши намерения, мы дали ей понять, что предназначаем ее для монастыря, и с удовольствием увидели действие, произведенное этим известием. Минута, предвиденная мудрым кардиналом, настала. Заговор принца Анжуйского созрел. Надо привлечь гугенотов. В Эклермонде мы имеем верное средство обеспечить за нами содействие их предводителя. В ней мы имеем залог верности Конде, если он присоединится к нам. Через нее мы можем парализовать все его усилия, если он пойдет против нас.

-- Этот план очень хитер и ловок, ваше величество, -- отвечал кавалер, с усилием сдерживавший свое негодование, слушая последнюю часть рассказа королевы. -- План достоин Макиавелли, а известно, что кардинал де Лоррен был его ревностным последователем. Но позвольте спросить вас, полагаете ли вы возвратить принцессу ее брату? И кроме того, что побудило ваше величество доверить мне такую важную тайну, как тайна рождения принцессы?

-- Ваши вопросы довольно щекотливы, сеньор, -- отвечала Екатерина с легким оттенком неудовольствия, -- но, несмотря на это, мы ответим на них так же свободно, как вы их нам предложили. Ваш союз с принцем Анжуйским, ваша преданность нам делают вас достойным нашего доверия, и мы не намерены лишать вас его. Вы тотчас узнаете, почему мы сообщили вам дорогую для нас тайну рождения Эклермонды. Сначала мы ответим на ваш первый вопрос. Мы не имеем намерения отдавать принцессу ее брату, пока не будет достигнута цель, ради которой мы удерживали Эклермонду. Мы имеем на нее еще другие виды. Одним словом, нам предстоит еще выдать ее замуж согласно нашим целям.

Кавалер вздрогнул.

-- Как? -- вскричал он со сдержанным гневом. -- Неужели ваше величество пожелает воспользоваться властью, которой вы обладаете над судьбой этой принцессы, для того, чтобы отдать ее руку без согласия ее брата Генриха Бурбона и даже помимо его воли?

-- Без согласия ее брата и даже без ее собственного, -- отвечала Екатерина. -- Не думаете ли вы, что одобрение принца Конде необходимо для утверждения союза, решенного Екатериной Медичи? Мы отдадим ее тому, кто нам окажет наибольшие услуги, а не тому, кто придется по вкусу ей или Генриху Бурбону. Выбор этого последнего может пасть на кого-либо из враждебных нам предводителей протестантской партии, между тем как она, если бы вздумали считаться с ее желанием, высказывалась бы, вероятно, в пользу этого молодого заносчивого шотландского искателя приключений, жизнь которого зависит теперь от одного нашего слова и который, как нам передавал Руджиери, уже осмелился ухаживать за ней.

-- Это потому, ваше величество, что ему не был известен сан принцессы, -- отвечал кавалер. -- Как ни велико честолюбие Кричтона, я не могу допустить, что, зная о высоком происхождении Эклермонды, он осмелится добиваться ее руки.

-- Он уже добивался благосклонности нашей дочери Маргариты Валуа, а тот, кто так высоко парит в амурных делах, не удовольствуется в любви порханьем по земле. Вы не понимаете характера этого шотландца, сеньор. Мы его лучше знаем. Его господствующая страсть -- честолюбие. Он во всем стремится к превосходству, и если бы мы освободили его из заключения и открыли ему тайну, которую мы вам сообщили, первым его делом было бы начать еще с большей настойчивостью ухаживать за принцессой.

-- В этом отношении, я уверен, ваше величество, что вы несправедливы к нему.

-- Как бы то ни было, -- сказала Екатерина, -- мы ему не предоставим такого случая. Кричтон принадлежит к числу тех людей, которых следует уничтожить, пока они еще не достигли известной высоты. Возвысить его -- значило бы подвергать опасности нашу собственную власть. Генрихом, как вы сами знаете, управляют его любимцы, а любимцами управляет теперь Кричтон. Его ум, его храбрость, его разнообразные и необычайные таланты уже предоставили ему неограниченное влияние при дворе, который так легко ослепить подобными качествами.

-- И это единственные недостатки, в которых вы упрекаете Кричтона? -- спросил кавалер.

-- Нет, -- отвечала Екатерина, -- есть еще один, важнее всех прочих.

-- Умоляю ваше величество назвать его.

-- Он неподкупной честности, -- сказала Екатерина. -- Если бы он не был таков, то мог бы служить нам самым подходящим для наших намерений орудием, но теперь он составляет для нас препятствие.

-- Которое будет скоро устранено, -- важно отвечал кавалер. -- Позвольте переменить предмет нашего разговора и возвратиться снова к той, о которой говорили первоначально.

-- К принцессе Конде? -- отвечала Екатерина. -- Да, вы правы, вы видели ее сегодня вечером в Лувре, сеньор, и мне было бы приятно узнать ваше мнение о ее наружности. Как вы находите, может ли ее красота выдержать сравнение с красотой наших итальянских дам? Что вы об этом думаете?

-- Она не имеет себе равной ни в Италии, ни в другом месте, -- отвечал со вздохом кавалер.

Екатерина улыбнулась.

-- Мария Стюарт, -- сказала она, -- на которую так похожа Эклермонда, в полном блеске юности и красоты -- в ту пору, когда стены Лувра оглашались вздохами ее бесчисленных обожателей, когда все рыцарство Европы спешило ко двору Франции, чтобы добиться одной ее благосклонной улыбки, не была так прекрасна, как Эклермонда.

-- Я охотно этому верю, -- отвечал с грустью кавалер. -- Я сам видел несчастную королеву Шотландии, и ее красота, как она ни удивительна, никогда бы не могла сравняться с красотой Эклермонды.

Екатерина снова улыбнулась и весело продолжала разговор:

-- Она безусловно прелестна, так прелестна, что если бы принц Анжуйский получил отказ -- что очень возможно -- от этой кокетки, нашей сестры, как мы ее называем из уважения к ее летам и ее королевскому сану, от Елизаветы Английской, мы были бы готовы утешить его в этом разочаровании, отдав ему руку самой прекрасной принцессы нашего времени. Ее красота вознаградит его за неудавшуюся попытку обрести могущество. Что вы на это скажете, сеньор?

-- Умоляю вас, сударыня, не требуйте от меня ответа на этот вопрос, -- сказал кавалер смущенным голосом, -- и чистосердечно признаюсь вам, что если предметом нашего разговора должен служить союз принца Анжуйского с Эклермондой, то я, принимая сам глубокое участие в судьбе этой прекрасной принцессы, не в состоянии высказать беспристрастного мнения о том, благоразумен или нет этот союз, и вынужден, с вашего позволения, устраниться от дальнейшего разговора на эту тему. По своей красоте Эклермонда достойна руки какого угодно принца в Европе, на долю которого выпало бы это счастье.

-- Это ваше мнение, сеньор? -- весело сказала Екатерина. -- Что сказали бы вы, если бы мы изменили сан и имя будущего супруга? Что сказали бы вы, если бы мы заменили Франциска Валуа Винцентом Гонзаго, принцем Мантуи? Более нравится вам этот союз или нет?

-- Ваше величество, -- пролепетал кавалер.

-- Хорошо ли мы угадали вашу сокровенную мысль? Разве вы не любите эту молодую девушку?

-- Более жизни.

-- В таком случае она ваша, мы ее вам отдаем и кроме того, дадим ей такое приданое, какое не в состоянии дать фамилии д'Эст или Фарнези.

Глубокий вздох был единственным ответом кавалера. Истолковав его молчание согласно своему желанию, королева продолжала:

-- Помогите нам советом и делом возвести принца Анжуйского на престол его брата, и Эклермонда послужит вам наградой.

-- Итак, -- с горечью отвечал кавалер, -- самая благородная кровь Франции будет служить наградой измене.

-- Мне странно слышать от вас подобные слова, принц, -- отвечала Екатерина. -- Неужели мы в вас ошиблись? Неужели мы вскормили тайного врага? Неужели вы обманывали нас и в своих депешах, и в этих письмах? Отвечайте нам, сеньор Винцент. С кем говорим мы? С союзником принца Анжуйского или с тайным другом Генриха? С другом принца, стремящегося к власти, или с орудием монарха, близкого к падению?

-- Вы говорите с человеком, который думает, действует и говорит свободно, без страха, сударыня, с человеком, который добивается почестей честными средствами, и рука которого отвергла бы скипетр Франции, если бы его надо было добыть ценой измены. Ваш заговор против Генриха, ваше величество, какое бы название вы ни придавали ему, все-таки есть измена.

-- Мы не будем ссориться с вами из-за терминов, принц, -- холодно сказала Екатерина. -- В наших глазах слова -- средство, прикрывающее ложь, и чем человек честнее, тем менее мы его опасаемся. И поэтому вы можете сколько вам угодно называть наш заговор изменой -- пока будете исполнять в нем роль главного злодея. Но довольно об этом. Вы говорите, что любите принцессу Конде. Поддержите принца Анжуйского в его предательских замыслах, как вам угодно их называть. Возведите его на престол, и она послужит наградой за оказанные вами услуги.

Екатерина остановилась, устремив в ожидании ответа свой орлиный взор на кавалера. Но он молчал. Хотя и казался сильно взволнованным.

-- Что означает это молчание? -- гневно вскричала, вставая, королева. -- Вы не принимаете нашего предложения?

-- Я не могу принять его, ваше величество.

-- Что?

-- К несчастью, существует препятствие...

-- Ваша страсть к этой девчонке, этой джелозо, не так ли? Клянусь Богородицей, здесь есть колдовство. Руджиери, тебе пора приступить к заклинаниям, надо рассеять ее чары. Принц, -- продолжала она строгим голосом, -- обдумайте наше предложение. Мы будем ожидать ваш ответ до завтрашнего утра. До тех пор храните переданную нами тайну в сокровеннейших изгибах вашего сердца. Не доверяйте ее даже вашему духовнику. Вы теперь догадываетесь, ради чего мы пригласили вас на это свидание и сообщили вам тайну рождения Эклермонды. Мы прочитали эти бумаги, свидетельствующие о ее знаменитом происхождении. Вы убедились, что она дочь Генриха Бурбона. Теперь положим эти бумаги на хранение в эту шкатулку. Сказав это, Екатерина протянула руку за бумагами.

-- Умоляю вас, сударыня, подождите одну минуту, -- отвечал кавалер, удерживая бумаги и снова жадно пробегая их содержание.

-- Вы можете прочитать их завтра на свободе, -- возразила королева, -- сегодня же займитесь той, которой вы так интересуетесь.

В эту минуту, прежде чем Екатерина успела взять обратно пакет с бумагами, комната погрузилась во мрак. Карлик, приблизившись к ним незаметно ползком, по знаку Руджиери внезапно загасил лампу, висевшую над их головами.

-- Дайте письма, -- сказала Екатерина настоятельным голосом, и в ту же минуту кавалер положил ей в руку бумаги, которые она приняла за свой пакет.

Вдруг неизвестно откуда послышалась тихая, печальная музыка, и нежное освежающее благоухание разлилось по всей комнате. Под влиянием этого благоухания присутствующие почувствовали какую-то приятную истому, против влияния которой невозможно было бороться.

Сквозь густое облако дыма, наполнявшее комнату, невозможно было ничего различить, кроме красного огня жаровни. Музыка постепенно замирала в воздухе и наконец совсем замолкла. Тогда астролог произнес громким голосом свое заклинание и подошел к жаровне.

Послышался шипящий звук, подобный тому, который производит жидкость, налитая на горячие угли. Новые клубы дыма, сквозь которые мелькали яркие искры, поднялись к потолку комнаты. Руджиери, шепча непонятные слова, продолжал свои заклинания.

Одну минуту в комнате царствовал такой непроницаемый мрак, что даже не было возможности различить красноватое пламя жаровни. Вновь раздалась музыка, еще тише и печальнее прежнего. Ослепительная полоса света прорезала воздух и остановилась возле астролога. Тогда все увидели женскую фигуру в светлой и почти прозрачной одежде, держащую в руке меч, от которого и исходил этот яркий свет. Эта женщина, насколько можно было видеть сквозь облако дыма, была сверхъестественной красоты. В правой руке призрак держал огненный меч, о котором мы говорили, в левой -- маленький хрустальный флакон. Пропев несколько строк на неизвестном языке, призрак отдал пузырек астрологу. Руджиери почтительно принял этот подарок, голубоватое пламя, исходившее от меча, внезапно исчезло, точно погашенное, а вместе с ним исчез и призрак. Пламя жаровни опять разгорелось, и Руджиери снова приступил к своим таинственным обрядам. По знаку своего господина Эльберих принес тяжелую книгу в черном кожаном переплете с медными застежками.

Временами Руджиери брал из корзины травы или корни, которые бросал на жаровню, где они трещали и дымились, а иногда и воспламенялись. Казалось, все соединилось, чтобы придать фантастический характер этому обряду. Карлик прыгал, кошка шипела, Друид глухо и протяжно выл, а хриплый, прерывистый и почти задыхающийся от дыма голос Руджиери покрывал все эти звуки.

Затем астролог начертал своим жезлом какие-то изображения на пакете и прочитал громким голосом какое-то мистическое изречение. После этого он закрыл книгу и снова продолжал заклинание, которое окончилось вызыванием колдуньи.

Не успел он произнести последних слов, как послышался шум, и отвратительная фигура колдуньи предстала перед астрологом. Ее растрепанные волосы висели в беспорядке на ее высохших плечах и шее, одежда была грязна и противна, как она сама. На одну минуту она остановилась, опираясь одной рукой на палку, а другую, -- как казалось, запачканную кровью, -- протянув по направлению к Руджиери.

-- Откуда ты явилась? -- спросил астролог.

-- С шабаша в Монфогоне, -- отвечала ведьма. -- Хочешь ли узнать, как мы провели ночь? Хочешь ли услышать, о чем мы рассуждали при лунном свете и как Сатана играл на скрипке? Как мы варили мясо ребенка? Какие напитки мы сварили? Какие яды мы приготовили? Погоди! Сейчас.

И резким, неприятным голосом ведьма запела ужасную песню.

-- Ты вызывал меня, -- сказала она, окончив пение, -- что тебе надо? Говори скорее! Астарот призывал меня два раза, на третий я обязана повиноваться. Здесь есть смертные, присутствие которых мне неприятно. Они не крещены адским крещением. Кроме того, мне надо спешить обратно на шабаш. Мои наболевшие кости не смазаны, а котел кипит. Говори скорее и отпусти меня.

-- Презренная дочь тьмы, -- вскричал громовым голосом Руджиери. -- Разве я для того вызвал тебя, чтобы слушать твое пение? Твой господин может сколько ему угодно призывать тебя, но если я пожелаю, то удержу тебя.

С этими словами он опрыскал ее лицо какой-то жидкостью.

-- Теперь, -- продолжал он, между тем как колдунья вскрикнула от боли, -- согласна ли ты остаться?

-- Что тебе от меня нужно? -- проговорила она.

-- Мне нужно питье, которое ты одна умеешь приготовлять, -- сказал астролог, -- питье, обращающее любовь в ненависть, а ненависть в любовь, есть ли оно теперь при тебе? Если да, то отдай его мне и тогда можешь уйти.

-- У меня есть вещь, которая вернее послужит достижению твоей цели, -- отвечала колдунья, вынимая из-за пояса серебряное кольцо в виде свернутой змеи. -- Я отдам тебе это заколдованное кольцо. Но будь осторожнее в выборе того, кому его передать. Твой подарок может принести тебе самому несчастье!

-- Дай мне кольцо, -- вскричал с нетерпением Руджиери.

-- Астарот снова зовет меня, -- воскликнула колдунья, -- в его голосе звучит раздражение. Обожди одну минуту, господин, только одну минуту, и я явлюсь... Я иду. Возьми это кольцо, прими его вместе с благословением колдуньи или с ее проклятием, выбирай, что тебе больше нравится!

И, громко рассмеявшись, она исчезла.

Все это время кавалер смотрел на магические обряды Руджиери с нетерпением и отчасти с удивлением. Видя в них одно только шарлатанство, он, однако же, был изумлен как необыкновенным проворством, проявленным астрологом во всем этом, так и богатством средств, которыми он располагал и с помощью которых его обман достигал желаемого им действия.

Но когда он подумал о том, как давно Руджиери занимается ремеслом мага, и о том, что башня, в которой он жил, была выстроена под его руководством, то его восхищение ловкостью астролога сильно уменьшилось, а нетерпеливое желание положить конец этим проделкам стало сильнее прежнего. Впрочем, в некотором отношении промедление, вызванное этими заклинаниями, соответствовало его желаниям, поскольку давало ему возможность придумать какой-либо способ выпутаться из опасного положения, в котором он находился, или, по крайней мере, исполнить самое сокровенное для него желание -- сообщить Эклермонде тайну ее рождения. Он погрузился в грустные размышления. Вдруг одна мысль мелькнула в его голове. Средство было очень рискованное, но только одно оно предоставляло какую-то вероятность на успех. Отвязав свой шарф, он завернул в него снятый им с груди пакет вместе с бантом, полученным им от Эклермонды и, подозвав Друида, постарался как можно крепче обвязать шарф вокруг туловища собаки.

Исполнив это, он с облегчением вздохнул и направился к астрологу. В эту минуту колдунья исчезла. Руджиери услышал шаги кавалера и голосом, полным испуга и ярости, закричал:

-- Идите прочь, идите прочь, сеньор! Уходите или вы погубите свою душу! Не переступайте этого заколдованного круга, молодая девушка будет ваша, потерпите еще одну минуту. Возьмите это кольцо, подарок колдуньи, с его помощью ваша любовь станет непреодолимой, но отойдите, или, клянусь Оримасом, я прибегну к своей науке, чтобы принудить вас повиноваться.

Высказав это, Руджиери надел кольцо на палец кавалера и ударил ногой по паркету. Кавалер вскрикнул от нетерпения, но в эту минуту кто-то неожиданно сильно схватил его сзади за плащ, и он невольно отступил на несколько шагов и выхватил кинжал с намерением освободиться от напавшего на него, -- как ему показалось, -- карлика, но вдруг почувствовал, что его выпустили, в то же время перед ним открылась занавесь, и он увидел в маленькой комнате спящую итальянку.